игавших
облупленного потолка. На  крышке  кабинетного  "Стейнвея"  (явно  забывшего.
Господи прости, когда его последний  раз  открывали).  На  кожаных  подушках
огромного кожаного дивана, на подоконниках больших окон, выходящих в сторону
парка...
   Иван сунул палец в  кадку  со  столетником,  вздохнул,  покачал  головой.
Горшечная земля была сухой, потрескавшейся, словно в пустыне.
   Окно оказалось не заперто на  шпингалет,  лишь  притворено  -  видимо,  в
спешке. Иван открыл створку, слегка высунулся и, повернув голову,  увидел  -
благо  этаж  позволял  -  над  крышами   мрачноватый   силуэт   "Гипертеха".
Пятнадцатиэтажная башня, хмурящаяся т„мным стеклом  окон  и  от  чердака  до
подвала набитая государственными секретами. Иван слышал,  будто  е„  в  сво„
время возвели потрясающе быстро и не снизу вверх, как все нормальные здания,
а  наоборот.  То  есть  собрали  из  блоков  самый  верхний  этаж,   подняли
чудовищными домкратами, приделали снизу следующий... и так  все  пятнадцать.
Правда или вражьи выдумки, а только Ивану башня не нравилась. Было в ней, по
его внутреннему убеждению, нечто подспудно зловещее. Он помнил: когда  он  в
самый первый раз подош„л  к  проходной  и  посмотрел  вверх,  ему  отч„тливо
показалось, будто гладкая отвесная  стена  кренилась  и  нависала.  С  явным
намерением рухнуть лично ему на голову. Иллюзия, конечно. Такая же, как  та,
что накрывает  посетителей  Эйфелевой  башни:  смотришь  вниз  и  не  можешь
отделаться от ощущения, что железная  конструкция,  простоявшая  больше  ста
лет, вот прямо сейчас заскрипит и медленно завалится набок... Иллюзия, а вс„
равно неприятно.
   - Ваня! За стол! - позвала с кухни Маша.  Он  закрыл  окно  и  опустил  в
гнездо шпингалет.
   Сидели за расшатанным столом, выдвинутым для такого  случая  на  середину
кухни. На первое была окрошка-с пузырящимся квасом из полиэтиленовой бутыли,
под холодную "Столичную" и расспросы о недавней поездке. На кухне царила все
та же разнош„рстность обстановки. Шикарный холодильник  "Самсунг"  прекрасно
уживался с пеналом цвета скисшего от древности молока,  микроволновая  печка
"Сименс" мирно соседствовала со  своей  газовой  прабабушкой,  перевалившей,
верно,  двадцатилетний  рубеж,  комбайн  "Мулинекс"  стоял  на   обшарпанной
тумбочке с неплотно закрывающейся дверцей...
   После  окрошки  был  плов  -  по   новомодному   рецепту,   куриный,   из
микроволновки. Принюхавшись, Враг Капитала заскулил, обиженно  тявкнул  и  с
видом оскорбл„нной добродетели убрался из кухни. Курицу он не  уважал.  Люди
остались - открыли "Ахтамар", занялись пловом и продолжили игру в вопросы  и
ответы. Собственно, общались в основном профессор с дочерью.
   - Что это вы, Мариша,  вернулись  так  скоро?  -  Звягинцев  с  напускным
равнодушием поддел вилкой  рис,  прожевал,  задумался,  добавил  на  тарелку
кетчупа. - С погодой не заладилось? Или... по дому соскучилась?
   Голос его предательски дрогнул. На какое-то мгновение он превратился  из.
респектабельного научного мужа в одинокого, всеми забытого старика.
   - Не, пап, погода здесь ни при ч„м. - Маше вдруг  стало  мучительно  жаль
отца. Оставив недоеденный плов, она резко поднялась,  принесла  из  прихожей
сумочку и вытащила небольшой целлофановый пакет. -  Вот,  смотри!  Это  тебе
привет из Лапландии.
   - Так, так... - Сразу оживившись, Звягинцев положил  вилку  и  осторожно,
кончиками  пальцев,  извл„к  замысловатое  образование.  Уже  не  серое,   а
угольно-ч„рное; - Хм, интересно, этот ваш. привет, похоже, ничего не  весит,
хотя весьма плотен на ощупь. И. похоже, поглощает весь видимый спектр...
   Загадочная  веточка  успела  изменить  не  только  цвет,  но   и   форму,
превратившись из сувенирной плет„нки в некое .подобие  причудливой  спирали.
Теперь она была выгнута наподобие ленты М„биуса,  только  на  порядок  более
сложно.
   - Понимаешь, пап. вначале оно было совершенно  аморфно  и  сверкало,  как
рождественская „лка. -  Маша,  несмотря  на  жару,  вздрогнула  и  почему-то
перешла на ш„пот:
   - А потом усохло, в веточку превратилось.
   И, опуская некоторые касавшиеся  только  их  с  Иваном  подробности,  она
поведала о восхождении на Ч„рную тундру. Начиная с россказней старого  саама
и кончая страшными котообразными людьми с их явно нехорошими намерениями. Не
забыла ни о таинственной полянке, ни о недовольстве бабки Григорьевны...
   - Нехорошо как-то получилось. Вначале огненный цветок  у  чуди  подземной
потырили... - Маша налила себе квасу, попробовала легкомысленно  улыбнуться,
но память о пережитом страхе  мешала.  -  Потом  Ваня  этим  типам  по  шеям
надавал...
   "Кому надавал, а  кого  совсем  уложил..."  -  Иван  сч„л  за  лучшее  не
уточнять. На другой день он наведался к месту побоища, но не  наш„л  там  ни
м„ртвых, ни живых. Ни, между прочим, каких-либо следов  перетаскивания  тел.
Вот тогда баба Тома и посоветовала им уезжать подобру-поздорову - пока  чего
похуже не приключилось. И подполковник спецназа послушался,  ибо  знал  свою
бабушку. Зря пугать не будет...
   Профессор, слушавший внимательно, неодобрительно хмурил кустистые брови.
   - Чудь подземная? Ты, Марина, почитай-ка внимательно северные  сказки.  -
Он встал, прош„лся от стола к окну, снова сел. - Все подземные жители крайне
низкорослы.  Норвежские  альвы,   датские   эльвы,   ирландские   лепреконы,
англосаксонские гномы... Гномы!.. А британские  малютки  медовары  пикты?  А
премудрые карлики, на которых держится весь скандинавский эпос? А германские
нибелунги, наконец? По всей вероятности, и  наша  "чудь  белоглазая"  должна
быть малоросла. Так что, осмелюсь предположить,  уважаемый  Иван  Степанович
имел дело с кем-то покрепче...
   - Согласен. Пардон...  -  Скудин  привстал,  расстегнул  л„гкую  рубашку,
предъявляя вещественное свидетельство. - Вот такие сказки Кольского леса...
   На животе у  него  ещ„  красовался  могучий,  словно  от  удара  копытом,
кровоподт„к. Звягинцев только покачал  головой:  ему-то  казалось,  колотить
Марининого мужа было вс„ равно что бетонную стену.  Однако  научный  интерес
возобладал, и он повернулся к дочери:
   - Ну а если сказки в сторону, то каково ваше мнение, коллега?
   (Конечно,  коллега.  Если  бы  не  закрутила  роман,  связавшись  с  этим
звероподобным, как раз теперь бы докторскую дописывала...)
   - Я бы,  если  выражаться  в  терминах  теории  Джозефсена,  назвала  это
синтроподом. - Кивнув на "привет  из  Лапландии",  Маша  прищурила  глаза  и
медленно отпила кваса. -  Его  визуализация  с  последующей  материализацией
ничуть не противоречит модели Уиллера. Особенно  если  принять  во  внимание
концепцию Эйнштейне-Розеновских туннелей искривл„нного пространства...
   - Ага! И превосходным образом сочетается с идеями  Теияра  де  Шардена  о
психическом  гиперуниверсуме.  -  Окончательно  забыв  о   хлебе   насущном,
Звягинцев поднес к глазам загадочное образование, и на  губах  его  заиграла
восторженная улыбка. - И обрати внимание, Марина,  оно  материализовалось  в
виде спирали, что навряд ли случайно. Весь космос, все мироздание состоит из
спиралей. От галактик до  вакуумно-квантовых  вихрей.  Видимо,  это  элемент
кода... единого кода единого мира, заложенный природой-матерью  в  фундамент
всего  живого  и  неживого...  Тут  тебе  и   знаменитая   двойная   спираль
Уотсона-Крика, молекулярная модель генетического кода... А торсионные  поля,
которыми  мы,  собственно,  занимаемся?  -  Он  вдруг  замолчал,   осен„нный
неожиданной мыслью. Рывком поднялся и едва ли не бегом  устремился  к  себе,
коротко бросив на ходу:
   - Маша, наливай чаю, там рулет в холодильнике. Вишн„вый...
   - "Не женитесь на  курсистках,  они  толсты,  как  сосиски",  -  вздохнул
Скудин, когда умчавшийся по коридору профессор более не мог его  слышать.  -
Кто такой хоть этот ваш Джозефсен? Иностранный шпион? Может, я  с  ним  пиво
где-нибудь пил?..
   В его голосе звучала тоска.  Перед  Машей  можно  было  не  притворяться.
Угодив на работу в  НИИ,  он  изо  всех  сил  старался  соответствовать,  но
получалось  далеко  не  всегда.  Образования  не  хватало.  Ох,   джунгли!..
Насколько там иной раз было проще...
   - Брайен Джозефсен - нобелевский  лауреат.  -  Маша  поднялась,  включила
электрочайник,   стала   потрошить   вишн„вый   рулет   и    с    торжеством
продемонстрировала Скудину срез:
   - Ага! Кстати-то  о  спиралях...  Так  вот,  Джозефсен  создал  теорию  о
возможности существования параллельных миров. Кино смотрел небось?.. Где эти
самые туда-сюда прыгают?
   Скудин кивнул.
   - Как ты понимаешь, - продолжала она, - в действительности  вс„  сложней.
Параллельные миры не то чтобы соприкасаются с нашим... Джозефсен  пишет,  мы
их не воспринимаем, так как наше сознание сковано бременем догм и формальной
логики. Тем не менее, структуры высших измерений в  наш  универсум  вс„-таки
иногда проникают. Он их  называет  "синтроподами",  или  тенями  многомерных
структур. Понимаешь?.. Время мыслится  как  особого  рода  квазиматериальная
сущность...
   Не зря  говорят,  будто  один  из  признаков  настоящего  уч„ного  -  это
способность объяснить, чем он  занимается,  последней  уборщице  на  примере
водосточной трубы. Если это верно, то Маша,  без  сомнения,  была  настоящим
уч„ным. Умела растолковать мужу-спецназовцу так, что он хоть и  на  пределе,
"в осях", но вс„-таки понимал. Скудин снова кивнул.
   - ...Как связующий материал, соединяющий воедино вс„ сущее. Тем самым оно
не внесущностно, оно есть сама жизнь. Можно даже утверждать, что нет  вообще
ничего, кроме  времени.  Еще  Эйнштейн  говорил,  что  деление  на  прошлое,
настоящее  и  будущее  есть  не  что  иное,  как  иллюзия.  Хотя  достаточно
устойчивая...
   - "И много преуспел в изучении Дзынь",  -  процитировал  Скудин  писателя
Успенского. Маша свободно витала в мирах, где он был так же беспомощен,  как
сама она - в дремучем Кольском лесу.  Тут  не  только  приключения  богатыря
Жихаря можно припомнить...
   - ...Короче, мой дорогой, вся  наша  так  называемая  эволюция  -  просто
историческая парадигма. Идея, порожд„нная убогим  тр„хмерным  мышлением  при
линейном одномерном понимании времени. Академический нон - . сене! Вероятно,
существуют  универсумы,  движущиеся  в  обратном  направлении.  А  уж  более
растянутые или сжатые во временном отношении, чем наш,  -  наверняка!  -  За
такие пассажи, - проговорил Иван задумчиво, - тебя в средние века знаешь  бы
что?..
   - Ну и совершенно не обязательно,  -  фыркнула  Маша,  уютно  устраиваясь
подле него на диване. Были вс„-таки вселенные, равно понятные  им  обоим.  -
Иногда, говорят, приходил добрый молодец и спасал красную девицу...  Вырывал
из лап инквизиции...
   Кнопик, учуяв десерт, рысью заявился в кухню, мастерски сделал  стойку  и
заскулил, жалобно тряся бородой. Сладкое он готов  был  жрать  без  меры,  с
волчьим  аппетитом,  совершенно  не   заботясь   о   фигуре.   Пока   барбос
блаженствовал над кусочком рулета, а Маша ораторствовала, Иван одолел  чашку
чаю  и  задумчиво  закурил.  Слово  "синтропод"  вызывало  у  него  какие-то
ассоциации из мира животных. Он бы так обозвал не Машину закорючку, а скорее
уж тех... котоподобных. Со зрачками и сплюснутыми ушами...
   - Итак, Ванечка,  вс„  во  власти  хронального,  колеблющегося  с  крайне
высокой частотой поля... - Маша наконец выдохлась и тоже занялась чаем.  Тем
временем послышались торопливые шаги, и на кухне появился Звягинцев. В  руке
у него был альбом с таинственными изображениями пустыни Наска:
   - Марина, ты только посмотри!  -  С  торжествующим  видом  он  указал  на
гигантскую  обезьяну,  нарисованную  тысячелетия  назад,  рядом  выложил  на
глянцевый лист "привет из Лапландии". - Идентичность стопроцентная, хоть  на
компьютере проверяй. Вот хвост мартышки, вот твой... синтропод. Обе спирали,
без сомнения, образованы парными потоками временной  энергии,  направленными
противоположно. То есть древние прекрасно знали  о  динамическом  хрональном
равновесии и символически  запечатлели  это  на  рисунке.  А  твой  образец,
Марина, - что  материальное  подтверждение  их  гениальной  догадки.  Истоки
которой, несомненно, в сокровищнице земной протоцивилизации... - Он  сд„рнул
с носа очки. - Вс„ возвращается на круги своя!..
   - Субатомная голографическая концепция поля, - подсказала Маша.
   - Вот именно. Когда ещ„ Анаксимандр рассуждал об алейроне?  А  Пифагор  с
его утверждением о двойственности мира?.. Пожалуйста:  антивещество,  работы
англичанина Уотсона...
   - Сда„тся мне, папа... - Маша отставила в сторону блюдечко и  наклонилась
впер„д, став похожей на пантеру перед прыжком.  -  А  не  слабо  нам  теперь
выделить квант хрональной праматерии, а?.. Той самой "временной  субстанции"
алхимиков... Да„шь?!!
   Глаза е„ засверкали. Скудин вспомнил, как она обнимала его на полянке.
   - Ну конечно, умница, ну конечно! - Звягинцев снова вскочил,  возбужд„нно
закружился по кухне. Так он  расхаживал  по  лаборатории  во  время  важного
эксперимента. - Мы разверн„м эту спираль! Да тут, пожалуй,  вся  современная
концепция вакуума на попа встанет!..
   ...Вот так у нас в России происходят перевороты  в  науке.  На  кухне  за
чаем...
   Два месяца спустя подполковника Скудина вызвали в Москву. Маша  самолично
отвезла его в аэропорт на "девятке", покинувшей ради  такого  случая  крытый
зел„ным рубероидом гараж возле помойки. Небо было хмурое и сочилось  дожд„м,
но никаких метеорологических кризисов не ожидалось, так что самол„т  отбывал
без задержки. Маша с Иваном подкатили, что называется, впритирку к окончанию
регистрации и только успели торопливо поцеловаться возле стойки  московского
рейса, бесследно заглаживая л„гкую размолвку, случившуюся  накануне.  Скудин
убежал на посадку и без каких-либо приключений  добрался  в  столицу,  чтобы
сразу, пока самол„т ещ„ бежал по дорожке,  позвонить  с  мобильника  жене  в
лабораторию. Они  поговорили,  слегка  посекретничали,  посмеялись  каким-то
своим пустякам, ничего не значившим для посторонних...
   А спустя неполные сутки по всем главным телевизионным каналам  показывали
один и тот же сюжет. О взрыве и грандиозном пожаре в санкт-петербургском НИИ
под скромным названием "Гипертех". С неисчислимым  материальным  ущербом  и,
что самое скверное, с человеческими жертвами..
   Закопч„нный  и  смертельно  усталый  огнеборец,  отснятый  на  фоне   ещ„
сочащихся дымом руин,  заявил  об  отсутствии  радиационного  и  химического
заражения и уверенно назвал в качестве причины возгорания самую что ни  есть
бытовую  оплошность  сотрудников.  Что-то  вроде  вовремя  не   выключенного
кипятильника... Однако Иван,  услышавший  о  пожаре  далеко  не  из  выпуска
новостей, ЗНАЛ. ТЕЛЕВИЗИОНЩИКИ  ВРАЛИ.  В  интересах  дела,  конечно...  Как
всегда... На этот день у Маши в лаборатории был назначен стратегический опыт
по изучению свойств пространства и времени. Что-то там  такое  собирались  в
мартышкин хвост закрутить с  помощью  лазеров  и  магнитного  поля.  Не  то,
наоборот, раскрутить...
   Иван, без звука отпущенный генералом, прилетел назад в  Питер  через  три
часа после  катастрофы,  и  его  худшие  опасения  подтвердились.  Профессор
Звягинцев отыскался в больнице. С гипсом на левой ноге. А вот Маши  в  числе
тех, кто выскочил из здания сам или был вытащен пожарными, не обнаружилось.
   Лаборатория, где проводили безобидный - согласно замыслу  -  эксперимент,
выглядела сущим  Чернобылем.  Тяжеленные  стальные  шкафы  на  другом  конце
обширного зала были раскиданы, точно обувные коробки.  А  трое  сотрудников,
хлопотавших в тот момент непосредственно возле  установки,  так  и  не  были
найдены. Ни среди живых, ни среди м„ртвых.
   Только жирные хлопья сажи гроздьями свешивались с потолка...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОДИН ДЕНЬ ИВАНА СТЕПАНОВИЧА

Сундук мертвеца

   - Ну, Господи, благослови! - Перекрестясь, Натаха сбросила полусапожки от
Армани, тяжело  вздохнула  и,  ловко  наворачивая  портянки,  переобулась  в
кирзовые "прохаря" - великоватые, грязные донельзя. Теперь  сменить  кожаную
куртку на замызганный ватник, прикрыть  модную  стрижку  шапчонкой-петушком,
натянуть замшевые, на меху, перчатки - и вс„ по  железке,  готовность  ноль.
Большой стройностью Натаха не отличалась, а потому, по„рзав на автомобильном
сиденье и согнувшись-разогнувшись несколько раз, изрядно запыхалась.
   Почему "боевое" снаряжение нельзя было  стирать  и  почему  переодевались
всегда в машине, а не, например, дома, - Натаха и е„ спутники, наверное,  не
взялись бы ответить. Должно быть, первый  раз  вс„  состоялось  стихийно,  а
потом  стало  традицией,  нарушать  которую  они  уже  не  решались.   Люди,
занимающиеся делом принципиально непредсказуемым и зачастую  опасным,  почти
все весьма суеверны. Бытие определяет...
   Серый, сидевший на водительском месте, деловито обездвиживал "Мерседес" -
малтилок, грабли на педали, кочергу на руль, карточку антиразбоя  на  грудь,
поближе к сердцу. Потом тоже принялся переодеваться. Делать это, не  вылезая
из-за баранки, было ещ„ неудобнее, чем на заднем сиденье.
   - Надо было вс„ же тебе священный долг-то исполнить.  -  Юркан,  сидевший
сзади,  рядом  с  Натахой,  уже  завершил  облачение  и  теперь,  ухмыляясь,
наблюдал, как  Серый  неловко  натягивает  общевойсковые,  болотного  колера
защитные  бахилы.  -  Не  вертелся  бы  сейчас,  как  уж  на  сковородке.  В
непобедимой ведь как? Не умеешь - научим, не хочешь - заставим...
   Это тоже была семейная шутка, традиционно произносимая при каждых  сборах
"на дело". Лет двадцать назад Юркан избавил кореша Сергуню от  армии.  Пут„м
инсценировки нападения. С печальным результатом в  виде  сотрясения  мозгов,
якобы перешедшего в  "УО"  -  умственную  отсталость;  в  те  благословенные
времена медики  наивно  считали,  будто  недоумки  армии  не  нужны.  Самого
"нападавшего" стукнуть по кумполу было некому, и он вскоре  загремел  прямым
ходом в Афган. Где заработал, вначале гепатит, а потом душманскую  пулю.  От
всего этого теперь плохо гнулась рука и нутро не принимало ни вина, ни  пива
- только водочки, да и то по чуть-чуть. Вот такие воспоминания.
   - Вс„! Зер гут, камараден! -  выдал  Серый  ещ„  одну  ритуальную  фразу.
Справился  наконец  с  бахилами  и  натянул   старую,   неимоверно   грязную
курточку-болонью. - Выходим, господа!
   Вылезли, взяли  из  багажника  сумки  и  под  вяканье  принявшего  стражу
"Клиффорда" двинулись проходным двором на  соседнюю  улицу.  Был  пятый  час
вечера, самое подходящее время. Люди возвращались с работы, малышню вели  по
домам, бомжи ещ„ промышляли вдали от берлог... Никто не помешает.
   Вскоре  они  подошли  к  большому  четырехэтажному  дому,  сразу   видно,
рассел„нному, - с улицы он был заколочен.
   - Лево руля. - Серый, ходивший сюда на разведку, уверенно свернул за угол
во двор, и они увидели свисающую на одной петле дверь некогда ч„рного,  а  в
советские времена самого что ни есть парадного входа. - Медам, месье, прошу!
   Вс„ было как всегда. Изнутри густо тянуло зловонием.
   Постарались кошки, бомжи и случайные, скорбные животами прохожие.
   - Никакой сознательности в народе... - раздраж„нно бормотал Юркан, первым
поднимавшийся по загаженной  лестнице.  Он  внимательно  смотрел  под  ноги,
стараясь ни во что не ступить. Юмор ситуации состоял в том,  что  им  самим,
если вс„ пойд„т хорошо, предстояло покинуть это здание лишь через  несколько
часов. А это значило, что в миазмы разор„нного дома воль„тся и  их  скромная
лепта.
   Между тем когда-то, при жизни, дом был  вправду  очень  славным.  Даже  в
старой  части  города  не  всюду  встретить  подъезды,   сплошь   выложенные
рельефными изразцами, и эти изразцы за сто лет не  утратили  ни  блеска,  ни
красок, подобранных с изяществом и художественным вкусом. Вился с плитки  на
плитку совершенно живой п