крашенной стене. Все они  на-
чинались словами: "Меняю квартиру в этом доме...", причем за трехкомнат-
ные просили квартиры из двух комнат, а за двухкомнатные - из одной. "Бе-
гут", - подумала она с горечью и сама  же  ей  удивилась:  казалось  бы,
вполне естественное решение в сложившейся ситуации. Однако обьявления ее
покоробили, задели гражданское чувство, если можно так выразиться.
   В ущелье ей встретился Рыскаль - похудевший и почерневший,  в  летней
форменной рубахе с закатанными рукавами и фуражкой на  затылке.  Освети-
тельная арматура сияла всеми ваттами своих ламп, в проходе между  домами
было чисто - ни соринки. Рыскаль обрадовался живому  человеку,  принялся
рассказывать о достижениях. Во всех квартирах  нижних  этажей,  наиболее
страдавших от темноты, поставили лампы дневного света, от проспекта Щор-
са тянут ветку канализации. "И ваши дела устроятся", - сказал он со зна-
чением. "А что, уезжают, Игорь  Сергеевич?"  -  поинтересовалась  Ирина,
пропустив мимо ушей реплику майора. "Уезжают, - вздохнул майор. - Четве-
рым уже подписал документы на обмен. А что я могу  сделать?  Конституцию
нарушать нельзя".
   Ирина поднялась к себе на девятый этаж, в  квартиру,  носившую  следы
поспешного переезда на дачу, и принялась убираться, мысленно готовя себя
к разговору с генералом. Ее смущал обман, который она замыслила, а имен-
но: она намеревалась объявить Григорию Степановичу о возвращении мужа  и
тем мотивировать свой отъезд с дачи. Но... во-первых, генерал мог  легко
проверить, для этого ему не пришлось бы даже  справляться  у  соседей  -
достаточно взглянуть в собственное окно; во-вторых, Ирина опасалась  ре-
шительного характера генерала. Вполне возможно, он станет  оборонять  ее
от Жени. Ирина рассердилась: едва получив покой и свободу,  она  тут  же
попала в новую зависимость! Надо же  ухитриться!  С  какой,  собственно,
стати? Она ничем не обязана Григорию Степановичу, платить за его участие
рабством - унизительно. Подумала она и о самом  естественном  выходе  из
создавшегося положения, то есть о действительном возвращении  мужа,  для
чего достаточно было снова позвонить Любаше, покаяться и попросить  свя-
зать ее с Женей. Все было бы хорошо, но вот "покаяться"... Этого она  не
терпела. Добро бы покаяться перед Женей - в  чем?  в  чем?  -  нет,  она
чувствовала, что каяться нужно перед Любашей, иначе та просто не  начнет
разговора. О том, чтобы разыскать Демилле через его службу  -  институт,
отдел кадров, - она не думала вовсе. Тут хоть ножом режь: сама  мысль  о
жене, пытающейся вернуть супруга через служебные инстанции, была ей глу-
боко противна.
   Оставался обман. Она тешила себя мыслью, что генерал, даст Бог,  оби-
дится - так, неглубоко - и не станет проверять. А там, глядишь,  и  Женя
объявится. Каким образом он это сделает, она старалась пока не думать.
   Вернувшись на дачу, она долго не могла улучить момент для разговора с
генералом и лишь часов в десять вечера, когда Мария  Григорьевна  подня-
лась к себе в мансарду и затворилась, нашла случай подходящим. Они оста-
лись вдвоем на кухне перед телевизором, по которому показывали Сопотский
фестиваль. Ирина сидя перетирала вымытую посуду, а Григорий Степанович в
шерстяном трикотажном костюме тихонько раскачивался в  кресле-качалке  -
любимом месте отдыха, причем надо заметить, что на даче  имелась  особая
плетеная качалка, отличная от деревянной городской.
   Едва Ирина собралась с духом, как генерал,  оттолкнувшись  ногами  от
пола, резко повернул кресло к ней и начал разговор первым.
   - Иринушка Михайловна, я  давно  хотел  с  вами  поговорить.  Предмет
весьма щекотливый, вы только поймите меня правильно...
   У Ирины все оборвалось внутри: опоздала! Она  продолжала  механически
водить полотенцем по блюдцу, уже догадываясь о "предмете" разговора.
   Генерал волновался, стараясь скрыть волнение благодушным убаюкивающим
покачиванием, но кресло против его воли заскрипело сильней, точно  жалу-
ясь на что-то. На лысине генерала выступили  мельчайшие  капельки  пота.
Ирине хотелось вытереть эти капельки полотенцем. "Он ведь чужой мне  че-
ловек, - подумала она. - Как все нелепо!"
   - Меж нами тридцать лет разницы, - сказал генерал  и  издал  короткий
сдавленный смешок. - Я старше вас на революцию, эпоху  социалистического
строительства и Великую Отечественную войну. Итого, я старше вас на  три
эпохи...
   Ирина попыталась что-то сказать, но он остановил ее жестом.
   - Погодите... Быть может, вам покажется странным, быть может, и смеш-
ным, хотя последнего, видит Бог, мне очень бы не хотелось, но  поверьте,
что я глубоко благодарен судьбе, Ирина Михайловна, за то, что получил от
нее неслыханный подарок...
   Ирина протестующе подняла руки с полотенцем, стараясь  защититься  от
его красивого бархатного голоса, от плавных и старомодных оборотов речи.
   - Я говорю не о вас, такой подарок был бы мною не  заслужен,  хотя  и
желанен, но сие от меня мало зависит. Я говорю о том  чувстве,  давно  и
навсегда, казалось, забытом, которое я сейчас испытываю. Я говорю о люб-
ви. Я абсолютно уверен в глубине и силе моего чувства. Я люблю вас, Ири-
на Михайловна, и благодарен вам за то, что вы осенили мою старость  луч-
шим из чувств, которыми наделила нас природа...
   Григорий Степанович перегнулся в поясе и не без труда выбрался из со-
ломенной качалки. Подойдя к Ирине, он мягко вынул из одной ее руки блюд-
це, из другой полотенце, положил их на стол и лишь после этого, приняв в
свои ладони обе руки Ирины, наклонился и прикоснулся к ним губами.
   Ирина не могла оторвать глаз от капелек пота на его лысине, с  ужасом
припоминая слова отказа, которые были бы уместны в этом случае.
   Генерал отошел от нее, но в кресло не сел. Он с недоумением  взглянул
на экран телевизора, будто только что заметил там  молоденькую  лохматую
певицу, которая, казалось, грызла микрофон белыми зубами, точно  капуст-
ную кочерыжку. Генерал нахмурил брови и выключил телевизор. Она  поняла,
что он ждет каких-то ее слов, но молчала.
   - Я не осмеливаюсь предложить вам руку, хотя это было бы для меня ис-
тинным счастьем, но сердце мое я отдаю вам без вашего согласия, ибо  оно
принадлежит мне, и я вправе им распоряжаться...  -  Григорий  Степанович
усмехнулся. - Я хотел бы только смиренно попросить вас  об  одном:  быть
рядом. Я сделаю для вас и Егора все, что в моих силах, только будьте  со
мною, чтобы я мог видеть вас, разговаривать, целовать ваши руки...
   Он опять сделал к ней шаг. Ирина порывисто поднялась со стула, отвер-
нулась к плите и, схватив подвернувшуюся под руки тряпку, принялась  те-
реть ею по белой эмали.
   - Не надо, Григорий Степанович, я вас прошу... - мучительно выговори-
ла она. - У меня муж есть.
   Последняя фраза сорвалась совсем по-глупому, помимо ее воли.  Генерал
остолбенел, и вдруг бурно расхохотался, так что Ирина испуганно  оберну-
лась.
   - Ах, вы в некотором роде замужем? Простите великодушно! Как это я не
подумал? Старый дурак!..
   Он с размаху плюхнулся в кресло, отчего оно взвизгнуло и  откачнулось
с такою силой, что едва не выбросило генерала назад. Смех генерала обор-
вался так же внезапно, как начался. С минуту он молча и быстро  раскачи-
вался в кресле, вцепившись пальцами в подлокотники.
   - Мужа вашего я презирал. Теперь ненавижу, -  сказал  он.  -Простите,
что я, так сказать, вторгаюсь в вашу личную жизнь, но со стороны виднее.
Он жалкий человек, ему не хватило воли проявить себя в деле, и он  отыг-
рался на вас. Он лишил вас своего "я". Не спорьте! - поднял  руку  гене-
рал, увидев, что Ирина собирается протестовать. - Вы несли на плечах  не
только груз своих забот, но и все его несчастья. Но он даже этого не це-
нил. Вам нужно развестись с ним, Ирина Михайловна, и как  можно  скорее.
Если бы я не был в этом абсолютно уверен, я так не сказал  бы...  Я  уже
говорил с Игорем Сергеевичем. Он сказал, что ввиду особых  обстоятельств
суд мог бы развести вас по вашему заявлению, не спрашивая его согласия.
   Вот так новость! У Ирины руки упали. Оказывается, за нее все уже  ре-
шили. Только сейчас до нее дошел смысл оброненной Рыскалем фразы: "И ва-
ши дела устроятся". Вот какое устройство он имел в виду!
   Ирина покраснела и уже готова была возмутиться, как вдруг в кухне по-
явилась Мария Григорьевна. Она двигалась медленно и плавно, как  сомнам-
була. Не говоря ни слова, она приблизилась к шкафчику и  достала  оттуда
начатую бутылку вина, оставшуюся с воскресного обеда.
   - Маша! - воскликнул генерал.
   - Прошу прощения, - сказала она нетвердыми губами. - А вы тут секрет-
ничаете... - она медленно погрозила им пальцем, потом  приложила  его  к
губам и удалилась.
   - Это меня Бог наказал, - серьезно проговорил генерал.
   Гнев Ирины улетучился, она выскользнула из кухни и закрылась в  своей
комнате. Долго не могла заснуть, слушая, как мерно поскрипывает в  кухне
генеральская качалка. Потом услышала, как Григорий Степанович, осторожно
ступая, прошел мимо ее двери на свою половину.
   Утром Григорий Степанович долго не появлялся к завтраку.  Мария  Гри-
горьевна тоже не показывалась. Ирина не знала, что ей делать: стучаться?
помогать генеральской дочери? вызывать врача? Григорий Степанович  нако-
нец показался, сказал тихо: "Я сам ею займусь. Я знаю, что ей нужно".
   Он поднялся к дочери, а через минуту спустился вниз и пошел к магази-
ну. Когда он вернулся, Ирина заметила у него в сумке бутылку. Вечером он
снова пошел в магазин и опять принес дочери выпить. Так продолжалось три
дня. На все вопросительные взгляды  Ирины  генерал  спокойно  кивал:  "Я
знаю, что я делаю. Я всегда так вывожу ее из запоя". На  четвертый  день
генерал принес лишь одну бутылку сухого вина и три  литра  молока.  Нес-
колько часов он не выходил из мансарды. Ирина прислушивалась,  там  было
тихо. На пятый день Мария Григорьевна выздоровела. Она сошла вниз с  се-
рым лицом, на котором выделялись обведенные синими кругами глаза, и жал-
ко улыбнулась Ирине. Отец поддерживал ее за  локоть.  Он  тоже  выглядел
плохо, подавленно, глаза были как у побитой собаки.
   Ирине нестерпимо жаль стало обоих.
   После этого случая отношение Марии Григорьевны к Ирине  переменилось.
Она стала мягче, потихоньку начала разговаривать, сначала очень коротко,
бросая в пространство предназначенную  Ирине  фразу,  как  бы  размышляя
вслух и не требуя ответа. Через неделю между ними стали завязываться ко-
роткие беседы: о книгах, об увиденном по телевизору, о детях, причем Ма-
рия Григорьевна всегда сама начинала разговор и сама же  его  прекращала
внезапно, будто решив, что на сегодня хватит. Ирина не навязывалась, бы-
ла ровна и спокойна. Она чувствовала, что Мария Григорьевна наконец  за-
интересовалась ею, разглядела в ней человека или начинает  разглядывать,
а раньше не видела ничего, кроме мнимых шашней с отцом.
   Григорий Степанович в этот период находился больше в  городе:  то  ли
так совпало, то ли намеренно не хотел мешать наметившемуся сближению до-
чери и Ирины.
   Вскоре состоялся разговор. Начался он неожиданным выпадом Марии  Гри-
горьевны. Весь день она была кроткой, задумчивой, но вечером вдруг  пре-
образилась. Дождавшись, когда Ирина уложит Егорку, она  встретила  ее  в
кухне со странной усмешкой на губах и тут же спросила вызывающе:
   - Ну так что, вы собираетесь выходить за отца?
   Ирина вспыхнула, с трудом подавив в себе ответ в том же тоне.
   - Нет, - сказала она.
   - Почему же? Выгодная партия. Я бы на вашем месте подумала.
   - Я уже подумала, - ответила Ирина. - Вам чаю налить?
   - Спасибо.
   С минуту, пока Ирина наливала чай и выставляла на стол конфеты и суш-
ки, Мария Григорьевна молчала, потом придвинула к себе  чашку  и  начала
медленно помешивать чай ложечкой.
   - Почему вы не кричите на меня? Почему терпите? Я же вас оскорбила, -
задумчиво проговорила она. - Неужели вы святая? Не верю!
   Она швырнула ложечку на стол.
   - Я догадалась, что вы специально, - пожала плечами Ирина. - Зачем же
кричать?
   - Простите меня, я не буду так больше. Я вас по хорошему теперь спра-
шиваю: вы не собираетесь замуж за папу?
   - Я же сказала - нет.
   - Ирина Михайловна, он вас любит. Может быть,  вы  будете  счастливы.
Он-то - точно. Я не помню его таким. Теперь я вижу, что вы  тут  ни  при
чем, вы не провоцировали это чувство. Останьтесь с ним и... избавьте его
от меня, -неожиданно закончила она.
   - Избавить от вас?
   - Все про него говорят: "Какой милый человек ваш отец!". Пожили бы  с
ним! Я нехорошо говорю про него, но я очень устала.  Бедная  мама!  Одни
его игры чего стоят! Это все совсем не так безобидно, особенно после то-
го, как он ушел в отставку. Чудаки украшают жизнь, очень может быть,  но
только чужую. Чудачества близких стоят  крови,  -  говорила  Мария  Гри-
горьевна. - Мы мучаем друг друга, вы мучить не будете. Ему стыдно за ме-
ня, он же надоел мне своей мелочной опекой. Мне тридцать  пять  лет!  Он
считает, что виноват в моей... болезни, пагубной  привычке  -  называйте
как хотите! Поэтому все терпит...
   - Он? Виноват? - Ирина не понимала.
   - Ах, ни в чем он не виноват! Глупая мнительность.  Он  считает,  что
приучил меня к шампанскому. Он пьет только шампанское, в нашем доме  оно
рекой лилось... Мне тоже давали с шестнадцати лет, отец полагал,  что  в
этом нет ничего страшного... Но начала пить я в замужестве. Мой  муж  не
хотел иметь детей. Сначала говорил, что рано. Я пила все  больше.  Потом
он стал говорить, что мне нельзя рожать, что  я  алкоголичка.  А  я  еще
больше пить стала. Мы разошлись... Ирина Михайловна, выходите  за  него,
отпустите меня. Я с ним никогда не брошу, я знаю. Одна - может быть.
   ...Они просидели чуть не до утра, пока на дворе начало  светать  и  в
поселке запели петухи. Ирина тоже рассказывала - больше о семье  родите-
лей, меньше о муже. Происходило сближение, но кто знал, на каком рассто-
янии нужно остановиться?
   Через несколько дней генерал привез из города письмо Ирине,  передан-
ное ему Рыскалем. Письмо было от Лили. Ирина прочитала его  и  всполоши-
лась. Женя был в Севастополе! Лиля все знает! Она-то думала, что он  жи-
вет припеваючи, а он разыскивает их, страдает, он взвинчен. Разве мог он
в других обстоятельствах пойти на такой скандал с матерью? Куда  он  те-
перь поехал? Ирина готова была все простить и даже покаяться. А тут  еще
Егорка, вертевшийся вокруг генеральского рюкзака с яблоками, помидорами,
клубникой, обратил внимание на письмо и задал невинный вопрос:  "Это  от
папы?"
   Ирина покачала головой. Григорий Степанович, внимательно следивший за
выражением ее лица, когда она читала письмо, подоспел  тут  же,  усадил:
"Что вас так взволновало, Ирина Михайловна?" Ирина покосилась на  Егора,
генерал понял и отвел мальчика в "Швейцарию". Запустив состав и  передав
Егорке пульт управления, он вернулся в кухню.
   - Кто-нибудь приезжает? - спросил он.
   - Почему вы так думаете?
   - Я так не думаю. Игорь Сергеевич просил меня задать вам этот вопрос.
Если кто-нибудь приезжает, он должен знать.
   - Никто не приезжает, - сказала Ирина со вздохом. - Мой муж был у ма-
тери в Севастополе. Он нас ищет.
   - Ага! А вы и разнюнились! Бедняжка! Съездил на юг,  покупался,  поел
тещиных разносолов. Страдалец! - саркастически начал генерал.
   - Григорий Степанович! - укоризненно проговорила Ирина.
   - Я шестьдесят пять лет Григорий Степанович... Впрочем, нет.  Наврал.
Григорий Степанович я всего-то лет тридцать. Раньше был Гришей...
   Генерал старался развеселить Ирину. Она заметила, что он чем-то дово-
лен, будто знает какую-то тайну. Ей это было неприятно.  Она  попыталась
закончить разговор.
   - Вы его совсем не знаете. Он хороший человек, но... слабый.
   - Да перестаньте вы его жалеть! - воскликнул генерал. - Мало его сек-
ли.
   - Он уже достаточно пострадал, - сказала она.
   - Ах, бросьте! - генерал махнул рукой, схватил яблоко и с хрустом от-
кусил. С аппетитом пережевывая кусок, он продолжал: - Я о нем все  прек-
расно знаю. Итак, гражданин Демилле Евгений Викторович официально  обра-
щался в соответствующие инстанции с просьбой помочь ему в  розысках  его
семьи один раз. Один раз! - вскричал генерал. - Было это на  второй  или
третий день после вашего перелета. Надеюсь, сообщению  Игоря  Сергеевича
вы поверите? Далее...
   Генерал остановился, любуясь произведенным эффектом.  Снова  надкусил
яблоко, прожевал и продолжал уже спокойнее:
   - Далее. В проектном институте, с парторганизацией которого я связал-
ся, считают вашего мужа откровенным балластом. Я  ничего  не  выдумываю.
Надо хоть раз в жизни посмотреть правде в глаза. Когда-то был способным,
но сломался. Бабы, вино, лень. Изнежен и инфантилен... Это еще  не  все.
Последнее время ведет странный образ жизни, прогуливает,  по  слухам  не
живет с семьей, а проживает где-то за городом. В настояшее  время  нахо-
дится в отпуске. Секретарь парткома сказал, что у администрации  созрело
решение применить к вашему мужу меры  общественного  воздействия.  Жаль,
что он не член партии, они бы его пропесочили!  Почему,  кстати,  он  не
член партии? - прокурорски обратился генерал к Ирине.
   - Он считает... - Ирина покраснела, ее разбирала злость  на  генерала
за его неожиданное расследование. - Он считает, что в партию лезет слиш-
ком много проходимцев и карьеристов. Он не хотел быть в их числе.
   - Ага, я так и думал! - генерал удовлетворенно рассмеялся.  -Интелли-
гентский слюнтяйский бред. Боимся замараться, дерьмо пусть вывозят  дру-
гие... Слушайте дальше. Последнее время перед отпуском ваш муж проживал,
по всей вероятности, в поселке Комарово, ибо там найдены его вещи и  не-
которые документы...
   - Кем найдены? - ужаснулась Ирина.
   - Милицией. Об этом тоже сообщил майор Рыскаль. Дело  о  самоубийстве
некоего Аркадия Кравчука, лица без определенных занятий,  недоучившегося
бездельника, самозваного поэта, близкого к диссидентским кругам. Вот ку-
да скатился ваш муж, уважаемая Ирина Михайловна! А на юг к вашей маме он
поехал отнюдь не за вами, а чтобы замести следы. На дачу, где  повесился
Кравчук, ваш муж больше не являлся. Его мать и сестра тоже не знают, где
он скрывается.
   - Господи... - Ирина не могла прийти в себя.
   - Теперь-то вы понимаете, Иринушка Михайловна? - мягко сказал генерал
и положил ладонь ей на запястье. - Вы не нужны ему.
   Однако, вопреки всякой логике, усилия генерала возымели как  раз  об-
ратное действие. Прямолинейный натиск даже в военных операциях не всегда
приводит к успеху, здесь же Григорий Степанович явно просчитался.  Ирина
сама могла бы легко дополнить неприглядную картину морального облика Де-
милле, нарисованную генералом, так что ничего нового, исключая  сведения
о его местопребывании последние месяцы, генерал ей не сообщил. Но именно
эти факты разбудили воображение Ирины, заставили ее нарисовать мысленную
картину неприкаянности Жени... где-то за городом, в компании с  ужасными
людьми... самоубийство! - зная чувствительную  натуру  мужа,  она  легко
могла представить, какое впечатление на него все  это  произведет.  Если
раньше она успокаивала себя мыслью, что он тихо-мирно  живет  у  матери,
пережидая дурные времена, а затем почти смирилась с  известием,  что  он
нашел какую-то другую женшину, то теперь стало ясно, что это все не так.
Он мечется. Он ищет их с Егоркой. Никакой женщины нет, это миф.  Значит,
ему нужно помочь!
   На счастье, отпуск ее подошел к концу.  Через  несколько  дней  Ирина
вышла на работу, но все ее попытки перевезти в город Егорку натолкнулись
на сопротивление генерала и Марии Григорьевны. Надо  признать,  что  тут
здравый смысл был на их стороне. Везти ребенка в город, чтобы он томился
один, пока мать на работе, было жестоко. Посему Ирина каждый день  возв-
ращалась на дачу, а утром спешила на электричке обратно в город. Ей уда-
валось выкроить лишь полтора-два часа пос