Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
твует, хотя и не соз-
нает. Иначе что же спичечный дом и его утрата? И луковка церкви? И влюб-
ленности, за которые он хватался вовсе не для развлечения и отвлечения
от проблем, а неосознанно стремясь постигнуть Любовь?
Это равнозначно постижению Бога.
Последнее событие в жизни Демилле, то есть исчезновение родного дома,
неминуемо поставило перед ним вопрос более высокого порядка, чем простые
розыски адреса и нахождение, как Вы выражаетесь, "алгоритма оптимального
пути". Вы об этом умалчиваете, но это так.
Я думаю, что он не поднялся к Майе не только потому, что та ему не
понравилась, прыщик и так далее. Он боялся. Он интуитивно чувствует, что
его настигло возмездие, и боится переступить последнюю черту. Я не удив-
люсь, если он станет праведником и моралистом, в надежде таким благооб-
разным путем вернуть утраченное. Но это не поможет ему, ибо такой путь
ведет лишь к ханжеству.
Мишусин приостановил роман и сочиняет заявку на сценарий. На пляже
ему рассказали историю. Он очень активен и находится в непрестанном дви-
жении. По-моему, Мишусин из тех людей, которые страстно желали бы при-
сутствовать на собственных похоронах, чтобы услышать все, что там гово-
рится.
У меня кончается бумага.
Ваш Л. С.
Дорогой Учитель!
Сначала нотариальная справка. Наталья Горянская - однокурсница Евге-
ния Викторовича и подруга со студенческих лет. Собственно, его ровесни-
ца. Она была неудачно замужем, последние лет десять живет в коммунальной
квартире на улице Радищева, детей у нее нет. Отношения ее с Евгением
Викторовичем складывались своеобразно. Вначале, еще на втором курсе инс-
титута, был намек на любовь: совместные занятия в читальном зале, разго-
воры, три-четыре посещения театра, провожания. И вдруг сближение приос-
тановилось без внешних причин. Во всяком случае, ни Евгений, ни Наталья
не могли потом припомнить, почему же отношения, развивавшиеся так удачно
и обыкновенно, не стали истинно близкими. Сохранились симпатии, прия-
тельство. Потом на несколько лет они пропали из поля зрения друг друга,
обзавелись семьями, решали какие-то другие проблемы. Как вдруг в возрас-
те тридцати лет случайно встретились на банкете, посвященном защите дис-
сертации бывшего однокурсника. Наталья тогда только что развелась и,
разменявшись, получила комнату в коммуналке. Демилле был еще сравни-
тельно примерным мужем, жили они с Ириной около трех лет.
Вслед за этой встречей на банкете, закончившейся уже утром на улице
Радищева, когда не столько занимались любовью, сколько разговаривали,
вспоминали, удивлялись тому, что не встретились раньше, как бы проигры-
вая совместно неосуществившийся вариант жизни, как разбирают шахматную
партию партнеры после ее завершения - там ошибся один, здесь другой, а
тут оба не заметили чрезвычайно красивого и богатого продолжения, - так
вот, вслед за встречей последовал бурный полугодовой роман, когда оба
увлеклись не на шутку, оба мучились: Наталья укоряла себя, называла даже
"дрянью", поскольку со стороны могло показаться, что она перетягивает
Демилле к себе от Ирины. Но со стороны никто об этом не думал, потому
что не знал; Евгений Викторович страдал меньше, о разводе не помышлял,
ибо боялся перемен, и все же угрызения совести не давали покоя. Мало-по-
малу все утихло само собою, и вот по какой причине. Оба почувствовали,
что дружба и общее прошлое - молодость, студенчество, друзья - значат
для них больше, нежели близость. Я не скажу, что они вовсе не получали
от нее удовольствия, но это было обычно, как бывало с другими. Вся же
история их и судьба принадлежали только им, никому больше. Встречи стали
реже, акценты их сместились, если можно так выразиться, отношения стали
проще и прочнее. Демилле мог, к примеру, помочь по хозяйству, что-то
смастерить, принять участие в ремонте. Наталья иногда помогала ему в
оформлении проектов, знала обо всех делах и заботах на службе и дома,
короче говоря, выполняла роль второй жены-подруги. И это удивительно.
Если бы Ирина была женой-любовницей, то все было бы понятно. Там одно,
здесь другое. Но и там, и там было одно. Почти одно. Перед Натальей
практически не существовало обязательств. Мог позвонить, мог и не позво-
нить, мог остаться на ночь, мог уехать домой. Она привыкла, не требовала
большего, а Демилле это устраивало.
В лице Натальи как бы осуществился идеальный вариант жены, которой
можно выложить все, включая увлечения. Многие мужчины об этом мечтают.
Так оно и получилось впоследствии, когда они опять несколько отдалились
друг от друга - у Демилле родился сын, а спустя некоторое время последо-
вала полоса влюбленностей, закончившаяся Жанной. Наталья была в курсе,
жалела Ирину, выговаривала Демилле, порою высмеивала, сама же как бы не
считалась. О ее личной жизни в промежутках между посещениями Евгений
Викторович и не догадывался. Много раз пытался узнать, спрашивал с де-
ланной небрежностью: "Кто у тебя сейчас?" или: "У тебя ведь есть любов-
ник?". Она только усмехалась.
Одно время Демилле, почувствовав и перед Натальей некоторую вину, со-
вершенно серьезно пытался выдать ее замуж. Как-то раз приехал вечером с
сослуживцем из мастерской, разведенным инженером-строителем, сводничал,
болел за Наталью, хотел, чтобы та понравилась. Она, как нарочно, была
вялой, неинтересной, как в воду опущенной. Потом, когда гость ушел, ска-
зала: "Женя, больше не надо таких пошлостей. Не бери на себя больше, чем
можешь сделать". - "Но я же хотел, как лучше для тебя". - "Я сама знаю,
как лучше для меня".
Много раз в ответ на заботы Демилле: "Тебе надо замуж" -отшучивалась:
"Я уже была".
Лишь однажды, уж не помню по какому поводу, когда снова зашел разго-
вор об устройстве ее жизни, серьезно призналась: "Я не могу иметь детей.
Поэтому замуж не выйду. И кончим раз навсегда эти разговоры".
Но вот Жанну ему почему-то не простила. О других расспрашивала, легко
смеялась, поддразнивала, однажды даже дала ключ от комнаты -Демилле по-
том сгорал от стыда, когда хмель влюбленности прошел и он снова стал по-
являться чаще, удивляясь, что привычка к Наталье устойчивей и сильнее,
чем то, что совсем недавно казалось ему любовью. И еще удивляясь, что с
Натальей не чувствует никакого греха, никакой вины перед Ириной. С дру-
гими чувствовал остро, особенно с Жанной.
Ирина никогда ничего о Наталье не знала и не догадывалась, в отличие
от других случаев.
Так вот, возвращаясь к Жанне, скажу, что, когда Демилле заикнулся о
ней Наталье, та почему-то сразу встретила ее в штыки. Уже не поддразни-
вала и не высмеивала, как раньше, а холодно и почти презрительно назвала
"старым дураком", раздраженно морщилась. Когда же однажды увидела Жанну
(совершенно случайно встретились в мороженице на улице Дзержинского, не-
подалеку от места работы Демилле), то стала относиться совсем брезгливо.
Демилле это почувствовал и перестал приезжать, да и бурные отношения с
Жанной не давали времени.
Звонил примерно раз в месяц, интересовался здоровьем. Наталья с през-
рительным смешком говорила, что здоровье замечательное. "А у тебя?" -
спрашивала она с дьявольским подтекстом. Демилле пытался обратить все в
шутку - не получалось.
Потом звонки стали реже, поскольку не приносили никакого удовлетворе-
ния, а лишь усиливали терзания души, которых и без них хватало. А
дальше, когда и Жанна стала отдаляться, не звонил уже по инерции.
Вот и все пока о Наталье Горянской, милорд. Дальнейшее - в тексте.
Если Вас интересует портрет, то могу сказать, хотя портреты - не моя
специальность, что Наталья кареглаза, черноволоса, угловата -острые пле-
чи, прямая спина, - с маленьким носом, не очень красива, но умна. Не
знаю, относится ли последнее к портрету. Мне кажется - относится.
Работала она последние годы в архитектурно-планировочном управлении,
где занимались памятниками старины, которых в городе предостаточно.
Жду Ваших писем.
Покинутый Вами соавтор.
Милый ученик!
Вашей справкой о подруге Демилле я вполне удовлетворен. С нетерпением
буду ждать следующих глав. Должен сказать, что меня весьма заинтересова-
ли молодые люди, нанявшиеся дворниками. Я бы хотел и о них получить не-
которые справки, но это позже, не отвлекайтесь!
В ожидании новых глав я, пожалуй, займусь наблюдениями над Мишусиным.
Он снова вернулся к роману, который пишет, если можно так выразиться,
жвачным методом. Здесь стоит адская жара, и Мишусин весь день проводит
на пляже, питаясь разговорами, слухами и сплетнями. Его лысина приобрела
благообразный бронзовый оттенок. Кстати, у Мишусина лоб Сократа, Вы за-
мечали? Вечером, когда жара спадает, Мишусин запирается в номере, разде-
вается донага и садится за пишущую машинку. Подобно корове, он отрыгива-
ег разговор за разговором, пережевывает и вставляет в роман. Приходится
только удивляться тому искусству, с каким он соединяет в единую цепь об-
рывки самых разнообразных сообщений и мнений.
Мой друг, как это бездарно! Если бы Вы видели!
Притом он твердит всем на пляже, что его роман чересчур смел, так
что, пожалуй, его не напечатают. Насколько я могу судить, вся смелость
его романа заключается в том, что он описал любовную связь директора за-
вода с молоденькой секретаршей и вставил в роман постельную сцену между
ними, поразительную по своей нелепости и полному отсутствию вкуса. Вооб-
ще, как я заметил, он очень любит заглядывать в прозе "за вырез платья",
каждый раз обнаруживая там "спелые, налитые груди". На худой конец Мишу-
син довольствуется "округлостью колен". И то, и другое приводит его в
экстаз, а меня в бешенство.
Жду ответа, как соловей лета. N'est ce pas?
Ваш Стерн.
Глава 20
ВОЗДУХОПЛАВАТЕЛИ
После ассенизационного субботника общественная жизнь кооператива на
Безымянной круто набрала высоту; как будто обозначился перелом в созна-
нии, появилось, наконец, чувство локтя и сплоченности. Понятие "наш дом"
перестало быть адресно-географическим, сделавшись вдруг для многих коо-
ператоров родным, кровным. Система кооператива, бывшая раньше для его
членов чисто внешней и даже умозрительной, если пользоваться нашей клас-
сификацией, внезапно оказалась внутренней, определяющей мысли и поступ-
ки.
Немалую роль здесь сыграло, как ни странно, название стенгазеты,
столь удачно придуманное дворником Сашей Соболевским. Еше тогда, на суб-
ботнике, кооператоры, группами и поодиночке забегавшие в штаб, не могли
нарадоваться на огромный рисунок взлетающего в небо дома с членами Прав-
ления, сгрудившимися на крыше средь телевизионных антенн коллективного
пользования, с майором Рыскалем в милицейской форме, возвышавшимся над
ними, как наседка над цыплятами (и Рыскаль, и члены Правления были шар-
жированы вполне дружески). Из окон дома торчали головы кооператоров,
кто-то пытался прыгать с балкона, удерживаемый родственниками, кто-то
молился; между прочим, летел вниз министерский портфель Зеленцова (и о
нем дошли слухи до художника) -короче говоря, картина заражала весельем.
Оказалось, что и так можно взглянуть на разыгравшуюся драму. Более же
всего радовало слово "воздухоплаватель" - было в нем нечто иронико-ро-
мантическое, так что кооператоры сразу взяли его в обиход, вставляя при
случае в привычные словосочетания "мы, как и все воздухоплаватели...",
"дорогие товарищи воздухоплаватели!", "ты записался в воздухоплаватели?"
и прочее, и прочее, отчего легче было переносить невзгоды.
На майские праздники кооператорам настоятельно было рекомендовано не
приглашать в гости друзей и родственников, да и самим по возможности в
гости не ходить. Слишком свежа была рана, слишком нелепые слухи циркули-
ровали в городе, чтобы добавлять масла в огонь. Минимум контактов с пос-
торонними! - таков был девиз Рыскаля. Однако сам майор и члены Правления
понимали, что указанная рекомендация может омрачить праздник - слишком
уж было похоже на интернирование, как выразился Файнштейн. И тут неуто-
мимая Светозара Петровна предложила блестящий выход. Как вы думаете? Не
угадаете ни за что! Концерт художественной самодеятельности!
- А потом банкет! - весело отозвалась из кухни жена Рыскаля Клава,
которая фактически принимала участие во всех заседаниях Правления, либо
находясь на кухне за тонкой стенкой из сухой штукатурки и слыша каждую
реплику, либо потчуя членов Правления чаем с плюшками или домашним пе-
ченьем.
Светозара Петровна на секунду опешила, а потом, задорно тряхнув се-
денькой птичьей головкой, воскликнула:
- А почему бы и нет, товарищи?!
И обвела членов Правления озорным, как она считала, взглядом.
В мгновение все оживились, даже Серенков, посыпались предложения -
где собираться? по скольку с носа? где найти таланты? меню, спиртное и
прочее... Сразу поняли, что идея Ментихиной и Клавы сулит немалые выгоды
для воздухоплавателей: еще более объединиться, узнать друг друга, замк-
нуть разговоры внутри системы, да и разрядиться же наконец после всех
треволнений прошедших недель!
Рыскаль крепко задумался, подперев подбородок маленьким твердым кула-
ком. Правление притихло, глядя на главного. Наконец Игорь Сергеевич
вздохнул, пригладил "воронье крыло" и кивнул коротко:
- Согласен!
Чисто по-человечески он понимал затею, она ему нравилась -конечно,
без излишеств, - но как объяснить начальству, если спросят? Хороша кар-
тинка - назначенный Управлением комендант дома возглавляет коллективную
пьянку (майор хорошо знал термины, бытующие в официальных документах,
если надо ударить побольнее: не банкет, не междусобойчик даже, а пьян-
ка). Пустить же на самотек... нет, еще хуже! Принял решение, когда поду-
мал о пресечении слухов. Нашлось слово для официальных бумаг: пресече-
ние. Это соответствовало утвержденному плану и кампании по неразглаше-
нию, это выглядело солидно и научно.
И вот буквально за неделю, отделявшую ассенизационный субботник от
Первомая, все было организовано в лучшем виде. Снова сняли актовый зал
школы для концерта и зал плавучего ресторана "Парус" у Тучкова моста -
для банкета. Концерт режиссировали Светозара Петровна и Светозар Петро-
вич, организация банкета пала на Клару Семеновну Завадовскую (Рыскаль
сообщил ей по секрету, что на праздники собираются отпустить на побывку
Валентина Борисовича, все еще проходившего научное обследование у Коло-
мийцева, поэтому Клара старалась вовсю), прочие помогали как могли -аги-
тировали, собирали деньги, мастерили реквизит.
Неделю жили одной семьей. Не все, конечно, - нашлись и глухие затвор-
ники, скептики, брюзги... но таких было явно меньшинство.
Вечером накануне Первомая Правление собралось вновь, чтобы утвердить
программу и порядок мероприятий. Первой докладывала Клара Семеновна. Ее
вопрос был ясный: в банкете пожелало участвовать двести восемнадцать че-
ловек, что составляло большинство взрослого населения дома (разумеется,
в их число не входили дети и старики, откололась также часть молодежи).
Собирали по десятке с носа - меньше ни в одном ресторане не берут - од-
нако Кларе Семеновне удалось бог весть каким путем уломать метрдотеля
ресторана "Парус" скалькулировать меню из расчета восемь пятьдесят на
человека, так что в излишке осталось более трехсот рублей, которые Клара
предложила употребить на водку "с собой".
- На триста рублей водки?! Кларочка! - ахнула Светозара Петровна.
- А что вы хотите, Светозара Петровна? Знаете, какие наценки? Я зака-
зала по сто грамм на человека, меньше они не соглашались. Но сто грамм -
это же курам на смех!
- Сто граммов! Това-арищи... Меня лично это убьет, -заявила Ментихи-
на.
- Светик, голубушка, успокойся... - попытался встрять Светозар Петро-
вич.
- Вас убьет, вы и не пейте. А мне сто грамм, как слону дробина, -ска-
зала Клара.
Тут Клара Семеновна, безусловно, была права, достаточно было взгля-
нуть на ее могучую фигуру.
Рыскаль поспешил уйти от щекотливой темы.
- Пускай Клара Семеновна делает, как знает, - предложил он. - Но что-
бы в меру, вы понимаете?
Завадовская доложила меню, разъяснила, что на оркестр никак не хвата-
ет, но в зале имеется музыкальный автомат, который за пятак может сыг-
рать любой танец.
- И краковяк? - спросила Ментихина строго.
- Краковяк? - опешила Клара. - Зачем краковяк?
- Светик! - взмолился Ментихин.
- Ну почему Светик? Почему Светик? Я хочу краковяк! -закапризничала
старушка.
- Хорошо. Будет краковяк, - отрубила Клара.
- Товарищи, а может быть, вовсе без водки? -вдруг предложила Вера Ма-
линина.
Все молча переглянулись.
- Видите ли, Вера Кузьминична... - вкрадчиво начал Файнштейн, но Се-
ренков перебил его:
- Веселие на Руси есть питие! Народ сказал.
Понятное дело, с народом не поспоришь. Да и Вера сама смутилась, мол,
что я такое говорю, лишь только представила себе банкет на двести с лиш-
ним человек и - без водки.
- Ну, не только на Руси... - загадочно протянул Файнштейн, как бы не
возражая, а лишь уточняя предыдущего оратора.
- А где же еще? Там? - прогремел Серенков, кивая почему-то не в сто-
рону, а вниз.
- Где - там? - побледнев, спросил Файнштейн. - На что вы намекаете?
- Там! Там! - тыча пальцем себе под ноги, утверждал Серенков. -Нам
намекать не к чему!
- Прекратите, товарищи, - поморщился Рыскаль.
Спорщики притихли, отвернувшись один от другого.
Такие микростычки между ними происходили почти на каждом заседании
Правления. И тот, и другой были в вечной оппозиции к большинству членов
и к майору Рыскалю - один слева, другой справа - вот бы им объединиться!
- но ненависть друг к другу оказывалась всегда сильнее. По существу оба
часто говорили одно и то же, лишь разными словами: Файнштейн непременно
логично и наукообразно, Серенков же рубил сплеча, нарочито по-мужицки,
хотя ни крестьянином, ни рабочим не был, а руководил кружком баянистов
во Дворце культуры.
Ненависть была не только национальной, о чем догадывались все, но и
биологической. Когда Файнштейн вдыхал, Серенков непременно выдыхал;
сердца у них бились в противофазе, несовместимость групп крови была пол-
нейшая!
Если Файнштейн всегда носил галстук, то Серенков не носил никогда;
гамма цветов у Серенкова была черно-коричневая, у Файнштейна же - зеле-
но-желтая; такое сочетание цветов уместно для предупреждающих дорожных
знаков, но в жизни излишне контрастно. Если бы мы с милордом верили в
биополя, то могли бы представить себе их полную противоположность, раз-
ноименный заряд и яростную схватку друг с другом, когда биополя приходи-
ли в соприкосновение.
Всем на минуту стало неловко от вспыхнувшей распри, в основе которой
лежало все понимали что.
Клара Семеновна прервала неприятную паузу сообщением о том, что одна
из воздухоплавательниц (Завадовская, конечно, сказала "жиличка") просит
разрешения пригласить с собою на банкет своего знакомого. Ей одной, ви-
дите ли, скучно.
- Кто такая? - спросил Рыскаль.
- Ирина Михайловна Нестерова, квартира двести восемьдесят семь.
- А кого она хочет пригласить?
- Из соседнего дома... Ну, отставной генерал, помните? Он у нас на
собрании выступал, - ответила Клара несколько пренебрежительным тоном.
- Товарищи, у них роман! - воскликнула Светозара Петровна, мгновенно
оживляясь и обводя членов Правления восторженно-таинственным взлядом. -
Он к ней телефон провел, беседуют часами! Я сама видела! Он мужчина со-
лидный, но со странностями, товарищи.
- Нестерова что, одинокая? - спросил Рыскаль, припоминая.
- Почему одинокая? Совсем не одинокая! - воскликнула Ментихина. - Го-
ворит, что муж в командировке. А он, между прочим, здесь! В городе... -
Светозара Петровна понизила голос до шепо