ругом берегу канала Алю. Она
стояла у парапета, сцепив пальцы, и смотрела в мою сторону.
   На конспиративную явку я прибыл раньше других  заговорщиков.  Дом  на
углу Широкой и Малого тоже находился на капитальном ремонте, в той имен-
но стадии, когда успели сломать, но строить еще не начинали. Здесь окна,
выходящие на улицу, были закрыты ржавыми железными листами, двери парад-
ных заколочены досками, а единственная подворотня загорожена  сломанными
чугунными воротами, снятыми с петель и скрученными  посредством  толстой
проволоки. Я обогнул дом и зашел в следующую подворотню, откуда мне уда-
лось проникнуть во внутренний двор ремонтируемого дома. Он  являл  собою
еше более печальное зрелище, чем дом на углу Фурштадтской. Огромные кучи
строительного мусора громоздились тут и там; часть дома была вынута  из-
нутри вместе с перекрытиями, остались лишь наружные стены; другая  часть
сохранила перекрытия, но лишилась наружной стены, так что во двор  выхо-
дили пустые ниши комнат с разномастными обоями. На  четвертом  этаже,  у
самого края пропасти, стоял шкаф с зеркальной дверцей, которая  медленно
поворачивалась на ветру с едва слышным скрипом. Зеркало было разбито.
   Я уселся в углу двора на железный остов скамейки. Вскоре во двор заш-
ли двое подростков из команды Николая Ивановича. Не обратив на  меня  ни
малейшего внимания, они исчезли в зияющем провале парадного и через нес-
колько секунд вынырнули на втором этаже в  комнате  с  голубыми  обоями.
Один из них установил у края пропасти два кирпича в виде буквы "Т", пос-
ле чего подростки укрылись в доме.
   Прошел еше один, затем появился мой напарник в синих очках, скользнул
по мне взглядом.
   - Петр! - окликнул я его.
   Он сделал вид, что не слышит, и тоже исчез в доме. Наконец, во  дворе
появился Николай Иванович с дочерью.
   Я поднялся со скамейки и направился к ним. Они остановились.
   - Я пораньше приехал. На такси, - объяснил я, чувствуя какую-то непо-
нятную вину.
   - Почему вы не метнули заряд? - строго спросила Аля.
   - Аленька... - опешил я.
   - Погоди. Это нам тоже пригодится, - сказал дочери Николай  Иванович,
направляясъ к парадному.
   - Вы что... серьезно? - упавшим голосом произнес я вслед,  но  делать
нечего - приходилось доигрывать нелепую постановку до конца.
   Внутри дома было омерзительно. Как видно, пьяницы Петроградской  сто-
роны использовали пустующую коробку дома для своих нужд. Приходилось  то
и дело переступать через нечистоты, остатки еды, следы рвоты. В  воздухе
стоял отвратительный запах мочи.
   Стараясь не дышать, я поднялся на второй этаж. Заговорщики  собрались
в одной из внутренних комнат, где тоже хватало грязи и вони. Они  стояли
в кружке, центром которого был Николай Иванович. Я подошел и встал  сза-
ди.
   - Акция не удалась, - сказал Николай Иванович. - Произошло это по ви-
не вашего товарища. После бомбы Рысакова, как вы знаете, должен был пос-
ледовать еще один взрыв. Но его не было.
   Молодые люди обернулись ко мне без тени улыбки или снисходительности.
Я почувствовал себя весьма неуютно. Дурацкая история! Неужели  я  должен
оправдываться перед этими юнцами в том, что не швырнул мячик  на  мосто-
вую?! Полная чушь.
   - Вы нарушили уговор и поставили под удар организацию, - жестко  про-
изнес Петр, глядя на меня сквозь синие стекла.
   - Я не уговаривался, позвольте! - воскликнул я.
   - Вы взяли заряд. Мы на вас рассчитывали, - сказал младший сын  Нико-
лая Ивановича Леша.
   - Ну, виноват... Мне не нужно было, - пробормотал я.
   Николай Иванович еле заметно улыбался.
   - Что решит Исполнительный комитет? - спросил он.
   Подростки потупились, размышляя. Слово взял старший из сыновей  Нико-
лая Ивановича.
   - Это нельзя расценивать как предательство.
   - Это малодушие, - сказал Петр.
   - Мы не можем судить за трусость. Пусть он сам себя судит. Честь  ре-
волюционера требует, чтобы он сам покарал себя смертью, - заключил  брат
Али.
   Я похолодел. Мне предлагали самоубийство.
   - Он должен искупить вину жизнью, правильно, Николай Иванович? - раз-
дался голос сбоку.
   Я повернул голову. Рядом стоял тщедушный паренек с унылым взглядом  и
с прыщавым лицом.
   - Я не член Исполнительного комитета. Решать должны вы, - ответил Ни-
колай Иванович.
   Наступила тишина. Подростки мялись. Тогда Петр взял на  себя  функции
судьи, опрашивающего присяжных. Он называл каждого по имени, и в ответ я
слышал:
   - Смерть.
   - Смерть.
   - Смерть...
   Я был приговорен к самоубийству единогласно. Юноши побледнели, дышали
порывисто. В холодном смрадном воздухе вспыхивали облачка пара у губ. Да
и мне, признаться, было не по себе. Молчание прервал Николай Иванович.
   - Занятие окончено. В следующий раз мы разберем акцию первого марта и
процесс Желябова и Перовской. Спасибо, можете быть свободны.
   Юноши разошлись, не глядя друг на друга. Поколебавшись, ушла  и  Аля.
Мы остались вдвоем с Николаем Ивановичем в пустом загаженном  помещении,
которое когда-то было человеческим жильем. Здесь, в этих стенах,  любили
друг друга, рождались и умирали, теперь же все покрыто дерьмом...
   - Ну, как вам понравилось?.. - усмехнулся Николай Иванович.
   И тут я взорвался. Я кричал, что это  бесчеловечно,  что  он  калечит
юные души, что нельзя приговаривать к смерти за малодушие...
   - Завтра вы предъявите свой реестр несправедливостей и снова  зальете
все кровью! Надоела кровь! Сколько можно крови?! - кричал я.
   Николай Иванович слушал меня угрюмо, но спокойно.
   - История - жестокая вещь, - сказал он только и, повернувшись,  пошел
к лестнице, переступая через кучи дерьма.
   Глава 45
   ТЕАТР ДЕДУШКИ ЙОРИКА
   Выходя из лифта на своем этаже, Ирина столкнулась  со  стариком-сосе-
дом, что поселился напротив. Он был в черном демисезонном пальто  и  ко-
телке, с зонтом-тростью, висевшем на сгибе левой руки. Ирина  поздорова-
лась.
   - Здравствуйте, Ирина Михайловна, - ответил старик.
   Он впервые назвал ее по имени. Это заставило Ирину остановиться.
   - Вы знаете, как меня зовут? Откуда? - спросила она.
   - Я про вас многое знаю, Ирина Михайловна, - спокойно проговорил ста-
рик.
   Ей не понравилось это. Она не знала, что ответить. А старик  вошел  в
кабину лифта и уже оттуда, повернувшись к Ирине лицом и  нажимая  кнопку
первого этажа, сказал с улыбкой:
   - Зашли бы как-нибудь в гости по-соседски...
   Створки скрыли его, как занавес актера, и лифт провалился вниз.
   Это еще больше озадачило Ирину. Она пришла домой, поцеловала кинувше-
гося ей навстречу Егора, принялась выгружать из сумки продукты.
   - Егор, ты не знаешь, как зовут соседа напротив? - спросила она.
   - Не, - мотнул головой Егор, заглядывая в сумки.
   - А кто он? Пенсионер?
   - Он с котом живет, - ответил Егорка.
   - С котом? Как писатель?
   - Это тот же самый кот. Филарет.
   - Филарет? - удивилась Ирина.
   Любопытство, смешанное с беспокойством, разбирало ее. Какой  странный
старик! А вдруг он знает что-нибудь о Жене? "Зашли бы в гости...". Инте-
ресно, как? Он же не пригласил, не сказал - когда... Весь вечер она про-
маялась, поминутно прислушиваясь к звуку лифта - не едет ли сосед?  Вре-
менами подбегала к глазку и, кляня себя в душе, подглядывала за  соседс-
кой дверью. Старик не появлялся.
   Явился он только в полночь - и не один. Вместе с ним в квартиру вошел
человек в накидке до полу и с длинными гладкими волосами, подвитыми сни-
зу. Ей показалось, что они переговаривались не по-русски.
   Весь следующий день она обдумывала предлог, чтобы пойти к  соседу,  и
нашла!
   Вечером она сварила куриный бульон, покормила Егорку вареной  курицей
с пюре, после чего завернула куриные косточки в полиэтиленовый пакет  и,
сказав Егорке, что сейчас вернется, храбро вышла за дверь.  Она  нарочно
не оделась для визита, была по-домашнему, чтобы показать, что она на ми-
нуточку.
   Сосед открыл дверь и взглянул  на  нее  проницательно,  с  понимающей
улыбкой.
   - Добрый вечер, простите... - сказала она. - У меня тут куриные  пот-
рошки, косточки. Для вашего кота. Жалко выбрасывать...
   - Весьма любезно с вашей стороны. Проходите, Ирина Михайловна,  -ста-
рик посторонился.
   Она несмело вошла, держа на весу мешочек.
   - Заходите в комнату, пожалуйста.
   - Простите, - сказала она, краснея. - Я не знаю, как вас зовут.
   - Можете называть меня Лаврентий Родионович, -ответил он.
   - Очень приятно, - Ирина, не зная, что делать, переложила мешочек  из
правой руки в левую и протянула старику ладошку.
   Он поцеловал ее в кончики пальцев.
   Она зашла в комнату, посреди которой стоял круглый  дубовый  стол,  а
стены были уставлены книгами. В кресле  на  боку,  вытянув  лапы,  лежал
большой рыжий кот с белым брюшком. Он открыл один  глаз  и  взглянул  на
Ирину с ленивым любопытством.
   - Присаживайтесь, - старик указал на стул.
   Она села боком к столу, а Лаврентий Родионович занял место в  рабочем
вращающемся кресле у письменного стола, развернувшись к  ней.  Стол  был
завален бумагами и книгами с закладками. На старике был черный  синтети-
ческий спортивный костюм на "молниях". Ирине показалось, что она уже ви-
дела где-то этот костюм. Точно! Сосед-писатель выбегал в нем к  мусороп-
роводу опорожнять ведро.
   Лаврентий Родионович молчал, разглядывая Ирину  внимательно,  но  без
назойливости.
   - Вы говорили, что знаете меня, - начала  она,  собравшись  с  духом,
когда пауза затянулась до опасного предела.
   - Нет, вас я не знаю, но о вас наслышан.
   - От кого же? - удивилась она.
   - От одного моего ученика. Он рассказывал мне о вас долго и подробно,
- отвечал старик, наблюдая за ее лицом.
   - А он откуда знает? Мы с ним учились? -  спросила  она  первое,  что
пришло в голову.
   - Вряд ли... Боюсь даже, что он все это сочинил.
   - Вот как? - Ирина нервно рассмеялась. - Что же он вам говорил?
   - Он говорил, что вы разошлись с мужем. Точнее - разлетелись...
   - Ну... - она утвердительно кивнула.
   - ...Что вы решили отделаться от него, а потому солгали милиции. Ска-
зали, что он с вами не живет, а потом передали чемодан через золовку...
   Ирина сидела, не шелохнувшись, будто парализованная  его  словами,  а
Лаврентий Родионович продолжал рассказывать, глядя на нее с какой-то не-
понятной улыбкой не то сочувствия, не то укоризны. Шаг за шагом он  опи-
сывал ее поступки и слова, в том числе и такие, о  каких  не  мог  знать
никто, кроме нее... И сожженные на свече письма, и разорванная  фотогра-
фия, клочки которой она засунула между томами  Тургенева,  и  телефонный
звонок на службу мужа, и дачное объяснение с Григорием Степановичем... -
все до мельчайшей, интимнейшей детали знал этот старик с негромким голо-
сом и мягкими обходительными манерами.
   Ирине стало жутко. Она почувствовала, что с нее часть за частью  сни-
мают одежды, и она остается обнаженной под внимательным взглядом Лаврен-
тия Родионовича. Чувство это было невыносимо, но она не могла остановить
старика, лишь смотрела на него с мольбою, ощущая, как пылает ее  лицо  и
трепещет жилка на виске.
   Только когда он подошел к тому вечеру с несостоявшимися  поминками  и
начал рассказывать, как она со свечою в руках  подошла  к  окну,  Ирина,
будто защищаясь, загородилась руками.
   - Нет... не надо, - прошептала она.
   - Этого не было? - спросил старик с удивлением. - Впрочем, я же гово-
рил, что мой ученик - изрядный сочинитель.
   - Он не может этого знать! Он же не Господь Бог! - воскликнула она.
   - О нет, уверяю вас! - улыбнулся Лаврентий Родионович.
   - Но кто же?
   - Человек, который вас хорошо знает.
   - Меня никто так не знает!
   - Вот здесь вы ошибаетесь. Все наши поступки и даже  мысли  рано  или
поздно становятся известны, - сказал старик.
   - Но не до такой же степени!
   - Более, чем до такой... Но почему вы волнуетесь? Кажется, вы не  со-
вершили ничего дурного?
   - Неприятно, знаете... - поежилась Ирина. - Как голая.  Вы  про  меня
все знаете, а я про вас - ничего.
   - Справедливо заметили. Это не совсем честно. Я не хочу быть в  поло-
жении подглядывающего (при этом слове  Ирина  вздрогнула)  и  непременно
расскажу вам о себе. Только сначала ответьте мне на один вопрос. Вы  ве-
рующая?
   - Нет... то есть... я не знаю, - смешавшись, ответила она.
   - Весьма характерный ответ, - кивнул старик. - Дело в том, Ирина  Ми-
хайловна, что я когда-то был пастором...
   И Лаврентий Родионович повел рассказ о себе, из которого Ирина  узна-
ла, что старик долгое время жил в другой стране,  с  иными  порядками  и
обычаями, и лишь недавно переехал сюда, к своему ученику, в его  кварти-
ру...
   - Ах, так ваш ученик - писатель? - догадалась она.
   - Именно так. Сочинитель.
   - Значит... вы тоже пишете?
   - Увы, Ирина Михайловна.
   - Почему - "увы"?
   - Слишком много знать о людях - печально, - серьезно проговорил  Лав-
рентий Родионович.
   - Значит, вы - не русский? - спросила она.
   - Я англичанин. Но это по секрету... - улыбнулся он.  -  Иначе  майор
перепугается. Лаврентий Родионович - мой здешний псевдоним.
   - А как же... - она смутилась, - ваше настоящее имя?
   - Йорик, - сказал он.
   Она порылась в памяти, припоминая английского писателя с  таким  име-
нем, но никого не нашла, кроме шекспировского шута,  про  которого  было
известно, что он "бедный". И это гамлетовское восклицание в сочетании  с
печальной улыбкой старика и его "увы" вдруг породили  у  нее  жалость  и
нежность к Йорику. Она подумала, что ему очень одиноко  здесь,  в  чужой
стране, на старости лет.
   - Вы очень хорошо говорите по-русски, - сказала она.
   - Так же, как на любом языке. Когда писатель доживает до  моего  воз-
раста, он свободно говорит на всех языках.
   - А сколько вам лет? -  полюбопытствовала  Ирина  с  неожиданным  ко-
кетством.
   - Двести шестьдесят семь.
   Она оторопела, но, взглянув в смеющиеся глаза Йорика, поняла, что тот
шутит, и рассмеялась. Некоторое время они сидели, смеясь и глядя друг на
друга с тем доверием и пониманием, что иногда сами собою  возникают  меж
людьми.
   - Лаврентий Родионович, то есть, простите... - начала она.
   - Сэр Йорик, - невозмутимо подсказал старик.
   - Сэр Йорик, как вам у нас здесь нравится? - спросила Ирина,  обраща-
ясь к старику  уже  как  к  иностранному  гостю,  с  затаенным  ревнивым
чувством.
   - Видите ли, я по-настоящему знаком лишь  с  вашим  домом...  Правда,
удалось прочитать немало книг, - он кивнул на письменный стол,  завален-
ный книгами. - Но там много вранья, вы уж простите. В книжках правду  от
лжи отличаешь по запаху. Эти книжки пахнут елеем, поверьте мне как  быв-
шему священнику. Что же касается вашего дома, то он...  забавен.  Но  он
без основания.
   - Без фундамента? - переспросила она. - Так это потому, что  мы  сюда
прилетели. Он раньше был с фундаментом. Все-таки довольно странная исто-
рия, я никак не могу понять. Почему мы улетели? Вы об этом тоже знаете?
   Йорик сухо рассмеялся.
   - Как вы думаете, Ирина Михайловна, на свете есть любовь?  -  спросил
он неожиданно.
   - Любовь?.. Да, - опешила Ирина. - А при чем здесь любовь?
   - Обычно это понятие связывают с ощущением полета. На крыльях  любви,
знаете... Любовь вольна, как птица. И прочая романтическая  чепуха.  Лю-
бовь - это связь. Связанный человек не летает. Дом - тем более.
   - Ну... любовь - не только связь, - обиженно возразила она.
   - Я не в вульгарном смысле. Связь сердца с  сердцем,  души  с  душой.
Связь с прошлым и будущим. Связь с Родиной, если хотите. Как  же  вашему
дому не улететь, если он ничем не связан? И как же не улететь вашему му-
жу?
   - Я любила его, - сказала она, потемнев.
   - Вы ведь давно хотите расспросить о нем, не так ли?
   - Да-да, конечно! - вскинулась она, радуясь, что он угадал ее мысли.
   Йорик пожевал губами и прищурился, припоминая,  а  затем  начал  свой
рассказ все с той же апрельской ночи, когда Евгений  Викторович  приехал
домой на такси...
   Ирина слушала завороженно. Скитания ее мужа, как вехами  обозначенные
местами временных пристанищ, которые ей были, в общем,  известны:  аспи-
рантское общежитие, квартира Натальи, дача в  Комарове,  Севастополь,  -
обретали плоть, наполнялись живыми подробностями, вроде узбекского  пло-
ва, Первомайской демонстрации или котельных, где  собираются  подпольные
дарования. Она не удивлялась поразительной осведомленности старика, вни-
мая ему с безоговорочным доверием, ибо он уже доказал свою  причастность
к истине. Потому все размышления, все чувства Ирины стягивались к  Евге-
нию Викторовичу, к его жалкой и жестокой судьбе, столь наглядно и  безу-
коризненно наказавшей его за потерю дома. Она почувствовала себя винова-
той, жестокосердной и холодной; ведь у нее все эти месяцы был свой дом -
какой-никакой, причудливо-странный, нелюбимый - с родным  сыном  в  нем,
генералом под боком, привычными лицами кооператоров. У него же  не  было
ничего. Ей впервые показалось, что плата, которую она назначила мужу,  -
непомерно высока, а когда старый Йорик дошел до диско-бара, Ирина  прик-
рыла глаза ладонью, ощутив на ней капельки слез. Но старик будто не  за-
мечал ее состояния, а продолжал рассказывать о последних днях пребывания
мужа в дискотеке, письме к сыну, кульке конфет для сирот  и  той  драке,
что вымела Евгения Викторовича из танцевального зала и привела пьяного к
родному окну с мыслью о веревке...
   Йорик замолчал.
   - Что же дальше? Что с ним? Где он сейчас?  -  волнуясь,  воскликнула
она, поспешно утирая пальцами глаза.
   - Не знаю, - сказал старик.
   - Как? Вы знаете все! Скажите мне, Бога ради! Он жив?
   - Будем надеяться, - пожал плечами Йорик. - Все зависит от ученика.
   - Почему? Какого ученика? - не поняла она. - Ах, от  бывшего  соседа?
Он знает больше вас?
   Йорик загадочно молчал. Свет в окнах померк, фигура  старика  выделя-
лась на фоне книжных полок, тихо урчал кот Филарет.
   - Никто ничего не знает, - сказал наконец Йорик. - Но  иные  способны
видеть.
   Ирина прикусила губу: ей почудился укор в словах старика. Она не мог-
ла отделаться от мысли, что в пересказе Йорика частная история ее разры-
ва с Евгением Викторовичем приобрела некое  символическое  значение.  Ей
вдруг непереносимо горько сделалось за себя, за Евгения Викторовича,  за
всех кооператоров, наконец, и к горечи этой примешался стыд перед  чуже-
земным Йориком, забредшим в потерянный дом, дом  без  любви.  Захотелось
доказать, что это не так, но перед ее мысленным взором  предстало  узкое
ущелье, освещенное синевато-мертвенным светом ртутных ламп,  и  кровавая
дорожка на асфальте, которую она увидела как-то утром, когда спешила  на
работу, а в щель задувал свирепый сквозняк, прогоняющий сквозь нее сухие
листья.
   Она вспомнила о сыне. Как же она могла так засидеться? Егорушка  вол-
нуется.
   - Знаете, что? - вдруг обратился к ней Йорик. - Скоро праздник вашего
государства. Мне было бы приятно собрать гостей. Приходите  с  сыном.  И
Машу можете позвать с мальчиком...
   - Вы и про Машу знаете... - растерянно произнесла Ирина.
   Сэр Йорик только руками развел: что поделаешь, работа такая...
   Перед самыми Ноябрьскими Ирине на службу позвонила Любаша и принялась
тоже звать в гости с Егоркой. Чего вы будете одни скучать и  так  далее.
Ирина не знала, как выпутаться, и вдруг нашлась:
   - Приходите лучше к нам! Вы у нас давно не были.
   - А тебе не попадет?
   - От кого?
   - От начальства. Дом-то ваш засекречен.
   - Глупости. Дом как дом, - храбро сказала Ирина.
   - Ну, смотри. Я со всем кагалом приду.
   Пусть будет сюрприз сэру Йорику, весело решила Ирина и принялась  го-
товиться к празднику: купила всем детям по сувениру -дешевенькие  игруш-
ки, блокнотики, авторучки; каждый завязала ленточкой, обернув в  цветную
бумагу и вложив внутрь открытку с поздравлением. Подарки сложила в  сум-
ку. "Пусть сэр Йорик раздает, - подумала она. - Как Дед