Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
гала в пути страшная
буря. Оттого-то, как утверждали некоторые легенды, гора и получила сво„
название. "М„ртвые" фигурировали во множественном числе: не из-за одного же
окаменевшего нойды, надобно полагать. Если бури, насылаемые Репт-Кедги,
обладали хоть половиной той мощи, которую обрушил недавно на нарушителей
своего спокойствия Костяной, легенды представлялись не такими уж
невероятными... Скудин бывал у сейда ещ„ мальчишкой. Тогда он с детской
непосредственностью просил у него удачи и силы, и, как видно, дух нойды Риза
не оставил без внимания его просьбу. Это в плане силы. Что же касается
везения...
Наверное, одному с другим сочетаться не полагалось.
Чтоб морда не треснула.
Выступили впятером. Сам Иван, Борис с Глебом да Альберт с Веней. Гринберг
от похода отвертелся. Сказал, что пойдет навестить больную Виринею, и
помахал на прощание ручкой. Кудеяр не стал употреблять власть. Говорил же
Скудин-старший о кобеле, устремившемся по любовным делам, что п„с "в сво„м
праве"...
Хоть и говорят, добрым нойдой был Риз, а вот умирать забрался на самую
что ни есть кудыкину гору. (Если подумать, кстати, - потому, может, и
забрался.) Веня с Альбертом уже готовы были спрятать мужское самолюбие в
карман и начать жаловаться вслух, когда наконец между двумя косматыми
вараками открылось устье мрачной неприветливой долины. Она называлась
Холодное. И вела к подножию Горы М„ртвых.
- Засаду устраивать - лучше места не выберешь, - Боря Капустин покачал
головой, улыбчивое лицо сделалось суровым и серь„зным. - Готовая западня!
Действительно, каменный мешок. Мрачное, дышащее древними поверьями место.
Вокруг только молчаливые хребты гор - и не правдоподобная тишина.
Незаходящее солнце струит медленно льющийся свет. В небе дымка, и свет
отбрасывает расплывчатые, нерезкие тени. Колдовское безмолвие лишает слуха,
настраивает на мистический лад. В звенящем молчании можно расслышать голоса
гор, хранящих вечные тайны. На дне долины, у подножия отвесных ут„сов,
покоятся т„мные зеркала-оз„ра с величаво плавающими льдинами, похожими на
лебедей... А может, не врут лопарские сказки и где-то совсем рядом
помещается вход в Страну М„ртвых, куда, как известно, в старину люди ходили
пешком?..
- Брось, Боря, - усмехнулся Скудин. - Кому мы на фиг нужны. - Пожал
плечами и первым двинулся вдоль русла бойкого ручья, приглуш„нно звеневшего
между камней. - Вс„ тебе Сьерра-Леоне мерещится.
- О-о... - отозвался Капустин. Ему сразу вспомнился непроходимый буш и
засевшие в н„м так называемые повстанцы. Борцы за свободу, как именовали их
какие-то правозащитники. Оно понятно, правозащитники никогда живь„м не
встречали сьерра-леонских людоедов, обкурившихся местной разновидности
гашиша, и вооруж„нных автоматами Калашникова с прикладами, отпиленными для
красоты... Короче, Борис сразу успокоился, уже другими глазами посмотрел на
окружающий ландшафт.
- А вроде и ничего, - сказал он. - Только мрачновато немножко. Как-то не
тянет рыбку половить...
- А я ловил, - отозвался Скудин, не оборачиваясь. - В детстве. Дурак был,
ничего не боялся.
Не скоро, но вс„ же они дошли до подножия Горы М„ртвых, поднялись по
скалистому, заросшему цепким кустарником склону. Камень, в который
превратился нойда Риз, был огромен, не меньше лопарской вежи размерами, а
весил, понятно, многие тонны. И растительность вокруг него была очень
странная. Можно подумать, не Заполярный Север, а прямо-таки Дальний Восток -
какие-то гигантские лопухи, мох нежно-розового цвета, могучая, словно
бамбук, коленчатая трава в полтора-два человеческих роста... Траву оплетали
шипастые, очень длинные лозы.
Ветра не было, и тишина, стоявшая в зарослях, буквально резала уши. Даже
комары молча пикировали на пришельцев... Древняя Самиедна <Самиедна
(Саамеедна, Суомеедна) - "земля саамов"> не собиралась открывать свои
секреты кому попало и за просто так.
- Если верить знающим людям, сеиды летают... - Скудин, словно здороваясь
с хорошим знакомым, погладил шершавый бок камня, потом поднялся на цыпочки и
нащупал рукой гладкий, будто оплавленный маленький кратер:
- Говорят, вот сюда во время грозы всякий раз удаляют молнии. Они
напитывают дух шамана небывалой силой...
- Иван Степанович, - почему-то понизив голос, обратился к Скудину
Альберт, - а вы сами... верите?
Кудеяр пожал плечами:
- Где-то я вычитал, что если рассматривать радугу только как преломление
света в дождевых каплях, жить будет скучно... Поэтому скажем так: верю
частично. По принципу - сказка ложь, да в ней нам„к.
Если бы его спросили, он мог бы рассказать, как в разное время и в разных
странах, не только в России, видывал кое-что, чему по ортодоксальной науке
отнюдь не полагалось существовать. Но его не спрашивали, а сам он был не
словоохотлив.
- Не знаю, как поживает дух нойды, а вот камень фонит, и прилично! - Веня
Крайчик разложил приборы, принялся щ„лкать тумблерами. - Не Чернобыль,
конечно... но радиационный фон заметно повышен, поэтому, может, и
растительность мутирует... - Он кивнул на могучий, разлапистый лопух,
украшенный двухцветными, словно шашечки такси, подпалинами. - Вот ведь какой
красавец!
- И геоаномалия очень сильная, - вскоре констатировал Альберт, деловито
обошедший вокруг сеида с рамками в руках. - Сплошные энергопотоки с высокой
напряженностью полей! - Он взялся за гравиметр, и в его голосе послышалось
изумление, смешанное с испугом. - Венька, глянь! Ни хрена ж себе! Камешек
был ещ„ тот. Около него нагло нарушались законы гравитации. С северной
стороны вес предмета уменьшался, с южной наоборот, увеличивался... Очередная
чертовщина?
- А завтра, - предположил Веня, - этот Репт-Кедги решит на нас обидеться
и вообще снимется да улетит... - Он выпрямился и, повторяя движение Скудина,
почтительно погладил валун. - Ты уж не улетай, пожалуйста. Хорошо?
- Жрать что-то хотца, командир... - Боря Капустин, быстро уставший от
общества занятых своим делом уч„ных, закурил и глянул вопросительно на
Скудина:
- Может, перекусим?
- Ты зелье-то диавольское загаси да окурок в карман спрячь. - Скудин,
впрочем не шутил, и Борис мгновенно послушался, отметив про себя, что с лица
Кудеяра не сходило выражение готовности к действию. - И перекусывать здесь,
Боря, не будем. У меня такое чувство, будто нас здесь кто-то держит на
мушке. Давайте-ка сваливать...
Он повернулся к впавшим в исследовательский транс Вене с Альбертом,
махнул рукой:
- Эй, руссо туристе! Цигель, цигель, айлюлю потом!
На прощание сделали несколько снимков (цифровой камерой, чтобы не
связываться с проявкой-промывкой-печатью, а сразу посмотреть на компьютере
результат), по очереди запечатлелись на фоне огромного камня, гигантских
лопухов и тр„хметровой осоки. Экзотика! Ни в какой Шарм-эль-Шейх ехать не
надо...
В лагерь возвратились только к ужину - усталые, но на сей раз
относительно довольные. Веня и Альберт уже не' пытались изобразить
несокрушимых "мачо", тащились, словно сонные мухи. Однако ж дошли.
Путешественников ждали баня, вкусный ужин и ворчливый профессор Звягинцев,
маскировавший таким образом бессилие и досаду.
Блаженство было бы почти полным... если бы не истошное пение Эдика под
многоваттный аккомпанемент прип„ртого в тайболу караоке. Прич„м в выборе
репертуара генералов сын проявлял завидное постоянство. Из мощных динамиков
неслась вс„ та же неизобретательная похабщина с рифмами типа "кооператив -
презерватив". Скудин сразу отметил, что больно уж весело пел "резвый
мальчонка". С подозрительной легкостью на сердце.
- Так... - допив чай, Иван поднялся и пош„л, ориентируясь по звуку, на
берег озера. Эдик сидел под кустиком и, глядя на недвижимую водную гладь, с
чувством орал в микрофон на манер рэпа:
И вот ид„т советский суд,
Г...н на палочке несут...
Припухшие глаза его были налиты кровью, на липких губах блуждала
неестественная улыбка, бледное лицо было искажено судорогой.
Скудин подош„л поближе и, учуяв характерный запах жж„ного сена, без
лишних слов взял Эдика за ворот.
- Где взял?
Будь Эдик в нормальном состоянии, он перепугался бы до медвежьей болезни.
Но его состояние на данный момент было от нормального весьма далеко.
- А ты угадай с тр„х раз! - Несчастное чмо зашлось сумасшедшим хохотом,
не обращая внимания на тот прискорбный факт, что ноги его оторвались от
земли. - Где, где! В магазине купил! Что, гад, пытать будешь? Давай, фашист
проклятый, пытай! Орл„нок, орл„нок, взлети выше солнца...
Вот так. Знатно упыханный, "пробитый на ха-ха",
Эдик тем не менее не раскололся, не обломал сук, на который подсел. Хотя
понять, откуда дул ветер, было несложно. Где можно в тайболе раздобыть
анашу? Только у дружественных соседей...
Скудин мерным шагом дон„с Эдика до кромки озера и зашвырнул, как
тряпочного, в ч„рную недвижимую воду. Траектория пол„та, если смотреть с
берега, прошла повыше низко стоявшего солнца, так что пожелание "орл„нка"
сбылось. Следом в озеро полетел агрегат караоке.
"Завтра выясню, КТО..."
Уч„ные между тем облегч„нно вздохнули, радуясь благолепной тишине, и
включили компьютер. Подоткнув кабель, "скачали" из камеры снимки, стали
просматривать... И в какой-то момент у всех троих натурально отвалились
челюсти. На десятке ярких, с великолепным разрешением, цифровых фотографий
было запечатлено практически одно и то же - огромный камень, буйная
растительность, четыре человеческие фигуры... а рядом - протянувшаяся по
земле тень какого-то существа. Огромного, в остроконечном капюшоне.
Что-что, а интуиция Скудина до сих пор не подводила...
"На, девка, возьми!"
- А-а-а!..
Евгений Додикович Гринберг истошно закричал и проснулся. Рывком сел на
кровати и, тяжело дыша, принялся искать сигареты.
- Ну блин, ну блин, ну блин! Вот сука... Он говорил ещ„ многое, но
вышепривед„нные слова были единственными, которые стерпит бумага. Охрипший
голос капитана Грина срывался, по обнаженной спине струился противный
холодный пот. Кто хорошо знал Женю, тот подтвердил бы, что довести его до
подобного состояния было задачей не из простых.
- Oh Eugen... - Лежавшая рядом мисс Айрин с готовностью открыла глаза,
хищно блеснувшие в полутьме, и потянулась к Гринбергу под одеялом:
- You awoke for the pleasure of taking me before the new day breaks? Oh
come here, my stallion, my baby... < Непереводимая игра слов>
- He сейчас, дорогая, не сейчас... - содрогнувшись, "Юджин" быстро,
словно по тревоге, оделся и выскочил из палатки - под е„ кровом ему
почему-то катастрофически не хватало воздуху.
Дело в том, что с некоторых пор Евгения Додиковича взялись одолевать
ночные кошмары. Точнее говоря, один и тот же кошмар, с неотвратимой
неизбежностью повторявшийся из ночи в ночь. Во сне нел„гкая заносила
Гринберга в горную расщелину, обрамл„нную ч„рными базальтовыми скалами (Женя
поразился бы е„ сходству с долиной Холодное, если бы в сво„ время не
отвертелся от похода туда). Расщелина был входом в саамский ад, глубинное
царство ужасного Рото-абимо, властителя страны, где злых людей ждут
невероятные муки. "Шолом алейхем, генерал", - говорил Гринбергу владыка ада
и, подмигивая единственным кроваво-красным глазом, в„л его на экскурсию по
своим владениям. Весьма обширным, к слову сказать.
Древние евреи жили в раскал„нной пустыне. Оттого в библейском аду всюду
огонь и сера, сера и огонь и ещ„, наверное, кипящий самородный асфальт. У
саамов, жителей холодного Севера, в преисподней свирепствует за-. предельный
мороз; И, уж конечно, народная фантазия, как-то проникшая в сновидения
Гринберга, по поводу наказаний никакого удержу не ведала.
В просторных гротах оборотни-талы сдирали с грешников шкуры. Упыри-равки
железными зубами грызли им кости. Кто-то медленно тонул в глубине озер и
м„рз в холодных водах, пока сердце не превращалось в хрупкую ледышку. Е„
потом дробили на куски каменной пешней. Кто-то жалобно стонал, придавленный
скалой. Кто-то волочился по торосам, привязанный к кер„же <Кер„жа (керресь)
- легкие и очень маневренные санки в форме лодки> за самый уязвимый член, -
страшные крики, кровавый след на снегу... Однако громче всех вопили трусы и
предатели. Голые, посиневшие от стужи, они обнимали ледяные столбы, к
которым были привязаны. Их стегали железными хвостами и всячески терзали
страшные земляные люди - огромные, косматые, с большими ветвистыми, словно у
оленей, рогами...
Обширное было хозяйство у Рото-абимо. И всюду, сколько видел глаз, вс„
одно и то же - муки, стоны, кровь...
"Ну, генерал, куда желаем, однако? - ласково вопрошал Евгения Додиковича
саамский Нечистый. И, не дожидаясь ответа, под громовой, словно горный
камнепад, хохот делал знак когтистой лапой:
- Алле! Ал!"
Сейчас же к бедному Гринбергу подбегала какая-то нежить. Срывала с него
генеральский мундир, потом исподнее... И голого, беззащитного, но почему-то
с татуировкой "кишен мирен тохес" на груди, волокла в пещеру. Что
происходило в пещере, Женя не видел, только слышал несущиеся оттуда истошные
вопли, мало похожие на человеческие...
На этом месте Гринберг обычно вскакивал как подброшенный. И больше уже
заснуть не мог. Спасибо тренированной психике хоть за то, что выд„ргивала
его из сна, когда тот делался уже вовсе невыносимым...
Так прошла неделя. Грин потерял аппетит, осунулся, стал с ужасом ждать
приближения очередной ночи - и, естественно, сделался холоден с американкой.
Какая любовь, если каждую ночь мерещится ч„рт (вот именно, ч„рт!) знает что!
Мисс Айрин отреагировала незамедлительно. Вначале закатила Додиковичу
сцену ревности, обвинив его в измене ей, любимой, с этой толстозадой
каракатицей Виринеей. Потом подстерегла мывшегося в озере Борю Капустина и
как бы невзначай, но очень интимно прижалась к нему:
- Excuse me <Извините меня (англ.)>, это не вы сидели с отцом Брауном в
одной яме с дерьмом? Oh, what an adventure! <О, какое приключение! (англ.)>
Может, вы мне расскажете поподробней как-нибудь вечером? Моя палатка третья,
если считать от клозета...
Купалась мисс Айрин, сами понимаете, "топлесс".
- Слушай, Жень, тут такое дело, - сказал Капустин Гринбергу за ужином. -
Слышь, твоя американка ко мне клеится. Ты бы дал ей, что ли, в рыло как
следует. Чтобы знала, как вести себя в приличном обществе. Не в Чикаго,
чай...
- Ни в коем случае! Может быть международный скандал, - Гринберг уныло
откусил зельца, в народе почему-то именуемого "волосатым", поперхнулся,
запил чаем. Близилась ночь, а значит, очередное рандеву с Рото-абимо. - И
потом... а ну е„ на хрен совсем. Утомила. Знай вс„ Виринею нехорошими
словами называет да ещ„ и к себе в Арканзас жить тащит. Поехали, говорит,
Юджин. Иначе повешусь.
- Может, правда повесится? - Гринберг замолчал, вспомнил папу, канувшего
в дебрях Иллинойса, и вовсе загрустил, окончательно положив ложку. - Кстати,
об Арканзасе... От него до Иллинойса.."
- Ну тогда я наведаюсь, - приободрился Капустин. - Улучшу американцам
породу.
"И это пройд„т", как сказал когда-то премудрый царь Соломон. Капитан
Гринберг пост сдал, капитан Капустин пост принял. Мисс Айрин сразу
угомонилась, перестала слать громы и молнии на голову русской соперницы.
Снова наступил мир и гармония... Увы - не в душе у бедного Гринберга. Он
по-прежнему засыпал в страхе и просыпался в холодном поту. Видно, духам
приш„лся очень уж не по вкусу его генеральский мундир...
А Виринея тем временем быстро шла на поправку. Уже через пару дней, когда
боль в колене вопреки всем медицинским прогнозам прошла и нога стала
гнуться, девушка забеспокоилась, засобиралась домой.
- Загостилась я у вас, пора честь знать. Спасибо вам, бабушка
Григорьевна. Почти совсем уже не болит, просто волшебство...
- Ты, девка, ни черта собачьего ещ„ в волшбе-то не смыслишь, так что
молчи лучше. - Григорьевна, мешавшая что-то в кипящем котелке, насупилась,
протестующе мотнула головой. - Пойд„шь не ранее, чем через неделю, об ином и
не помышляй. А что касаемо волшбы... не слушай того, что придумано людьми
т„мными, живущими в серости да в скудости, с шорами на глазах. Нет бы снять
их, посмотреть вокруг, не щурясь-то... - Тамара Григорьевна вытащила ложку,
нюхнула варево и, что-то коротко прошептав, стала сыпать в котелок мелко
истолч„нные коренья. - Много чего интересного увидели бы. Может, поняли бы.
наконец, что вс„ вокруг живое, - продолжала она. - Узнали бы, о ч„м ветер
толкует с верхушками деревьев и что трава шепчет могильными камням... каков
настоящий цвет молнии и что за траву ест ласка, когда готовится к схватке со
змеей. В небе, на земле, в воде таится гораздо больше, чем ты можешь, девка,
представить себе... - Григорьевна снова понюхала зелье, одобрительно
кивнула, сняла котелок с угольев и стала мазать колено Виринеи
огненно-горячей жижей, пузырящейся, но почему-то не причиняющей боли. -
Терпи, девка, терпи! Рожать по первости куда больнее... Да и то, ежели
ЗНАТЬ...
Дело происходило в маленькой, топившейся по-ч„рному баньке. Она была
освещена только багрово рдеющими углями, а под потолком плавал густой, пряно
пахнущий дым. От него щипало ноздри и сладко, как от шампанского, кружилась
голова.
- Бабушка Тома, миленькая, у нас ведь экспедиция как-никак! - Виринея
умоляюще взглянула на Григорьевну. - Вы понимаете, полевые изыскания,
утвержд„нный научный план!.. Ребята вкалывают с утра до ночи... А я здесь
сижу как чучундра, пироги с зайчатиной лопаю.
(Вообще-то не только с зайчатиной. Ещ„ и с брусникой, рыбой, олениной,
бобрятикой, вкуснее ничего в своей жизни Виринея не пробовала. Да ну е„ ко
всем чертям, эту диету, и кто только выдумал голодом себя изводить!)
- Кушай на здоровье, поправляйся. - Григорьевна похлопала девушку по ноге
и стала бинтовать намазанное колено холстиной. Новомодных марлевых бинтов
старая лекарка не признавала. - А касаемо экспедиции вашей... зря
стараетесь, вот что скажу. Таким макаром вы шиш с маслом найд„те. Вам,
городским, природы не понять. Лезете со своим уставом в чужой монастырь,
ничего слушать не хотите. Да и вообще... нынешние люди выбрали неверный
путь, они на земле чужие. - Старая колдунья завязала узел покрепче,
поднялась с древнего прямоугольного камня, служившего ей сиденьем, и впервые
за вс„ время улыбнулась. - А ты вот, девка, из другой породы, курловская. Те
всегда без шор на глазах жили. Так что слушай да запоминай, может, чего и
отложится в душе. Родовая <О, какое приключение! (англ.)> ты.
Много чего рассказала интересного Григорьевна Виринее. А на седьмой день
помылась в баньке, оделась во вс„ чистое и, ул„гшись на лавке, сказала
просто:
- Время пришло умирать.
Скудин-старший молча стоял возле матери. Дарья Дмитриевна, хоть и знала,
что плакать нельзя, давилась слезами. Виринея кусала губы, обыденность
происходившего ошеломила е„. Сколько бь„тся человечество над таинством
смерти, сколько размышляет о неизбежном каждый из нас... И как вс„,
оказывается, просто...
- Степан, нож! - Григорьевна сама засунула себе под голову боевой тесак,
чтобы душа легче покинула тело, едва заметн