сферой, и та... без предупреждения растаяла в воздухе.  Мир  снова  сделался
обыденным и привычным,  от  сказочной  фантасмагории  осталась  лишь  серая,
затейливо изогнутая веточка в Машиных руках. Увидишь такую на земле, даже не
наклонишься.  Она  была  в  палец  толщиной,  т„плая  на  ощупь  и  казалась
диковинным, неведомым науке живым существом. Тепло быстро уходило из  не„  -
существо умирало.
   "Ну вот... вс„ я испортила". На душе у Маши вдруг стало тяжело и скверно,
будто случилось что-то непоправимо плохое.
   - Ваня, - сказала она. - Пошли  домой.  Сердце  легло  в  груди  нетающей
льдинкой, голова отказывалась думать, лишь память воскрешала смутные детские
воспоминания о какой-то сказочной двери, запирающей дорогу к счастью.
   - Есть, командир. - Скудин  из  опыта  знал:  женщину.  испытавшую  столь
внезапную смену настроения, лучше не уговаривать и не убеждать. Да  ч„рт  бы
забрал совсем и комету, и дивный вид  с  макушки  ут„са  -  лишь  бы  слезы,
блеснувшие на глазах у Марьяны, высохли и больше не появлялись. Ни о ч„м  не
спрашивая. Скудин поднялся, сладко потягиваясь,  обв„л  прощальным  взглядом
поляну:
   - Спасибо, батюшка Леший, вот уж уважил... Бог даст, ещ„ наведаемся...
   Они уже миновали завал у подножия тундры и вышли  на  берег  недалеко  от
губы, когда погода буквально в минуты переменилась, что называется,  на  сто
восемьдесят градусов. Небо на глазах затянули низкие, набухшие влагой  тучи,
шквал вздыбил озеро злой высокой волной, зашумели, забились листья, опустили
лапы стрельчатые ели. Солнечный день померк, на  землю  опустился  полумрак,
нарушаемый то и дело всполохами близких молний - на "геотермалъную аномалию"
стремительно надвигалась гроза. Так здесь часто  бывает.  У  метеорологов  с
геофизиками, понятно, свои толкования, но спросили бы лучше местных  жителей
- уж те бы им вс„ как  есть  объяснили.  Знают  ибо,  сколь  плохи  шутки  с
Пьеггом-ольмаем, повелителем ветров! Может  вдруг  развести  волну  и  мигом
потопить рыбацкие лодки, может пригнать невесть  откуда  чудовищные  тучи  и
побить вс„  на  земле  градом.  Может  и  Айеке-Тисрмеса,  Бога-громовержца,
позвать" чтобы тот напустил страху на род людской...  Вс„  здесь  во  власти
духов - и лес, и вода, и погода!
   - Сейчас брызнет. - Непроизвольно вздрогнув от близкого  разряда,  Скудин
глянул на фиолетовое небо и махнул рукой в сторону губы:
   - Ну-ка, ноги в руки! Авось под „лкой пересидим...
   Голубые „лки в самом деле были пышные,  пушистые,  шатрами:  не  очень-то
промочишь даже и грозовым ливнем. Вот только добраться туда Скудину с  Машей
было не суждено.
   ...Ещ„ не договорив, Иван неосознанно,  на  уровне  инстинкта  ощутил  за
спиной опасность. Рефлексы, условные и безусловные, сработали безошибочно  -
он резко отпрянул и выбросил ногу -  стремительно,  с  концентрацией.  И  не
напрасно, как оказалось. Нападающий, бесом выскочивший из-за камня,  получил
болезненный удар  в  пах,  с  воплем  скрючился  и  упал  ничком  наземь.  В
навалившемся на озеро  сизом  полумраке  он  показался  Ивану  необыкновенно
рослым, широкоплечим и массивным. А если судить по отдаче в опорной ноге...
   - Беги, Маша!
   Это аксиома: если на вас с подругой напали, пускай подруга бежит.  Марина
никакого понятия не имела о  правилах  боя;  Скудин  попросту  отшвырнул  е„
прочь,  краем  глаза  уже  зафиксировав   второго   супостата,   такого   же
амбалистого,  как  и  первый.  "Вот  хрен,  да  откуда  ж  вас   нанесло?.."
Увернувшись от прямого в челюсть, Иван  приласкал  супротивника  локтем,  от
души добавил коленом, заш„л за спину... и тут же получил чувствительный удар
от третьего агрессора - в голову. Хорошо хоть, увидел в последний  момент  и
успел закрыться плечом, но темп вс„-таки потерял. Третий, выкрикнув,  сделал
выпад ногой. Сильный пинок в живот  швырнул  Скудина  навзничь,  но  упругие
мышцы без труда  выдержали  удар  -  пока  перекатывался,  успел  даже  чуть
перевести дух и без  суеты  осмотреться  на  местности,  "Сколько  вас  тут,
сволочей?.."
   Маша держалась молодцом: деловито, без бабских  выкриков  и  истерических
повисаний на сво„м защитнике, удирала по тропе в сторону дома - только пятки
сверкали. Должно быть, понимала: в  родной  стихии  Ивана  с  ним  лучше  не
спорить, надо просто делать, что он.  говорит,  и  лукаво  не  мудрствовать.
Первый нападающий только-только очухивался, и, похоже,  мир  для  него  пока
ограничивался размерами собственных гениталий. Второй, ухайдаканный  двойным
ударом, витал в тонких мирах, а третий пребывал в  некоторой  растерянности:
что, мол, за дела?.. И в морду дал, и под  дых  -  а  этому  вс„  нипоч„м?..
Ничего, парень, можешь  гордиться,  не  всякому  уда„тся  Кудеяра  на  землю
усадить... "Откуда ж вы, лосяры, в наш лес забежали? Таких  ведь  не  каждый
день встретишь. Надо будет познакомиться поближе..."
   Скудин скверно улыбнулся оппоненту и решительно пош„л  на  сближение,  но
тот  боя  не  принял.  Отскочил,  вскрикнул  на  незнакомом  языке,   словно
скомандовал, и... припустил следом за Машей!
   Бежал он как-то странно, высоко вскидывая обутые в сандалии  ноги.  Смысл
отданной  им  команды  тотчас  стал  ясен:  "Задержите  его!"  Валявшийся  с
отрихтованным достоинством неожиданно воодушевился, встал на ноги и с  новой
яростью набросился на Ивана. В руке он держал  что-то  похожее  на  яванский
крис, в полутьме фиг разбер„шь. Да какая разница! Скудин сообразил главное:
   НЕГОДЯЯМ НУЖНА БЫЛА МАША. И, судя по всему, непременно живой е„ брать они
вовсе не собирались...
   О-о, вот это была их большая  жизненная  ошибка.  Шутки  враз  кончились!
Скудин выхватил накидыш, выщелкнул лезвие и точным броском - "из-под  юбки",
дрейфом, всадил шесть дюймов стали нападающему в горло. В тайболе жив„м!..
   "Такую мать..." Не дав м„ртвому долететь до земли,  он  выдернул  нож  из
раны (профессионально -  не  запачкавшись  хлынувшей  кровью),  и  рванул  в
погоню. Враг уш„л в отрыв метров на  сорок,  но  Машу,  слава  те,  Господи,
достать ещ„ не успел. Уже на бегу Скудин подумал, что  "холодного"  надо  бы
обыскать да запрятать куда подальше от случайных глаз... "Да  ну  к  бесу  -
долежит до завтра и так..."
   Тем временем тучи совсем опустились на землю, и в сполохах близких молний
Иван хорошо видел мощные, слегка покатые плечи,  вытянутый  череп  с  плотно
прижатыми ушами, мосластые, ритмично двигающиеся руки... В точности как у...
"Во дела!.." До него вдруг дошло, что трое нападавших  были  похожи,  словно
однояйцевые близнецы. Ну ни дать ни взять одна баба выродила...
   "Такую мать!!! - Он резко прибавил ходу, сокращая  разрыв.  -  Вр„шь,  не
уйд„шь..." Тело с яростной готовностью отозвалось  на  посыл.  Работало  как
часы, щедро выпл„скивало  вс„  накопленное  тренировками  и  прежним  боевым
опытом... Скаля зубы, Иван наддал ещ„... и  за  болотцем,  там,  где  тропка
спускалась под гору, настиг-таки Машиного  преследователя.  Миндальничать  с
ним он не стал. Выпрыгнул и ударил ребром ступни в спину. Всей  силой,  всей
стремительной тяжестью летящего тела. Точно в позвоночник, на уровне  почек,
А не трогай меня. И женщину мою не трогай. А то нехорошо будет!
   Враг вскрикнул, споткнулся, метра полтора пробороздил землю  рожей...  "В
тайболе жив„м!" Скудин опустил подошву на плоский затылок - тяжело,  твердо,
так, что череп треснул. Потом перевернул обмякшее тело на спину,  присев  на
корточки, умело обшарил... НИЧЕГО!  Ни  документов,  ни  оружия...  ни  даже
карманов, в которых могло бы храниться одно  и  другое.  Только  мешковатые,
странного покроя штаны да куртка из тонкого, непромокаемого материала.
   Хмыкнув, Иван хотел было свалить труп в близкое болото: "нет тела, нет  и
дела", но в это время полыхнула новая молния, и  он  увидел  одну  маленькую
подробность. Такую, что сразу передумал топить убиенного, а  в  душе  возник
пакостный холодок: "Нет, приятель, наши тебя искать не станут..."
   ЗРАЧКИ У НЕЗНАКОМЦА БЫЛИ ВЕРТИКАЛЬНЫЕ, УЗКИЕ, СЛОВНО У КОШКИ В  СОЛНЕЧНЫЙ
ПОЛДЕНЬ.
   "Может, ты у нас  снежный  человек?  -  Преодолев  накатившее  омерзение,
Скудин коснулся гладкого черепа убитого. - С  причесоном  под  Котовского...
Чушь. Ладно... Не скучай, завтра приду..." Утешало только  то,  что  у  этих
странных ребят анатомия была вроде до некоторой степени правильная: дашь  по
яйцам  -  сгибаются,  череп  сплющишь  -  лежат...  "А  ты  точно   м„ртвый,
приятель?.." Кудеяр оттащил тело в сторону  и,  не  выпуская  из  рук  ножа,
вихрем пон„сся дальше по тропке. А что,  если  там  ожидала  засада,  и  они
Машку...
   Он очень ярко представил е„ в лапах этих - со зрачками - и  вздрогнул  от
ужаса, но слух ни о ч„м подозрительном ему не доносил, и в конце  концов  он
окликнул:
   - Маша! Марьяна!..
   Голос отч„тливо дрогнул. Если они... если они е„...  зачем  тогда  вообще
вс„?!
   - Я здесь, здесь...  -  Совершенно  обессилевшая  Маша  отыскалась  среди
карликовых бер„з. Она пряталась за  огромным,  наполовину  вросшим  в  землю
камнем и при виде Скудина бросилась ему на шею:
   - Ванечка!.. Ваня!..
   Губы ее были сол„ными от пота и  слез,  тело  под  мокрым  платьем  жалко
дрожало.
   - Ну вс„, вс„, заяц, не бойся. - Скудин продолжал озираться по  сторонам.
- Пошли домой...

Все там будем

   Есть анекдот. Не из тех, которые рассказывают за столом,  уж  особенно  в
присутствии  дам...  но,  как  все  подобные  анекдоты  -  верно  отразивший
многообразие жизни.
   Так вот. Стареющий глава фирмы готовится уйти на  покой  и  переда„т  все
дела молодому преемнику. И завершает свои наставления  следующими  словами:,
"...А если вдруг возжелаешь - вызови  секретаршу,  скажи,  чтобы  явилась  с
докладом. Она в курсе, она пойм„т и вс„ наилучшим образом сделает..." И  вот
бразды переданы, время ид„т, молодой директор счастливо начальствует.  Фирма
работает как часы, дела идут лучше  не  надо...  и  в  конце  концов  новому
руководителю приходит мысль проверить последнее указание предшественника.  С
некоторым замиранием сердца он звонит секретарше -  и  слышит  в  ответ:  "В
связи с составлением  ежемесячного  отч„та  могу  предоставить  доклад  либо
устно, либо задним числом!"
   Сем„н Петрович Хомяков молодым руководителем не был.  Он  был  здоровяком
средних лет. Увы, он уже лысел, увы, уже  обзав„лся  заметным  брюшком...  и
отвислыми чуть ли  не  до  плеч  щеками.  Отсюда  и  прозвище,  естественно,
негласное, - "Чип и Дейл". Официальное же его  погоняло,  прилипшее  ещ„  со
времен лихой юности, было не в пример приличнее  и  звучало  гордо  -  Сем„н
Карзубый-Рыжий. Теперь, правда, Сем„н Петрович не жаловал и его, предпочитал
считаться господином Хомяковым...
   Вс„ проходит, зря, что ли, предупреждал античный философ - в одну и ту же
реку нельзя дважды пописать, ..
   - Разрешите? - Дверь без стука открылась, и особенным  шагом,  от  бедра,
вошла красавица-секретарша  Зинка.  Прищурила  в  улыбке  зел„ные  глаза.  -
Вызывали?
   С фигурой  т„лка,  с  ногами.  И  на  сто  процентов  уверенная  в  своей
неотразимости.
   Мерно тикал раритетный, но вс„ ещ„ очень точный стенной хронометр "Генрих
Мозер". Тихо, на  грани  слышимости,  урчал  кондиционер.  Его  усилий  было
недостаточно, чтобы изгнать из кабинета тонкий запах духов, дивно оттенявший
аромат чисто вымытого женского тела. Ещ„  мгновение  -  и  Сем„ну  Петровичу
привиделись лазурные  волны,  перистые  головы  пальм,  ласковый,  прогретый
солнцем песочек...
   Зазвонил телефон. Резко, беспощадно и прозаично.
   Намечавшийся кайф обломала вторая  секретарша,  Люська.  На  вкус  Сем„на
Петровича она была классическая грымза - полная, в очках  и  с  вечными,  не
выводимыми никаким "Клерасилом" прыщами  на  лбу.  Плюс  наклонности  синего
чулка. Однако в голове у  Люськи  царил  завидный  порядок.  Не  девушка,  а
компьютер. Живая база данных. Но зато и  с  сексуальной  привлекательностью,
как у ноутбука.
   В общем, пота„нный,  эзотерический  смысл  анекдота  о  явке  с  докладом
состоял в том, что секретарш надо иметь двух. Одну - для работы. Другую...
   - Простите, Семен Петрович, из больницы  звонят.  Дедушка  ваш,  говорят,
скончался... вчера в двадцать два тридцать. Соединить?
   Голос у Люськи, как и вс„ прочее, был редкостно невыразительный, бл„клый.
Семен Петрович ответствовал в тон:
   - Нет, незачем. Просто вызови похоронного агента... Церемонию сама знаешь
какую. Баксов за сто.
   Люська действительно знала. За время болезни шефского дедушки она  успела
постигнуть все тонкости их, с  позволения  сказать,  родственных  отношений.
Стоимость церемонии не удивила е„ - лечебница тоже ведь была  откровенно  не
кремл„вская. Далеко не по возможностям  внука...  Девушка-компьютер  вежливо
распрощалась с больничным служителем и открыла толстый телефонный справочник
сразу на нужной странице.
   Хомяков же, повесив трубку, жестом отпустил Зинку, закурил "More".
   "Тьфу, туберкулезная палочка,  а  не  сигарета...  Значит,  вс„?  Финита?
Сыграл дедуля в ящик... почил в бозе. Хотя "в бозе"  -  ой,  вряд  ли.  Его,
небось, уже черти в хвост и в гриву в аду..."
   Вспомнился  длинный  коридор  в  грязной  коммуналке.  И   дед,   пьяный,
расхл„станный, с ремн„м в руке. На ремне - блестящая бляха. Мать  в  дешевой
проституточьей шляпке, вереница е„ гостей,  наглых,  крикливых,  провонявших
махрой и нестиранными портянками... Сортирная вонь, холодный пол, деревянные
игрушки... Спасибо, родина,  за  счастливое  детство.  Как  всегда  в  таких
случаях, Сем„ну Петровичу неудержимо захотелось выпить,  чтобы  не  лезли  в
голову дурацкие мысли, чтобы сначала увязли, а потом совсем  растворились  в
плотном алкогольном тумане...
   Да и деда помянуть не мешало бы. Гнида был, конечно.  Хомяков  так  и  не
пожалел о том, что ни разу не навестил старика  в  больнице,  не  перезвонил
Люське с приказом организовать роскошные похороны... Гнидой жил -  и  подох,
как гниде положено. А вс„ же ушло что-то - и насовсем, и не воротишь.  И  мы
вот так же уйд„м...
   Семен Петрович  подош„л  к  бару,  налил  на  три  пальца  бучанановского
шотландского виски, люксового, двенадцатилетней выдержки.  Выпил,  захрустел
сол„ными фисташками, помотал висячими щеками и  только  собрался  повторить,
как снова проснулся телефон. "Никакой на хрен жизни", - вздрогнув от звонка,
Хомяков придвинулся к столу, рывком  снял  трубку  и  хотел  было  рявкнуть.
Однако возле уха зазвучал  голос  начальника  секьюрити,  и  Сем„н  Петрович
передумал орать, спросил человечно:
   - Что, Паша, скажешь? Соскучился? Паша носил прозвище Сивый  и  был,  как
принято говорить, в авторитете. С такими обращаются ласково.
   -  Семен  Петрович,  тебе  тут  маляву  подогнали.  -  Передних  зубов  у
начальника секьюрити не хватало, так что с дикцией у него было не  очень.  -
Корзина <Корзина - пожилая  женщина  (жаргон.)>  одна  притаранила,  корынец
<Корынец - отец (жаргон.)> е„ с твоим дедом лежал на больничке, просила тебе
лично в руки.
   Было слышно, как рядом, видимо, с магнитной ленты вес„лый голос выводит с
блатной интонацией:

   Раздался выстрел, пуля просвистела,
   И фраер, словно скесанный, упал...

   - Лады, Паша, жду. - Сем„н Петрович отключился и, вернувшись к бару,  вс„
же "повторил", ибо  любые  дела  привык  доводить  до  конца.  Желательно  -
победного. Оттого, между  прочим,  и  сидел  теперь  в  этом  кабинете,  при
авторитетном секьюрити и двух  секретаршах.  В  желудке  разлилось  приятное
тепло,  в  голове  чуть-чуть  зашумело,  мысли  преисполнились  спокойствия,
всепрощения  и  тихой  скорби.   Загнулся,   значит,   дедушка.   Константин
Алексеевич. Врезал дуба. Не прошло, как  у  Высоцкого,  и  полгода...  Пора,
пора, столько не живут. Комнатуха, конечно, пропала, дом вот-вот  пойд„т  на
снос. Вот так всегда. Хоть мелкая, а непруха. "Не мог, гнида, пораньше..."
   Принесли весточку от деда. Конверт (Хомяков  почему-то  подспудно  именно
такого и ждал)  был  ископаемый.  С  надписью  "Почта  СССР".  Его  украшало
изображение гопника с каменюкой в руке, снабж„нное разъяснением: булыжник  -
оружие пролетариата. Видно, чтобы другого чего не подумали.
   Скоро станет раритетом, как "Мозер". Денег у коллекционеров стоить  будет
немереных...
   От пожелтевшей бумаги пахло больницей, какой-то  стариковской  кислятиной
и,  как  показалось  Сем„ну  Петровичу,  парашей.  Поморщившись,   бизнесмен
брезгливо, кончиками пальцев, вскрыл конверт. Развернул хрустящий  тетрадный
лист и стал разбирать корявые, будто курица лапой корябала, строчки.

   "Здравствуй, сукин сын! С„мка, чтобы твои внуки так за  тобой  ухаживали,
как ты, паскуда, за своим дедом. Ну да ладно, бог  не  фраер,  правду  авось
разглядит. Пишу вот зачем. Паралич меня вдарил  основательно,  видимо,  вс„,
амба. И хотя пош„л ты, С„ма. как есть в свою мать б...щу (а уж кто папаша  у
тебя, и вообще хрен знает), но  других  наследников  нет  у  меня.  Так  что
завещаю вс„ свое добро тебе, говнюку.
   В комнате моей под подоконником вмурован чемодан.  В  н„м,  сам  увидишь,
одно тяж„лое, другое л„гкое. Как тяжелым распорядиться,  думаю,  сообразишь.
Если не полный дурак, сразу вс„  не  толкай,  сбагривай  по  частям.  А  что
касаемо л„гкого - не пори горячку, раскинь  мозгами.  Тяж„лое  -  тьфу,  вся
ценность в л„гком, надо только суметь взять его с умом. И учти, дом скоро на
расселение, так что клювом не щ„лкай. На тебя чхать, просто не  хочу,  чтобы
пропало. Ну вс„, хреново левой писать, да и та еле слушается. Письмо передам
с бабой одной... отец у не„ тоже параличный, рядом лежит, л„гкий. Я, видать,
сдохну раньше. Вот так, С„мка, не кашляй, в аду встретимся. Все там будем.
   Твой дед, Константин Алексеевич Хомяков, майор в отставке".

   И ещ„ приписка:

   "Сны замучили, С„мка. Вс„ одно и то же: глаза, руки... Помирать  страшно,
эти все меня ТАМ ждут..."

   Буквы в последней строчке кое-где расплылись. Слюни, сопли, слезы? Теперь
это уже не имело никакого значения.
   - Ага, - усмехнулся  Хомяков.  -  Ждут.  С  нетерпением.  Столько  народа
замочить!
   Напившись, дед часто похвалялся своими подвигами. Не где-нибудь - в НКВД.
Грозой "врагов народа" считался. Потом  подобные  заслуги  как-то  вышли  из
моды, и дед замолчал. А теперь - ещ„ вона как прошлое-то  аукалось...  Сем„н
Петрович перечитал письмо, поднялся, прошагал из конца в  конец  кабинета  и
вытащил  очередную  "туберкул„зную   палочку".   "Раздался   выстрел,   пуля
просвистела..."
   Брови  его  сошлись,  лоб  собрался  морщинами,  щ„ки  надулись.  Он   не
гримасничал. Кто хорошо  знал  его,  тот  понял  бы,  что  мысль  бизнесмена
заработала на полную мощность. Наконец приняв решение, он опустился в кресло
и набрал сотовый номер Фимы  Вырви-Глаза.  Этого  Фиму,  звеньевого  команды
отморозков, респектабельный ныне господин Хомяков знал еще по  своей  первой
ходке. Да, да - ходке. Уголовную молодость  Сем„н  Петрович  не  очень-то  и
скрывал, хотя, понятно, не афишировал. Это раньше считалось, что в биографии
всякого крупного интеллигента почти  обязательно  должна  была  фигурировать
отсидка в тюрьме. Имидж обязывал за правду страдать.  Теперь  две-три  ходки
стали непременным качеством почти  каждого  крупного  бизнесмена.  Прич„м  с
абсолютно аналогичными комментариями для прессы: "Знаете, двадцать лет назад
за это сажали,  а  теперь  к  тому  же  самому  призывают  с  самых  высоких
трибун..."
   ...Фима отозвался после второго гудка: трубочка у него  была  всегда  при
себе, всегда наготове.
   - Садам алейхем, генацвале! - приветствовал его Хомяков.  -  Подгребай  в
темпе, тема есть.
   Дед  правильно  трактовал  -  клювом  щ„лкают  только   фраера.   Которые
"скесанными" падают...

"Времена не выбирают..."

   Иностранных языков Скудин знал почти целый десяток. Штирлицем,  может,  и
не притворился бы, да ведь и  не  его  это