спросив
разрешение. Демилле зажег спичку. Мужчина затянулся, вежливо проговорил:
"Извините за беспокойство", - и скрылся в темной подворотне.
   Демилле так и не понял - знал или не знал он о нем? догадался ли?  за
какое беспокойство просил прощения? Он вошел в подъезд, отпер дверь сво-
им ключом. Настроение было - сквернее не придумаешь. Наталья  плескалась
в ванной, что-то тихонько напевая. Он вдруг позавидовал ей и  тому  ста-
ричку, остро так позавидовал - любовник... А он в телеге пятое колесо.
   Не раздеваясь, принялся собирать чемодан, довольно небрежно,  уклады-
вая самое необходимое. Сумку оставил - не выходить же ночью с двумя наг-
руженными руками, за вора могут принять! В состоянии все той  же  апатии
написал Наталье записку: "Спасибо за все. Позвоню.  Не  волнуйся.  Всего
хорошего!" - придавил записку ключом и вышел из  квартиры  с  чемоданом,
щелкнув замком.
   Глава 22
   ПРАЗДНИК
   Впервые в истории кооператива (и не только нашего, а  и  кооперативов
вообще) в первомайской демонстрации участвовала колонна жильцов дома - и
многие воздухоплаватели предпочли шагать в ней, игнорировав колонны сво-
их предприятий. Лишь кооператоры, облеченные служебной властью (завотде-
лом Вероятнов, начальник цеха Карапетян и еще несколько), были вынуждены
шествовать со своими организациями,  прочие  же,  возглавляемые  майором
Рыскалем и членами Правления, шли в  небольшой,  но  сплоченной  колонне
улетевшего дома.
   Дворники Храбров и Соболевский  несли  транспарант  с  надписью:  "Да
здравствует воздушный флот!" - вполне безобидно, но с  подтекстом  (Рыс-
каль возражал, но молодежь его уговорила), шли рука об руку Ментихины  и
Вера Малинина, Клара Семеновна  и  Файнштейн,  и  кавторанг  в  отставке
Сутьин, и даже Серенков пожаловал, как всегда хмурый и неизвестно почему
кривящий рот. Шли и Ирина Михайловна с Егоркой и генералом  Николаи.  На
них бросали осторожные любопытствующие взгляды.
   Шагали, пели, кричали "ура!"; на Марсовом поле, объединившись,  подк-
репились бутербродами и лимонадом (кое-кто и вином, припрятанным за  па-
зухою) и с песнями пошли через Кировский мост домой.
   И уже праздничным вечером висел на стене  штаба  "Воздухоплаватель  1
2", в котором центральное место занимал рисунок первомайской  демонстра-
ции в том же шаржированном духе.
   Рыскаль посмотрел, улыбнулся, сдержанно похвалил... в душу прокралось
сомнение: что это они веселятся? все же  демонстрация,  дело  серьезное!
Посоветовал шире привлекать актив дома к выпуску  стенгазеты  и  наметил
ряд тем, требующих отражения: дежурства в подъездах, лифтовое хозяйство,
неразглашение. Дворники послушно кивали.
   Окружавшие центральный рисунок печатные тексты, исполненные на разби-
той машинке "Москва",  принадлежавшей  Храброву,  являли  собою  образцы
творчества обоих дворников. Рыскаль прочитал внимательно, но  ничего  не
понял. В просторном рассказе, называвшемся "Синдром  черепахи",  говори-
лось о каком-то человеке по фамилии Елбимов  (фамилия  майору  резко  не
понравилась), который потихоньку затягивался  роговым  веществом  снизу,
как ноготь, пока не превращался в твердокожее существо в прозрачном пан-
цире, малоподвижное, с остекленевшим взглядом. Под  конец  рассказа  его
неосторожно протыкали вилкой, и он вытекал из панциря, как студень, лишь
твердые стеклянные глаза остались в оболочке,  закатившись  почему-то  в
пятку левой ноги. Игорь Сергеевич брезгливо поморщился, представив  себе
эту картину, и перешел к стихам. Стихи  были  еще  более  непонятны,  но
раздражения не вызывали. Что-то, как можно было догадаться, о любви,  но
уж больно заумно.
   - О жизни надо писать, ребята, - сказал Рыскаль.
   Дворники понимающе переглянулись, однако снова кивнули. "Дураком счи-
тают", - горько подумалось Игорю Сергеевичу, но он удержался от дальней-
ших советов, решив поглядеть, как будут разворачиваться события дальше.
   А на следующий день празднично одетые кооператоры снова потянулись  в
школу - концерт был назначен на четыре часа.
   Ирина Михайловна и на сей раз шла с генералом. Перед этим к ней забе-
жала Завадовская и вернула деньги на банкет, загодя уплаченные Григорием
Степановичем. Завадовская без обиняков объяснила Ирине, как  велел  Рыс-
каль: вам же лучше хотим, во избежание... и т. п. Ирина Михайловна почти
обрадовалась тому, что отказ исходит не от  нее,  а  от  начальства.  По
правде сказать, она сама чувствовала себя неловко. Вроде бы наплевать на
чужие мнения, а вот ведь не наплевать! Что-то мешает. Но на концерт  все
же взяла.
   С одной стороны, Николаи ей уже чуть-чуть поднадоел своею  учтивостью
и предупредительностью, а главное - постоянным оптимизмом. И это несмот-
ря на то, что Григорий Степанович уже давно висел на волоске; он пережил
два инфаркта, и в любую минуту мог наступить третий.
   Ирина недоумевала: чего старик бодрится?  хорошего  в  жизни  гораздо
меньше в сравнении с плохим! Куда ни глянь - беды и горести, и  беспрос-
ветный мрак впереди. А улыбка генерала, его звонкий, уверенный голос от-
вечали ей: это не совсем так,  уважаемая  Ирина  Михайловна!  посмотрите
вокруг внимательнее! ваши беды не стоят выеденного яйца! вы живы и, сла-
ва Богу, здоровы, чего же вам еще надо?
   С другой стороны, Ирина уже привыкла к генералу. При ее-то  консерва-
тивности! нелюдимости! Однако Николаи уже вписался в  быт,  стал  не  то
чтобы членом семьи, а вроде доброго домового. Как бы и нет его, а все же
есть. А может, не домовой, а Карлсон, который живет  на  крыше,  правда,
без моторчика за спиной и кнопки на животе. Стоило Егорке распахнуть ок-
но, как генерал тут как тут! И рассказы, и стрельбы, и бумажные голубки,
и мыльные пузыри...
   Теперь, торопясь на концерт с Егоркой и  генералом,  Ирина  опасалась
лишь одного: как бы генерал не вышел на сцену с каким-нибудь номером ху-
дожественной самодеятельности. Мысль эта, сначала показавшаяся  ей  фан-
тастической, по мере приближения к школе становилась все более правдопо-
добной. Ирина не выдержала и спросила вроде бы в шутку:
   - А сегодня вы не собираетесь выступать, Григорий Степанович?
   - Ах, черт! - воскликнул Николаи. - Как же я не подумал!  Можно  было
фокусы показать. Знаете, Ирина Михайловна, я недурно показываю карточные
фокусы. Но колоду не захватил. Жаль!
   Он вдруг рассмеялся и заглянул ей в глаза - поверила или  нет?  Ирина
смутилась.
   Актовый зал встретил их возбужденной предпраздничной суетой -  расса-
живались по рядам, занимали места соседям, переговаривались... По прохо-
ду промчалась Клара Семеновна с пышной прической, в  драгоценностях,  на
высоких каблуках... кто-то в углу настраивал гитару; провели,  придержи-
вая за худенькие плечи, двух детей в молдавских национальных костюмах...
На сцене взъерошенный молодой человек пробовал микрофон, время от време-
ни над рядами разносился его хриплый,  с  потрескиваниями  голос:  "Раз,
два, три, проба, проба, проба..."
   Вся обстановка и тревожное томительное ожидание напомнили  Ирине  Ми-
хайловне что-то давнее, из детства... вдруг  она  вспомнила:  пионерский
сбор! Это ощущение родилось не у нее одной,  многие  истосковавшиеся  по
коллективизму кооператоры с наслаждением обнаруживали в себе прочно  за-
бытые, казалось, желания. Хотелось скандировать и рапортовать.
   Потому, когда на сцене появилась Светозара Петровна с красным  бантом
на лацкане костюма и подняла руку, обратив ее раскрытой ладонью к  залу,
кооператоры разом смолкли.
   - Внимание, товарищи!  Торжественное  собрание  кооператива  объявляю
открытым! - звонким приподнятым голосом возвестила Ментихина, и  тут  же
за сценой ударили в барабан и заиграли марш на баяне.
   Открылась противоположная сцене дверь, и по проходу  через  весь  зал
под звуки марша быстро и четко прошел майор Рыскаль  в  парадной  форме.
Его сопровождали Светозар Петрович и Вера Малинина. В  руках  у  Рыскаля
была тоненькая стопка почетных грамот.
   Это напоминало вынос пионерского знамени дружины.
   Кооператоры встали со своих мест и овацией в такт  маршу  сопроводили
майора к сцене.
   В этот миг на сцене появился знакомый  уже  кооператорам  транспарант
"Да здравствует воздушный флот!", который вынесли из-за кулис  дворники.
Овация перешла в беспорядочные рукоплескания.
   Рыскаль не без молодцеватости взбежал по ступенькам на сцену и  занял
место рядом с Ментихиной. Старушка не могла  скрыть  счастливой  улыбки.
Дожила-таки до торжества тех, правильных, идей! Рыскаль  зачем-то  пожал
ей руку, что не предусматривалось сценарием, и жестом усадил  кооперато-
ров.
   Речи, а тем более доклада, не планировалось. Тем не менее, оказавшись
лицом к лицу со внимающим залом, майор  почувствовал  ее  необходимость.
Слова нашлись легко - и не казенные, а свои, от сердца,  давно  забытые,
оставшиеся там, в туманной дали пятидесятых.
   И те из кооператоров, кто помнил иные, еще более туманные времена,  и
сорокалетние, и молодежь, родившаяся после войны, сидя в этом обыкновен-
ном  зале  обыкновенной  школы,  украшенном   обыкновенными   плакатами,
чувствовали, что происходит нечто такое, чего уже давно ждали, о чем не-
осознанно грезили, страдая от разъедающих общество язв, когда на  словах
человек человеку был "друг, товарищ и брат", а на деле оборачивался вол-
ком, когда... но что об этом говорить!
   У тех, кто постарше, это смутно с чем-то ассоциировалось; молодые  же
внимали с чувством, поскольку дух коллективизма, вспыхнувший в  коопера-
тиве, благодаря беде и общей борьбе, был, что ни говори, весьма притяга-
телен.
   И вот что удивительно - формы единения были те же,  казенные:  собра-
ние, субботник, демонстрация, художественная самодеятельность, а чувства
рождали истинные. Должно быть, потому происходило так, что  беда  косну-
лась самого сокровенного - собственного дома - и  стало  вдруг  понятно,
что справиться с нею можно только самим.
   Со сцены уже лились взвизгивающие звуки молдаванески, а те самые дети
в костюмчиках потешно и не в такт топтались на месте, взявшись за руки и
высоко вскидывая голые коленки. Аккомпанировал на  баяне  Серенков,  его
застывшее лицо ничего не выражало, в то время как пальцы с  удивительным
проворством бегали по клавиатуре.
   Детям щедро похлопали, и Светозара Петровна объявила следующий номер:
художественное чтение. На сцену вышла Вера Малинина - она сильно измени-
лась в последнее время, стала увереннее, помолодела и похорошела.  "Лер-
монтов. Мцыри", - сказала она и принялась читать хрестоматийный  отрывок
из поэмы - поединок с барсом... "Но в горло он успел воткнуть и там  два
раза повернуть свое оружье. Зверь завыл..." - читала уверенно и с  выра-
жением.
   Затем Армен Карапетян без сопровождения спел армянскую народную  пес-
ню, а Файнштейн прочитал свою юмореску о сантехниках.
   На сцену вышел квартет Рыскалей - майор при параде, Клава и Марина  с
Наташей, вполне оформившиеся уже девицы, очень похожие на мать. Серенков
склонил голову, прикрыл глаза и заиграл "Ромашки спрятались, поникли лю-
тики...". Клава повела чисто, дочки подхватили: "Зачем вы, девочки, кра-
сивых любите...", Рыскаль тихо и печально вторил.
   Женщины в зале прослезились, а мужчины сурово нахмурили брови,  кроме
генерала Николаи, который, наоборот, распахнул глаза и с удивлением взи-
рал на сцену.
   - Надо же, какие молодцы! - шепнул он Ирине, тоже против воли растро-
ганной.
   Рукоплескали Рыскалям еще добротнее, а  они,  смущенно  покланявшись,
затянули есенинское "Не жалею, не зову, не  плачу..."  -  да  еще  лучше
прежнего! Девочки порозовели, голос Клавы дрожал от  волнения,  а  майор
усердно помогал себе бровями, оставаясь в целом вполне статуарным.
   На "бис" исполнили "Вечерний звон" - коронный номер. Рыскаль  глубоко
и неторопливо подавал свои "бом-бом", пока жена и дочки, точно ангелы на
небесах, выводили мелодию. Зал рыдал в буквальном смысле слова.
   Кроме удовольствия, доставляемого пением, еще одна причина заставляла
кооператоров радоваться, возможно, и неосознанно, а именно - простота  и
душевность  руководителя,  которые  демонстрировались  с  полной  убеди-
тельностью.
   Выступавший после Рыскалей вокальный дуэт с  самодеятельной  песенкой
на тему летающих домов не имел и половины того успеха. И тут  нравствен-
ное чутье не подвело кооператоров. Может быть, это и  грубое  сравнение,
но... "в доме повешенного не говорят о веревке".
   Молодожены-студенты, занимающиеся в кружке бального  танца,  показали
бразильскую самбу - он в черном смокинге, она в пышной  кружевной  юбочк
е... Серенков аккомпанировал всем весьма квалифицированно, а  затем  ис-
полнил свою "коронку" - "Полет  шмеля"  композитора  Римского-Корсакова,
блеснув виртуозной техникой. Старики Ментихины порадовали юмористической
миниатюрой, ими же и сочиненной, - Светозара Петровна изображала кассир-
шу "Универсама", а Светозар Петрович  воришку-покупателя,  припрятавшего
под полою банку сардин. При этом брат и сестра обнаружили бездну юмора и
артистического дара - кооператоры  покатывались,  глядя,  как  Светозара
Петровна, оставив кассовый аппарат, производит детальный обыск покупате-
ля и извлекает на свет божий содержимое карманов...
   Вообще раскованность на сцене и в зале была полнейшая. Будто  рухнули
разделявшие кооператоров перегородки - никто не боялся показаться таким,
как есть, и принимал другого со всеми его достоинствами и слабостями.
   Ирина заметила, что генерал достал из кармана носовой платок и как-то
странно комкает его в руках, теребит, прячет в кулаке...  Он  бросил  на
нее взгляд и смутился.
   - Не могу вспомнить один фокус... Очень забавный фокус.  Исчезновение
носового платка. Хотелось бы показать...
   Не успела Ирина придумать какое-нибудь возражение, как Светозара Пет-
ровна, вновь появившаяся на сцене в качестве ведущей, объявила:
   - А сейчас, товарищи, гвоздь нашего вечера! Валентин Борисович  Зава-
довский! Опыты с телекинезом!
   Зал загудел. Несколько мужчин, не проживающих в нашем доме и сидевших
в первом ряду, подобрались и вскинули головы, уставившись на сцену с по-
вышенным вниманием.
   Из-за кулис вышел Валентин Борисович, сопровождаемый Кларой. Она  ос-
талась стоять у задника, не спуская глаз с мужа, а Завадовский вышел  на
авансцену и едва заметно поклонился. Публика по  инерции  приветствовала
его аплодисментами.
   - Это тот, который дом угнал! - возбужденно проговорил кто-то, объяс-
няя соседу.
   С Валентином Борисовичем  произошли  изменения.  Он  прибавил  досто-
инства, почувствовал себе цену. Куда девался робкий кооператор, которого
привыкли видеть с собачкой на спортивной площадке, куда девалась его за-
искивающая улыбка! Перед зрителями предстал маленький,  изящный,  хорошо
одетый мужчина аристократического вида, с несколько усталым и  надменным
лицом. Он подчеркнуто медленно потер одна о  другую  руки  и  проговорил
чуть слышно:
   - Ну что ж... Начнем.
   По сигналу Клары дворники вынесли на сцену стол, а Светозара Петровна
- графин с водой и пустой стакан. Все это поставили перед Завадовским на
самом краю сцены. Валентин Борисович отступил на  шаг,  прикрыл  ладонью
лицо и несколько мгновений сосредоточивался. В зале  наступила  гробовая
тишина. Завадовский жестом, исполненным  артистизма,  приподнял  руку  и
плавно взмахнул ею снизу вверх.
   И тут кооператоры увидели, как графин, дотоле мирно  занимавший  свое
место на столе, медленно взлетел в воздух и,  повинуясь  движениям  руки
Завадовского, сделал небольшой круг над стаканом. Затем графин наклонил-
ся, и из него в стакан полилась вода. Бульканье воды с ужасающей  отчет-
ливостью слышалось в помертвевшем зале.
   - Да, здесь мне делать нечего... - восторженно выдохнул генерал.
   Завадовский опустил руку, и графин занял свое место  на  столе.  Зал,
пришедший в себя от  шока,  взорвался  аплодисментами.  Не  аплодировала
только Клара, впервые лицезревшая новый талант мужа. Она застыла на фоне
разрисованного под пионерский лагерь с  горнами  и  барабанами  задника,
сцепила на груди пальцы и вглядывалась в затылок Валентина Борисовича  с
болью и нежностью.
   А муж, дождавшись, когда стихнут рукоплескания, поднял обе руки перед
собой и обратил их ладонями к Кларе. Затем  он  закрыл  глаза  и  согнул
сомкнутые на обеих руках пальцы. Лицо его исказилось нечеловеческой  му-
кой, в то время как пальцы стали медленно  возвращаться  в  вертикальное
положение. И тогда Клара, точно привязанная к кончикам этих пальцев  не-
видимой ниточкой, поползла вверх, как пионерский флаг  на  веревке,  что
был изображен на заднике. Несколько мгновений она не соображала,  что  с
нею происходит, но потом вдруг с ужасом заболтала ногами в воздухе и за-
визжала на весь зал:
   - Валентин, опомнись!
   Валентин Борисович, не открывая глаз, улыбнулся самодовольной улыбкой
и переломился в поклоне, бросив обе руки  книзу.  Клара  за  его  спиной
опустилась на пол с завидной быстротою, то есть почти упала  с  метровой
высоты, встряхнулась всем телом, точно собака после купания,  и  убежала
за кулисы, не посмев даже подойти к дерзкому мужу.
   Случись такое пару месяцев назад, от Валентина Борисовича остались бы
лишь рожки да ножки!
   Нечего и говорить, что зал неистовствовал:  хохотал,  рыдал,  топотал
ногами.
   - Еще! Еще! - скандировали кооператоры, словно не догадываясь, что  в
любую минуту каждый из них может повторить трюк Клары Семеновны.
   И Завадовский дал понять свою власть над зрительным залом. Бывший за-
битый циркач, угождавший публике, наслаждался  сейчас  своей  силой.  Он
выпрямился и, придав взгляду гипнотизм, принялся шарить по рядам  глаза-
ми, словно выискивая очередную жертву. Кооператоры притихли и  вдавились
в стулья. Завадовский будто кружил над  залом  -  горный  орел,  кондор,
стервятник, - сейчас он отплатит им за годы унижения, сейчас он взметнет
эти ряды, закрутит их в спираль и вышвырнет в чистое майское небо, кото-
рое пока еще ничего не подозревало, раскинувшись за широкими окнами  ак-
тового зала во всей своей голубизне.
   Валентин Борисович сверкал очами, пальцы его хищно шевелились. Похоже
было, что он слегка помрачился рассудком. Но минута триумфа и помрачения
длилась недолго. В переднем ряду встал мужчина в  штатском  и  тихо,  но
внятно произнес:
   - Прекратите, Завадовский!
   И Валентин Борисович мгновенно сник, осунулся, помельчал...
   - Простите, Роберт Павлович... - прошептал он, поклонился и  быстрыми
шагами ушел со сцены за кулисы.
   Зрители, облегченно вздохнув, проводили его хлопками.
   На сцену выпорхнула Светозара Петровна с лицом чуть бледнее  обычного
и крикнула в зал:
   - Концерт окончен!
   Последний номер, несмотря на  его  безусловную  сенсационность,  нес-
колько испортил праздничное настроение кооператоров. Опять повеяло стра-
хами и загадками памятной ночи, о которых хотелось бы  забыть  навсегда.
Кооператоры расходились встревоженные, потому как нельзя  кстати  маячил
впереди банкет, где можно будет забыться и залить тревоги вином.
   Генерал проводил Ирину до щели и, уже прощаясь, вдруг сказал:
   - Ирина Михайловна, я давно хотел спросить: какие у вас планы на  ле-
то?
   Ирина замялась. Планов никаких у нее еще не было. По правде  сказать,
все эти дни на новом месте проскочили  впопыхах;  ее  не  покидало  вок-
зальное ощущение временности, а  потому  строить  какие-либо  планы  она
просто боялась.
   Генерал, не дождавшись определенного ответа, продолжал:
   - Я хочу предложить вам с Егором провести лето у меня на даче. Это  в
семидесяти километрах от города в сторону Приозерска. Там немного  запу-
щено после смерти моей супруги, но вполне сносно...
   - Спасибо, Григорий Степанович, я как-то не знаю...
   - После будете "спасибо" говорить. Когда у вас отпуск?
   - В июле. Впрочем, я не знаю - отпустят ли. Я всего третий  месяц  на
этом месте. Отпуск мне еще не положен.
   - Это в училище-то? Отпуст