сколько минут пробудившиеся  кооператоры  начали
обращать внимание на изменившийся ландшафт за окном. За стеклами  нижних
этажей царил полный мрак, в котором едва можно было различить  придвину-
тые вплотную к дому стены, двери подъездов и окна старых обшарпанных до-
мов - в некоторых зажигались огни,  и  напуганные  кооператоры  начинали
знакомиться с жизнью чужих людей, которая происходила за освещенными ок-
нами. Первый этаж кооператоров имел также возможность наблюдать фигуры в
серых шинелях, которые сновали в образовавшихся ущельях между домами.
   Тревога пока накапливалась и зрела внутри проснувшихся квартир: робко
выглядывали из окон, перешептывались, прикладывали уши к дверям,  слушая
шаги на лестнице... недоумевали. Большая часть жильцов еще мирно  спала,
а посему напряженность психического поля не достигла уровня,  способного
возбудить панику.
   Милиция тоже пока сдерживалась: не совалась в квартиры, ибо по  внеш-
нему виду окон трудно было определить - проснулась квартира или нет. Все
окна по-прежнему были темны.
   Но вот напряженность поползла вверх, как столбик термометра  горячеч-
ного больного - ее можно было  измерять  гальванометром!  Электричество,
копившееся в квартирах, дало себя знать  сначала  в  криках  ужаса  нес-
кольких слабонервных женщин, затем в перестукиваниях между квартирами по
батареям отопления, уже безнадежно холодным. Кто-то закричал в  форточку
с пятого этажа: "Помогите!" - и этот женский крик, услышанный кооперато-
рами, выплеснул страсти наружу.
   Первой в подъезде 1 1 вырвалась на лестничную клетку Клара  Семеновна
Завадовская, у которой имелись веские причины впасть в отчаяние.  Элект-
ричество, газ, вода - это, конечно, неприятно, но муж!..  но  собачка!..
Где они?.. Клара Семеновна, обнаруживши пропажу, выскочила  на  площадку
пятого этажа в пальто, накинутом на ночную сорочку, метнулась к соседям,
которые отворили ей дверь с ужасом на лицах, чем еще более напугали нес-
частную Клару Семеновну, - дальше клубок покатился на другие этажи, хло-
пали двери... нервно перекрикивались соседи... строили предположения.
   Во всех умах как-то разом обозначилась мысль:  "За  что?"  Ее  быстро
сменила другая: "Бог наказал!" впрочем, не во всех головах, будем  спра-
ведливы, она нашла себе место.
   Паника распространилась мгновенно, как огонь по  занавеске.  Женщина,
которая ночью выбрасывала бутылки с балкона, что  было  зафиксировано  в
свидетельских показаниях гражданина из вытрезвителя, проснувшись и  при-
помнив ночной полет, опять выскочила на балкон... (С вечера в ее кварти-
ре происходило гуляние, вина запасено было много -  так  много,  милорд,
что к ночи все не выпили, перепало и пьянице на Каменном - и вот  в  три
часа ночи, когда гости улеглись, где придется,  внезапно  погас  свет  в
квартире. Хозяйка вышла на балкон и увидела, что дом летит над  городом.
Конечно, она и думать не  посмела  о  реальности  этого  ощущения  после
обильных возлияний. Ненависть к пьянству - нет более непримиримых врагов
алкоголизма, чем пьющие женщины, - заставила ее собрать бутылки с остат-
ками жидкости и побросать их с балкона, сопровождая это  антиалкогольной
проповедью...) Итак, она снова выскочила на балкон и увидела то же,  что
увидел я из окна: крышу пятиэтажного дома и другие крыши во всех  сторо-
нах света. "Допились, допились..." - повторяла она, тупо уставившись  на
незнакомый городской пейзаж, то есть, по существу, тоже признавая  некую
кару, постигшую пьяную компанию...
   - Скажите, сударь, вы намеренно сгущаете краски?
   - О чем вы, милорд?
   - Я говорю об алкогольных мотивах, то  и  дело  возникающих  в  вашем
рассказе. У вас так сильно пьют? Мне не верится.
   - Мне тоже... Хотя, признаться, я не заметил, чтобы мой  рассказ  со-
держал повышенный против реальности процент  алкоголя.  Но  если  вам  с
расстояния в двести лет что-то  показалось  странным,  я  готов  кое-что
разъяснить. Что вас интересует, милорд?
   - У меня создалось впечатление, быть может, обманчивое, что  напитки,
содержащие алкоголь, утратили у вас ту служебную роль, какая  предназна-
чалась им в прошлом, и перестали быть приятным средством  увеселения  на
празднествах. По-моему, они превратились, наряду с хлебом и солью, в не-
обходимый продукт, потребляемый в любое время дня и ночи,  с  поводом  и
без повода, в одиночку и группами, просто по привычке или от скуки. Я не
прав?
   - Вы правы, милорд.
   - Я не знаю причин такого явления, но заметил также, что оно вызывает
у ваших соотечественников повышенные терзания. Мне  не  совсем  понятно,
почему они относятся к потреблению алкоголя не так спокойно, как это де-
лали, например, древние эллины? Вы можете себе представить Феокрита  или
Демосфена бегающими по Афинам с безумными глазами  и  вопиющими:  "Допи-
лись! Допились!"? Непонятные страсти - тот не пришел домой ночевать, эти
гоняют по городу в поисках вина, те стоят в очередях... непонятная  сис-
тема запретов, условностей, обычаев, связанных с питием... Куда  повезли
того несчастного, что ночь провел на скамейке?
   - В вытрезвитель, милорд.
   - Почему не домой?
   - ...?
   - Почему, уж если вам нравится пить не только по праздникам, не  при-
выкнуть к этому и не узаконить?
   - Так ведь пьют до чертиков!!
   - Как это?
   - Обыкновенно: до беспамятства, до посинения, до отключки. Непонятно?
До галлюцинаций, до белой горячки, до потери пульса... Вы  думаете,  что
перед вами древние эллины, которые пили разбавленное  водой  виноградное
вино? Полноте, милорд! Наши граждане пьют что угодно, только не  напиток
греков!
   - Но зачем? Они не болеют? Это же опасно!
   - Еще как!.. Но у нас широкая натура, милорд. Широту ее нужно утолять
бочками, но никак не рюмочками, хотя ими тоже не брезгуют... Вот  скажи-
те, мистер Стерн, сколько в английском языке глаголов, обозначающих про-
цесс принятия алкоголя? Ну, синонимов глаголов "выпить" или "напиться"?
   - Я не считал. Думаю, что три-четыре найдется.
   - А послушайте, как обстоят дела у нас. Для  удобства  счета  я  буду
располагать синонимы триадами. Итак:
   отпраздновать, совершить возлияние, принести жертву Бахусу,
   откушать, причаститься, приложиться,
   вздрогнуть, загрузить, остаканиться,
   поддать, влить, вдеть,
   дербалызнуть, дербануть, дерябнуть,
   пропустить, проглотить, принять,
   сообразить на троих (триада, милорд!),
   хлопнуть, клюнуть, бухнуть,
   зашибить, засосать, засадить,
   чебурахнуть, чекалдыкнуть, царапнуть,
   керосинить, керогазить, чибиргасить,
   загудеть, запить, нажраться,
   нализаться, нарезаться, назюзюкаться,
   промочить горло, заложить за галстук, залить за воротник,
   пропустить по махонькой, похмелиться, поправить здоровье,
   раздавить бутылек, банку, пузырек (тоже триада!),
   дернуть, треснуть, колдырнуть,
   кирнуть, тяпнуть, бацнуть,
   шибануть, хапнуть, гепнуть,
   врезать, вмазать, жахнуть,
   шарахнуть, шлепнуть, шваркнуть,
   выдуть, вылакать, набраться,
   залить зенки, налить глаза, оттянуться,
   налимониться, надраться, набубениться,
   перебрать, набраться, нагрузиться,
   упиться в сосиску, упиться в стельку, упиться в хлам...
   ...Я не могу отказать читателю в удовольствии порыться в памяти и по-
полнить список синонимов, для чего оставляю свободное место.  Это  инте-
ресная и небесполезная работа; благодаря ей каждый экземпляр романа ста-
нет уникальным, приобретет индивидуальность и присущий только  ему  вин-
но-водочный букет. Я мог бы долго еще распространяться на эту тему,  ми-
лорд, но пора возвращаться к роману. Я думаю, вы смогли оценить  серьез-
ность проблемы, исходя из моего чисто лингвистического доказательства...
   Милиция действовала решительно, но спокойно. Поначалу, когда смятение
только зарождалось внутри квартир, не находя выхода наружу,  милиционеры
следили за школьниками, выбегавшими то тут, то там из дверей  и  устрем-
лявшимися по привычке в школу. Их мягко останавливали, стараясь не напу-
гать, и направляли обратно, причем в квартиру входил и  сотрудник  мили-
ции, будил родителей, если они спали, и приступал к работе...
   - Какой работе?
   - У милиции имелся план, выработанный в Управлении за считанные часы,
что прошли с момента приземления дома до рассвета. Главными задачами ми-
лиции были:
   а) успокоить кооператоров;
   б) разобщить их, как бы локализуя очаги пожара, чтобы не дать пламени
вспыхнуть общим костром;
   в) снять показания касательно прошедшей ночи;
   г) произвести перепись всего населения дома, имеющегося в наличии...
   - Перепись? Зачем?
   ...и сверить его с записями в домовой книге.
   - Ага! Я начинаю понимать.
   Вот именно, милорд! Милиции важно было не только успокоить людей,  но
и получить как можно больше сведений, могущих  натолкнуть  следствие  на
причины перелета дома. Это могло быть делом рук  злоумышленников,  прес-
тупных или антиобщественных элементов, а посему точный учет всех  потер-
певших был необходим.
   Беда в том, что сотрудников на все квартиры не хватало, хотя  и  про-
должали прибывать поднятые по тревоге группы, которые не только  устрем-
лялись к нам, но и рассредоточивались по старым домам Безымянной,  чтобы
успокоить пораженных старожилов. Неизвестно, кому было хуже -  прилетев-
шим или встречающим, если пользоваться терминологией Аэрофлота, а потому
в скором времени в коммунальных квартирах дома с  башенкой,  в  больнице
водников появились вежливые молодые люди в  милицейской  форме,  которые
начали разъяснительные беседы.
   На моей лестничной площадке метался молоденький сержант, спешно  сня-
тый со своего поста у Дворцового моста, вернее, подхваченный крытым гру-
зовиком на пороге родного отделения, когда он возвращался туда,  отдежу-
рив вахту. Поскольку он снова всплыл в нашем повествовании, я думаю, на-
до дать ему имя.
   - И фамилию!
   - Дадим ему только фамилию. Я боюсь, что имен на всех  не  хватит,  у
нас их не так много, а с фамилиями легче... Итак, его звали Сергеев.
   Первым делом Сергеев ринулся в квартиру 1 281, из-за  дверей  которой
доносились звуки "Маленькой ночной серенады" Моцарта.  Сержанта  удивили
громкие голоса скрипок, так разительно не похожие на все те звуки, кото-
рые Сергеев привык слышать в своем милицейском общежитии  -  приподнятые
аккорды, бравурные аллегро - черт те что! - и это в  доме,  вырванном  и
переброшенном какой-то нечистой силой за пятнадцать километров!
   Дверь отворил среднего роста седой человек в костюме и при  галстуке,
как бы вытянутый в струночку, с кротким и лучезарным взглядом. Под стать
взгляду светился на лацкане его серого  с  "молнией"  пиджака  рубиновый
комсомольский значок, на котором, если бы на лестнице было чуть светлее,
можно было бы прочитать надпись - "КИМ". Человеку было лет  под  семьде-
сят.
   Он слегка наклонил голову и выжидательно посмотрел на  Сергеева.  Тот
опешил от бесконечно терпеливого и в то же время доброжелательного выра-
жения его лица, с которого жизнь совершенно  не  сумела  стереть  досто-
инство и веру в людей.
   - Простите,- пробормотал сержант,- у вас все в порядке?
   Лучшего ему в голову не пришло.
   - Да,- твердо и как-то счастливо отвечал светлый старик,  подтверждая
быстрым кивком свой ответ. - А что случилось, простите?
   - Нет... Ничего... - смешался сержант. - Я думал...
   - Нет-нет, я же вижу, что у вас что-то произошло,- все так  же  прос-
ветленно продолжал старик. - Заходите, мы постараемся вам помочь.  Может
быть, вызвать милицию?
   Сергеев совершенно ошалел. Собственно, старик с комсомольским значком
не произнес ничего сверхъестественного, более того,  он  был  абсолютно,
стопроцентно нормален и  предупредителен.  Его  неожиданное  предложение
вызвать милицию могло быть объяснено тем, что он просто не увидел в тем-
ноте милицейских погон сержанта. Но тон... Сергеев никогда  в  жизни  не
слышал таких проникаюших в самую душу интонаций, такой расположенности в
голосе, участия и неиссякаемой веры в благоприятный исход любых событий.
Это было почище "Маленькой ночной  серенады",  продолжавшей  звучать  из
квартиры.
   - Я потом... Я скоро зайду,- пообещал сержант, пятясь.
   Старик смотрел на него, проникая взглядом в самую душу. За  его  спи-
ной, в глубине квартиры, открывалась идиллическая картина:  залитая  ут-
ренним светом комната, где блестели прутьями многочисленные клетки с ка-
нарейками, висящие тут и там на разной высоте, а под клетками, в  совре-
менном кресле восседала седенькая старушка с портативным магнитофоном  в
руках, из которого и вырывался на свободу Моцарт. Старушка, слегка заки-
нув голову, мечтательно смотрела в потолок, а канарейки божественно вто-
рили серенаде.
   Если бы Сергеев вгляделся в эту картину подольше, он заметил бы,  что
на лацкане пиджака старушки (она была в английском костюме, милорд) све-
тится такой же "кимовский" значок,  а  чертами  лица  старая  комсомолка
чрезвычайно похожа на старика, отворившего дверь.
   Словом, и эта квартира, и  Моцарт,  и  канарейки...  Трудно  было  бы
представить себе что-нибудь более несовместимое с  той  катавасией,  что
творилась сейчас в нашем доме.
   - Приходите, - кивнул старик Сергееву и, уже прикрывая дверь, ободря-
юще улыбнулся: - А свет скоро дадут. Это временное явление...
   - Стоп, стоп! Как звали этих удивительных старичков? Кто они такие?
   - Это были Светозар Петрович Ментихин и Светозара Петровна Ментихина,
милорд, - брат и сестра, близнецы, Светики, как любовно называл их  весь
дом. И вправду, удивительные люди! В тридцатых годах  они  были  членами
Коммунистического Интернационала Молодежи, а теперь  имели  персональные
пенсии. Вы бы видели, как они каждое утро бодро шли в магазин  -  не  за
покупками, нет! - они были общественники, народный контроль, совесть на-
шего микрорайона... У меня марш звучал в ушах, когда  Светики  удалялись
по улице Кооперации в сторону "Универсама", где работали до вечера.  Об-
меры, обвесы, воришки среди покупателей были их специальностью. Мне вся-
кий раз становилось стыдно при виде Светиков за свой  сибаритский  образ
жизни с котом Филаретом, нетвердые моральные устои и вялый  общественный
темперамент. Ох, мистер Стерн! О любом из наших кооператоров можно напи-
сать отдельный роман. Прямо не знаю, что делать!
   - Вот и пишите.
   Сергеев направился дальше и постучался ко мне. Я открыл ему и впустил
внутрь квартиры. Успокоил... Затем мы с ним интересно поговорили, причем
я узнал много нового относительно нашего дома, а  Сергеев  добросовестно
записал мою фамилию и свидетельское показание, кое заключалось  в  одной
строчке: "Свидетель спал. Ничего не знает".
   Признаюсь, эта строчка задела мое литераторское самолюбие. Хороши де-
ла! Свидетель спал, ничего не знает! Как это? Помните, милорд, Федор Ми-
хайлович Достоевский приводил умозрительный пример о поэте и  лиссабонс-
ком землетрясении (по поводу стихов Фета, кажется). Мол, стыдно поэту не
замечать катаклизмов.
   - А что я вам говорил?
   Короче говоря, именно эта строчка: "Свидетель спал. Ничего не  знает"
- стала первым толчком к замыслу романа, в котором  я  намереваюсь  дать
самые полные и достоверные показания о нашем доме, его жильцах и феноме-
не перелета.
   Узнав от Сергеева об этом факте, потрясшем мое воображение, я принял-
ся расхаживать по комнате, не обращая внимания на сержанта, который  за-
думчиво перебирал книги на полке... я  увлекся  и  взволновался...  живо
представил соседей - тех же Ментихиных,  Демилле,  Вероятновых...  Мысль
моя бежала куда-то вдаль, предугадывая и нагромождая события; внезапно я
стал собирать чемодан. Сергеев встрепенулся.
   - Вы куда это... чемодан?
   - Простите, сержант! - горячо заговорил я. (Филарет навострил уши.) -
Ради всего святого! Мне нужно немедленно покинуть дом. Я оставлю вам ад-
рес, не бойтесь... Оставлю ключ от квартиры - приходите, отдыхайте,  жи-
вите... Выпустите только! Мне нельзя здесь, я не могу сейчас. Потом вер-
нусь, вот увидите. Я только возьму пишущую машиночку, ладно?.. И  своего
кота, хорошо?.. Я здесь неподалеку. Буду писать, вы  будете  читать.  Мы
будем как писатель и читатель...
   - Зачем это вам? - грустно спросил Сергеев.
   - Не знаю. Хочется, хоть убей... Выпустишь?
   - Я-то, может, и выпустил бы. Там не выпустят,  -  кивнул  Сергеев  в
сторону улицы.
   - Мы их обманем, обманем... - я и вправду как  помешанный  застегивал
чемодан, надевал плащ, засовывал в футляр пишущую машинку.  Филарет  сам
полез в корзину, в которой я обычно вывозил его на дачу.
   Мой напор смутил Сергеева. Он уже вертел второй ключ от моей  кварти-
ры, уже озирался по сторонам, как бы ища выхода... Преступник может  ув-
лечь преступлением даже блюстителя порядка!  Сергеев  почему-то  поверил
мне. Пожалуй, из него мог бы получиться редактор!
   Я распахнул окно. Прямо подо мною расстилалась внизу крыша  соседнего
дома. Апрельский ветер пахнул в лицо. Я успел черкнуть Сергееву свой но-
вый адрес и, подхватив чемодан, машинку и корзину с Филаретом, вспрыгнул
на подоконник.
   - Бывай, сержант! - воскликнул я и птицей  перемахнул  через  провал,
отделявший меня от соседнего дома.
   Грохнула жесть, точно удар первой весенней грозы; я побежал  по  нак-
лонной крыше вверх, перелез через  конек,  спустился,  прыгнул  снова...
Крыши вели меня вдаль от моих окон - к вам, милорд, к правдивому и  сво-
бодному вымыслу, к свидетельским показаниям, не стесненным  протоколом,-
прочь, прочь от своих героев! Я убегал от них - к ним, от себя -  к  себ
е... кошки высовывали свои треугольные мордочки  из-за  кирпичных  труб;
качались, как мачты, телевизионные  антенны  коллективного  пользования.
Прощай, кооператив!..
   Сергеев провожал меня взглядом,  в  котором  читались  сочувствие,  и
сострадание, и скорбь по невыполненному служебному долгу. Затем он засу-
нул за отворот шинели книгу "Приключения Шерлока Холмса" и шагнул к две-
ри.
   Только он хотел открыть ее (я в это время убежал по  крышам  почти  к
Большому проспекту и уже выбирал место, где  бы  спуститься  на  грешную
землю), как услышал глухой стук. Сержант рывком распахнул дверь, готовый
к чему угодно, и увидел на пороге мою соседку слева Сарру Моисеевну Фин-
кельман, пожилую даму, работавшую смотрительницей в Эрмитаже.
   - Таки ви не знаете, дадут свет или как? -  спросила  она.  -  Фи,  я
обозналась! Я думала, это ви, а это совсем не ви...
 
 
   Глава 7
   ФАМИЛИЯ ДЕМИЛЛЕ
 
   - Не кажется ли вам, сударь, что наш роман начинает напоминать  свят-
цы, где даже я, профессиональный пастор, с трудом ориентируюсь в именах?
   - Тогда уж телефонную книгу, милорд. Это расхожее сравнение, но между
тем ввертывающие его в речь люди, по-видимому,  не  обладают  фантазией.
Нет ничего увлекательнее чтения телефонной книги!
   Я вспоминаю детство, когда отец купил только что вышедшую  телефонную
книгу абонентов личных телефонов. Это был  огромный,  особенно  по  моим
детским понятиям, том, содержавший ровные столбцы фамилий, адресов и те-
лефонов. Весь Ленинград, спрессованный картонными обложками, жил в теле-
фонной книге, и мне временами казалось, что жители  города  в  виде  ма-
леньких черных фамилий ползают по страницам, как  муравьи,  делают  свои
делишки, переговариваются, пересмеиваются... Я раскрывал книгу наугад  -
они всегда успевали выстроиться в ровные колонки. Ни разу  не  удавалось
застать кого-то в бегах. Время было такое, начало пятидесятых годов.  Но
я отвлекся.
   Мне доставляло странное удовольствие  подсчитывать  число  одинаковых
фамилий. Иногда казалось, что фамилии, как и люди, обладают характерами,
проглядывалось и деление на сословия и классы. Скромные и серьезные Ива-
новы занимали многие страницы; было ясно, что они, наряду  с  Петровыми,
составляют основу общества, хотя между ними вызывающими группками пробе-
гали Иванцевичи и Иваницкие. Ивановых и Петровых были дивизии, Семеновых
и Н