ки  которого
решил твердо возобновить, лишь только утихнут страсти вокруг моей  фами-
лии и милиция перестанет мною интересоваться. Остро  скучал  по  Егорке.
Будущее представлялось достаточно туманным; временами я  мечтал  о  том,
чтобы уехать в другой город и начать там новую жизнь под  новым  именем.
Но как только я начинал размышлять о том, каким же образом мне  обзавес-
тись паспортом и работой, как впадал в отчаяние. Я готов  был  выйти  из
подполья и сдаться властям, но удерживал страх.
   Николай Иванович тоже был озабочен моей персоной.
   - А почему вы не сказали, что вас разыскивает милиция? -однажды спро-
сил он.
   Я вздрогнул от неожиданности, метнув испуганный взгляд на моего  бла-
годетеля. А он продолжал:
   - Вы знаете, почему вас разыскивают?
   Пришлось рассказать о летней истории с Аркадием, его  самоубийстве  и
сомнительных связях.
   - Клянусь, я ни в чем не виноват, - я прижал руки к груди.
   - Вас разыскивает через милицию ваша жена Ирина Михайловна, - отчека-
нил он.
   Это был новый удар.
   - Откуда... вы знаете? - побледнев, пролепетал я.
   - Это неважно.
   - А где... она?
   Николай Иванович помолчал, испытующе глядя на меня, но ничего не  от-
ветил. Я продолжал настаивать. Наконец, он нехотя спросил:
   - А зачем вам жена, Евгений Викторович?
   - Как... зачем? Я люблю ее, сына... У меня семья!
   - Неправда это, - поморщился мой воспитатель. - Извините, что  я  вы-
нужден лезть не в свои дела. Не любите вы ее, и семья вам не нужна.
   - Я лучше знаю - кого я люблю, а кого нет! - воскликнул я запальчиво.
   Короче говоря, мы с вагоновожатым поссорились. Я ушел к себе и  долго
ходил из конца в конец комнаты, мысленно доругиваясь с Николаем Иванови-
чем. Вот ведь оказывается что! Я не люблю Ирину! Мне  не  нужен  Егорка!
Ненавижу, когда лезут в душу с эталонами своих чувств. Любовей на  свете
столько же, сколько людей. Это  чувство  неповторимо.  Лишь  закоренелые
догматики могут судить о чувствах другого человека  -  истинны  они  или
нет. И всегда при этом ошибаться! Ошибаться!
   Вскоре пришла Аля. Почему-то у нее был веселый вид.  Сделав  книксен,
она провозгласила:
   - Папенька имеет честь пригласить вас на экскурсию в воскресенье.
   - Какую экскурсию? - недовольно вымолвил я.
   - Он проводит экскурсию со своими подопечными по историческим  местам
революционного Петербурга.
   - Опять будет воспитывать... - капризно проворчал я.
   - Нет-нет, это очень интересно, Евгений Викторович!
   - Ну, если ты так считаешь... - сдался я.
   С некоторых пор у нас с Алей установились отношения, когда я звал  ее
на "ты", она же меня - на "вы" и по имени-отчеству. Мне казалось это ес-
тественным, учитывая разницу в возрасте, кроме того,  создавало  оттенок
отцовского чувства, при котором амуры невозможны.
   В воскресенье Аля зашла за мною в семь утра,  когда  я  допивал  чай,
кляня столь ранний час начала экскурсии, о чем я был предупрежден  нака-
нуне. Внешний вид Али меня удивил: на ней  были  старомодные  ботики  на
каблуке, длинная суконная юбка и черный бархатный жакет, слишком  корот-
кий, чтобы можно было принять его за полупальто.  На  голове  -маленькая
черная шляпка с вуалью. Короче говоря, Аля была одета в  стиле  "ретро",
как теперь принято выражаться. На сей раз ее книксен в прихожей выглядел
вполне в стиле.
   - Вас уже дожидаются, Евгений Викторович.
   Я накинул куртку, сунул ноги в кроссовки, надвинул на лоб вязаную ша-
почку и поспешил за Алей.
   Выйдя из подъезда, я был ослеплен электрическим  светом,  горевшим  в
тесном проулке между домами. Проулок напомнил мне узкие  улочки  старого
Таллинна шириною метра три. Щурясь от света, я  последовал  за  Алей  по
чисто выметенному асфальту и вскоре оказался на углу проулка.  Там  было
темно. Под облетевшим тополем стояла группа людей. Я заметил,  что  идет
снег - мокрый и редкий. Под ногами хлюпало.
   Мы приблизились к группе. Я поздоровался, но Николай  Иванович,  кив-
нув, приложил к губам палец. Я оглядел его подопечных.  Среди  них  были
оба его сына. Одежда юношей удивила меня не меньше, чем Алина. Все  были
в широкополых шляпах, с длинными шарфами, обмотанными поверх  воротников
вокруг шеи, в удлиненных плащах и пальто. Один из подростков был в очках
с синими стеклами.
   Подростки стояли молча, засунув руки в карманы. Аля о чем-то пошепта-
лась с отцом. Николай Иванович - он тоже был в пальто и в шапке - достал
из внутреннего кармана листки и роздал их подросткам.
   - Евгений Викторович, это ваш провожатый, - он указал на парня в  си-
них очках.
   Вслед за тем вся группа мгновенно рассыпалась: сыновья Николая Ивано-
вича провалились в освещенный проулок, двое других, резко  повернувшись,
пошли налево; Николай Иванович с Алей пересекли улицу и скрылись в  под-
воротне напротив; еще трое последовали за ними, но в подворотню не  вош-
ли, а исчезли в парадном по соседству; один побежал вдоль  торца  нашего
дома и юркнул за угол, а мой провожатый, не говоря ни слова, зашагал  по
улице направо. Я поторопился за ним.
   Мы молча прошли по темным улицам до Большого проспекта  Петроградской
стороны. Снег стал густым, на асфальте образовалась снежная  студенистая
каша, в которой выпечатывались следы моего  провожатого.  Он  свернул  к
Тучкову мосту, но через несколько шагов скрылся в подъезде дома.  Я  по-
вернул следом.
   Мы оказались на освещенной лестничной площадке между вторым и третьим
этажами, отгороженные от квартир сеткой встроенного в старый дом  лифта.
Здесь молодой человек остановился и взглянул на меня сквозь синие стекла
в тонкой металлической оправе.
   - Меня зовут Петр. Фамилия - Братушкин, - таинственно произнес он.
   - Евгений Викторович, - шепотом представился я.
   Внизу на лестнице пронзительно закричала кошка.  Мы  оба  вздрогнули.
Мой провожатый снял очки, и я наконец разглядел его лицо. На  вид  Петру
было лет пятнадцать; пушок едва пробивался над  пухлой  губой;  глаза  с
длинными белесыми ресницами смотрели на меня серьезно; из-под шляпы  вы-
бивались буйные русые космы.
   Петр развернул листок, полученный от Николая Ивановича. Он был покрыт
цифрами. Подросток достал карандаш и, сосредоточенно шевеля губами, при-
нялся рисовать над цифрами буквы.
   - Что это? - шепнул я, глазами указывая на листок.
   - Шифр "гранит", - шепнул он. - Применялся народовольцами при секрет-
ной переписке.
   Постепенно, буква за буквой, на листке возникал следующий  текст:  "В
девять утра надлежит собраться на углу Литейного и Фурштадтской, вход со
двора. Условный знак в окне второго этажа слева: два кирпича, составлен-
ные в виде буквы ,,Т". В первой подворотне слева на Бассейной, считая от
Литейного, надлежит оставить условный  знак  -обведенную  кружком  цифру
,,7". Помнить о конспирации. Дворник".
   Петр чиркнул спичкой и поджег листок. Мы с ним выглядели столь подоз-
рительно на этой незнакомой площадке, что мне стало не по  себе.  Листок
догорел на каменном полу. Петр тщательно растер пепел подошвой.  Наверху
хлопнула дверь. Петр быстро нацепил очки и побежал вниз по  лестнице.  Я
потрусил за ним, стараясь двигаться бесшумно.
   Мы выскользнули на проспект и молча пошли рядом. Утренний  мрак  стал
рассеиваться. Люди шли по проспекту, меся ботинками грязную снежную  ка-
шу. Внезапно взгляд мой упал на водосточную трубу,  облепленную  прямоу-
гольничками объявлений. Проходя мимо, я автоматически,  не  задумываясь,
скользнул взглядом по ним: "2 на 3... по договоренности... две студентки
снимут..." Как вдруг меня обожгло. Я увидел мокрое, с размытыми  буквами
объявление, на котором детской рукою было начертано:  "Папа,  не  бойся.
Приходи. Не бойся. Егор". Я сразу понял, что  это  писал  мой  сын,  по-
чувствовал это нутром. Он зовет меня! Он ищет!.. Я остановился  и  осто-
рожно отклеил объявление от водосточной трубы. Оно было приклеено  плас-
тилином. Я расправил его и сунул во внутренний карман  куртки.  Оглядев-
шись, я увидел, что Петра и след простыл. Егоркино объявление  на  груди
жгло меня сквозь рубашку. Куда идти и что делать?
   Снег повалил сильнее, струйки воды стекали у меня по лицу. Я надвинул
на глаза капюшон куртки. Кроссовка на левой ноге промокла.  Возвратиться
домой? Но где дом? Я не был уверен, что найду его: мой провожатый  успел
меня достаточно запутать. Оставалось действовать по шифрованной инструк-
ции. Слава Богу, я помнил, что Бассейная - это улица Некрасова, а  Фурш-
тадтская ныне носит имя Петра Лаврова. Опять Петр Лаврович!.. Я попытал-
ся собрать все свое чувство юмора, чтобы не прийти в бешенство.  В  моем
возрасте участвовать в нелепой игре? Только этого не хватало! Тем не ме-
нее, я дошел до Большой Пушкарской и сел в первый номер троллейбуса, ко-
торый благополучно доставил меня на Невский. Оттуда я прошел по Литейно-
му до угла улицы Некрасова - у меня уже промокли обе ноги  -  и  свернул
вправо. Вот она, первая подворотня! Я зашел в нее, скользнул взглядом по
грязным стенам. Чем подать условный знак?.. Оглядевшись, я увидел  кусок
штукатурки и выцарапал им на стене семерку, обведя ее кругом. Никогда  в
жизни я не чувствовал себя таким идиотом! Могут подумать Бог знает  что.
К счастью, никого в подворотне не случилось. Я вышел на улицу и лицом  к
лицу столкнулся с Петром.
   - За нами "хвост"! - прошептал он и, резко повернувшись, бросился бе-
жать по направлению к Литейному. Я помчался за ним,  хлюпая  по  снежной
каше и поминутно скользя. Петр свернул  направо,  добежал  до  остановки
трамвая, где как раз с шипением открывал двери тридцать второй номер,  и
прыгнул в вагон. Я едва поспел за ним.
   Мы плюхнулись на заднее сиденье. Петр оглянулся и приник лбом к стек-
лу. За отъезжавшим трамваем бежал человек средних лет в теплой куртке на
"молнии". Петр показал ему язык.
   - Отцепили, - сказал он.
   К удивлению своему, я заметил, что мною овладевает некая конспиратив-
ная нервозность. Я чувствовал опасность, я озирался.  Все  вокруг  стало
казаться подозрительным.
   Внезапно Петр сжался, надвинул на глаза шляпу.
   - Спрячьте лицо, - шепнул он.
   Я послушно надвинул капюшон на глаза. Петр кивнул на женщину -одну из
немногих пассажиров вагона. Она сидела впереди спиною к нам.
   - Из охранки, - еле слышно, одними губами прошептал мой провожатый.
   Трамвай подошел к остановке на углу улицы Петра Лаврова. Я дернулся к
двери, но Петр схватил меня за руку и прижал ее к себе. Я повиновался. С
бьющимся сердцем в груди я едва дождался следующей остановки за  мостом.
Там женщина сошла, мельком взглянув на нас. Мы оба инстинктивно опустили
головы чуть не до колен.
   Петр разрешил выйти лишь на следующей остановке, и обратно мы вороти-
лись через мост пешком. Черная вода Невы глотала крупные  хлопья  снега.
Мост был абсолютно пуст; на чугунных перилах лежал тяжелый снежный  вал,
отделявший нас от страшного пространства за ним, где кружились в пустоте
белые хлопья, затягиваемые в реку.
   Меня колотила дрожь. Ноги оледенели.
   Мы дошли до угла бывшей Фурштадтской. Здание на  углу  было  опоясано
деревянным забором, окна зияли дырами разбитых стекол.  Судя  по  всему,
дом был на капитальном ремонте.
   Мой провожатый нашел в заборе дыру и, осмотревшись, юркнул в нее. Мне
пришлось последовать за ним. Мы миновали мрачную замусоренную подворотню
и оказались во внутреннем дворе, заваленном ржавыми трубами, битым  кир-
пичом, поломанной мебелью. Окна  с  выломанными  рамами,  смотревшие  во
двор, дополняли зловещую картину.
   К одному из парадных тянулась тропка свежих следов. Я взглянул вверх.
В окне второго этажа, на подоконнике, стояла буква "Т" из  двух  красных
кирпичей. Мы с Петром вошли в парадное.
   Здесь было еще гаже. В нос ударил запах нечистот, на лестнице валялся
полуразложившийся труп кошки. Двери квартир были  выдраны  с  коробками;
осыпавшаяся штукатурка толстым слоем покрывала полы; обнажилась  кирпич-
ная кладка стен. В доме было тихо. Непонятное чувство страха, смешанного
с брезгливостью, овладело мною.
   Мы поднялись на третий этаж. В комнате с продранными и сорванными  со
стен обоями на поломанных табуретках и ящиках сидели Николай Иванович  и
подростки, Али среди них не было. Николай  Иванович  взглянул  на  часы,
молча кивнул нам.
   Петр удалился в глубь разрушенной квартиры и принес два старых стула,
оба о трех ножках. Мы кое-как уселись на них.
   Минут пять прошло в полном молчании. Я  исподтишка  разглядывал  лица
юношей. Все заметно волновались: резче обозначились  скулы,  нахмурились
брови, глаза потемнели.
   Наконец внизу послышались легкие шаги, и через несколько мгновений  в
разрушенную комнату вошла Аля. Меня поразил ее  облик:  лицо  осунулось,
щеки пылали нездоровым румянцем, под глазами обозначились тени.  От  Али
исходили токи решимости.
   - Я принесла заряды, - сказала она.
   - Раздай, - распорядился Николай Иванович.
   Она открыла сумочку и вынула оттуда три серых теннисных мячика. Никто
не улыбнулся. Аля отдала их Петру и обоим братьям.
   Николай Иванович встал, вслед за ним и мы все. Он оглядел  собравших-
ся, вынул из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и не  спеша  развер-
нул.
   - Приговор Исполнительного комитета партии  "Народная  воля",  -начал
читать он.
   Тут только я понял - в какой игре участвую. Кружок Николая Ивановича,
по всему судя, проводил экскурсиюинсценировку казни Александра  Второго.
Аля исполняла роль Софьи Перовской, остальные были метальщиками. Серьез-
ность, с какою подростки относились к игре, показывала, что они не  шутя
вошли в роли народовольцев.
   Николай Иванович зачитал приговор, после чего Аля ровным,  бесстраст-
ным голосом изложила план покушения. Метальщики с зарядами  должны  были
рассредоточиться по углам Малой Садовой, где приготовлен подкоп с минным
устройством, ведущий к середине проезжей части из сырной лавки  супругов
Кобызевых, под чьими документами скрываются члены ИК Якимова и  Богдано-
вич. Лишь только экипаж императора, следуя на разъезд войск в Михайловс-
кий манеж, достигнет места подкопа, мина будет взорвана,  а  подоспевшие
метальщики довершат дело бомбами. Аля сказала,  что  недостающие  заряды
она принесет через час от Кибальчича.
   Не скрою, игра показалась мне несколько сомнительной, но  захватываю-
щее внимание, с каким подростки слушали Алю, делало  инсценировку  почти
реальной.
   Выслушав наставление, метальщики принялись по одному покидать  разру-
шенный дом. Последними вышли мы с Николаем Ивановичем и его дочерью.
   - Забавная игра, - усмехнулся я, пытаясь освободить себя от  напряже-
ния. Но не вышло - смешок получился нервным.
   На углу Литейного Аля покинула нас, растворившись  в  толпе  по  всем
правилам конспирации. Мы с Николаем Ивановичем пошли пешком по направле-
нию к Зимнему стадиону. Вагоновожатый молчал.
   Метальщики начали попадаться нам  на  углу  Малой  Садовой  и  бывшей
Итальянской. Они прогуливались с явно конспиративным видом,  что  броса-
лось в глаза, так что я побоялся, как бы они не стали объектом  внимания
милиции. Мы дошли до Невского.  Здесь  дежурили  братья  Али.  Они  при-
ветствовали нас легкими кивками.
   И снова меня охватило волнение. Мне казалось, что подростки-метальщи-
ки слишком заметны в воскресной толпе, фланирующей по Невскому.  От  них
исходили волны опасности, желание взорвать эту беспечную мелкобуржуазную
массу, затопившую центральные улицы города. Похожие на "хиппи"  мальчики
торчали из толпы, как занозы, а на глубине полутора  метров  под  землей
таилась бочка с динамитом.
   Николай Иванович куда-то пропал. Я купил газету и встал  на  углу  за
киоском "Союзпечати", делая вид, что изучаю новости. Буквы прыгали перед
глазами, я с минуты на минуту ожидал взрыва.
   Как вдруг быстрая тень прошелестела мимо, дернув  меня  за  рукав.  Я
разглядел под вуалью темные Алины глаза, горевшие лихорадочным блеском.
   Быстрым шагом, на расстоянии трех метров друг от друга, будто связан-
ные невидимой нитью, мы проследовали в молочное кафе неподалеку. Там уже
находились Николай Иванович и все метальщики, сгрудившиеся за столиком с
булочками и кофе.
   - Царь изменил маршрут. Он боится, - проговорила Аля. - Карета  прос-
ледовала по Екатерининскому и Итальянской. Обратно он поедет тем же  пу-
тем. Вот план расстановки, - она выложила на стол почтовый  конверт,  на
оборотной стороне которого была нарисована схема улиц и крестики,  обоз-
начающие места метальщиков. Подростки склонились над схемой.
   - Я дам знак платком, - сказала Аля.
   И снова юноши тихо и бесшумно исчезли. На столике  остался  недопитый
кофе.
   - Хотите быть метальщиком? - Аля вынула из сумочки  мячик,  протянула
мне.
   Я неуверенно пожал плечами.
   - Боитесь? - выдохнула она, сверля меня жгучими глазами.
   - Почему боюсь? - передернулся я.
   Я сунул мячик в карман, посмотрел на схеме свое место. Оно было непо-
далеку от Спаса-на-Крови.
   Николай Иванович хладнокровно пил кофе.
   - Удачи вам! - шепнула Аля, поднимаясь.
   - С Богом! - сказал Николай Иванович. -  После  исполнения  приговора
собираемся на конспиративной явке. Угол Малого  проспекта  Петроградской
стороны и Широкой улицы.
   - Где это? - спросил я.
   - Угол Ленина и Щорса.
   В одиночестве я дошел до Екатерининского канала и повернул направо, к
Конюшенной  площади.  Храм   Спаса-на-Крови,   заштрихованный   летящими
хлопьями снега, завершал перспективу канала. Я не чувствовал собственных
ног, меня била крупная дрожь. Кроссовки совершенно  размокли  и  чавкали
при каждом шаге.
   Слева, за каналом, я увидел Алю.  Она  стояла  на  продолжении  линии
Итальянской улицы и всматривалась в даль.  Метальщики  прогуливались  по
эту сторону, то и дело оглядываясь на фигурку Али. Я  вытащил  мячик  из
бокового кармана и спрятал его за пазуху. Мимо меня прошел Петр в надви-
нутой на очки шляпе. Я взглянул на Алю. Она вытянулась как  струнка,  не
сводя глаз с какой-то точки вдали. Потом она выхватила  из  сумки  белый
платок и взмахнула им в воздухе.
   И тотчас метальщики, находившиеся ближе  к  Невскому,  оборотились  и
направились в мою сторону. Сердце мое забилось громко: оно ходило  ходу-
ном в груди, дыхание прервалось. Я уже готов был  увидеть  императорскую
карету с четверкой лошадей и казаками, скачущими впереди  и  сзади  нее,
как вдруг на набережную канала вырулило такси с зеленым огоньком и  нап-
равилось в сторону Конюшенной. Не успел я ничего сообразить,  как  Петр,
находившийся метров на пятьдесят ближе  к  углу,  выскочил  на  проезжую
часть и, взмахнув рукою, швырнул мячик на мостовую. Мячик  высоко  подп-
рыгнул и упал в канал. Машина шарахнулась в сторону.  Я  успел  увидеть,
как Петр и остальные метальщики перебегают пешеходный мостик по  направ-
лению к улице Софьи Перовской.
   Машина резко затормозила, из нее выскочил водитель. Я узнал его.  Это
был тот самый таксист, который привез меня к фундаменту моего дома  зло-
получной апрельской ночью. Он послал крепкое ругательство вслед  убежав-
шим злоумышленникам, потом перевел взгляд на меня.
   - Здравствуйте. Вы меня узнаете? - заискивающе спросил  я,  чтобы  не
быть заподозренным в соучастии.
   - А-а... Это ты... - протянул он хмуро. - Вот сволочи, скажи!  Своими
бы руками удавил!.. Что он там швырнул? -водитель  подошел  к  парапету,
поглядел на воду. - Мячик, что ли? Я перепугался, думал - бомба!
   Я стоял возле такси, не зная - уходить или нет. - Водитель,  сплюнув,
вернулся к машине.
   - Дом-то нашел свой? - лениво поинтересовался он.
   - В общем, да, - мне не хотелось об этом говорить.
   - Бывают заскоки по пьянке. Сколько хочешь... Вчера вез  мужика,  тот
тоже не мог адреса вспомнить... Подвезти? - он уселся на свое место.
   - У меня денег нет, - сказал я.
   - А куда тебе?
   - На Петроградскую.
   - Садись, по пути. Я в парк еду, - он распахнул переднюю дверцу.
   Усаживаясь в машину, я успел увидеть на д