о.  Эйлин
направила автомобиль в тоннель. Когда автомобиль выехал из тоннеля,  из-за
завесы дождя навстречу им вылетела чья-то машина. Промчалась мимо, завывая
сиреной.
     - Кому это понадобилось ехать не из долины, а наоборот, в  долину?  -
Тим был изумлен. - Зачем?
     - Из-за жен. Из-за любовниц. Из-за детей, - сказала Эйлин.
     Дорога шла вверх. Когда путь преграждали перекореженные,  попавшие  в
аварию автомобили или рухнувшие дома, Эйлин сворачивала  влево,  неизменно
выдерживая курс на  северо-восток.  Проехали  мимо  развалин  больницы.  В
развалинах под дождем ковырялись полицейские в голубой форме и медсестры в
промокших до нитки белых халатах. Один из полицейских прекратил  работу  и
посмотрел в сторону машины. Тим высунулся из окна.
     - Уходите в горы!  Наводнение!  -  истошно  закричал  он.  -  Цунами!
Уходите в горы!
     Полицейский махнул рукой и вновь принялся копаться в развалинах.
     Тим неотрывно  смотрел  на  извилистые  пятна,  покрывающие  ветровое
стекло. Ему было скверно. Он мигал: его слепили слезы.
     Эйлин глянула искоса на Тима. Оторвав на мгновение руку  от  рулевого
колеса, коснулась его руки.
     - Мы ничем не могли им помочь. У них есть автомашины,  а  народу  там
много...
     - Наверное. - Он и сам не знал, верит ли этому.
     Кошмарный путь продолжался. Дорога вела  вверх  -  к  горам  Вердуго.
Автомобиль  проезжал  мимо  покрытых  штукатуркой  домов  -  обрушившихся,
горящих,  оставшихся  неповрежденными.  Проехали  мимо  рухнувшего  здания
школы.   Если   кто-нибудь   попадался   навстречу,   Тим   кричал    свое
предупреждение. Ему от этого делалось чуть легче.  Но  машина  по-прежнему
мчалась не останавливаясь.
     Тим глянул на свои часы. Невероятно, но с тех пор, как он  увидел  ту
яркую вспышку, прошло менее сорока минут. И он пробормотал:
     - Сорок минут. До начала действий - сорок минут. Отсчет.


     Из центра  Мексиканского  залива  с  бешеной  скоростью,  расширяясь,
понеслась круговая волна.
     Она мчалась со  скоростью  760  миль  в  час.  Когда  волна  достигла
мелководья  у  побережья  Техаса  и  Луизианы,  нижние  ее  слои  изменили
направление и скорость своего бега. Громадные массы воды  напирали  сзади,
волна росла все выше и выше, и - чудовищная стена в  полкилометра  высотой
обрушилась на побережье и затопила его.
     Под  несущей  уничтожение  волной  исчезли  Галвестон  и  Техас-Сити.
Затопляя все, масса воды мчалась на запад - к Хаустону. Она несла с  собой
обломки зданий. По дуге - от Браунсвилля, штат Техас,  до  Пасадены,  штат
Флорида, - волна сметала все.  По  низменностям,  по  руслам  рек  -  вода
выискивала всякую дорогу в глубь материка. Она словно стремилась  подальше
убежать от огненного ада, пылающего на дне Мексиканского залива.
     Гигантская волна промчалась вдоль западного побережья Флориды.  Затем
волна пошла поперек побережья. Она уносила с  собой  громадное  количество
песка. Там, где прошла волна, появились глубокие  нерукотворные  каналы  -
великое множество каналов, соединивших залив с  Атлантическим  океаном.  В
грядущих веках Гольфстрим окажется холоднее и менее мощным, чем раньше.
     Непредсказуемо вели себя воды, затопившие Флориду. То отклонившийся в
сторону поток вновь сливался с основной массой  бешено  мчащейся  воды,  и
волна делалась еще выше. То волна шла столь извилистым  путем,  что  часть
Окефенокских болот осталась незатронутой наводнением. Гавана и  Флоридские
рифы исчезли под водой  мгновенно.  Майами  выпала  часовая  отсрочка.  Но
примчалась волна, выброшенная Атлантическим  океаном,  она  столкнулась  с
теряющей разбег волной из залива, осилила ее  -  и  обрушилась,  уничтожая
все, на города восточного побережья Флориды.
     Через только что  образовавшиеся  пересекающие  Флориду  каналы  воды
Атлантического океана влились в Мексиканский залив. Чаша залива  не  могла
вместить такую массу воды, и вновь -  к  северу  и  на  запад,  через  уже
затопленные земли - устремились гигантские волны.  Одна  волна  покатилась
вдоль русла Миссисипи. Когда она миновала  Мемфис,  высота  ее  составляла
сорок футов над уровнем моря.


     Всю ночь Фред Лаурен провел у окна. Решетка не  мешала  видеть  небо.
Фреда  сфотографировали,  сняли  отпечатки  пальцев,  а  потом  сунули   в
одиночную камеру, где и оставили пока что. Днем, к полудню, его  переведут
в лос-анджелесскую тюрьму.
     Фред рассмеялся. К полудню никакой  лос-анджелесской  тюрьмы  уже  не
будет. Как и не будет самого Лос-Анджелеса. Никогда  уже  его,  Фреда,  не
смогут оставить наедине  с  теми,  другими  мужчинами.  Нахлынули  тут  же
воспоминания о тех, других заключенных, но Фред выбросил эти  воспоминания
из головы. Ему хотелось думать о чем-нибудь хорошем.
     Он вспомнил Коллин. Он пришел к ней не просто так - с  подарками.  Он
ведь хотел  только  поговорить.  Коллин  испугалась,  увидев  его,  но  он
оказался в квартире раньше, чем она успела захлопнуть дверь. А принесенные
им подарки были очень даже неплохи, так что она разрешила ему  постоять  у
двери  -  пока  она  на  противоположном   конце   комнаты   рассматривает
драгоценности, перчатки и красные туфельки. А потом ей захотелось  узнать,
откуда он знает ее размеры, и он рассказал.
     Он все говорил и говорил, и через какое-то время  Коллин  настроилась
на добрый лад. Она пригласила  его  присесть.  Потом  она  предложила  ему
выпить. Они все беседовали и беседовали, и она выпила уже  две  порции,  а
потом выпила еще.  Ей  было  приятно,  что  он  так  много  о  ней  знает.
Разумеется, Фред не рассказал ей о телескопе,  но  он  рассказал  ей,  что
знает, где она работает, и где она делает покупки. И он  говорил  ей,  как
она прекрасна...
     Об остальном Фреду вспоминать не хотелось.  Не  хотелось  вспоминать,
как  она  опьянела.  И  как  она  сказала,  что,  хотя  они   только   что
познакомились, ей кажется, что она знает его уже давным-давно.  И  конечно
же, он хорошо, на самом  деле  хорошо  знает  ее,  хотя  она  об  этом  не
подозревала. А потом она спросила, не хочет ли он остаться.
     Шлюха. Как и все они - шлюха. Нет, она на самом деле  не  такая,  она
действительно полюбила его, он знал, что она его полюбила,  но  зачем  она
рассмеялась,  а  потом  закричала,  зачем  она  сказала  ему,   чтобы   он
убирался?..
     НЕТ!
     Фред каждый раз запрещал себе вспоминать, что  произошло  дальше.  Он
поглядел в небо. Там - комета. Хвост кометы, сверкая, раскинулся через все
небо.  Зрелище  очень  походило  на  картинки,  которые   Фред   видел   в
астрономических журналах. Небо поголубело: начинался рассвет. Но небольшой
участок западной части неба  продолжал  сверкать:  комета  просматривалась
сквозь облака. А внизу по улицам шли люди, - дураки, разве они не знают?
     В камеру Фреда принесли завтрак. Тюремщики не пожелали  разговаривать
с ним. Даже надзиратели и те относятся к нему, как...
     Они знают. Знают. Полицейские врачи,  конечно,  уже  осмотрели  ее  и
поняли, что она не... что он не  смог,  он  пытался,  но  не  мог,  а  она
смеялась, и он знал, что нужно сделать, чтобы он  смог,  но  он  не  хотел
этого, а она все смеялась, и тогда он начал кусать ее, кусать до тех  пор,
пока она не закричала, и он смог - и мог, но только  пока  она  продолжала
кричать!
     Фред оборвал воспоминания. Он обязан был оборвать их - до  того,  как
вспомнит, как выглядело лежащее на кровати тело. Лягавые  заставили  Фреда
увидеть его. Один лягавый вывернул ему руку и ломал пальцы, пока  Фред  не
открыл глаза и не посмотрел, а ему  не  хотелось  этого.  Как  же  они  не
понимали, что он любил ее, что он не хотел?..
     За домами по  ту  сторону  улицы  небо  вспыхнуло  странным  сиянием.
Вспыхнуло  где-то  слева,  в  юго-восточном  направлении,  далеко.  Сияние
угасло,  прежде  чем  Фред  успел  что-либо  толком  разглядеть.  Но  Фред
улыбнулся. Итак, это случилось. Теперь осталось недолго.
     - Эй, Чарли! - воззвал издалека пропитой голос. - Чарли!
     - Чего? - отозвался надзиратель.
     - Что там творится, мать его так? Кино снимают, что ли?
     - Сам не могу понять. Спроси у  сексуального  маньяка,  у  него  окно
выходит на западную сторону.
     - Эй, секс-маньяк...
     Стены и пол вдруг резко подпрыгнули.  Фред  оказался  в  воздухе,  он
летел... Он выкинул вперед руки,  защищая  голову  от  мчащейся  навстречу
стены. Стена с маху ударила по рукам, Фред взвыл.  Левый  локоть  пронзила
страшная боль.
     Пол, похоже, сделался устойчивым. Тюрьма была построена  надежно,  от
толчка ничего не разрушилось.  Фред  пошевелил  левой  рукой  и  застонал.
Прочие заключенные кричали. Один кричал от боли: должно быть, его сбросило
с верхней койки. Не обращая внимания на эти крики, Фред стонал.  Глядел  в
окно и стонал. Ему было очень страшно. Неужели это все? Неужели?!
     Обычный день, но...  тучи.  Господи,  как  быстро  мчатся  тучи!  Они
крутились, словно в водовороте, они образовывались и исчезали,  мчались  к
северо-западу. Более  спокойный  нижний  слой  облачности  -  в  нем  тучи
выглядели более стабильно - начал перемещаться к юго-западу. Все это  было
не то, чего ожидал Фред. Он ведь ожидал, что все мгновенно будет  охвачено
пламенем. Светопреставление должно происходить так, как положено.
     Небо потемнело. Оно сплошь было затянуто черными тучами. Тучи  бешено
крутились, перемещались, освещались беспрерывными  вспышками  молний.  Вой
ветра и раскаты грома не могли заглушить воплей заключенных.
     Вот он каков, конец света: слепящие вспышки  и  беспрерывные  раскаты
грома.
     Фред пришел в себя и обнаружил, что лежит  на  полу.  Локоть  страшно
болел. Это молния... должно быть, молния ударила в тюрьму. В коридоре было
темно и снаружи было темно, и все же что-то  разглядеть  было  можно  -  в
сюрреалистических вспышках молний, следующих одна  за  другой,  словно  по
заведенному образцу.
     Вдоль камер двигался Чарли. В руках у него  была  связка  ключей.  Он
выпускал заключенных одного за другим. Чарли открывал камеры,  заключенные
выходили  и  шли  по  коридору.  Мимо  камеры  Фреда   Чарли   прошел   не
останавливаясь. Двери всех камер были уже открыты. Кроме камеры Фреда.
     Фред завизжал. Чарли даже не  оглянулся.  Он  дошел  до  конца  блока
камер, вышел, спустился по лестнице.
     Фред остался в полном одиночестве.


     Эрик Ларсен не оглядывался по сторонам,  ни  вправо,  ни  влево.  Шел
большими шагами. Огибал мертвых и раненых.  На  призывы  о  помощи  он  не
обращал внимания. Он  мог  бы  помочь  людям,  но  им  двигало  лишь  одно
всепоглощающее  побуждение.  Холодный  блеск   глаз   Эрика   и   небрежно
выставленный вперед ствол дробовика отбивали охоту заступать ему дорогу.
     Другие полицейские навстречу ему не попадались. А на прочих  он  едва
ли обращал внимание. Некоторые люди  помогали  раненым,  другие  безутешно
рассматривали руины, оставшиеся от их домов, мастерских, магазинов, третьи
бежали куда-то - и сами не знали куда.
     Сейчас эти люди ни в малейшей степени не интересовали Эрика. Они  все
были приговорены к смерти. Точно так же, как к смерти был приговорен и сам
Эрик.
     Он мог бы раздобыть себе автомобиль и удрать  на  нем  в  горы.  Эрик
видел  проносившиеся  мимо  машины.  Видел  Эйлин  Ханкок   -   в   старом
"крайслере". Если бы она остановилась, Эрик, возможно, уехал бы с ней.  Но
она не остановилась, и Эрик был этому только рад, поскольку,  значит,  то,
что он решил, будет выполнено.
     Но предположим, то, что он решил, -  не  нужно.  Предположим,  он  не
нужен. И то, что он задумал, - бессмысленная  затея.  Неизвестно:  заранее
ответ предугадать невозможно.
     Но мне бы все же следовало найти себе машину, подумал он. Покончив  с
этим делом, я получил бы какой-то шанс спастись. Нет, уже слишком  поздно.
Уже видны полицейский участок и  дом  городского  совета.  Вон  и  тюрьма.
Похоже, людей нигде  нет.  Эрик  вошел  в  здание  тюрьмы.  Под  обломками
огромного шкафа, стоявшего раньше  у  стены,  лежала  женщина-полицейский.
Мертвая. Больше никого не было - ни живых, ни мертвых. Эрик  шел  в  глубь
тюрьмы - мимо картотеки, вверх по лестнице. Вот и  блок  камер.  Там  было
тихо.
     Значит, все-таки это была  бессмысленная  затея.  Приход  Эрика  сюда
оказался ненужным. Эрик уже  хотел  спуститься  обратно  по  лестнице,  но
остановился. Уже совсем тогда бессмысленно было добираться сюда,  в  такую
даль, чтобы уйти, не удостоверившись полностью.
     Говорили, что вслед за падением Молота нужно ждать цунами.  В  тюрьме
Бурбанка должны были находиться люди,  угодившие  сюда  по  милости  Эрика
Ларсена. Пьянчуги, мелкие воришки, юные бродяги, утверждающие, что им  уже
исполнилось  восемнадцать,  но  выглядевшие  гораздо  моложе.  Их   нельзя
оставить просто  так,  чтобы,  запертые  в  своих  камерах,  забытые,  они
захлебнулись, утонули... как крысы. Они этого не заслуживали. Эрик  обязан
выпустить их - это его долг.
     Решетчатая дверь, перегораживающая выход с  лестницы,  была  открыта.
Эрик шагнул в блок, вытащил фонарь, чтобы разогнать тьму. Двери камер были
открыты - все кроме одной.
     Всех кроме одной. Эрик подошел к  этой  камере.  В  ней  -  спиной  к
коридору - стоял  Фред  Лаурен.  Правой  рукой  он  нянчил  левую.  Лаурен
неотрывно смотрел в окно. Он не обернулся, когда на  нем  остановился  луч
фонаря Эрика. Эрик на мгновение замер, разглядывая Лаурена.
     Ни один человек не заслуживает, чтобы его  оставили  утонуть,  словно
крысу, забытую в клетке. Ни один человек этого не заслуживает. Вот  именно
- "человек". Не заслуживают этого ни воры, ни пьяницы, ни бродяги...
     -  Повернись,  -  приказал  Эрик.  Лаурен  даже  не  пошевелился.   -
Повернись, или я прострелю тебе колени. Тебе будет очень больно.
     Фред заскулил  и  повернулся.  Он  увидел  нацеленное  на  него  дуло
дробовика. Полицейский отвел луч фонаря в сторону, направил на себя, чтобы
Фред мог его видеть.
     - Ты знаешь, кто я? - спросил полицейский.
     - Да. Вы не дали тому, другому полисмену бить меня прошлой  ночью.  -
Фред подвинулся ближе. Глаза его уставились на ружье. - Это... для меня?
     - Я принес его сюда из-за тебя, - сказал  Эрик.  -  Я  пришел,  чтобы
освободить остальных арестованных. Но тебя я освободить не  могу.  Поэтому
дробовик я принес для тебя.
     - Наступает конец света, - сказал Фред Лаурен. - Конец всему.  Ничего
не останется. Но... - он всхлипнул, рыдания клокотали у него в горле. - Но
когда он наступит? Если бы... Пожалуйста, вы должны сказать мне.  Она  уже
мертва? Уже мертва? Она бы не могла пережить конца света. Она должна  была
умереть... и я уже никогда не смогу поговорить с ней...
     - Поговорить с ней! - Эрик в ярости нацелил ружье. Он видел  спокойно
ждущего Фреда Лаурена и видел кровать, на  которой  лежало  тело  девушки,
видел ее квартиру, видел ее  трогательно  маленький  гардеробный  шкафчик.
Запах горячей крови ударил в ноздри Эрика. Палец его напрягся на спусковом
крючке. Напрягся - и расслабился. Он опустил ствол ружья.
     - Пожалуйста, - сказал Фред Лаурен. - Пожалуйста...
     Эрик быстро вскинул ружье... он никогда раньше и не подозревал, что у
дробовика такая сильная отдача.



                           ВТОРНИК КАТАСТРОФЫ: ДВА

                                                       О, я бежал в горы -
                                                       Но рухнули горы.
                                                       И я бежал к морю -
                                                       Но море кипело.
                                                       И я бежал в небо -
                                                       Но небо горело!
                                                       НАСТАЛ ДЕНЬ.

     В   забитом   народом   помещении   грохотали   атмосферные   помехи.
Бесформенные цветные кляксы густо прыгали на огромном экране телевизора. И
все же двадцать мужчин и женщин неотрывно смотрели на экран. Смотрели, как
вспыхивают и гаснут огни  над  Атлантическим  океаном,  над  Европой,  над
Северо-Западной  Африкой  и  Мексиканским  заливом.  Лишь  Дан   Форрестер
продолжал работать.  Он  сидел  за  пультом  управления  компьютером.  Над
пультом  -  экран.  На  экране  -  начерченная  компьютером  карта  Земли.
Форрестер старательно анализировал  последние  сведения,  полученные  ИРД,
отмечая на диаграмме места столкновений, вводил данные в машину. Вычислял.
     Чарльз  Шарпс  подумают,  что  его  должны  были  бы   заинтересовать
результаты вычислений Форрестера. Но никакого интереса он  не  ощущал.  Он
поглядел на окружающих.  Приоткрывшиеся  рты,  выпученные  глаза.  Каждый,
упираясь ногами, вдавил себя как можно глубже в кресло. Люди непроизвольно
старались отодвинуться  подальше  от  пультов  управления  и  ослепительно
сверкающих  экранов,  будто  те  представляли  опасность.  Лишь  Форрестер
работал - движения его были скупы, точны, он печатал, считывал  результаты
и печатал снова...
     - Падение Молота, - сказал сам себе Шарпс. И что теперь, черт возьми,
мы можем сделать? Он  не  мог  ни  о  чем  думать,  окружающая  обстановка
действовала на него угнетающе. Он оставил свое место и подошел к длинному,
стоящему возле стены, столу. На столе были банки с  кофе,  молоком.  Шарпс
налил  себе  чашку.  Задумчиво  посмотрел  на  нее  и  поднял  в  шутливом
приветствии.
     - За судьбу, - сказал он негромко. Остальные  начали  подниматься  со
своих кресел. - За судьбу, - повторил Шарпс.
     Судьба. Страшный суд. Человек гордился созданной им цивилизацией, - и
какая сейчас от нее польза? Наступает ледниковый период. Огненный  период.
Период Топора. Период Волка... Шарпс обернулся и  увидел,  что  Форрестер,
оставив свое кресло, идет к двери.
     - Что? - спросил Шарпс.
     - Землетрясение, - Форрестер быстрым шагом продолжал идти к выходу. -
Землетрясение, - он сказал это громко: так, что все  могли  слышать.  Люди
кинулись к двери.
     Доктор Чарльз Шарпс налил почти полную чашку. Поставил ее под кран  и
добавил холодной воды. Кофе мохаджава, его приготовили меньше часа назад и
доставили сюда в термосе. Просто жаль разбавлять его водой. Но зато теперь
он стал достаточно холодным, чтобы его можно было  пить.  Сколько  пройдет
времени,  прежде  чем  корабли  снова  начнут  пересекать  океаны?   Годы,
десятилетия?  Никогда?  Возможно,  никогда  больше  Шарпсу  не   доведется
испробовать вкус кофе. Он в четыре глотка осушил чашку и бросил ее на пол.
Чашка из небьющегося фарфора упала,  подпрыгнула  и  покатилась  к  пульту
управления компьютером. Шарпс пошел к двери.
     Его коллеги вслед за Форрестером спешили к выходу. Как раз в этот миг
за спиной Дана закрылись стеклянные  двери,  ведущие  на  улицу.  Эта  его
переваливающаяся походка: Дан Форрестер никогда не был  спортивным  типом,
но наверняка он мог бы двигаться быстрее. Значит, еще  есть  время?  Шарпс
побежал - чтобы догнать Форрестера.
     - Парковочная стоянка, - сказал, отдуваясь, Дан. - Осторожнее...
     Шарпс замедлил шаг. Он приходил в себя.  Дан  балансировал  на  одной
ноге. Земля ощутимо вздрогнула. "Ну, если так, то  это  не  так  плохо,  -
подумал Шарпс. - Здания даже не пострадают..."
     - Скорей! - сказал Форрестер  и  побежал  к  парковочной  стоянке.  К
стоянке вела - снизу вверх - длинная  бетонная  лестница.  Не  добежав  до
верха, Дан остановился, тяжело дыша. Шарпс подставил плечо ему под руку  и
помог Форрестеру пройти остаток пути. Добравшись до верха,  Дан  повалился
ничком. Шарпс с жалостью наблюдал за ним.
     Форрестер пыхтел, пытаясь что-то сказать, но это ему не удавалось. Он
слишком вымотался. Тогда он поднял руку и  показал  ладонью  сверху  вниз:
садитесь.
     Слишком поздно. Земля дрогнула под ногами. Шарпс упал.  Затем  понял,
что