пальцы  свела
судорога: нужно уезжать, быстрее уезжать, подальше от этих  ружей.  Но  он
принудил себя ждать.
     Ларри заполнил бак бензином. Тим задом вырулил из подъездной аллеи. И
поехал - в дождь.



                              ПОЧТАЛЬОН: ОДИН

                     Все, что может быть охарактеризовано как  долг,  есть
                предпосылка всякого подлинного закона и  сущность  всякого
                благородного обычая - превращающегося впоследствии, как мы
                можем увидеть, в то, что называется честью. Если мы начнем
                размышлять над подобными проблемами, нам никак на обойтись
                без понятия "честь".
                                            Освальд Шпенглер. Размышления.

     Гарри Ньюкомб не видел  Падения  Молота,  и  вина  за  это  лежит  на
Джейсоне Гиллкудди. Гиллкудди (как он говорил) заточил сам себя  в  глуши:
обрек себя на диету и  написание  романа.  За  шесть  месяцев  он  потерял
двенадцать фунтов (хотя мог бы и больше). А что касается уединения, то ему
куда как больше хотелось поболтать с  проезжавшим  мимо  почтальоном,  чем
писать свой роман.
     Лучшую кофейную чашку можно обнаружить  в  Ранчо  Серебряной  Долины.
Зато Гиллкудди, живущий на противоположном конце долины, умеет приготовить
лучший в этих местах кофе.
     - Но, - улыбаясь, сказал ему Гарри, - но я расползусь по  швам,  если
позволю всем желающим угощать меня кофе. Я - человек популярный,  вот  кто
я.
     - Дитя, лучше не спорь, а пей. Срок моей аренды истекает в четверг, а
"Баллада" закончена. К следующему Дню Хлама меня здесь не будет.
     - Закончена! Ура, прекрасно! Я в ней описан?
     - Нет, Гарри, извини. Понимаешь, это чертово произведение  получилось
слишком большим. Ведь выходит вот как: то, что тебе самому нравится больше
всего, обычно приходится выбрасывать. Но вот кофе: "Голубая гора  Ямайки".
Когда я праздную приятное событие...
     - Ладно, налейте.
     - Добавить коньяку?
     - Имейте какое-то уважение к  моей  форме,  если  вы...  Ладно,  черт
возьми, не могу же я теперь его вылить. Не могу.
     - За моего издателя, - Гиллкудди бережно  поднял  свою  чашку.  -  Он
заявил, что этот контракт разорвет. Причем вина будет лежать на мне.
     - Тяжелая у вас работа.
     - Да, но зато деньги платят хорошие.
     Самым краем сознания Гарри заметил далекий раскат грома.  Надвигается
летняя гроза? Он  мелкими  глотками  потягивал  кофе.  Кофе  у  Гиллкудди,
действительно - нечто особое.
     Но когда Гарри вышел из дома, он не увидел в небе  грозовых  облаков.
(Кстати, встал Гарри до того, как  рассвело.  Фермеры  живущие  в  долине,
придерживаются странного распорядка дня, и почтальону приходится  под  них
подлаживаться). Гарри увидел  жемчужное  сияние  окутавшего  Землю  хвоста
кометы. Частично это сияние еще было заметно, но оно расплывалось в  лучах
солнца и, белея, растворялось в голубизне неба.  Похоже  на  смог,  только
чистый смог. Стояла странная тишина, будто все вокруг ожидало чего-то.
     Итак, Джейсон Гиллкудди возвращается в Чикаго.  До  следующего  раза,
когда он снова приговорит себя к одиночному  заточению.  Посадит  себя  на
диету и начнет писать очередной роман. Гарри будет не хватать его. Джейсон
- самый  образованный  человек  в  долине,  за  исключением,  может  быть,
сенатора... А сенатор-то, оказывается, существует  на  самом  деле.  Гарри
видел его вчера, хоть и издали. Сенатор прибыл на автомобиле,  размером  с
автобус. Может быть,  и  сегодня  Гарри  повстречает  сенатора.  Гарри  на
хорошей скорости мчался к усадьбе Адамсов. Грузовичок  затрясло,  и  Гарри
затормозил. Выбоина?  Что-то  случилось  с  колесом?  Дорога  тряслась  и,
похоже,  пыталась  изогнуться.  Грузовичок,  в   свою   очередь,   пытался
вытряхнуть мозги из Гарри. Гарри остановил машину, но по-прежнему  трясло!
Он выключил зажигание. Почему трясет?
     -  С  таким   лучше   встречаться,   имея   бутылочку   бренди.   Ха!
Землетрясение? - Тряска кончилась. - А никаких выбоин или  разломов  здесь
нет. Мне так кажется.
     Гарри поехал дальше, уже более медленно. С такой скоростью  до  фермы
Адамсов добираться долго.  Он  рассчитывал  приехать  туда  пораньше.  Тем
более, что он ездил раньше другим  маршрутом.  Он  не  осмелится  зайти  в
дом... что ж, это сэкономит ему пару  минут.  Ни  к  чему  опять  вызывать
недовольство миссис Адамс. Но с другой стороны, Гарри не видел  Донну  уже
несколько недель.
     Гарри снял свои противосолнечные очки. Он и не  заметил,  как  вокруг
потемнело. И продолжало темнеть. Словно заснятые замедленной  съемкой,  по
небу неслись облака. Темное брюхо облаков освещали вспышки молний. Никогда
прежде ничего подобного Гарри видеть не приходилось. Вероятно,  начинается
гроза, вот-вот хлынет дождь.
     Ветер выл  словно  целая  куча  демонов,  вырвавшихся  из  ада.  Небо
сделалось безобразным и страшным. Ничего подобного этим крутящимся  черным
тучам, пронизанным молниями, Гарри видеть не приходилось. Погода - как раз
подходящая, чтобы оставить  почту  для  миссис  Адамс  в  почтовом  ящике,
подумал он мстительно. Пусть прогуляется за ворота.
     Но, возможно, как раз Донне придется идти под дождем за почтой. Гарри
подъехал к дому и остановился под нависающей над землей верандой. Как  раз
в ту секунду, когда он вылез из машины, пошел дождь. Выступ веранды  почти
никак не защищал от дождя: ветер разносил  его  струи  во  всех  возможных
направлениях.
     А, может быть, как раз Донна откроет ему дверь...  Но  -  увы!  Дверь
открыла миссис Адамс, и она не выказала ни  малейшего  знака  радости  при
виде Гарри. Гарри повысил голос, чтобы его можно было услышать сквозь  вой
ветра: "Ваша почта, миссис Адамс". И голос его был столь  же  безразличен,
как ее лицо.
     - Спасибо, - сказала миссис Адамс и твердой рукой закрыла дверь.
     Дождь лил, будто разверзлись хляби  небесные.  С  грузовичка  хлынули
отвратительного вида  коричневые  струи.  Гарри  стало  стыдно.  Он  и  не
подозревал, что его машина настолько грязна. Уже наполовину  вымокший,  он
влез в кабину и поехал от дома Адамсов.
     Неужели по всей долине такая погода? Гарри прожил в этих местах  чуть
больше года, но ничего и отдаленно похожего на то, что  творилось  вокруг,
ему еще  видеть  не  приходилось.  Всемирный  потоп!  Ему  очень  хотелось
порасспросить кого-нибудь, что все это значит?
     Хоть кого-нибудь, но только не миссис Адамс.
     Сейчас в долине должен быть сухой сезон. Ручей Придара тек, казалось,
как обычно. Покрытая рябью вода ручья  омывала  гладкие  белые  булыжники,
образующие его русло. Но когда Гарри Ньюкомб по деревянному мосту переехал
ручей, он  увидел,  что  ручей,  переполненный  водой  бурлит.  Дождь  лил
по-прежнему яростно, не утихая.
     Гарри  свернул:  нужно  опустить  два   письма   в   почтовый   ящик,
принадлежащий Джентри.
     За всю свою службу здесь почтальоном Гарри лишь раз  удалось  увидеть
Джентри  (и  фермер  тогда  нацелил  на  Гарри  дробовик).   Джентри   вел
отшельничий  образ  жизни,  и  ему  не  требовалась  немедленная  доставка
корреспонденции. Гарри он не нравился.
     Колеса  вращались  без  толку,  потом  нашли  сцепление  с  почвой  и
выволокли автомобиль обратно на дорогу. Раньше или позже, а Гарри надо  бы
где-то передохнуть. Он  оставил  надежду  закончить  разводку  всей  почты
сегодня. Может быть, Миллеры предложат ему кровь и еду.
     Дорога круто шла вверх по склону. Видно было плохо: дождь,  молнии  и
темнота в промежутках между вспышками молний.  На  малой  скорости  машина
ползла вперед. Слева - обрыв, справа - поднимающийся вверх склон холма.  И
склон и обрыв густо поросли  деревьями.  Гарри  жался  поближе  к  склону.
Кабина была насквозь мокрая. Воздух - теплый и перенасыщен влагой.
     Гарри резко затормозил.
     Склон  впереди  обрушился.  Оползень  перегородил  дорогу,   частично
перемахнув дальше в обрыв.  Засыпанные  землей,  торчали  деревья  -  одни
сломанные, другие нет.
     Недолго думая, Гарри решил вернуться. Но там, если повернешь назад  -
лишь Джентри и миссис Адамс. Ну  и  черт  с  ним.  Дождь  уже  смыл  часть
оползня. А остаток - ну, эта куча земли и грязи не так уж крута. Решившись
Гарри повел машину поверх оползня. Первая скорость и  не  останавливаться.
Если он увязнет, домой придется возвращаться пешком. Причем под дождем.
     Грузовичок накренился. Закусив губу,  Гарри,  изо  всех  сил  работал
рулевым колесом и акселератором. Бесполезно. Перемешанная с  грязью  земля
поползла к обрыву, нужно как-то вырываться! Гарри вдавил до отказа  педаль
акселератора.  Колеса  вращались,  не  давая  никакого  видимого  эффекта,
грузовичок накренился еще круче. Гарри выключил зажигание, упал на  пол  и
закрыл лицо руками. Грузовичок мягко качало, валило из стороны в сторону -
словно подбрасывало на волнах стоящую на якоре лодчонку.  Слишком  сильный
наклон - и грузовичок опрокинулся на бок. Почти сразу же  он  врезался  во
что-то большое и неподатливое, по кругу съехал с преграды, врезался еще во
что-то, и наконец остановился.
     Гарри приподнял голову.
     Сразу за ветровым стеклом - ствол  дерева.  Небьющееся  стекло  пошло
трещинами, прогнулось  внутрь.  Машину  заклинило  между  этим  деревом  и
соседним. Она лежала  на  боку,  и  вытащить  ее  без  посторонней  помощи
невозможно. Да, чтобы вытащить грузовичок, нужен по  крайней  мере  мощный
автомобиль с буксировочным тросом. И люди с пилами.
     Гарри не столько лежал, сколько висел в воздухе, удерживаемый  ремнем
безопасности. Теперь он осторожно расстегнул его, решив, что особого вреда
от того не будет.
     А что теперь? Конечно, нельзя оставлять почту без  присмотра,  но  не
может же  он,  Гарри,  просидеть  здесь  весь  день!  "Каким  образом  мне
закончить развоз почты сегодня?" - задал он сам себе  вопрос  и  хихикнул.
Хихикнул, ибо совершенно ясно, что он и не  собирался  закончить  развозку
сегодня. Придется оставить всю эту груду почты до  завтра.  Волк  будет  в
ярости... но тут уж Гарри ничем помочь не может.
     Он взял заказное письмо, адресованное сенатору Джеллисону и сунул его
в карман. В другой карман он сунул две маленькие посылки, о которых  Гарри
имел основание думать,  что  внутри  их  нечто  ценное.  Большие  посылки,
бандероли с книгами и прочая почта пусть позаботятся сами о себе.
     Он вылез  из  машины.  Дождь,  слепя,  ударил  его  в  лицо,  вымочил
мгновенно до нитки. Грязь  скользила  под  подошвами,  и  через  несколько
секунд Гарри был вынужден изо всех сил вцепиться в оказавшиеся рядом с ним
деревца. Лишь благодаря этому он  не  сорвался  в  текущий  далеко  внизу,
быстро набухающий, ручей. Гарри постоял так, цепляясь за деревце -  то  ли
мгновение стоял, то ли очень долго.
     Нет, не надо  пытаться  добраться  до  телефона.  Через  такую  дикую
непогоду ему не добраться. Лучше выждать, пока это кончится. К счастью  он
сейчас  так  ехал,  что  путь   совпадал   с   утвержденным   начальством,
обозначенным на карте маршрутом. Волк поймет, где искать его... Только он,
Гарри и представить себе не может, какой автомобиль  сможет  добраться  до
него через то, что творится вокруг.
     В небе вспыхивают молнии, обычные и двойные, блинк-блинк. Беспрерывно
грохотал гром. Гарри ощутил боль в мокрых насквозь ногах. Да еще какую!
     Хватит!
     Кое-как он вернулся к своему  грузовичку  и  залез  внутрь.  Конечно,
автомобиль этот - не такая уж  и  защита,  но,  похоже,  что  здесь  самое
безопасное место, чтобы переждать пронизанную молниями  бурю...  и,  кроме
того, он таким  образом  не  оставляет  почту  без  охраны.  Ведь  это,  в
сущности, должно заботить его в  первую  очередь.  Лучше  доставить  почту
попозже, чем рисковать тем, что ее могут украсть.
     Да  уж,  определенно  лучше,  решил  Гарри  и  попытался   устроиться
покомфортабельнее. Проходили часы, и не было ни малейшего  признака  того,
что буря стихает.
     Спал Гарри плохо. В багажном отделении он устроил  себе  нечто  вроде
гнезда, для  этого  пожертвовал  рекламные  листы  различных  магазинов  и
экземпляр утренней газеты. Гарри часто просыпался,  и  каждый  раз  слышал
бесконечный стук барабанившего по металлу дождя. Через долгое время небо и
земля перестали казаться сплошной  тьмой,  пронизанной  вспышками  молний.
Теперь все стало тускло-серым. Молнии вспыхивали пореже.  Гарри  извиваясь
дотянулся до вчерашней картонки молока. Он как предчувствовал, и не  выпил
молоко раньше. Но картонка молока - этого  мало,  Гарри  остался  голоден.
Кроме того, он не пил сегодня, как привык, кофе.
     - В ближайшем же доме, - сказал себе Гарри и представил себе  большую
кружку с дымящимся кофе. Видимо, не просто кофе, а с коньяком (хотя никто,
кроме Гиллкудди  никогда  раньше  даже  не  собирался  поить  его  кофе  с
коньяком).
     Дождь несколько утих. Утих чуть и вой ветра.
     - А, может, я просто начал глохнуть, - сказал вслух  Гарри.  -  НАЧАЛ
ГЛОХНУТЬ! Ладно, а может и не начал. - Беспечный от природы, Гарри  быстро
находил светлую сторону, просвет в самой мрачной ситуации. - И то  хорошо,
что на сегодня День Хлама отменяется, - сказал он себе.
     Он  выпростал  ноги  из  кожаной  почтовой  сумки  (всю  долгую  ночь
благодаря  этой  хитрости  ноги  остались  почти  сухими).  Одел  ботинки.
Посмотрел на груду почтовых отправлений. Чтобы что-либо рассмотреть  света
было мало.
     - Лишь самое важное, - сказал себе Гарри. - Книги можно  оставить.  -
Сомнения  вызывали,  пожалуй,  лишь  "Известия  конгресса",   адресованные
сенатору Джеллисону, а также журналы. Гарри решил взять их  со  собой.  Он
набил свою сумку всяческой почтой, оставил лишь самые  объемистые  пакеты.
Встав, с усилием открыл дверь машины - словно  открыл  люк,  и  протолкнул
почтовую сумку. Дверь находилась сейчас не сбоку, а  вверху.  Затем  Гарри
вскарабкался вслед за сумкой сам. Дождь  все  еще  лил,  и  Гарри  прикрыл
сверху сумку куском пластиковой пленки.
     Грузовичок тяжело покачнулся.
     Грязь  взметнулась  вдоль  обращенного  вверх  борта   грузовичка   и
остановилась вровень с колесами. Гарри перекинул сумку через плечо и пошел
вверх по склону. Тут же почувствовал как земля дрогнула  под  подошвами  и
сменил шаг на бег.
     За его спиной  под  тяжестью  грузовичка  и  сползающей  массы  грязи
согнулись деревья. Корни вывернулись из  земли,  и  грузовичок  покатился,
набирая скорость.
     Гарри покачал головой. Вероятно, это его  последняя  развозка  почты.
Волку потеря машины придется не по нраву. Он начал взбираться  по  склону.
Идти было трудно. Он шел и оглядывался. Ему нужен хоть какой-нибудь посох.
Он увидел торчащее из грязи молодое деревце - гибкий ствол длиной футов  в
пять. Деревце было с корнями вырвано оползнем.
     Когда Гарри выбрался на дорогу, идти было легче. Теперь он  спускался
вниз по склону. Путь  предстоял  кружной  и  неблизкий:  к  дому  Адамсов.
Тяжелая  грязь  отваливалась  с  ботинок,  ногам  полегчало.   Дождь   лил
по-прежнему. Гарри все глядел вверх на склон: он боялся новых оползней.
     - У меня в прическе фунтов пять воды,  -  проворчал  он.  -  Зато  не
холодно. - Сумка была тяжелой. Будь у  нее  добавочный  ремень,  тот,  что
крепится к поясу, нести ее было б легче.
     И вдруг Гарри запел:

                      От нечего делать пошел я гулять.
                      Пошел погулять на лужок
                      Мечтая о долларе, так его мать
                      Чтобы отдать должок.
                      В моих волосах застряла зола
                      А глотка суха как наждак
                      Я начал молиться, и в небо текла
                      Молитва, ну мать ее так...

     Он  одолел  наконец  скользкий  склон  и   увидел   рухнувшую   вышку
электропередач.  Провода  высокого  напряжения  лежали   поперек   дороги.
Стальная башня  была  повержена  молнией.  Возможно,  молнии  били  в  нее
несколько раз, верхушка вышки была перекручена.
     Сколько времени  прошло  после  падения  вышки?  И  почему  работники
"Эдисона" еще не устранили аварию? Гарри пожал плечами. Потом  он  увидел,
что столбы телефонной связи тоже повалены. Значит, когда  Гарри  доберется
до чьего-нибудь дома, никуда позвонить он не сможет.

                      Возле пруда расположен был луг,
                      Мать его так пополам,
                      И тут я увидел сокола вдруг,
                      Шедшего по волнам.
                      - Ужасное чудо! - я громко вскричал.
                      Как ты в воде не намок?!
                      Хоть сокол мне, мать его, не отвечал,
                      Я спел ему пару строк -
                      Из древнего псалма (Его я учил
                      В те дни, когда был щенком.)
                      А сокол, ах мать его, в небо взмыл
                      И обдал меня говном.
                      И я на колени тогда упал,
                      В небеса не смея смотреть.
                      И тихо, мать его так, прошептал:
                      "Свою я приветствую смерть".
                      Смерть это то, что и надобно мне,
                      Сто раз заслужил ее я".
                      А сокол, ну мать его, вспыхнул в огне
                      И снова обгадил меня.

     А вот и ворота фермы Миллеров. Никого  не  было  видно.  И  не  видно
никаких свежих следов от шин на подъездной  аллее.  Гарри  подумал,  а  не
уехали ли куда-нибудь обитатели фермы прошлой ночью? Сегодня они наверняка
никуда не уезжали.  Утопая  в  глубокой  грязи,  Гарри  пошел  по  длинной
подъездной дороге к дому. По телефону от Миллеров не позвонить, но,  может
быть, они угостят его чашкой кофе. Может быть, даже отвезут его в город.

                      Горящая птица в небе плыла
                      Как солнце. Как блик на волне.
                      Мать ее трижды. Вот это дела...
                      И хотелось зажмуриться мне.
                      Крепко зажмуриться, так вашу мать,
                      Только ведь я опоздал:
                      Много ли проку глаза закрывать,
                      Коль он всю башку обосрал?
                      К священнику, мать его, кинулся я,
                      Пожаловаться на это.
                      Священник стрельнул, подлец у меня
                      Последнюю сигарету.
                      О чуде священнику я рассказал, -
                      (Священник лежал среди роз.)
                      Дерьмо в своих волосах показал -
                      И ублюдок зажал свой нос.
                      Пришлось к епископу мне бежать
                      Поведать, что было со мной.
                      Сказал епископ, мать его так:
                      "Ступай-ка, дружок, домой.
                      А дома сразу в постель ложись,
                      Мать твою так и так,
                      Проспись, мать твои, протрезвись,
                      И голову вымой, дурак!"

     Никто не отозвался, когда Гарри постучал в дверь дома Миллеров. Дверь
была чуть приоткрыта. Гарри громко позвал,  и  по-прежнему  ему  никто  не
ответил. Он уловил запах кофе.
     Он в нерешительности постоял мгновение, затем вытащил из  сумки  пару
писем и экземпляр  "Эллери  Квинс  Мистери  мэгэзин"  и  держа  их  словно
верительные грамоты, открыв дверь вошел в дом. Он пел -  еще  громче,  чем
раньше:

                      Проспавшись, помчался к приятелю я,
                      Ах мать его три-четыре!
                      (Он был преклонных годов свинья
                      По имени Джон О'Лири).
                      Плача в свинарник к нему я влетел
                      И прильнул к его пятачку.
                      Джон, так его мать, на свой окорок сел
                      И поднял свою башку.