ч Демилле! Каково?
   - Фу-ты, Господи! - повторила Алла.
   Они расположились в маленькой кухоньке за столом, появились  закуски,
бокалы. Алла, выпив шампанского за рождение племянника, удалилась,  сос-
лавшись на головную боль. Братья остались одни.
   Демилле внешне повеселел, но тревога в глазах не исчезла. Федор с са-
мого начала заметил, что у брата что-то не в порядке, но  не  спрашивал,
опасаясь задеть за живое, огорчить и самому огорчиться. Разговор понача-
лу вертелся вокруг Любаши, но  довольно  вяло:  Федор  дал  понять,  что
по-прежнему считает поведение сестры предосудительным, несмотря на русс-
кое происхождение племянника. В результате свернули  на  "Жигули"  цвета
морской волны. Тема была безопасной, но неинтересной Евгению  Викторови-
чу.
   - Как там, в Ливии? - спросил он.
   - Жарко, - ответил Федор.
   - А в политическом смысле?
   - Тоже.
   Разговор о Ливии был таким  образом  исчерпан,  и  Демилле  с  беспо-
койством отметил про себя, что напряженно ищет тему для  разговора.  Ему
стало досадно: не виделись с братом два года - и на тебе!  -  поговорить
не о чем. Он мучительно размышлял: сказать или не сказать Федору о своей
беде?
   - Ты часом ко мне не заезжал? - спросил он.
   - Куда? - удивился Федор.
   - На улицу Кооперации.
   - Не успел. Знаешь, установка гаража... Присматривал,  глаз  да  глаз
нужен. Надеюсь, у тебя дома все в порядке?
   Демилле хватил коньяку. Федор лишь пригубил. В глазах Евгения  Викто-
ровича появились злые огоньки.
   - Дома все в порядке, - сказал он. - Только его нет.
   - Как это - нет? - насторожился Федор, предчувствуя нечто опасное для
пульса.
   - На улице Кооперации моего дома нет.
   - Ты развелся?! - ахнул Федор, непроизвольным движением  дотрагиваясь
до левого запястья.
   - Нет, - поморщился Демилле. - Он улетел куда-то. Четыре месяца ищу -
не могу найти.
   За столом воцарилось молчание. Демилле не без злорадства наблюдал  за
физиономией брата. "Это тебе не Ливия!" - промелькнуло у него в  голове.
Наконец Федор спросил:
   - Ты мое письмо получил?
   - Откуда?
   - Отсюда.
   - Куда ты его отправил?
   - На улицу Кооперации. По твоему адресу.
   - Адреса больше нет, Федя. И дома нет. Я же говорю: четыре  месяца  я
там не живу.
   - А Ирина? Почему мать мне не сказала?  -  Федор  растерялся  оконча-
тельно.
   - Мать не знает. А Ирина... Живет где-то в другом месте.
   - Она тоже переехала?
   - Федя, дом улетел! Ночью, со всеми жильцами. Снялся с места и  пере-
летел куда-то. Я не знаю - куда.
   - Перестань паясничать! - вскричал Федор, вскакивая с места и нащупы-
вая в кармане валидол.
   Он вытряхнул из стеклянного цилиндрика таблетку  и  точным  движением
положил ее под язык.
   - Я не паясничаю. Я правду говорю, - как  можно  более  проникновенно
сказал Евгений Викторович.
   Федор молча замахал рукой, занятый растворением таблетки под  языком.
Наконец ему показалось, что валидол расширил сосуды, суженные заявлением
брата.
   - Я не хочу даже говорить об этом, - сказал он.
   - Хорошо, - сразу согласился Демилле. - Давай завтра пойдем к Любаше,
поздравим.
   - С чем?
   - У тебя племянник родился, балда!! - заорал Демилле.
   - Я не считаю его своим племянником.
   На крик в  кухню  вернулась  Алла.  Она  метнула  взгляд  на  бутылку
коньяка, опорожненную уже наполовину, потом - на Демилле.
   - Что вы тут орете? - спросила она.
   - Вы там совсем чокнулись в своей Ливии! - Демилле почему-то разбирал
смех.
   - Нет, это вы здесь совсем чокнулись, дорогой мой! -отвечал Федор.
   Алла заметила на столе раскрытую скляночку с валидолом.
   - Шурыгин, тебе плохо? - строго спросила она.
   - Будет плохо! Ты послушай, что он говорит!
   - Нет-нет, я больше не буду. Давай лучше про Ливию. Там негров много?
- спросил Демилле.
   - Там нет негров, - сказала Алла. - Там арабы.
   - А арабов много?
   - Два с половиной миллиона, - сказал Федор хмуро.
   - Да-а-а... - протянул Демилле. - Это много.
   Он налил себе коньяку и сразу выпил. Опять воцарилось молчание.
   - Ты переночуешь у нас? - спросил Федор.
   - С удовольствием. Последнее время мне  приходится  ночевать  в  кок-
тейль-баре.
   Федор оставил эту реплику без внимания. Расспросы могли завести неиз-
вестно куда.
   Евгению Викторовичу постелили в столовой на  диване.  Улеглись  спать
рано, в половине одиннадцатого. Демилле развесил на спинке стула джинсы,
поставил под стул кроссовки, снял рубашку и повалился на чистую постель.
Долго с наслаждением вдыхал запах свежей крахмальной наволочки. За  сте-
ною, в спальне Шурыгиных, слышались приглушенные голоса Федора  и  Аллы:
бу-бу-бу...
   Проснулся он рано. Стенные часы показывали без десяти  семь.  Демилле
сунул ноги в кроссовки и отправился в одних трусах на кухню попить воды.
   Он вышел в прихожую и свернул в боковой коридорчик, ведущий к  кухне.
Застекленная дверь была приоткрыта. За дверью Демилле увидел фигуру бра-
та. Федор, тоже в одних трусах, стоял перед иконкой, стоявшей на столе и
прислоненной к сахарнице. Федор размеренно осенял себя крестным знамени-
ем.
   Серый свет утра, падавший из окна, придавал картине почти  кинематог-
рафическую рельефность.
   Демилле инстинктивно шагнул  назад,  и  тут  Федор  обернулся.  Глаза
братьев встретились. Федор смотрел на него жалобным взглядом, точно пте-
нец, выпавший из гнезда. Евгений Викторович ощутил, что по его щекам ка-
тятся слезы. Он распахнул дверь, Федор поспешно шагнул к нему, и  братья
молча заключили друг друга в объятия, не стыдясь слез. Они  всхлипывали,
шмыгали носами, тычась в голые плечи друг друга - два мужчины не  первой
уже молодости, потерявшие один свой дом, а другой -  фамилию.  Им  обоим
показалось, что необходимо что-то предпринять, чтобы  не  разрушить  это
вернувшееся ощущение братства. Возвращаться в свои постели  было  просто
абсурдно.
   - Поедем к Любке... - глухо пробормотал Федор.
   Демилле молча стиснул брата в объятиях,  повернулся  и,  пряча  лицо,
поспешил к своей одежде. Он натянул ее с такой быстротой, будто от этого
зависело спасение человеческой жизни. Однако, когда Евгений снова  пока-
зался в прихожей, Федор уже был там. Решимость преобразила его вялое ли-
цо, оно вдруг показалось Евгению Викторовичу истинно прекрасным. Ни сло-
ва не говоря, Федор повлек брата в кухню, выплеснул  в  стаканы  остатки
вчерашнего коньяка, и они молча выпили, как бы связанные тайным  обетом.
Демилле, подхватив "дипломат", устремился к выходу, Федор за ним, но тут
путь им преградила Алла Шурыгина в ночной рубашке - растрепанная и гроз-
ная.
   - Шурыгин, не смей! Что вы задумали?!
   - Иди ты в ж...! - Федор выругался с яростью  и  наслаждением,  будто
выпалил из ракетницы в небо.
   Алла охнула и провалилась в спальню. Братья выбежали из  подъезда  и,
крупно шагая, устремились через двор к проспекту, по которому вереницей,
точно танки, медленно двигались поливальные машины.
   Было свежее августовское утро. Первые желтые листья светились в креп-
кой еще зелени кленов и тополей. По газонам просторного двора выгуливали
собак зябнущие хозяева. Черный пудель с палкой в зубах большими  прыжка-
ми, точно в замедленном кино, передвигался по траве. Демилле  видел  все
рельефно и остро. Казалось, эта картина навсегда запечатлеется в памяти.
   По-прежнему не говоря ни слова, они вышли на проспект и  повернули  к
стоянке такси, где ожидали пассажиров несколько машин. Федор рванул руч-
ку, пропустил брата в машину, упал на сиденье сам и выдохнул:
   - Торжковский рынок, потом... Женя, куда потом?
   - Первый медицинский, - сказал Демилле.
   На рынке они купили огромный букет алых роз и через  несколько  минут
были уже под окнами родильного отделения  больницы  Эрисмана.  Во  дворе
росли большие деревья. Братья, задрав головы, скользили глазами по  пус-
тым окнам больницы.
   - На дерево бы влезть, - сказал Федор.
   - Точно! - Демилле оценивающе взглянул на тополь. Нижние ветки  росли
довольно высоко. Он оглянулся по сторонам и вдруг, прислонив  "дипломат"
к стволу, побежал куда-то.
   - Ты куда? - окликнул Федор.
   - Сейчас! - Демилле свернул за угол, почему-то  уверенный  в  успехе.
Двор института был перерыт, везде валялись трубы, доски, кирпичи. Демил-
ле перепрыгнул канаву и, рыская по сторонам  взглядом,  побежал  дальше,
где кучи песка и свежевырытой земли сулили удачу.
   И действительно, пробежав метров двадцать, он увидел на дне глубокого
рва с обнаженными внизу трубами в теплоизоляции деревянную, грубо сколо-
ченную лестницу. Не раздумывая, Евгений Викторович прыгнул в ров,  быст-
ренько приставил лестницу к стене, выбрался наружу и вытянул лестницу за
собой.
   Смеясь и подбадривая друг друга, братья  вскарабкались  на  тополь  и
устроились на толстой ветке, протянувшейся к окнам родильного отделения.
   - Три-четыре! - скомандовал Федор.
   И двор огласился согласованными криками:
   - Лю-ба! Лю-ба! Лю-ба!
   Мгновенно в окнах второго, третьего  и  четвертого  этажей  появились
женские фигуры в больничных халатах.  Кое-кто  распахнул  створки  окон.
Братьев увидели; женщины заулыбались, показывая на них друг другу.
   - Люба Демилле у вас? Позовите Любу! - просили братья.
   ...Любаша подошла к распахнутому окну и окинула взглядом двор. Он был
пуст, лишь к стволу тополя была прислонена лесенка, да стоял рядом  чер-
ный "дипломат" с блестящими замками.
   - Где? - спросила Люба у позвавшей ее подружки.
   - Да вот они, красавцы!
   Любаша подняла взгляд и увидела прямо перед собою, метрах в десяти, в
густой листве тополя улыбающихся братьев, сидящих на ветке,  как  птицы.
Федор держал перед собою букет.
   - С ума сошли... - прошептала она растерянно, чувствуя, что  к  горлу
подступает комок.
   - Который муж? - спросила подружка.
   - Это братья, - объяснила Люба.
   - А-а, братья... - кивнула подружка и отошла.
   - Любаша, поздравляем! Молодец! - крикнул Демилле.
   - Люба, я... Ты... - Федор смешался.
   Он размахнулся и метнул цветы в окно. Букет алых роз,  точно  горящая
комета, пересек короткое пространство и влетел  в  палату.  Его  тут  же
подхватили женщины - ахали, охали, вдыхали аромат цветов. А  Любаша  все
смотрела на братьев, не могла насмотреться. Казались  они  ей  молодыми,
вспоминалось время, когда жили все вместе, и отец был жив... Словно уга-
дав ее мысли, Евгений Викторович спросил:
   - Помнишь, как я твоих ухажеров выслеживал на дереве?
   Все трое счастливо засмеялись.
   - Сейчас Ваню на кормление принесут, - сказала Любаша. - Хотите,  по-
кажу?
   - Давай! - сказал Демилле.
   Внезапно внизу, из дверей больницы выскочила пожилая медсестра в  бе-
лом халате и, производя отчаянные крики, принялась бегать  под  деревом,
как лайка, выследившая белку.
   - Ах вы, безобразники! И не стыдно! Взрослые  люди!  Слазьте  сей  же
час!
   Несмотря на грозный тон, старушка не могла скрыть восхищения братьями
-кричала по долгу службы, а не от души. Евгений и Федор не спеша  слезли
с дерева и отнесли лестницу на место. Удовлетворенная старушка  покинула
поле боя.
   Когда они возвратились под окно, Любаша была уже не  одна.  На  руках
она держала туго спеленатый сверток, откуда выглядывала крошечная  смуг-
лая головка с закрытыми глазками. Братья оценивающе поглядели на новояв-
ленного племянника.
   - Нормальный пацан! - крикнул Федор.
   - Везет тебе на мальчишек! - крикнул Демилле.
   - Стараюсь! Женя, Федя, позвоните маме, скажите, чтобы Ника  принесла
сливок и орехов. У меня молока мало... Ну, я пошла кормить! -Любаша  по-
махала рукой и скрылась.
   Братья несмело переглянулись.  Оба  одновременно  почувствовали,  что
внутри опустело, завод кончился. То был порыв, не больше. Теперь каждому
нужно было возвращаться на свою дорогу.
   Они сели на скамейку и закурили.
   - Пять лет не курил, - усмехнулся Федор.
   Он выглядел виноватым. Знал, что все возвращается на круги своя,  по-
мочь Любаше и Евгению он ничем не может, да они и  не  нуждаются.  Мысли
вернулись к дому, к жене, и Федор впервые ужаснулся, вспомнив, как обру-
гал ее. Предстоял неприятный разговор. Тут же его поразила более  страш-
ная мысль: он вспомнил, что оставил на кухонном столе  иконку.  Положим,
Алла знает о его тайне, но вдруг увидит Вика? Это катастрофа. Единствен-
ная надежда, что жена догадается спрятать.
   Евгений Викторович заметил перемену в брате, но не  осуждал.  Скорее,
был благодарен ему, ибо не ожидал и этого порыва. Впрочем,  от  себя  он
тоже не ожидал подобного. Он уже прикидывал - куда идти, вспомнил о  но-
вой своей службе, поморщился...
   Братья поднялись одновременно.
   - Ну, бывай, - сказал Евгений, обнимая брата.
   - Женя, если что нужно... - неуверенно пробормотал Федор.
   - Ничего, Федя. Все путем.
   По его объятию Федор понял, что брат больше не придет  и  звонить  не
будет. Он с горечью отметил, что эта мысль принесла ему облегчение.  "Не
склеить... Ничего не склеить", - констатировал он уже почти без  сожале-
ния. Что ж, значит, так тому и быть. Каждому свое.
   И тут же он вспомнил о пульсе. Как  он  мог  забыть?  Непростительно.
Проводив глазами Демилле, Федор положил пальцы на  запястье.  Пульс  был
семьдесят девять ударов. Федор Викторович похолодел  и  принялся  искать
валидол. Скляночки не было! Очевидно, впопыхах он забыл ее дома, чего не
случалось с ним уже много лет. Лоб его покрылся испариной, он беспомощно
огляделся по сторонам и шаркаюшей стариковской походкой осторожно напра-
вился к телефону-автомату, находившемуся у ворот медицинского института.
   Он набрал номер, чувствуя, что пульс от волнения полез вверх.
   - Алла? Я забыл валидол. Что делать?
   - Купи в аптеке! - Алла швырнула трубку.
   И правда, как он не догадался! Ему стало  чуточку  легче.  Он  сел  в
трамвай и доехал до площади Льва Толстого. Здесь его  ждал  новый  удар:
аптека была закрыта. Федор Викторович почувствовал, как сжалось  сердце,
схватился за левый бок и прислонился к стене.  Проходивший  мимо  старик
остановился.
   - Вам плохо? Хотите валидол?
   - Да-да! Если можно...
   Старик вытряхнул на ладонь Федора две таблетки, и тот  засунул  их  в
рот. Во рту похолодело. Ему показалось, что боль отступает. Поблагодарив
старика, Федор направился к остановке троллейбуса.
   Когда он вернулся домой, серый от переживаний, то застал на кухне же-
ну, беседующую с небольшого роста майором милиции. На лоб майора  падала
жесткая прядь волос, похожая на воронье крыло.  На  столе  стояла  чашка
чая.
   В голове Федора пронеслось несколько мыслей,  не  успевших  сформиро-
ваться из-за быстроты передвижения. Он  в  растерянности  остановился  в
дверях кухни. Майор шагнул ему навстречу, четким движением вынул из кар-
мана удостоверение и, ловко раскрыв его указательным  пальцем,  подержал
пару секунд перед носом Федора Викторовича.
   - Майор Рыскаль.
   Федор от волнения не смог прочесть фамилию в удостоверении, и оно ис-
чезло в кармане майоровской тужурки. Мысли Федора все прыгали в  разного
рода предположениях: почему-то они были связаны с "Жигулями" цвета морс-
кой волны, с установкой гаража, хотя противозаконных действий  совершено
было не более, чем обычно.
   Они уселись за стол, и Федор, слегка устремившись вперед,  искательно
поглядел на майора. Тот вынул из кармана конверт.
   - Это вы писали?
   Федор взял конверт, недоуменно повертел его в  руках.  Это  было  его
письмо к брату, как ни странно, нераспечатанное.
   - Я, - сказал он грустно.
   - Вы виделись со своим братом, Евгением Викторовичем Демилле?
   - Да, только что.
   - Знаете ли вы, что на него объявлен всесоюзный розыск?
   Федор похолодел. На миг перед его внутренним взором выпрыгнул увиден-
ный недавно на аэровокзале плакат "Их разыскивает милиция" с  уголовными
физиономиями разыскиваемых.
   - Нет, я не в курсе.
   - Значит, вам он не говорил. А как вам показалось - знает  ли  он  об
этом?
   Федор,  ободренный  сравнительно   безопасным   для   него   течением
следствия, напряг память. Действительно, что-то в действиях брата  пока-
залось ему подозрительным. Не успел он высказать свое предположение, как
в разговор вмешалась Алла.
   - Наверняка знает! - отрезала она.
   - Почему вы так думаете? - обратился к ней Рыскаль.
   - Он внешность изменил. Никогда у него усов не было и  таких  длинных
волос. Одежда тоже нехарактерная.
   Рыскаль подробно выспросил, как был одет Демилле, сведения записал  в
книжечку. Потом спросил: - А где сейчас живет, он не говорил?
   - Нет, - покачал головой Федор.
   - Говорил, неправда! - Алла инстинктивно дернулась вперед, как  соба-
ка, взявшая след. - Он сказал, что ночует в коктейль-баре!
   - В коктейль-баре? - удивился Рыскаль. - В каком?
   - Мы не спросили.
   Рыскаль недовольно хмыкнул, уставился в книжечку. Когда он поднял  на
супругов глаза, в них блеснула неприязнь.
   - Он ничего не рассказывал о  себе?  Какие-нибудь  странные  события?
-продолжал допрос Рыскаль.
   - Ах, нес какую-то ахинею, - вздохнула Алла.
   - Говорил, что его дом куда-то улетел. Ну, сами понимаете... -  Федор
развел руками, словно извиняясь.
   - Это правда. Дом улетел еще весной, - отрубил Рыскаль.
   Супруги покосились друг на друга, не смея возразить.
   - Что он еще рассказывал про себя? О жене вспоминал?
   Федор пожал плечами.
   - Ну и семейка! - зло сказал Рыскаль. - Когда вы его  снова  увидите?
Он придет к вам?
   - Не знаю... Может быть, и нет.
   Рыскаль только крякнул и поднялся со стула. В прихожей он  надел  фу-
ражку, повернулся на каблуках к Федору и Алле:
   - Настоятельная просьба: если Демилле появится у вас или вы узнаете о
его местонахождении, сообщите по телефону ноль-два дежурному УВД для ма-
йора Рыскаля.
   - Да-да, непременно... - испуганно сказал Федор.
   Рыскаль холодно откозырял и покинул квартиру Шурыгиных, не сказав бо-
лее ни слова.
   Федор и Алла поглядели друг на друга. Им обоим вдруг  вспомнилась  их
квартира с кондиционером в Триполи с видом на ослепительной синевы  бух-
ту, обрамленную пальмами... Федор набрал номер Аэрофлота и  в  ответ  на
приятный женский голос "Международный отдел слушает" сказал:
   - Девушка, по каким числам рейсы на Триполи?
   Глава 32
   РЕЙД
   В середине августа, дождавшись возвращения из Ессентуков обоих Свети-
ков, Рыскаль созвал чрезвычайное заседание Правления в расширенном  сос-
таве. На нем, кроме членов Правления, присутствовали руководители  групп
взаимопомощи каждого подъезда, генерал Николаи как представитель общест-
венности микрорайона, жена Рыскаля и оба дворника.
   В штабе висела газета "Воздухоплаватель 1 5", оформленная Храбровым и
Соболевским в подчеркнуто тревожных тонах. Центральное место занимал ри-
сунок дома в разрезе: множество квартир, среди которых бросались в глаза
своею отвратительностью многочисленные притоны с нагромождением бутылок,
замусоренные лестничные клетки, языки пожара в одной из квартир,  банди-
тизм в другой... - тогда как в соседних  изображена  была  тихая  обыва-
тельская жизнь с телевизором, кошками  и  электрическими  самоварчиками.
Дворники, вконец измученные мусором  и  алкоголиками,  дали  волю  своей
мрачной фантазии. Рисунок получился пугающим. Рыскаль решил не  цензуро-
вать: пусть посмотрят, во что мы превратились. Сам он написал передовицу
в тоне спокойном, но решительном, с перечислением  всех  фактов  антиоб-
щественных и уголовных деяний, случившихся во вверенном ему доме за  ле-
то. Остальные тексты принадлежали дворникам. Надо сказать,  что  практи-
ческая борьба с хулиганами и тунеядцами решительно преобразила творчест-
во прозаика и поэта. Стихи и проза лишены были заумности и следов  наро-
читого формотворчества - они стали крепче, злее, действеннее.
   Майор открыл заседание.
   - Я не буду повторяться, товарищи. Факты изложены в моей заметке. Нам
нужно выработать практические решения  по  недопущению  впредь