дет в белые балахоны, - в опасности. Для закованных в  цепи
детей  наступило  время  кошмара.  Сотни  доведенных  до  белого   каления
водителей, многие тысячи пассажиров, множество людей, спасающихся бегством
из города (не то, чтобы они на самом  деле  ожидали  падения  Молота,  они
удирали просто на всякий случай), -  и  всем  им  преградили  дорогу  дети
кометы. Люди  на  улице  в  большинстве  еще  лежали  навзничь  или  брели
бесцельно куда-то. Но хватало и  других;  мужчины  и  женщины  стягивались
вокруг одетых в балахоны, скованных цепями детей. И у каждого мужчины, и у
каждой женщины было в руках что-либо  тяжелое  -  железные  прутья,  цепи,
рукоятки домкратов, бейсбольные биты.
     Эйлин стояла в дверях. Она кинула взгляд назад - на  тело  Корригана.
Две глубокие морщинки прорезались  между  ее  бровей,  когда  она  увидела
уходящего прочь патрульного Ларсена. На  улицах  вспыхнули  беспорядки,  и
единственный оказавшийся здесь полицейский уходит - уходит быстрым  шагом,
после того как на его глазах было совершено убийство. Полицейский, холодно
наблюдающий, как совершается убийство... Мира, который был  знаком  Эйлин,
более не существовало.
     Мир. Что случилось, что  случится  теперь  с  этим  миром?  Осторожно
ступая по осколкам стекла, Эйлин вернулась в контору.  Благодарение  Богу,
что люди придумали обувь с подошвой, подумала она.  Осколки  хрустели  под
ногами. Эйлин шла быстро, не глядела на разбитые вещи, обрушившиеся  полки
и осевшие стены.
     Отрезок  трубы,  пробившей  потолок,  почти   полностью   разбил   ее
письменный стол. Стеклянная верхняя крышка  стола  разлетелась  вдребезги.
Труба была тяжелее,  чем  все,  что  когда-либо  до  сих  пор  приходилось
поднимать Эйлин. Эйлин хрипела, стараясь изо всех сил, и все  же  сдвинула
трубу. Достала из нижнего ящика стола свою  сумочку,  пробираясь  ползком,
разыскала  среди  обломков  переносной  радиоприемник.  Приемник  выглядел
неповрежденным.
     Ничего не слышно - лишь треск разрядов. Эйлин показалось, что  сквозь
треск все же можно расслышать  какие-то  слова.  Кто-то  кричал:  "Падение
Молота!" и повторял эти слова все снова  и  снова.  Или  Эйлин  этот  крик
только казался? Не имеет значения. Все равно в этой фразе не было  никакой
полезной информации.
     Нет, определенная информация все же есть, сам факт падения  Молота  -
уже  информация.  То,  что  сейчас  происходит,  -  не  бедствие  местного
значения.  Соединения  тектонических  плит  возле  Сан-Андреаса  более  не
существует, все пришло в движение.  Ладно,  но  в  Южной  Калифорнии  есть
множество радиостанций, и далеко не все  они  расположены  возле  разлома.
Хоть одна (а наверное, и больше)  должна  продолжать  свои  радиопередачи.
Эйлин знала, что никакое землетрясение не может послужить причиной  такого
множества статических разрядов.
     Статические  разряды.  Атмосферные  помехи.  Эйлин  прошла  в  задние
комнаты конторы. Здесь  она  обнаружила  еще  чье-то  тело  -  кого-то  из
служащих склада. Что это  кто-то  из  складских  служащих,  было  ясно  по
комбинезону. И незачем видеть лицо погибшего. Как и незачем  видеть  грудь
или то, что находится под грудью...  Дверь  в  переулок  заклинило.  Эйлин
потянула, дверь  чуть  приоткрылась,  и  Эйлин  потянула  снова.  Упираясь
коленями в стену, она тянула изо всех сил. Изо всех сил.  Дверь  открылась
достаточно,  чтобы  можно  было  протиснуться.  Эйлин  вылезла  наружу   и
посмотрела на небо.
     В небе скручивались, вращались черные тучи. Начал лить дождь. Соленый
дождь. Вспыхивали молнии.
     Переулок был завален щебнем. Ее автомобиль здесь проехать не  сможет.
Эйлин остановилась и достала из сумочки зеркальце и носовой платок. Стерла
с лица грязные полосы, оставленные слезами, и кровь.  Не  имеет  значения,
черт подери, как она выглядит, но теперь она почувствовала себя лучше.
     Дождь усилился. Тьма и молнии в небе  -  и  соленый  дождь.  Что  это
означает? В океан угодил большой обломок кометы?  Тим  пытался  рассказать
ей, что может произойти  в  этом  случае,  но  она  не  слушала.  Все  эти
предположения были так далеки от реальной жизни. Эйлин  думала  о  Тиме  и
торопливо пробиралась вдоль переулка. Она двигалась к Аламеде - потому что
только там можно будет не пробираться,  а  идти.  И  когда  Эйлин  все  же
выбралась из переулка на улицу, она  не  поверила  своим  глазам.  Посреди
мятущейся, забывшей о всякой власти толпы она увидела Тима.


     Землетрясение забросило Тима Хамнера под его  автомашину.  Там  он  и
остался, ожидая нового толчка. Потом он почувствовал запах бензина.  Тогда
он быстро вылез из-под  машины  и,  не  вставая  с  четверенек,  пополз  к
перекошенному тротуару.
     Он слышал крики, в которых смешивались ужас и  предсмертная  мука.  И
еще  он  слышал  треск  ломающегося  бетона  уличных  тротуаров,   скрежет
протыкаемых  бетонными  обломками   металлических   кузовов   автомобилей,
бесконечный звон падающего на землю стекла. Тим все еще не  мог  поверить,
что все это на самом деле. Его трясло.
     На разрушенной мостовой, на тротуарах лежали, раскинув руки,  люди  в
белых балахонах, в голубой униформе, в обычной уличной одежде. Одни лежали
неподвижно, другие шевелились, двигались. Некоторые люди  были  несомненно
мертвы - тела их неестественно перекручены, раздавлены. Автомобили -  одни
перевернулись,  другие  разбились  вдребезги  при   столкновении,   третьи
раздавлены обрушившимися стенами. Не осталось  ни  одного  неповрежденного
здания. Сильный запах  бензина  бил  в  ноздри  Тима.  Он  полез  было  за
сигаретами, но быстро отдернул руку. Затем, подумав, переложил зажигалку в
задний карман. Если он захочет потом зажечь ее,  ему  придется  вспомнить,
поразмыслить. Вот именно - поразмыслить.
     Выходящая на восток  стена  трехэтажного  дома  обрушилась.  Разбитые
кирпичи  и  стекло  усыпали  всю  парковочную  стоянку  и   часть   улицы,
докатившись почти до места, где только что  лежал  Тим.  Обломок  стены  с
торчащим из него куском оконной рамы пробил крышу машины Хамнера - как раз
над сиденьями для пассажиров. Из бака тек бензин, уже натекла целая  лужа,
и она все расширялась.
     Откуда-то донеслись крики. Тим постарался не слышать их. Он не мог ни
о чем думать. И действовать он не мог тоже. Из-за угла  улицы  выхлестнула
толпа.
     Впереди бежали трое в белых балахонах. Они не кричали: задыхаясь, они
пытались сберечь силы. Кричали те,  что  бежали  следом.  А  эти  трое  не
кричали.
     Наконец один из тех, кто в балахонах, закричал. С  криком:  "Спасите!
Ради Бога!" он кинулся к Тиму Хамнеру.
     Бандиты продолжали погоню. Взгляды их обратились на  Тима  Хамнера  -
все сразу, одновременно, и он подумал: "Сейчас они решат, что я  заодно  с
этими". И сразу же  следующая,  еще  более  пугающая  мысль:  "Меня  могут
узнать. Узнать как человека, который придумал Молот..."
     Времени оставалось слишком мало, чтобы придумать что-либо путное. Тим
сунулся в багажник и  вытащил  оттуда  портативный  магнитофон.  Одетый  в
балахон юнец мчался прямо к нему. У юнца была жиденькая  светлая  бородка,
продолговатое его лицо было искажено от ужаса.  Тим  ткнул  навстречу  ему
микрофон и громко сказал:
     - На одну минуту, сэр. Как вы...
     Юнец, оскорбленный и обманутый в  своих  надеждах,  на  бегу  стукнул
кулаком по микрофону и промчался мимо. Два других беглеца и большая  часть
банды тоже продолжили свой бег - бежали вдоль улицы. А улица эта кончалась
тупиком. Жаль, конечно. Какие-то крепкого сложения  типы,  проскочив  мимо
Тима, кинулись к разрушенному дому  -  искать  возможно  укрывающихся  там
балахонщиков. А один остановился, задыхаясь, и уставился на Тима.
     Хамнер поднял свой микрофон снова:
     - Сэр! Как вы считаете, какова причина всего, что здесь происходит?
     - Черт побери, это  ясно...  Дружище,  эти  сучьи  сыны...  Эти  дети
преградили нам дорогу... когда мы...  ехали  к  Большому  Медведю.  Они...
собирались остановить комету молитвой. Но  у  них...  не  получилось...  а
они... мы оказались как в ловушке здесь... И мы уже перебили половину этих
ублюдков...
     Сработало! Почему-то никому даже и в голову не  приходит,  что  можно
убить репортера. Может быть, потому, что это тут же станет известно  всем,
весь мир увидит или услышит, как ты совершаешь убийство. Остальные бандиты
остановились, столпились вокруг. Но не похоже, что они просто ждали, когда
настанет их очередь убивать Тима Хамнера. Они  ждали,  когда  настанет  их
очередь дать интервью.
     - Откуда вы? - спросил один из них.
     - Из "Кей-Эн-Би-Си", -  сказал  Тим.  Полез  по  карманам,  нащупывая
визитную карточку, которую ему дал Гарви  Рэнделл.  На  карточке  указано:
"репортер". Вот она. Тим быстрым движением вытащил ее,  не  забыв  большим
пальцем прикрыть имя и фамилию.
     - Есть ли у вас связь с ними? - спросил все тот же человек.  -  Пусть
пришлют сюда...
     Тим покачал головой:
     - Это записывающее устройство, а не рация. Скоро  прибудут  остальные
из моей команды. Я на это надеюсь. - Он повернулся к первому,  у  которого
он  начал  "брать  интервью",  бандиту:  -  Как  вы  намереваетесь  теперь
выбираться отсюда?
     - Не знаю. Пешком, наверное. - Похоже,  опрашиваемый  потерял  всякий
интерес к убегающим детям.
     - Благодарю вас, сэр. Если не возражаете, подпишите, пожалуйста...  -
Тим вытащил пачку анкет НБС. "Опрашиваемый" отскочил, будто  это  были  не
анкеты, а скорпионы. Поразмышлял секунду.
     - Оставьте это, дружище. - Он повернулся  и  пошел  прочь.  Остальные
последовали его примеру. Толпа растаяла, оставив Тима в одиночестве  возле
останков его автомобиля.
     Хамнер сунул визитную карточку в  нагрудный  карман  рубашки  -  так,
чтобы она высовывалась и было видно напечатанное  крупными  буквами  слово
"Пресса" (но так, чтобы имя было не видно). Перекинул  ремень  магнитофона
через плечо. Еще он  взял  с  собой  микрофон  и  всю  пачку  анкет.  Груз
получился тяжелый и громоздкий, но - надо. Смеяться Тиму не хотелось.
     Аламеда представляла собой царство ужаса. Женщина, одетая  в  дорогой
брючный костюм, подпрыгивала - вверх, вниз! - на неподвижно  распростертом
теле человека, одетого в белый балахон.  Тим  отвел  взгляд,  упер  его  в
землю. Когда он вновь огляделся, вокруг кишели  люди.  В  руках  у  них  -
окровавленные железные прутья.  Один  из  них  резко  повернулся  к  Тиму,
нацелил ему в живот громадный пистолет. Тим сунул ему под нос микрофон:
     -  Извините,  сэр.  Каким  образом  вы  оказались  вовлечены  в   эту
неприятную ситуацию?
     Человек начал рассказывать, что с ним  случилось.  Он  не  говорил  -
кричал.
     Кто-то тронул локоть Тима. Тим колебался, не смея отвести  взгляд  от
человека с пистолетом, тот все говорил и говорил... Слезы ярости  катились
по его щекам, а пистолет все еще был направлен  прямо  в  живот  Тима.  Он
настойчиво заглядывал в глаза Тима. Неизвестно, что он там видел, но  пока
еще не стрелял...
     Кто там, черт бы его побрал?
     Этот "кто-то" потянул из руки Тима анкеты.
     Эйлин?! Эйлин Ханкок?! Тим, не отводя, держал  свой  микрофон.  Эйлин
протиснулась ближе. Тим отдал ей анкеты.
     - О'кей, шеф, вот и я, - сказала она. - Но нам трудно будет вернуться
обратно...
     Тим едва не упал в обморок. Эйлин не  собиралась  открыть  толпе  его
подлинное лицо, благодарение Господу, у нее хватило ума не  делать  этого!
Благодарение Господу! Тим кивнул, не отводя глаз от "интервьюируемого".
     - Рад вас видеть, - сказал он углом рта. Сказал тихо,  как  будто  не
хотел мешать интервью. И он по-прежнему не улыбался.
     - ...а если я увижу еще кого-либо из этих сучьих сынов,  я  убью  его
тоже!
     - Спасибо, сэр, -  мрачно  сказал  Тим.  -  Не  рассчитываю,  что  вы
согласитесь подписать...
     - Подписать? Что подписать?
     - Анкету.
     Пистолет качнулся. Теперь дуло смотрело прямо в лицо Тима.
     - Ты, ублюдок!.. - закричал человек.
     - Он предпочитает сохранить анонимность, - сказала Эйлин. - Сэр,  вам
известно, что законы, принятые  в  Калифорнии,  защищают  интервьюируемых?
Известно?
     - Какого...
     - Никто не может принудить нас открыть, от кого конкретно мы получаем
ту или иную информацию, - объяснила Эйлин. - Вам не следует  беспокоиться.
Таков закон.
     - Ох... - Человек огляделся. Остальные бандиты  уже  делись  куда-то.
Полил дождь. Человек глянул на Тима, на Эйлин, на пистолет в своей ладони.
Разрыдался. Потом развернулся и пошел  прочь.  Сделал  несколько  шагов  и
побежал...
     Где-то закричала женщина - коротко и пронзительно. И повсюду - крики,
стоны. И гром. Беспрерывный гром. Очень  близкий  гром.  Все  сильнее  дул
пронизывающе холодный ветер. Возле  автомобиля  (неповрежденного!)  стояли
двое мужчин - на плечах телекамеры. Невозможно  сказать,  сколько  времени
они уже находились здесь, но они походили на одинокий островок в  бушующем
море. Они были отдельно от всех. Точно так же, как Тим и Эйлин.
     - Бандиты не любят рекламы, - сказал Тим. - Рад тебя  видеть.  Совсем
забыл, что ты работаешь где-то здесь.
     - Работала, - поправила Эйлин. Она показала на развалины здания,  где
помещалась контора Корригана. - Не думаю, что кому-нибудь теперь придет  в
голову покупать сантехническое оборудование...
     - В Бурбанке никто покупать не станет,  -  сказал  Тим.  -  Рад  тебя
видеть. На самом деле рад, и ты это знаешь... Знаешь? Что будем делать?
     - Тебе виднее.
     Невдалеке сверкнула молния. Грохнул гром. Холмы парка  Гриффита  были
сплошь залиты вспышками голубого пламени.
     - Надо уходить в горы, - сказал Тим. - И побыстрее.
     Во взгляде Эйлин отразилось сомнение. Жестом она напомнила о молниях.
     - Молния может ударить в нас, - согласился Тим. - Именно "может".  Но
больше шансов спастись у нас будет, если мы побыстрее оставим эту  долину.
Чувствуешь, какой дождь? Может быть, нужно ждать...
     - Чего?
     - Волну цунами, - сказал Тим.
     - Господи. Она действительно может быть? Тогда идем. К горам Вердуго.
Мы можем добраться до них пешком. Каким временем мы располагаем?
     - Не знаю. Зависит  от  того,  где  произошло  столкновение.  Вернее,
видимо, где произошли столкновения.  -  Тим  сам  был  удивлен,  насколько
хладнокровно звучит его голос.
     Они пустились в путь. На восток по Аламеде. Их  дорога  лежала  туда,
где началась уличная пробка, где грудой лежали тела  детей  кометы.  Когда
Эйлин и Тим подошли ближе, через перекресток с ревом пронесся  автомобиль.
Он мчался прямо  на  заправочную  колонку.  Свернув,  выехал  на  тротуар.
Проскочил, ободрав краску с правого бока,  между  стеной  дома  и  столбом
телефонной связи.
     Они увидели другой автомобиль -  без  людей,  не  запертый.  В  замке
зажигания торчал ключ. Эйлин показала Тиму на эту машину. Спросила:
     - Ты хорошо умеешь водить?
     - Более-менее.
     - Тогда поведу ее я, - твердо сказала Эйлин. - Я  очень  хорошо  вожу
машину. Чертовски хорошо. - Она влезла на водительское сиденье и повернула
ключ зажигания.  Это  был  старенький  "крайслер",  когда-то  он  считался
роскошным автомобилем. Теперь ковры  были  изношены,  порваны,  кресельные
чехлы испещрены безобразными пятнами. Когда мотор заурчал  безостановочно,
Тим  подумал,  что  никогда  в  жизни  ему  не  приходилось  видеть  более
прекрасной машины.
     Эйлин поехала вслед той, предыдущей машины. Колеса наехали на тело  в
белом балахоне, соскочили с него со стуком. Эйлин даже не  замедлила  ход.
Пространство между стеной и столбом телефонной связи было узким, но она на
скорости проскочила это место. Она была очень спокойна, хотя скорость была
не менее  двадцати  миль  в  час.  Когда  машина  проскакивала  это  узкое
пространство, Тим затаил дыхание.
     Впереди улица плавно поворачивала. Обе полосы были запружены машинами
- опять пробка. Эйлин выехала на обочину, меняла направление, - ярд влево,
ярд вправо, - чтобы избежать столкновения  со  столбами.  Она  мчалась  по
цветочным клумбам, по заботливо взлелеянным  лужайкам,  и  наконец  пробка
осталась позади.
     - Господи Боже, да ведь ты прекрасный водитель, - сказал Тим.
     Эйлин  не  отвела  взгляда  от  дороги.  Она  была  слишком   занята:
приходилось  объезжать  всевозможные  препятствия.  Некоторыми   из   этих
препятствий были люди.
     - Будем предупреждать их? - спросила Эйлин.
     - Принесет ли это пользу? Но будем, - сказал Тим. Он опустил  боковое
стекло. Дождь заметно усилился, соль разъедала глаза  Тиму.  -  Уходите  в
горы! - закричал он. - Будет цунами! Наводнение! Уходите в горы! -  кричал
он, и лицо его обжигал пронизывающий ветер.  Машина  проносилась  мимо,  и
люди смотрели вслед Тиму. Некоторые начинали пугливо озираться. А один раз
Тим увидел, как какой-то мужчина, внезапно приняв решение, схватил за руку
стоявшую рядом женщину и кинулся к своему автомобилю.
     Машина завернула за угол, и навстречу Эйлин  и  Тиму  полыхнуло  алое
пламя. Горел целый квартал, никто не тушил пожар. Дома горели, несмотря на
дождь. Ветер взметал в воздух языки пламени.
     Потом Эйлин пришлось уменьшить скорость: улица  была  усыпана  грудой
щебня, надо было объезжать. Навстречу машине кинулась женщина, в  руках  у
нее было свернутое в узел  шерстяное  одеяло.  Раньше,  чем  Эйлин  успела
увеличить скорость, женщина домчалась к машине. И сунула одеяло в окно.
     - Его зовут Джон! - закричала она. - Позаботьтесь о нем!
     - Но... не хотите же вы...
     Тим не успел закончить. Женщина повернула прочь от машины.
     - Ему уже больше двух лет, - кричала она. -  Джон.  Джон  Мейсон.  Не
забудьте его имя!
     Эйлин  вновь  увеличила  скорость.  Тим  развернул  узел.  Там  лежал
ребенок. Не шевелился. Тим потрогал - бьется  ли  сердце,  а  когда  отнял
руку, увидел, что она измазана  кровью.  Кровь  была  ярко-красная,  очень
красная кровь. И несмотря на густой соленый запах дождя, ее запах заполнял
всю машину.
     - Мертв, - сказал Тим.
     - Выбрось его, - сказала Эйлин.
     - Но...
     - Мы же не собираемся съесть его. Не настолько мы голодны.
     Эти слова так потрясли Тима, что он высунул ребенка в окно  и  разжал
руки.
     - Я... ощущение такое, будто я выкинул сейчас  на  мостовую  всю  мою
прошлую жизнь, - сказал он.
     - Думаешь, мне это все нравится? - резко сказала Эйлин. Тим испуганно
посмотрел на нее. По щекам Эйлин струились слезы. -  Эта  женщина  думает,
что она спасла свое дитя. Несомненно, она так и думает. Но ничего большего
мы для нее сделать не могли.
     - Да, - тихо сказал Тим.
     - Если... Когда... Когда мы доберемся до гор, когда  мы  узнаем,  что
происходит, тогда мы снова сможем рассуждать, как подобает  цивилизованным
людям. Когда станет ясно, что мы выжили, но не раньше.
     - Если нам удастся выжить.
     - Мы выживем, - мрачная, сосредоточенная  Эйлин  вела  машину.  Дождь
усилился настолько, что  она  не  видела  дорогу.  Включенные  "дворники",
счищающие с ветрового стекла грязь и соленую воду, не помогали.
     Шоссе  Голден  Стейт  было  разрушено.  И  через   тоннель   проехать
невозможно: путь преградили столкнувшиеся автомашины. Несколько легковушек
и большая бензоцистерна лежали, опрокинувшись, посреди  расширяющегося  во
все стороны озера огня.
     - Господи, - сказал Тим. - Значит... но разве мы не остановимся?
     - Чего ради? - Эйлин  свернула  влево  и  повела  машину  параллельно
шоссе. - Тот, кто собирается выжить,  должен  как  можно  скорее  убраться
отсюда.
     Машина  ехала  между  домами.  Дома  здесь  в  большинстве   остались
неповрежденными. Эйлин и Тим почувствовали облегчение: хотя бы недолго  не
видеть разрушения, раненых, мертвых.  Эйлин  разыскала  другой  тоннель  и
направила машину к нему.
     Дорога была перегорожена шлагбаумом.  Но  кто-то  сломал  ег