хочешь.
   - А вот и заберу! - ответила Рита. Больше  всего  е„  волновало,  где  бы
взять вер„вку для поводка. Покамест  она  крепко  ухватила  пса  за  грязный
ошейник, благо это можно было сделать не наклоняясь:
   - Ну? Пошли, сукин сын.
   Кобель покорно попл„лся с ней к выходу.
   Мужика,  потребовавшего  над  собакой  расправы,  Рита  вычислила  сразу.
Крупный, полноватый дядька лет под шестьдесят, при очках, в толстом  зел„ном
пуховике и меховой шапке резко  выделялся  среди  любопытствующих  т„ток.  В
отличие от них, ему было не вс„ равно, чем кончится дело. У него  было  лицо
человека, уверенного в торжестве справедливости. Рита и п„с  улыбнулись  ему
одинаково - в сорок два зуба.
   Праведная  суровость  на  лице  мужика  сменилась   недоумением,   быстро
перешедшим в откровенную злобу.
   - Товарищ милиционер!..
   - Собака  не  бродячая,  она  принадлежит  гражданке,  -  громко  объявил
участковый. - Товарищи, расходитесь!
   - Таких гражданок под суд надо отдавать! - возмутился зел„ный пуховик.  -
Безобразие!.. - И нацелил палец непосредственно на Риту:
   - А псину твою ещ„ раз увижу  -  застрелю!  Сам  застрелю!,  Безо  всякой
милиции!..
   Законность подобного обещания вызывала массу вопросов, и  Андрон  Кузьмич
грозно нахмурился, но Рита не стала прибегать  к  его  помощи.  Она  набрала
полную   грудь   воздуха...   и   ответила   мужику   в   лучших   традициях
Поганки-цветочницы.
   - Валяй, стреляй! - радостно заорала она. - А я  тебя,  гада  сволочного,
кастрирую!  Тупыми  ржавыми  ножницами!..  -  Голос  сам  собой   вышел   на
нечеловечески  громкий  и  пронзительный   регистр,   от   которого   начало
закладывать уши. - Если  только  найду  что  отрезать!..  У  тебя,  у  труса
вонючего, небось и яиц в штанах нет!..
   Зел„ный  пуховик  мелькнул,   исчезая   за   хлебным   ларьком.   Чувство
освобождения было всеобщим.  Над  Варшавским  рынком  победно  горело  синее
весеннее небо.
   Участковый откашлялся и уже  сам  мстительно  наставил  на  Риту  крепкий
указательный палец.
   - А вас, гражданочка, вынужден оштрафовать! - объявил он очень официально
и подч„ркнуто громко. - За выгуливание животного в неположенном месте... Без
намордника и поводка...
   - Да пожалуйста, Андрон Кузьмич! Штрафуйте на здоровье! - ликуя, ответила
Рита. - Сколько с меня?
   Между  прочим,  эпизода  со  спасением  "сукиного   сына"   в   биографии
Риты-книжной не значилось. ПОКА не значилось...

"Эники-беники ели вареники..."

   Желтоватое  послеобеденное  солнце  щедро  лилось  в  окна  директорского
кабинета. Переезд сюда, под Гатчину, происходил осенью -  поздней  и  весьма
непогожей, отопление, с грехом пополам  запущенное  в  едва  очухавшихся  от
долгостроя корпусах, работало ещ„ еле-еле...  Кабинет  окнами  точно  на  юг
показался тогда очень комфортным. Представить себе, что когда-нибудь  в  н„м
будет жарко, казалось решительно невозможным. Однако потом наступила  весна,
а за ней совершенно африканское лето, и  академик  Пересветов  изменил  сво„
мнение. Однако поезд, как говорится, уже уехал. Язвительный начлаб Звягинцев
предлагал директору учредить ещ„ один кабинет, пусть, мол, будут "летний"  и
"зимний"  -  благо  исторических,  наших  и  зарубежных,  прецедентов   хоть
отбавляй. На такой шаг у  Валентина  Евгеньевича  Пересветова,  как  он  сам
говорил, не хватило раскованности.  Заместитель  по  общим  вопросам  Кадлец
подош„л  к  делу  серь„знее:  в  кабинете  директора  повесили  жалюзи.   Не
хухер-мухер - вертикальные, благородных кремово-серых тонов. Жалюзи, правда,
не перекрывали свет полностью, лишь нарезали его на тонкие полосы:  люди  за
длинным столом щурились и двигали головами, пряча в тень то  один  глаз,  то
другой, поскольку оба спрятать не удавалось.
   В настоящий момент в кабинете,  кроме  самого  директора,  присутствовали
всего трое. Происходил "разбор пол„тов" по поводу ЧП, имевшего  произойти  в
обеденный перерыв. Академик, за свою долгую жизнь видевший многих и  многое,
сидел к свету спиной и рассматривал "воюющие стороны".
   Вот Андрей Александрович Кадлец. С ударением на "а". У него вид человека,
намеренного любой ценой исполнить свой долг.  Он  сам  понимает,  что  меры,
которые он предложит, будут скорее всего, как сейчас говорят, непопулярными.
Ну так что ж! "Прежде думай о Родине..."
   Профессор Звягинцев всклокочен ещ„ больше обычного,  он  готов  за  своих
подчин„нных на амбразуру (на пенсию,  на  укрепление  сибирского  филиала  -
нужное подчеркнуть). Он то и дело нервно проводит рукой по  волосам,  думая,
наверное,  что  приглаживает  их,  но  на  самом  деле  седые   пряди   лишь
окончательно поднимаются дыбом...
   ...И заместитель по режиму Скудин, как  обычно,  непроницаемо-хмурый.  Он
единственный из троих, кто сидит  совершенно  неподвижно  и  не  щурится  от
яркого света. Академику трудно избавиться от мысли, что именно так,  замерев
в сосредоточенной готовности, выжидает на своей позиции снайпер.
   А в геометрическом центре далеко не  любовного  треугольника,  на  столе,
сиротливой кучкой - три конфискованных пропуска.
   Как  гласила  беспристрастная  хроника   событий,   вначале   заместитель
директора  по  общим  вопросам  отлучил  от  рабочего  места  одного  только
Крайчика, но двое других - Башкирцева и Головкин - устроили  такой  тарарам,
что карающая длань не миновала и их. Прич„м Башкирцева свой пропуск  Кадлецу
не отдала, а швырнула (хорошо не в физиономию, а всего лишь  под  ноги).  За
это Андрей Александрович хотел уже изменить провинившимся "меру пресечения",
вплоть до заключения в запираемую  подсобку...  и  заключил  бы,  но  тут  в
вестибюль вышел Иван Степанович Скудин. И быстренько  исчерпал  ситуацию,  в
шесть секунд выгнав мятежных гениев вон. Пока те уже вовсе  не  обессмертили
свои имена.
   Теперь вся троица маялась снаружи, избрав наблюдательным пунктом  блинный
лар„к у дороги, и зябла на мартовском ветерке, ожидая решения своей  участи.
Иссяк бунтарский запал, выкипел адреналин, и было им, должно быть,  хреново.
Четверть часа назад к ним присоединились Глеб  и  Женя  с  Борисом,  сдавшие
боевое дежурство. Спецназовцы перед законом и администрацией были чисты, аки
голуби, и, исполнясь христианского  сочувствия  к  своим  недавним  жертвам,
поминутно  бегали  узнавать,  как  дела.  Лар„к  хорошо  просматривался   из
директорского окна. Кудеяр  косился  против  света,  сдерживая  усмешку.  Не
подлежало никакому сомнению, что один из его  подчин„нных  в  данный  момент
обольщал директорскую секретаршу. Производя  между  тем  под  начальственной
дверью акустическую разведку.
   Увы - ничего утешительного подслушать ребята  пока  не  могли,  ибо  речь
держал Андрей Александрович Кадлец.
   - Полагаю, коллеги, вы все уже в курсе возмутительного ЧП, имевшего место
сегодня в начале обеденного перерыва...
   Они были в курсе. Подполковник почти вс„ видел сам. Профессору рассказали
-  естественно,  с  легендарными  подробностями,  коими  закономерно   оброс
реальный сюжет. Иван кивнул, очень скупо, вернее, просто моргнул.  Звягинцев
возмущ„нно фыркнул, вскидывая голову, и Кадлец повернулся к нему:
   - Прежде чем вы, уважаемый Лев  Поликарпович,  по  обыкновению  перебь„те
меня и начн„те кричать, позвольте мне...
   - Я? Перебивать, да ещ„ и кричать?..
   - Хорошо. Эмоционально  высказываться.  Так  вот,  позвольте  для  начала
напомнить вам аналогичный эпизод, уже бывший во вверенном нам институте  два
с чем-то года назад. Припоминаете?.. В тот раз мы тоже имели дело с попыткой
вывоза  одного  из  приборов,  разработанных  в  нашем  институте.  С  целью
последующей продажи означенного изделия за рубеж...
   Лев Поликарпович нехорошо сощурился:
   - ТОЖЕ?..
   - Согласен, аналогия не  полна.  Тогда  был  организован  так  называемый
кооператив и, следует признать, должным образом оформлены все  документы.  В
наше время нравы расхитителей, видимо, сделались проще...
   Профессор Звягинцев переложил палку из левой руки в правую:
   - Не называйте моих сотрудников расхитителями!
   - И опять вы правы, дорогой Лев Поликарпович. Как  называть  этих  людей,
должен будет решить суд. Я имею основания думать, что два  года  назад  была
дана адекватная оценка действиям  граждан,  применивших  пресловутые  законы
рынка к изделию, разработанному в  нашей  организации.  Я  полагаю,  должные
выводы будут сделаны и по результатам нынешнего происшествия...
   - Сравнили Божий дар и яичницу!.. - Пятерня Льва Поликарповича  стремглав
пролетела  по  волосам,  подняв  их  воинственным  "ирокезом".   -   Горелый
трансформатор, которому самое место на свалке, с "Наркозом-один"!..
   - С изделием, - тотчас поправил Кадлец. И огляделся по сторонам, словно в
поисках скрытых видеокамер и микрофонов, установленных ЦРУ.
   - Да бросьте вы! - отмахнулся начлаб. -  Давайте  ещ„  вспомним,  как  за
колоски когда-то расстреливали...
   Его  очень  тянуло  вставить  "такие,  как  вы".  Не  вставил.  Треклятое
воспитание помешало.
   - Не перед„ргивайте,  дорогой  Лев  Поликарпович,  не  перед„ргивайте,  -
обиделся  зам  по  общим  вопросам.  -  Ничего  себе  "колоски"!  Даже  если
рассматривать  случившееся  по  самому   безобидному   варианту,   и   тогда
получается, что из нашего института пытались  вынести  добрый  пуд  цветного
металла. А именно меди.  Да  суть  ведь  даже  и  не  в  валютной  стоимости
похищенного! Вы помните, чем  кончилось  в  первый  раз?  Когда,  повторюсь,
хищение   было   успешно   замаскировано    под    легальную    коммерческую
деятельность?..
   Академик и профессор, естественно, помнили.  "Гипертех"  тогда  несколько
месяцев вибрировал от подвала до крыши, и директор, чудом усидевший в  сво„м
кресле, прилюдно поклялся: больше никаких кооперативов,  малых  предприятий,
обществ, товариществ с ограниченной ответственностью и иных "велений эпохи",
чтоб их все разорвало!.. Кудеяр помнил то же самое дело несколько  с  другой
стороны. В его воспоминаниях присутствовал поезд, остановленный глухой ночью
посреди длинного перегона.  Стремительный  бросок  в  темноте,  чей-то  мат,
несколько  сдуру  сделанных  выстрелов...   и   беспомощные   глаза   людей,
нежданно-негаданно ощутивших стальной холод наручников.
   Саранцева со товарищи Скудин тогда сдал с рук на  руки,  и  о  дальнейшей
судьбе горе-кооператоров можно было только догадываться. А  потом  Иван  под
большим секретом узнал, что его собственная группа вполне могла  удостоиться
высоких   правительственных   наград.   За   мужество   и   профессионализм.
ПОСМЕРТНО... Если бы не сработали кое-какие старые связи...
   ...То бишь  Кадлец,  тонкий  психолог,  угодил  в  точку.  У  всех  троих
воспоминания  были  не  из  тех,  которые  хотелось  бы   реанимировать.   В
директорском кабинете на некоторое время воцарилась неловкая тишина.
   - Так вот, - проговорил Андрей Александрович после паузы,  -  я  полагаю,
что нам с вами, коллеги, следует принять по сегодняшнему  ЧП  немедленные  и
адекватные меры. Пока их не приняли вместо нас совсем  другие  инстанции.  У
меня вс„.
   Он опустился обратно в кресло. Скудин  искоса  рассматривал  его  уже  не
новый, но хорошо  сшитый  и  хорошо  сидевший  пиджак.  Да,  подход-отход  к
начальству - вот, без сомнения, самое важное, что следует знать и  уметь.  В
особенности если желаешь зарабатывать очередные зв„здочки не  в  джунглях  с
автоматом, а на кабинетных коврах. Про себя Кудеяр считал эти ковры  гораздо
опаснее тропических зарослей, где водятся рогатые гадюки, волосковые черви и
злобные наркобароны.
   Профессор Звягинцев посмотрел на директора и тяжело поднялся.
   - Я... - начал он, но зам по общим вопросам, спохватившись, перебил:
   - Минуточку! Дорогой Лев Поликарпович, прошу меня извинить...  Хочу  лишь
добавить, что лично мною кое-какие меры уже, так сказать, приняты.  Я  своей
властью отстранил Крайчика от работы, отобрав у него пропуск. При этом  двое
других  подчин„нных  уважаемого  господина  профессора   вели   себя   самым
возмутительным и вызывающим образом, что, на мой взгляд,  свидетельствует  о
крайней политической близорукости этих  молодых  людей...  имеющих,  кстати,
довольно  высокий  уровень  допуска...  если  не  о  пособничестве!  Я   уже
подготовил проект приказа по институту...
   Он  клацнул  замочками  неразлучного  "совершенно  секретного"  кейса   и
пододвинул директору через стол лист  бумаги.  Академик,  протиравший  очки,
неторопливо надел их и бегло просмотрел написанное, но в руки лист не  взял.
Иван заметил, что глава "Гипертеха" даже поморщился -  еле  заметно,  должно
быть, непроизвольно. Так вздрагивают лицевые  мышцы  у  человека,  учуявшего
близкий запах сортира. А Кадлец, очень довольный собой, продолжал:
   - Вероятно, нам с вами следует говорить не просто об отстранении, но даже
насч„т подписки о невыезде. Во всяком случае, мы обязаны без  -  промедления
собрать и передать в следственные  органы  все  необходимые  материалы.  Акт
задержания, объяснительную записку нарушителя, представление администрации и
прочее... Хотя это уже в компетенции  уважаемого  Ивана  Степановича...  Вот
теперь у меня действительно вс„.
   Он, видимо, ждал, что Скудин проявит энтузиазм и они на пару углубятся  в
родные его сердцу дебри чекистской казуистики.  Однако  Иван  промолчал.  То
есть вообще никак не отреагировал на прозвучавший призыв. Забинтованные ("Да
так... Слегка обварил..."  -  нехотя  объяснил  он  утром  директору)  кисти
неподвижно  лежали  на  полированной  столешнице,  выглядывая   из   рукавов
камуфляжа.
   - Так мне можно сказать?.. - негромко и зловеще проговорил  Звягинцев.  -
Или вы сейчас ещ„ что-нибудь вспомните?..
   Кадлец выставил ладони, словно обороняясь:
   - Нет, нет, дорогой Лев Поликарпович. Говорите, пожалуйста.
   Начлаб выбрался из-за стола и стал  расхаживать  по  кабинету.  Резиновый
наконечник его палки почти беззвучно приминал толстый синтетический ворс.
   - Я тут, слушая вас, Андрей Александрович,  один  случай  припомнил...  Я
когда-то, лет тридцать с лишним назад, сподобился поработать некоторое время
в ГОИ... <Государственный  оптический  институт,  организация,  известная  в
советские времена своими режимными строгостями> Так вот, к нам ходил  иногда
консультировать  профессор  Болдырев,  Царство  ему  Небесное.  Большой  был
уч„ный... И, как положено хрестоматийному профессору, - жутко рассеянный...
   Академик, тоже хорошо знавший Болдырева, понимающе улыбнулся. Он помнил и
эту историю, и  не  только  е„.  Скудин  промолчал.  Кадлец  заинтересованно
слушал.
   -  Всегда  ходил  с  портфельчиком,  -  продолжал  Звягинцев.  -  Старым,
драненьким и тощим - один листок положить. А у нас ребята были вс„  молодые,
вроде моих  нынешних.  И  такое  же  хулигань„.  Мы  в  те  времена  лампами
занимались,  в  углу  комнаты  большая  коробка  стояла,   в   не„   горелые
складывали... И вот какой-то шутник возьми да и набей этими  самыми  лампами
Болдыреву портфель под завязку. Как потом выяснилось - поспорили, заметит он
или не заметит...
   - И как? - спросил Кадлец любопытно.
   - А никак! Не заметил! Бер„т свой портфель,  раздутый,  словно  туда  мяч
футбольный засунули, и спокойно топает в проходную. А там охрана, которая  и
его самого, и портфель, естественно, помнит. "Постойте-ка, это у вас там что
такое?" - "Как что? Ничего!" - "Откройте, пожалуйста". Он  открывает.  Немая
сцена. Я вас попрошу - представьте на  минуточку!  В  те-то  времена!..  На.
выходе из ГОИ с  тремя  десятками  радиоламп!  И  что  горелые  -  ещ„  поди
разбери!.. - Лев Поликарпович повернулся  к  Кадлецу,  потом  к  Скудину  и,
кажется, едва удержался, чтобы не ткнуть в этого последнего палкой:
   - Так вы что думаете, Болдырева схватили-скрутили? Надели  наручники?  По
полу размазали? Под суд отдали?..  Ни  в  коем  случае!  Спокойно  во.  вс„м
разобрались и отпустили. Ещ„ извинились... за некоторых остолопов...
   Скудин в первый раз подал голос:
   - А начальника охраны как звали, не помните?
   - Отчего не помнить. Кольцов  Павел  Андреевич.  Совсем  молодой  офицер,
помоложе вас был...
   - Угу, -  буркнул  Скудин  удовлетвор„нно.  Кадлец  тем  временем  пров„л
какие-то аналогии и обиделся:
   - Не пойму,  Лев  Поликарпович,  кого  в  данной  ситуации  вы  называете
остолопом? Или вы  хотите  сказать,  вашему  сотруднику  кто-то  из  шалости
привязал этот трансформатор, а он...
   - Я ничего не хочу сказать! - отрезал, остановившись, начлаб.  -  Я  хочу
сказать, вы тут из мухи мамонта делаете! Они же  молодые!..  Мальчишки...  с
девчонками...
   - Вот именно, - кивнул Андрей Александрович. - Вам,  вероятно,  известно,
сколько таких же мальчишек-компьютерщиков, как ваш Крайчик, прич„м не  менее
талантливых, по улицам ходит. Я знаю, сейчас это не  в  моде,  но  правильно
было вс„-таки сказано: незаменимых у нас нет. Подбер„м хорошего  парнишку...
толкового,  порядочного...  с  безупречной   характеристикой   и   анкетными
данными... и пускай себе трудится. А этого Крайчика...
   - Да? - Профессор прищурился и подался впер„д, опираясь на палку, - Вот у
вас на даче яблоня мало яблок дала, так о ч„м думать - на дрова е„! И скорей
новую посадить, чтобы на следующий год... Господи!  Е„  же  вырастить  надо!
Вы-рас-тить!..
   - Я уж вижу, кого вы там у себя вырастили...
   - А я вижу, что вы талантливого парня за мальчишескую  выходку  в  Сибирь
готовы упечь! Чтобы  только  вам  самому,  не  дай  Бог,  сверху  фитиля  не
спустили!.. Вы думаете  -  начальники  в  институте  главные  люди?  У  кого
зарплата побольше и кресло помягче, те и важнее?..  Мы  с  вами  и  Валентин
Евгеньевич?..  Самые  ценные  кадры?  Нет!!!  Они!!!   Вот   эти   Крайчики,
Башкирцевы,  Головкины!..  Это  их  исследования,  их  разработки!   Идеи!..
Изобретения!.. Вам известно хоть,  что  Веня  Крайчик  ещ„  в  двадцать  два
года...
   - Валентин Евгеньевич, -  воззвал  к  академику  Кадлец,  -  вы  слышите?
По-моему, у господина профессора...
   Но Льва Поликарповича было уже не остановить. Его палка  взлетела-таки  и
воинственно нацелилась на заместителя по общим вопросам:
   - Я вам не "господин"! И не смейте  применять  ко  мне  это  ваше  модное
слово!.. Это они - господа! Потому что это они до  седьмого  пота  работают!
Они дома за футболом сидят -  и  тут  у  них  озарения  случаются!  А  мы  -
обслуживающий персонал! Это мы с вами вс„  делать  должны,  чтобы  им  лучше
работалось! А не на Колыму из-за гов„нного трансформатора отправлять!!!
   Директор постучал по столу крепким прокуренным ногтем. Все обернулись.
   - Погодите бушевать, Лев Поликарпович, - примирительно сказал академик. -
Никто никого в Сибирь пока не ссылает, мы просто все вместе раздумываем  над
ситуацией. И если я правильно схватываю вашу мысль, вы желаете нам сообщить,
что  действия  Крайчика  никакого  враждебного  или  корыстного  умысла   не
содержали?
   - Никакого! - Профессор твердо выставил подбородок. - И вообще ничего, за
что следовало его бросать на пол, заковывать в наручники и топтать сапогами!
   - Что ж вы так, Иван  Степанович?  -  улыбаясь  одними  глазами,  спросил
академик. - Сразу в наручники и сапогами топтать?..
   Иван только вздохнул - неслышно и  незаметно.  Старая  песня.  Опричники,
сатрапы, гестаповцы. Между  прочим,  на  атомных  станциях  самый  последний
охранник доподлинно знает, где и какие кнопки надо  нажать,  чтобы  устроить
реактору   эвтаназию   <Безболезненная   смерть   (греч.)>.   Пока   научные
экспериментаторы его до буйного помешательства не довели. Если  бы  тогда  у
Марины  в  лаборатории  такой   "опричник"   стоял...   Успел   бы,   может,
отреагировать...
   Между тем Кадлец безошибочно уловил общее направление ветра.
   - Вот именно, Валентин Евгеньевич!  Очень  верно  подмечено.  Я  как  раз
собирался особо поговорить о наших