ед. Харди говорит, что мы переживем грядущую зиму, а  раз  он
это говорит, значит так и будет. Но за зимой настанет весна, а потом снова
зима. И потянутся годы - год за годом - и, может быть, стоит нам приложить
усилия сейчас, не откладывая, чтобы в те будущие годы нам жилось легче.
     - Конечно, не стоит так далеко заглядывать, если никаких будущих  лет
у нас не будет, - сказал мэр Зейц и рассмеялся. - Знаете,  я  беседовал  с
этой лечащей  головы  докторшей.  Доктор  Рут  говорит,  что  это  синдром
выжившего. Все, кто пережил Падение Молота, страдают им  в  той  или  иной
степени. Некоторые полностью сошли с ума и, чтобы остаться  в  живых,  они
готовы на все, что угодно. Но большая  часть  людей  подобна  нам:  просто
боятся покинуть найденное ими убежище. Я и сам такой. Мне очень не хочется
рисковать. Однако, в том, что сказал Гарви, есть смысл. Многое, что сейчас
находится за пределами нашей долины, могло  бы  оказаться  для  нас  очень
полезным. Может быть, мы даже разыщем то, о  чем  рассказал  нам  когда-то
Гарви...
     - Голубой фургон! - крикнули одновременно, по крайней  мере  четверо.
Харди вздрогнул. Рэнделл может прекратить разговоры о голубом фургоне,  но
остальные не прекратят. Черный  перец,  специи,  вяленое  мясо,  пеммикан,
консервированные супы и консервированные окорока, кофе, спиртные  напитки,
ликеры, куропатки, груши... Все, что только  может  привидится  в  мечтах.
Многие тонны деликатесов. Станки, ха-ха! Если б Харди мог прочесть то, что
вертелось в головах пятидесяти людей, решившихся на эту дурацкую  вылазку,
он бы понял, что ему следует искать: голубой фургон.  Пятьдесят  пар  глаз
видели одно и то же: образ голубого фургона.
     Наконец сенатор Джеллисон положил конец совещанию.
     - Ясно, что мы не можем принять никакого решения  до  тех  пор,  пока
сюда не придет Дик и не расскажет, как обстоят  дела  за  пределами  нашей
долины. Давайте подождем его прихода.
     - Я посмотрю, нет ли у миссис Кокс чая, - сказал Эл Харди.  -  Гарви,
вы не уделите минуту, чтобы помочь мне?
     - Конечно, - Гарви пошел к кухне. За дверью  его  остановил  вышедший
раньше Эл Харди.
     - Честно говоря, - сказал Харди, - миссис Кокс и сама знает,  что  ей
надо делать. Я хотел поговорить с вами. Давайте пройдем в библиотеку. - Он
повернулся и пошел впереди.
     "Что  теперь?  -  недоумевал  Гарви.  Ясно,  что  Харди  без  особого
одобрения относится к намечающейся вылазке, но не кроется ли за всем  этим
еще что-то? Когда Эл Харди ввел его в зал, а затем плотно  прикрыл  дверь,
Гарви ощутил знакомый страх.
     Эл Харди  любит  обделывать  свои  дела  четко  и  изящно.  Он  любит
изящество и четкость.
     Когда-то давно Гарви пришлось брать интервью у одного адмирала. Гарви
поразил его письменный стол. Все на  этом  столе  располагалось  абсолютно
симметрично. Точно в  центре  -  пресс-папье,  две  совершенно  одинаковые
коробки по бокам - для входящих и  исходящих,  чернильница  посередине,  с
каждой стороны по ручке... Все симметрично,  если  не  считать  карандаша,
которым адмирал размахивал, жестикулируя. Гарви обозрел все это.  А  потом
нацелил  камеру  только  на  середину,  а  карандаш  положил  прямо  перед
адмиралом, на одной линии с узлом его галстука.
     И адмиралу это понравилось!
     - Садитесь, пожалуйста, - сказал Харди. Выдвинул ящик стола сенатора,
достал оттуда бутылку "Бурбона". - Выпьете?
     - Спасибо, - теперь Гарви обеспокоился не на шутку. Эл Харди  обладал
почти такой же властью, как и сенатор. Он претворял  в  дело  распоряжения
сенатора. И Эл Харди любит изящество и четкость. Он сплел сложнейшую  сеть
исполнителей, которым плевать на Рэнделла и  исследования  психологических
мотиваций человека-с-улицы. Которые считают, что  их  работа  будет  много
легче,  если  принять,  что  все  люди  созданы  не  просто  равными,   но
идентичными. Так считает и сам Эл.
     Может проблема заключается в Марке? И если так, может ли Гарви спасти
его снова? Марк уже почти сам себя вышвырнул из Твердыни: Харди не  оценил
его заявления, что Твердыня  есть  "трудовой  лагерь  и  продовольственное
правительство сенатора Джеллисона". Не пришлось по вкусу это  заявление  и
Джорджу Кристоферу. Хотя - комариные укусы их не беспокоят.
     Может быть, дело не в Марке. Что если,  Эл  Харди  решил,  что  Гарви
Рэнделл мешает выполнению его  точных  и  изящных  замыслов?  Твердыня  не
сможет выжить без маниакальной страсти Харди все приводить  в  порядок.  А
вот дверь отсюда всегда открыта, и никто не должен забывать об этом.
     Гарви нервно заерзал на жестком сиденье. Эл Харди  сидел  напротив  -
подчеркнуто не сел в огромное кресло, стоящее за  столом.  Пока  Эл  Харди
держит все нити власти в своих руках, никто, кроме сенатора не сядет в это
кресло. Харди показал рукой на письменный стол, на  котором  в  беспорядке
громоздились  бумаги.  Карты,  на  которых  карандашом   была   обозначена
береговая линия моря Сан-Иоаквин. Распоряжения  об  использовании  рабочей
силы. Инвентаризационные списки  пищи  и  оборудования.  Списки  возможных
местонахождений пищи, оборудования и так далее. Список нужного,  чего  еще
раздобыть не удалось. Распорядок посадок. Подробности  и  уточнения  ранее
сделанных разработок. Все эти  бумаги  -  чтобы  сберечь  жизнь  людей  во
внезапно ставшем враждебном мире. Людей, которых слишком много. -  Как  вы
полагаете, все это имеет какую-нибудь ценность? - спросил Эл.
     - Огромную ценность, - ответил Гарви. - Организация. Все это -  чтобы
сберечь наши жизни.
     - Рад, что таково ваше мнение, - Харди поднял свой стакан. -  За  что
будем пить?
     Гарви показал на пустое кресло сенатора:
     - За герцога Серебряной долины.
     - Я рад буду выпить за это. Скоол.
     - Прозит.
     - Вы правы, он герцог, - сказал Харди,  -  обладающий  всей  полнотой
юридической власти.
     Ком страха, ворочавшийся в желудке Гарви, заметно вырос в размерах.
     - Скажите-ка, Гарви, что станет с  нами,  если  он  завтра  умрет?  -
спросил Харди.
     - Господи! Я не хочу даже думать об этом, - Гарви Рэнделл был испуган
до ужаса этим вопросом. - Но возможность этого невелика...
     - Всякая может быть возможность, - сказал Харди.  -  Разумеется,  наш
разговор должен остаться в секрете. С вашей стороны будет нелюбезно,  если
вы расскажите о нем кому-либо, в том числе и сенатору.
     - Так почему вы говорите мне это? И что с ним может случиться?
     - Сердце, - сказал Эл. - В Бечесде ему сказали, что он должен  беречь
сердце. После этой сессии он собирался уйти в отставку. Сразу после сессии
- если бы ему удалось прожить так долго.
     - Настолько плохо?
     - Достаточно плохо. Он может  протянуть  еще  два  года.  А  может  и
умереть через час. Наиболее вероятно  -  год,  а  не  час.  Но  все  может
случиться.
     - Господи... но зачем вы рассказали это мне?
     Харди не ответил. Вернее, не дал прямого ответа.
     - Вы сами сказали, что организация - залог  выживания.  Без  сенатора
никакого порядка, никакой организации здесь не будет.  Можете  вы  назвать
кого-нибудь кому окажется по силам взять власть в свои руки, если  сенатор
завтра умрет?
     - Нет. Сейчас я ответить на этот вопрос не могу...
     - А как насчет Колорадо? - спросил Харди.
     Гарви Рэнделл рассмеялся:
     - Вы сами слышали как о них говорилось  сегодня.  Колорадо  не  может
помочь нам выжить. Но я знаю, кто - если  что-нибудь  случится  -  возьмет
власть.
     - Кто?
     - Вы.
     Харди покачал головой:
     - Не получится. По двум причинам. Во-первых, я  не  местный.  Здешние
жители не знают меня. Они повинуются моим приказам только потому, что  это
его приказы. Ладно, со временем я мог бы  этот  вопрос  уладить.  Но  есть
более веская причина. Я просто не гожусь.
     - Мне кажется, что вы все делаете наилучшим образом.
     - Нет. Я намеревался занять его место в сенате. Он  уже  договорился,
что после его ухода в отставку его место займу я.  Думаю,  что  я  был  бы
хорошим сенатором. Но я не думаю, что был бы хорошим  президентом.  Гарви,
две недели тому назад мне пришлось поехать на ферму Бонара - выселять  его
жену и двоих детей. Они  кричали,  они  плакали,  они  говорили  мне,  что
фактически я обрекаю их на смерть - и они были правы. И все  же  я  выгнал
их. Правильно ли было так поступать? Этого я не знаю.  И  в  то  же  время
знаю: правильно. Потому  что  сделать  это  приказал  он,  а  то,  что  он
приказывает - правильно.
     - Странно, что...
     - Таков уж недостаток моего характера, - сказал Харди.  -  Я  мог  бы
покопаться в своем детстве, проведенном в католическом приюте  для  сирот.
Но вряд ли вам захочется выслушивать историю моей жизни. Поверьте  мне  на
слово, я делаю свое дело лучше, если мне есть  на  кого  опереться,  когда
есть кто-то являющийся высшей властью. Кто-то иной, а  не  я.  Старик  это
знает.  Абсолютно  невозможно,  чтобы  он  рассматривал  меня  как  своего
преемника.
     - Так что вы будете делать, когда...
     - Кого бы  сенатор  Джеллисон  не  назначил  своим  преемником,  я  -
начальник штаба у того, кто по  моему  разумению,  сможет  продолжать  его
дело. Эта долина создана им, она его рук дело. Вы это и  сами  знаете.  Он
спас всех нас. Без него здесь было бы то же самое, что творится во Внешнем
мире.
     Гарви кивнул:
     - Мне кажется, вы правы.
     "И мне хорошо здесь, -  подумал  он.  -  Я  в  безопасности,  я  хочу
оставаться в безопасности".
     - Какое отношение все это имеет ко мне?
     - Вы мешаете, - сказал Харди. - И сами знаете, чем именно мешаете.
     Зубы Гарви Рэнделла лязгнули. - Если  завтра  он  умрет...  -  сказал
Харди, если он умрет,  единственный  человек,  способный  взять  власть  и
продолжить его дело  -  это  Джордж  Кристофер.  Нет,  подождите  задавать
вопросы. Мне не по душе было бы стать его начальником штаба.  Но  я  стану
им, потому что никто иной, кроме него, не  сможет  удержать  в  руках  эту
долину. И мне ясно, что все понимают, что сенатор  желал  бы  иметь  своим
наследником именно Кристофера. Не более, чем через  неделю  будет  сыграна
свадьба.
     - Она не выйдет замуж за Джорджа Кристофера!
     - Выйдет. Если это означает выбор  между  успехом  и  неудачей  всего
того, что пытался создать сенатор - выйдет.
     - Вы говорите так, будто за кого бы Маурин не  вышла  замуж,  тот  во
главе Твердыни...
     - Нет, - сказал Харди. Печально  покачал  головой.  -  Это  относится
далеко не ко всем. К вам, например, не относится. Вы не местный. Никто  не
захочет повиноваться вашим приказам, но некоторые  станут  повиноваться  -
если бы вы оказались  наследником  сенатора.  Но  таких  насчитывалось  бы
немного. Вы здесь слишком мало прожили, - Эл промолчал  секунду.  -  Кроме
того, и мне бы это было не нужно.
     Гарви развернулся и уставился на своего более молодого собеседника.
     - Вы ее любовник, - прошипел он.
     Харди пожал плечами:
     - Она достаточно занимает мои мысли, чтобы я не желал  ее  смерти.  А
женившись на ней, я именно убил бы  ее.  Все,  что  может  в  этой  долине
вызвать дезорганизацию, что расколет ее население на  отдельные  группы  и
фракции, убьет всех, кто здесь находится. Мы не сможем  выдержать  натиска
первого же отряда врагов, пожелавшего вторгнуться к нам...  А  во  Внешнем
мире, Гарви, враги у нас есть. И хуже, чем вы думаете.
     - Вам известно что-то, о чем не говорилось на совещании?
     - Вы все узнаете от Дика, когда он приедет сюда, -  сказал  Эл.  Взял
бутылку и разлил в стаканы еще "Бурбона". - Оставьте ее в покое, Гарви.  Я
знаю, что ей одиноко и  знаю  какие  чувства  вы  испытываете  к  ней,  но
оставьте ее в покое. Все,  что  вы  сможете  сделать  -  это  убить  ее  и
уничтожить то, что создал ее отец.
     - Черт побери, я...
     - Кричать на меня или злиться на меня бесполезно, - голос  Харди  был
холоден и не допускал возражений. - Вы сами понимаете,  что  я  прав.  Она
должна выйти замуж за того, кто станет новым герцогом. В противном  случае
попытается предъявить права Джек Турнер,  и  мне  придется  его  убить.  В
противном случае появятся фракции, каждая из которых попытается  захватить
власть. Потому что членам каждой из фракций будет казаться, что у  них  не
меньше прав, чем у кого-либо другого или других. Единственная  возможность
мирного перехода власти - это апеллировать к  памяти  сенатора,  призывать
хранить верность его делу. Такое по силам только Маурин, и никому  больше.
Но она не сможет полностью контролировать положение. Смогут это  лишь  они
вместе - Маурин и Джордж.
     И  тут  холодный  голос  Харди  дрогнул  -  чуть  дрогнул.  Рука  его
задрожала:
     - Вы думаете, от того, что вы делаете,  ей  хоть  чуточку  легче?  Ей
известно, как она обязана поступить. Почему, как вы  считаете,  она  тайно
встречается с вами, но не собирается выходить за вас замуж? - Харди встал.
- Мы здесь пробыли уже долго. Присоединимся к остальным.
     Гарви осушил свой стакан. Но не поднялся с места.
     - Я пытался поговорить с вами по дружески, - сказал Харди. -  Сенатор
о вас высокого мнения. Ему нравится ваша работа, ему нравятся  ваши  идеи.
Мне кажется, если б он мог сделать  свободный  выбор,  он  бы...  впрочем,
неважно. У него нет свободного выбора,  а  я  вам  сказал  то,  что  хотел
сказать. - И прежде, чем Рэнделл успел сказать что-нибудь, Харди вышел.
     Гарви уставился на пустой стакан. Наконец он встал и  швырнул  стакан
на ковер, на пол.
     - Дерьмо! - сказал он. - Будь оно все проклято и на  том  и  на  этом
свете!


     Когда объявили перерыв совещания, Маурин вышла из дома.  На  улице  -
легкий туман, такой легкий, что едва его можно заметить. Туман  никому  не
мешает, он никого не беспокоит. Видимость была хорошей, на несколько миль,
и Маурин могла разглядеть  снег,  покрывающий  вершины  Хай-Сьерры.  И  не
только вершинны, но и склоны. Снег покрывал и лежащую к югу Коровью  гору,
а ведь ее высота не достигает и пяти тысяч футов. Скоро снег появится и  в
долине.
     Маурин чуть поеживалась под холодным ветром, но  ей  и  в  голову  не
пришло вернуться в дом и надеть что-нибудь потеплее. Если она  вернется  в
дом, значит снова: видеть Гарви Рэнделла и отводить взгляд. Ей не  хочется
ни видеть никого, ни говорить ни с  кем.  Но  она  приветливо  улыбнулась,
когда мимо проехала на своем огромном жеребце  Алис  Кокс.  Потом  она  не
столько услышала, сколько почувствовала, как кто-то подошел к ней и  встал
сзади. Маурин медленно обернулась, со страхом - кого она увидит?
     - Холодно, - сказал преподобный Варлей.  -  Вам  бы  следовало  одеть
куртку.
     - Мне не холодно, - она повернулась чтобы отойти  от  него,  и  снова
взгляд ее упал не Сьерру. Там, в тех горах, сын  Гарви.  Те,  кто  побывал
там, рассказывали, что скауты устроились неплохо. Она снова  обернулась  в
Варлею. - Мне говорили, что вам можно доверять, - сказала она.
     - Надеюсь, что это так. - Маурин ничего не сказала, и Варлей добавил:
- Мое главное дело здесь  -  выслушивать  людей,  рассказывающих  о  своих
неприятностях и затруднениях.
     - А я думала, ваше главное дело -  молиться,  -  с  циничной  иронией
сказала Маурин.
     - Я молюсь, но молитву нельзя назвать делом.
     - Нельзя. - Он прав. Том Варлей пользовался немалым влиянием и мог бы
претендовать на долю гораздо большую, чем та, которую  он  брал  со  своих
овечек. Многие из жителей долины отдавали ему часть своих пищевых пайков -
и он эти приношения раздавал. Варлей никому не говорил, кому он отдает эту
пищу. Джордж подозревал, что он подкармливает чужаков, но и Джордж  ничего
не говорил  Тому  Варлею.  Джордж  боялся  его.  В  социально  примитивных
обществах священники и колдуны вызывают страх...
     - Хотелось бы мне, чтобы тот День действительно  был  днем  Страшного
Суда, - не подумав ляпнула Маурин. Почему?
     - Потому, что тогда это что-нибудь бы означало. А сейчас во всем этом
нет никакого смысла. И не говорите мне о воле Божьей и  Его  неисповедимых
замыслах.
     - Раз вы говорите, что не хотите этого  слушать  -  не  буду.  Но  вы
убеждены в том, что мне сказали?
     - Да, я пыталась - не получается... Я не могу верить в бога,  который
сделал такое! Во всем этом попросту  нет  ни  цели  ни  смысла,  -  Маурин
показала на снег, устилающий горы: - Здесь  настанет  зима.  Скоро!  И  мы
переживем ее. Некоторые из нас переживут, а потом будет следующая зима.  А
потом еще следующая. Чего тут беспокоиться? - Но Маурин не могла задержать
взгляд  на  Варлее.  Его  собачьи  глаза  были  наполнены  сочувствием   и
пониманием. Она знала, что ей именно  это  и  необходимо  -  сочувствие  и
понимание. Но сейчас сочувствие  и  понимание  -  это  невыносимо.  Маурин
повернулась и быстрым шагом пошла прочь.
     Варлей пошел за ней следом:
     - Маурин!
     Она продолжала идти по направлению к подъездной аллее. Он догнал ее и
пошел рядом.
     - Прошу вас.
     - Что? - она обернулась, чтобы видеть  его  лицо.  -  Что  вы  можете
сказать? И что я могу сказать? Все это правда.
     - Большая часть нас хочет выжить, - сказал он.
     - Да. Хотелось бы мне знать зачем?
     - Вы это знаете. Вы тоже хотите жить.
     - Но не так.
     - Дела обстоят не так уж плохо...
     - Вы не понимаете. Я думала, что я что-то  нашла.  Жизнь  наполненная
работой. Я могла в это  поверить.  Действительно  могла.  Но  у  меня  нет
никакой работы. Я абсолютно, абсолютно бесполезна.
     - Это неправда.
     - Это правда. Это всегда  было  правдой.  Даже  раньше...  раньше.  Я
просто  существовала.  Иногда  я  могла  почувствовать  себя   счастливой,
представляя, что чья-то чужая жизнь - это моя жизнь. Я могла дурачить сама
себя, но ничего хорошего мне это не приносило. Все это было не  взаправду.
Я просто плыла по течению, я не  видела  в  своем  существовании  большого
смысла, но оно было не таким уж плохим. Тогда еще нет. Но появился Молот и
забрал у меня даже это. Он забрал, он унес с собой все.
     - Но вы здесь нужны людям, - сказал Варлей. - От  вас  зависит  много
людей, вы нужны им...
     Маурин рассмеялась:
     - Зачем? Эд Харди и Эйлин делают  дело.  Папа  принимает  решения.  А
Маурин? - она рассмеялась снова. -  Маурин  делает  людей  несчастными,  у
Маурин бывают приступы черной  меланхолии  -  которую  она  распространяет
словно заразу. Маурин ужом вьется, чтобы повидаться со своим любовником. А
потом  приводит  этого  бедного  сукиного  сына  в  отчаяние,   не   желая
разговаривать с ним на людях. А не желает она разговаривать с ним  потому,
что боится, что этим приведет его к гибели. Но у Маурин нет даже  мужества
перестать  с  ним  трахаться.  Может,  это  и  похуже,  чем  быть   просто
бесполезной?
     Реакции на использованные ею выражения не  последовало.  И  ей  стало
стыдно - самой за себя - за то что пыталась... Что пыталась? А, неважно.
     - Так разве не правда, что вы для кого-то делаете  добро?  -  спросил
Варлей. - Этот любовник. Он - тот, с кем вы хотели бы жить вместе.
     Маурин горько улыбнулась.
     - Разве вы не понимаете? Я не знаю! И боюсь узнать.  Я  хочу  любить,
хочу быть любимой, но вряд ли мне это удастся. Я боюсь, что даже то, что у
меня сейчас есть, тоже исчезнет. И я не могу ни в чем разобраться,  потому
что моя работа - быть принцессой-наследницей. Может быть, мне следовало бы
выйти замуж за Джорджа, тем и довольствоваться.
     На этот раз реакция последовала. Варлей был явно удивлен:
     - Ваш любовник - Джордж Кристофер?
     - Господи Боже, нет! Джордж - первый, кто убил бы его.
     - Сомневаюсь в этом. Джордж очень хороший, добрый человек.
     - Хотела бы я... Хотелось бы мне быть в этом уверенной. Тогда я могла
бы разобраться. Я могла бы понять, могу я еще вообще любить кого-нибудь. И
мне хотелось знать, мне бы хотелось знать, не забрал л