их  случайностей  не  бывает   с
настоящими мужиками. - И вс„ же, - добавил Кудеяр тихо и  зловеще,  -  какая
сволочь сбивает с панталыку молод„жь? Выясню - на прямой кишке повешу!
   Скудин не знал, что с неделю тому  назад  Бог  послал  Эдику...  нет,  не
кусочек сыра, а самую настоящую манну небесную. Отходя ко сну, генералов сын
обнаружил у себя под подушкой бархатную коробочку, а в ней - вс„, что  может
пожелать душа наркомана: коллекцию марок,  намазанных  с  оборотной  стороны
вместо клея "синтетикой",  стомиллиграммовые  капсулы  с  "Люсей",  то  бишь
зельем группы ЛСД,  пяток  шприцев  с  готовым  раствором,  пару  "кораблей"
<Отмеренная спичечным коробком стандартная порция  конопли,  около  двадцати
граммов> и две дюжины таблеток "экстази". О,  райское  блаженство,  неземное
наслаждение, отдохновение души!.. Эдик тихо вмазался на  свежем  воздухе  и,
хорошенько  упрятав  сво„  сокровище,   отправился   к   себе   в   вагончик
"путешествовать". Хрен тебе, квазимодо-подполковник! Кошкин хвост, дырку  от
бублика, м„ртвого осла уши!..
   На поле боя между тем  воцарились  мир  и  спокойствие.  Молодцы  вытерли
кровь,  высморкали  сопли  и  с  шуточками-прибауточками  через   умывальник
двинулись на кухню. Пошли, правда, не в полном составе. Брат Бенджамин  пока
что не мог жевать, брат Хулио немножко страдал  нутром,  а  братья  Марио  с
Родригесом совсем неважно держались на  ногах  и  потихоньку  отправились  в
палатку. С российской стороны за  обеденным  столом  отсутствовал  Гринберг.
Нет, не по причине битвы, битва-то как раз его развлекла  и  порадовала.  Но
вот схлынул боевой восторг  -  и  снова  полезли  в  голову  воспоминания  о
неизбывном кошмаре, который посетил его прошлой ночью  и,  конечно,  посетит
нынче. Евгений Додикович вышел на берег озера и сел покурить, но  и  это  не
помогло, такая захлестнула тоска, хоть сейчас прыгай в непроглядные  оз„рные
глубины. С большим камнем на шее...
   - Что, Женечка? Плохо? - Из-за кустов неслышно появилась Виринея, уселась
рядом, стрельнула "Винстон", прищурила от  дыма  глаза.  И  сообщила  слегка
обалдевшему Гринбергу:
   - Это духи острова гневаются, в жертву не принимают генеральский  мундир.
Слишком много крови на нем.
   Всю эту ахинею она произнесла  с  совершенно  серь„зным  видом,  точно  с
таким, с каким в сво„ время защищала кандидатскую диссертацию -  и,  небось,
скоро отправится защищать докторскую.
   "Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша..."
   - Духи? Гневаются? Мундир?..  -  Гринберг  как-то  странно  посмотрел  на
Виринею, искусанные губы скривились в нехорошей улыбке:
   - Слушай, ты помимо колена головкой не ударялась? Теменной частью?
   - Мне, Женечка, понятен твой скепсис, - продолжала  Виринея  вс„  так  же
серь„зно.  -  Но  ты  учти:  всюду  существуют   незримые,   очень   прочные
соответствия.    Материальная    наука    ошибочно    трактует    их     как
причинно-следственные связи. - Она глубоко затянулась  и,  выпустив  струйку
дыма, ласково, словно недоразвитому ребенку, улыбнулась Гринбергу.  -  Стоит
порвать нужную ниточку, и духи отстанут, не смогут д„ргать  струны  в  твоей
душе. - Она улыбнулась ещ„ шире, в глазах е„ сверкнули озорные искры.  -  Ну
вот давай, просто чтобы ты поверил... Я сейчас потяну за ниточку,  идущую  к
желудку. Вот так... очень медленно и плавно...  Куда  же  ты,  Додикович?  А
двести баксов? Ну, не покидай же меня! Побудь со мною!
   Она откровенно хохотала.
   Евгению же Додиковичу было не до не„ - и не  до  всего  остального  мира.
Стремительно набирая скорость, он мчался в сторону сортира, и в  голове  его
стучала единственная мысль, идущая из пищеварительного тракта: "Не  опоздать
бы, только бы не опоздать!!!"
   Уф-ф. 0-о-ох...
   Обошлось. Сказались тренировки, многокилометровые кроссы и  спецназовская
выучка - зря ли говорят, что годы  тяжкого  учения  нужны  для  того,  чтобы
спасти тебя в один-единственный миг! Он успел вовремя, и к тому  же  обитель
душевного отдохновения оказалась не занята. Гринберг вихрем  влетел  внутрь,
буквально  рухнул  на  выпиленное  "сердечком"   отверстие...   и   вот,   о
долгожданный  блаженный  миг,  по  сравнению  с  коим  оргазм  -  это  тьфу,
несчастная судорога, убогий  суррогат  сортирного  катарсиса.  И  долго  ещ„
Евгений  Додикович  пребывал  наедине  с  собой,  взмокший,   взволнованный,
раздираемый противоречиями. Рациональный ум его отказывался верить в чудеса,
шептал: "Нет идеализму! Кант был  не  прав!"  -  "Ещ„  как  прав,  -  гудели
сфинктер, желудок и толстая кишка, - первичен дух, а мир иллюзорен!"
   Наконец Гринбергу вс„ стало ясно.  Бледный,  но  с  просветл„нным  лицом,
вышел он из сортира, явился к Виринее и, взволнованный, тяжело дыша, взял е„
руки в свои:
   - Верю тебе. Прости за вс„, если сможешь.  Виринея  была  не  злопамятна.
Этой  ночью  кошмары  не   тревожили   Гринберга.   Ему   приснилась   мама,
старшая-буфетчица во дворце  Дружбы  народов.  Она  золотозубо  улыбалась  и
подливала в "Советское шампанское" минералку...

Письмо солдата

   Есть штамп, которым очень любили потчевать нас киношники, снимавшие  "про
войну"  лет  пятнадцать-двадцать   назад...   Только   не   подумайте   чего
непатриотичного об авторах этих строк. Мы здесь не имеем  в  виду  ни  "Отец
солдата", ни "Чистое небо", ни "Летят  журавли".  Это  киношедевры,  а  они,
удивительное  дело,  как-то  обходились  без  штампов.  Нет,  мы  говорим  о
проходных  кинолентах;  старшее  поколение  подтвердит,  в  каких  масштабах
производилась подобная продукция. И чего она стоила.
   Так вот. Молодого солдата, которого авторы фильма вознамерились  угробить
ради пафоса и художественной  правды,  обязательно  застают  пишущим  письмо
маме. Не дяде, не брату, не свату, не любимой девушке, наконец,  -  токмо  и
единственно маме. "Сейчас в атаку пойд„м, - обрываются торопливые строки,  -
после боя допишу..."
   Естественно, письмо так и оста„тся недописанным.
   Есть ещ„ другой штамп. На  передовой  появляется  великий  Жуков  (Конев,
Рокоссовский, Ватутин - нужное подчеркнуть). По какой-то причине  полководец
обращает внимание  на  трогательно-безусого  лейтенанта,  расспрашивает,  из
каких тот кра„в, кто родня, каковы планы на "после войны"...
   Поднаторевший зритель уже знал, что в следующем кадре покажут сражение. В
котором бедолагу неотвратимо угробят.  Да  ещ„  с  особой  жестокостью.  Или
как-нибудь до предела обидно. Чтоб знали...
   Впрочем, к нашему повествованию этот второй штамп отношения  не  имеет  А
если  честно,  то  и  первый.  Ибо  письмо  писал  не  юный   солдатик   или
мальчишка-лейтенант, а  мат„рый  спецназовец  Глеб  Буров.  И  он  вовсе  не
собирался идти в ближайшее время в штыковую атаку. И уж подавно не собирался
в ней погибать.
   Тем не менее, Глеб - на радость будущим кинематографистам - писал письмо.
Прич„м именно маме. Пальцы, те самые, чей удар был способен расплющить  муху
в пол„те, привычно бегали по компьютерным клавишам.
   "...Ещ„  я  тут  вс„  время  сны  замечательные  вижу.  Вчера  вот   папа
приснился... То есть и я вроде взрослый был, и он - как тогда с тобой. Я тут
его на досуге нарисовал. Напиши, похож получился или не похож..."
   Несколько щелчков мыши, и рядом с  текстом  появился  рисунок.  Мастерски
выполненный на том же компьютере.  С  экрана  смотрел  улыбающийся  мужчина.
Улыбка и глаза у него были в точности как у  самого  Глеба,  но  на  скулах,
подбородке и лбу лежали лиловатые тени. Нечто вроде отболевших ожогов.
   В штабном вагончике было жарко. Глеб сидел в одной  майке  да  спортивных
трусах и притом босой, так что каждый интересующийся мог видеть, за что  его
прозвали Мутантом. Глеб, впрочем, ещ„  в  детстве  усвоил:  если  специально
ничь„ внимание не обращать, его шестипалые ступни замечали очень немногие.
   "А сегодня вообще... Помнишь песенку - "а как усну, такое, мама, снится!"
Вот, вс„ в точности. Я  тебе  говорил  -  американцы  наши  тут  реликтового
гоминоида собрались ловить? Снежного человека то есть? Ну  так  вот,  мне  и
привиделось, будто  уже  поймали.  Притащили  в  клетке,  поставили  посреди
лагеря. А я гляжу - так ведь  это  не  мужик,  а  девчонка!  Рыже-серенькая,
мохнатая... Сидит, лапками закрывается, плачет. И так, знаешь, жалко мне  е„
стало! Что же это, думаю себе, за наука такая, чтобы  ради  не„  девчонок  в
клетки сажать! Дождался я ночи (вс„ это, ты понимаешь, во сне,  но  вусмерть
реально). Подкрался, часовых быстренько обездвижил - и е„ выпустил. Она меня
в щ„чку чмок! И д„ру в лес, а я проснулся..."
   Домашний компьютер Глеб купил давно. И, Не слушая возражений и отговорок,
обучил свою пожилую маму им пользоваться. Ксения Петровна  постепенно  вошла
во вкус и теперь лихо переписывалась по электронной почте с теми  из  подруг
молодости, у кого были обеспеченные или хотя бы технически продвинутые  дети
и внуки. Она говорила, что совсем разучилась писать обыкновенные письма.  Да
и доверия к "бумажной" почте у не„ последнее время не было никакого.
   "А ты знаешь, мам, девчонка-то  прехорошенькая  была.  Даром  что  сплошь
меховая..."
   Поставив последнюю точку, Глеб улыбнулся,  щ„лкнул  кнопочкой  мыши  -  и
компьютер, подсоедин„нный к спутниковому телефону, выбросил  письмо  солдата
во всемирную сеть.

В двенадцать часов по ночам...

   ..А дальше, вы думаете, что? "Из гроба вста„т  император"?  <Использованы
строки стихотворения М. Ю. Лермонтова о Наполеоне> Ну и ничего подобного. То
есть раньше когда-то он, может, вставал, но теперь... В двенадцать часов  по
ночам из дому выходит собачник. Особенно у которого большой и грозный  (хотя
бы с виду) кобель. То есть такой, что способен до икоты напугать  прохожего.
Или сцепиться с таким же большим, грозным, вечно озабоченным  иерархическими
проблемами кобел„м.
   Чейз, добродушнейшее создание, на людей не набрасывался никогда. Зато был
далеко не дурак подраться с собратьями, хотя и тут первым ни к  кому  обычно
не лез. Мощная шея, крупная голова, короткая и широкая пасть  с  чудовищными
зубами... Помножить вс„ это на суровую жизненную школу. Насколько Рите  было
известно, он успел "выстроить в  ряд"  всю  стаю  бродяжек,  обретавшихся  у
Варшавского рынка. Так что достойный отпор  любому  четвероногому  агрессору
был гарантирован.
   А теперь вообразим ситуацию...
   Есть анекдот. Встречаются два новых русских, оба с собаками. У  одного  -
малюсенькая такса, у другого - могучий ротвейлер. "Ты кого  себе  зав„л?"  -
сме„тся   обладатель   ротвейлера.   "А   давай   стравим",   -   предлагает
таксовладелец. Стравили. Такса бросается... Клац, клац! Ротвейлер верещит  в
голос и спасается бегством. "Хочу такую же!!! - восхищается хозяин побитого.
- Сколько ты за не„ заплатил?" - "Десять тонн баксов". - "Да ты ч„,  с  дуба
рухнул? Разве может собака столько стоить?" - "Может. Пять - за крокодила, и
ещ„ пять - за пластическую операцию!"
   Посмеялись?  А  теперь  не  смешно.  Теперь   представьте-ка   следующее.
Останавливается иномарка, из не„ без намордника  и  поводка  вылетает  нечто
столь же породистое, сколь невоспитанное, и накидывается  на  Чейза.  И  тот
его... нет, не насмерть, между кобелями это  вс„  же  редко  бывает.  Просто
разделывает под орех: рв„т ухо или выдирает клок  шкуры,  лишая  выставочной
красоты и карьеры. Подходит  хозяин  покалеченного  чемпиона  и  велит  Рите
отвечать. И плевать ему, что его п„с, действительно стоящий  уйму  долларов,
сам во вс„м виноват...
   Ситуация? Ситуация.  Рите  очень  не  хотелось  в  не„  попадать,  а  вот
Рите-книжной, е„ героине, - не помешало бы. Всяко лыко  в  строку,  если  из
него можно выплести интересный сюжет.
   Над городом плыла летняя ночь, правда, уже не белая, а обычная т„мная, но
Рита была не из тех, кто одни времена года с нетерпением жд„т,  а  другие  -
пережидает. Она любила и лето, и зиму, и осень, и  весну.  И  синяя,  т„плая
питерская ночь в подсветке оранжевых фонарей была ей полностью по душе.
   Она вышла из парадного, держа Чейза на поводке. Миновала проходные  дворы
и двинулась улицей в направлении Юбилейного садика.
   - Гуляй!
   Эту команду, как и команду "ешь", псу никогда не  требовалось  повторять.
Мигом  размотал  поводок  на  полную  длину  и  деловито  затрусил  впереди,
обнюхивая деревья и почти у каждого задирая заднюю  лапу.  Видно,  правильно
говорят, будто собачий рай - это полный мочевой пузырь и  бесконечная  аллея
деревьев... под которыми успели уже побывать другие собаки.
   Чейз не мог только понять, почему хозяйка упорно не разрешает ему  метить
кол„са машин, припаркованных возле края газона. Но нельзя - значит,  нельзя.
Кажется, он понемногу привыкал к дисциплине.
   Почти одновременно с Ритой  из-за  угла  показался  ещ„  один  полуночный
собачник. Его питомица представляла собой комочек ч„рного пуха, из  которого
вес„лыми угольками блестели  проказливые  глаз„нки.  Размеры  и  полущенячий
возраст позволяли Чари бегать на свободе, не вызывая  каких-либо  нареканий.
Чейза она знала и, в отличие от большинства взрослых собак, не  боялась  его
совершенно.
   Надо было видеть, как она бросилась к приятелю,  как  прокатилась  ч„рным
колобком через газон, как на полном ходу перевернулась вверх тормашками - ив
такой позиции въехала кобелю под передние лапы. Чейз, у которого  она  могла
бы пешком пройти под брюхом, важно нагнулся и принялся  обнюхивать  малышку,
мощно сопя сквозь намордник и буквально  возя  е„  носищем  по  земле.  Чари
извивалась от восторга, в экстазе закатывая глаза. Она знала,  что  нависшее
над  нею  чудовище  в  глубине  души  -  истинный  джентльмен,   органически
неспособный  обидеть  юную  леди.  -  Доброй  ночи,  Олег  Вячеславович!   -
Здравствуйте, Рита. От моей Татьяны Павловны вам поклон.
   - Спасибо.  Взаимно.  Как  радикулит  у  не„?..  Они,  наверное,  забавно
смотрелись со стороны со своими собаками.  Высокий,  осанистый,  похожий  на
адмирала в отставке, пожилой мужчина с  безобидной  крохотной  "псюшкой".  И
субтильная молодая женщина с громилой-кобел„м на поводке.
   - Олег Вячеславович, вс„ хочу вас спросить... Ваша Чари,  она  по  породе
кто? Пуделек или болонка?
   - А кто ж е„ знает. Супруга в метро подобрала, вот и вся родословная.
   - В метро?..
   - Вообразите, в метро. Поезда  на  перроне  ждала,  смотрит,  алкоголичка
какая-то щенка ногами пинает, на рельсы сбросить норовит.
   - Ой, Господи... люди... -  Рита  вздохнула  и  попробовала  представить,
каких размеров была Чари щенком, если она и  теперь  вся  поместилась  бы  в
мужскую зимнюю шапку.
   - Так моя Татьяна Павловна... Да вы ж е„ знаете. Никому попер„к слова  не
скажет. А тут как размахнулась, как въехала этой бабе по морде! А щеночка за
пазуху - и домой!
   - Да, - повторила Рита. - Люди...
   Когда к  ней  приш„л  первый  успех,  она  спросила  знакомую,  кандидата
филологических наук:  "Вот  скажи,  то,  что  я  пишу,  -  это  ЛИТЕРАТУРА?"
Знакомая, которой  нравились  Ритины  книги,  надолго  задумалась,  а  потом
изрекла: "Вообще-то считается, что  ЛИТЕРАТУРА  -  это  за  что  Букеровскую
премию дают..." Так совпало, что буквально назавтра Рита прочла  в  "Книжном
обозрении" статью о присуждении российского Букера (бывшего тогда весьма  на
слуху). "Из шести скучных романов премию получил самый скучный..."
   Между прочим, ни одно из шести им„н авторов ей не говорило ровным  сч„том
ничего. Их книг на прилавках и тем более на лотках она не видела никогда.  И
ни одной не читала.  Как,  впрочем,  и  большинство  граждан  России  -  ибо
занудные рукописи букеровских финалистов некие филантропы  от  книгоиздания,
идя на заведомые убытки, печатали тиражами две-три-пять  тысяч.  Из  которых
раскупалась хорошо если одна...
   И тогда Рита принялась рассуждать;  Это  что  ж  получается?  ЛИТЕРАТУРА,
стало   быть,   пишется   для   специалистов-филологов,   для    высоколобых
обозревателей, для комитета по премиям... но никак не для читателя? Которого
потом ещ„ и обвинят в том, что он-де с базара "милорда глупого" как н„с, так
и нес„т?..
   А люди, соревнующиеся, кто скучнее,  напишет,  будут  фыркать  по  поводу
любимых народом детективщиков и фантастов, огульно  зачисляя  все  глянцевые
обложки в деш„вое бульварное чтиво?..
   В тот день писательница Жанна Осокина решила оставить снобово - снобам  и
действовать по принципу нобелевского лауреата Солженицына: "В таком случае я
с нами  -  не  коммунист!  Я  с  вами  -  не  русский!"  <А.  И.  Солженицын
рассказывает в "Архипелаге ГУЛАГ", как в годы  репрессий  высокопоставленных
партийцев  вынуждали  подписывать  чудовищные  самооговоры,  убеждая  их,  в
частности, что это требовалось во имя высшей идеи, которой жертвам следовало
искренне служить наравне с палачами: "Мы же с вами - коммунисты."> Да пускай
они там хоть телефонную книгу постановят великой  литературой  считать.  Она
будет продолжать писать свои  детективы.  А  умные  мысли,  которые  захочет
читателю сообщить, нанижет, как шашлык на шампур, на стержень приключений  и
переживаний своей героини.
   Может, и это сво„ рассуждение  о  литературе  куда-нибудь  вставит.  Если
кстати прид„тся...
   Обнюхав очередной пятачок газона,  Чейз  наш„л  высокий  кустик  травы  и
сгорбился над ним, широко расставив задние лапы. При этом он оглянулся,  ища
глазами хозяйку. Как всегда в таких случаях, выражение "морды лица"  у  него
было отч„тливо застенчивое. Дескать, извиняйте великодушно - ничего при вс„м
желании поделать Не могу. Жизненная необходимость!
   Рита передвинула из-за спины рюкзачок, который обязательно брала с  собой
на прогулки, и  вытащила  большой  совок,  всунутый  в  прозрачный  мешочек.
Пластмассовый совок был белорусского производства, предназначенный, согласно
рельефной надписи, для "харчовых" продуктов. Рита всегда вытаскивала  его  в
самом начале процесса и  держала  наготове,  чтобы  сразу  убрать  результат
собачьих усилий. А то ведь  народ  у  нас  строгий,  обязательно  кто-нибудь
прицепится. Развели, скажет, собак, земли  за  какашками  не  видать,  детям
играть негде...
   Согласно Ритиным скромным жизненным наблюдениям, почти каждый из нас хоть
что-нибудь да делает вкусно. То есть так, что всем прочим  охота  немедленно
бросить иные дела и последовать благому примеру.
   В частности, их с бабушкой сосед по коммуналке очень  вкусно  ел.  Михаил
Ардальонович вообще-то жил от пенсии до пенсии, выискивая в ларьках колбаску
подешевле. Но когда  он  торжественно  нарезал  эту  самую  колбасу,  чистил
луковку, снимал с общей плиты котелок горячей картошки, доставал  хлеб  и  -
если была суббота  -  лихо  крякал  и  подкручивал  седые  усы,  откупоривая
бутылочку пива... Право же,  в  самом  изысканном  и  дорогом  ресторане  не
способны были подать ничего более аппетитного, чем эта убогая  колбаска  под
картошку и деш„вое пиво!
   Что касается Ритиной бабушки Ангелины  Матвеевны,  то  она  необыкновенно
вкусно укладывалась подремать после обеда. Рита вс„ сулилась с  каких-нибудь
гонораров притащить из комиссионки настоящий кожаный диванчик, но пока у них
с бабушкой стоял в комнате самый обычный тряпочный, к тому же  продавленный.
И вот на этом ухабистом диванчике бабушка  до  того  блаженно  устраивалась,
подтыкая старый клетчатый плед, что Рита не единожды забывала, с какой целью
явилась в комнату, - и, смущ„нно блаженствуя,  сворачивалась  у  бабули  под
боком...
   Так вот, Чейз был полностью чужд какой-либо утонч„нности. Он не кушал,  а
жрал, и не почивал, а натурально дрых (да ещ„ и вполне по-мужицки  храпел!),
но зато... Зато  он,  пардон,  необыкновенно  заразительно  какал.  Сплошное
удовольствие было наблюдать, как полуметровый  отдел  кишечника  опорожнялся
мощно и весело, точно внутри срабатывал невидимый поршень. Прямо хоть садись
рядом и вдохновляйся  на  аналогичные  подвиги.  Да.  Если  бы  не  традиции
ст