м кооператива и
будет бороться за коммунистический быт.
   Прошедшие несколько месяцев основательно изменили взгляды  майора  на
руководимых им граждан и вообще на способы руководства, когда имеешь де-
ло с коллективом. Если раньше сограждане, шествующие куда-нибудь плотной
толпою - будь то футбольное состязание или похороны популярного артиста,
- воспринимались как безликая масса, сплошной поток,  к  которому  можно
было применять законы физики для жидкостей и  газов,  то  теперь  каждый
член кооператива, шагающий под его руководством к здоровому  быту,  имел
свое лицо и характер, требовал индивидуального внимания.
   Майор обнаружил, что излюбленные им  когда-то  заграждения,  барьеры,
турникеты и указательные знаки, которые исправно работали  применительно
к толпе, в кооперативе потеряли свою действенность, порождая  лишь  пас-
сивность и безволие. На первых порах еще куда ни шло: четкие приказы ма-
йора, военная дисциплина и твердость решений помогли преодолеть  ужасные
последствия перелета, но лишь только кооператоры  получили  мало-мальски
сносные условия для житья, как тут же расползлись  по  своим  квартирам,
стали уклоняться от постановлений, игнорировать  приказы,  а  сам  майор
Рыскаль превратился в постоянную мишень для анекдотов и шуток не  совсем
приятного свойства.
   Майор не мог забыть анонимный подарок, обнаруженный им однажды на ра-
бочем столе в штабе. Это был кубик Рубика, все элементы  которого  имели
одинаковые красные нашлепки - куда ни вращай, никаких перемен! Намек был
более чем прозрачен. Дарственная надпись на одной из  граней  гласила  с
издевательской почтительностью: "Игорю Сергеевичу с любовью от  учащихся
кооператива ,,Воздухоплаватель" для решения интеллектуальных задач".
   Майор кубик не выбросил, с тяжестью на душе спрятал в сейф.
   Очень докучали меры по предупреждению разглашения: доставка  почты  с
улицы Кооперации, куда по-прежнему приходила корреспонденция  кооперати-
ва, разговоры с кооператорами по поводу приехавших родственников и  зна-
комых, постоянные устные напоминания о необходимости хранить тайну, взя-
тие подписок. Меры эти, представлявшиеся разумными в  первые  дни  после
перелета, ныне утратили  свою  актуальность,  но  инструкция  продолжала
действовать, а Рыскаль, скрепя сердце, продолжал ее выполнять. Давно уже
затихли разговоры в городе о странном  происшествии,  горожане  занялись
другими слухами и делами, но майор по-прежнему  вынужден  был  проявлять
бдительность, впрочем, не приводящую к результатам. Далеко не все коопе-
раторы обращали внимание на предостережения майора; многие давно уже под
большим секретом или без оного разболтали о случившемся родственникам  и
приятелям, убедившись, что утечка информации не привела к разрушению ос-
нов. Неудивительно, что в этих условиях постоянная бдительность  Рыскаля
вызывала неудовольствие и насмешки. Баснописец Бурлыко, имевший  зуб  на
майора со времен знаменитого банкета, пустил  по  кооперативу  каламбур,
назвав тщательно оберегаемую тайну "секретом Милишинеля". Рыскаль калам-
бура не понял, пока не растолковал Файнштейн: ассоциация с "секретом По-
лишинеля", Игорь Сергеевич, и намек на ваши милицейские погоны. Впрочем,
каламбур большого успеха не имел, ввиду  необразованности  кооператоров.
Более всего Игоря Сергеевича поражала безынициативность и какая-то тупая
школярская покорность большинства кооператоров. Если можно уклониться  -
с удовольствием, ежели нельзя - что поделаешь, придется подчиниться,  но
без малейшего проблеска мысли, без любви и творческой жилки. Люди  выхо-
дили на субботники, являлись на собрания, отбывали положенное - минута в
минуту - и вяло расползались по домам. Словом, вели себя в точности  так
же, как толпа во время массовых скоплений, управляемая барьерами и живы-
ми цепями. Однако то, что когда-то нравилось Рыскалю, здесь стало  удру-
чать. Покорность толпы радовала, покорность же  коллектива  приводила  в
уныние. Обдумывая причины этого явления, Игорь Сергеевич пришел к  выво-
ду, что его подопечные привыкли ждать готовенького,  надеясь  на  чужого
дядю (в данном случае, на него), лишены ответственности и проч. -то есть
стал думать о кооператорах, как о детях, слишком  опекаемых  заботливыми
родителями и потому растущих оболтусами. Игорь Сергеевич, и вправду, от-
носился к кооператорам по-отечески, любил их, заботился, хотя и обижался
по временам, ощущая недостаточное понимание его забот.  Кооператив  стал
кровным делом Рыскаля, потому он и смог принять трудное решение. Посове-
товался он, как всегда, только с Клавой. Жена  выслушала  его  с  покор-
ностью -не с той безразличной, что огорчала Рыскаля в кооператорах, а  с
покорностью любви и преданности. Раз тебе надо - значит, надо. Какие мо-
гут быть разговоры.
   - Но останемся жить здесь, Клава, - сказал Рыскаль.
   - Я понимаю, Игореша. Хорошо бы только  поменяться  повыше.  Есть  же
пустые наверху, - робко попросила она. - А здесь Правление останется.
   Рыскаль помолчал. Клава поняла, что он не хочет бросать даже малейшей
тени на свое решение.
   - Вообще, можно и здесь. В штабе спальню устроим, а эту  комнату  под
гостиную, - рассудила Клава.
   Игорь Сергеевич по-прежнему хранил насупленное молчание.
   - Хочешь штаб оставить? - вздохнув, догадалась она.
   - Хочу, - кивнул майор.
   - Зачем он тебе? Без должности? Пускай Светозар Петрович суетится. Он
председатель...
   - Надо так, Клава. Поглядим, как оно будет.
   Рыскаль не хотел признаваться даже жене, что, отказываясь  от  офици-
альной должности милицейского начальника кооператива, он лелеет в мыслях
остаться его главой. Несмотря на разброд среди  кооператоров,  многочис-
ленные отъезды, пьянство в притонах, он никак не мог отказаться от мечты
об устройстве порядка и воцарении счастья в кооперативе. Он  желал  быть
избранным демократично, чтобы его решения перестали восприниматься  мас-
сой как милицейские меры, чтобы люди, наконец, поняли, что движет им  не
служебное рвение, а искренняя вера в них же самих.
   К чести Игоря Сергеевича, следует сказать, что он не пытался разжало-
бить членов Правления и никак не намекал им на свое сокровенное желание,
а вынес вопрос на заседание расширенного состава,  уже  имея  в  кармане
пенсионные документы.
   В своей всегдашней манере, делово и буднично, ровным глуховатым голо-
сом Рыскаль объявил, что отныне он перестает быть  должностным  лицом  и
становится рядовым кооператором, для  чего  необходимо  выполнить  соот-
ветствующие формальности.
   Сообщение майора было как гром  среди  ясного  неба.  Все  вдруг  по-
чувствовали, что рухнула опора - нечто похожее на отрыв дома  от  фунда-
мента, - и принялись бурно выражать чувства.
   - Как вы могли не посоветоваться с нами, Игорь Сергеевич?!  -  возму-
щенно воскликнула Светозара Петровна.
   - Зачем же так... - растерянно пробормотал Светик.
   - Дисциплина упадет, я вас предупреждаю, - заявил Файнштейн.
   - А канализация? Кто нам канализацию доделает?! - напирал Серенков.
   - Товарищи, решение принято. От должности я освобожден.  Давайте  ду-
мать о будущем, - сказал Рыскаль.
   Все на минуту притихли, прикидывая варианты.
   - Товарищи, а как же быть со служебной площадью? Я имею в виду  квар-
тиру Правления, - вкрадчиво вступила Клара Семеновна.
   Головы повернулись к ней. Вопрос показался актуальным.
   - Мы вас не гоним, Игорь Сергеевич, -  зарделась  Завадовская.  -  Но
поймите сами...
   - Помещение штаба останется за Правлением, - стараясь не выдать  вол-
нения, произнес Рыскаль.
   - В вашей квартире?! Но... вы же не член  Правления!  -мягко,  с  со-
чувствием нанес укол Файнштейн.
   В штабе наступила неловкая тишина. Члены Правления избегали  смотреть
на майора. Игорю Сергеевичу стало горько. Он сидел под  портретом  Дзер-
жинского, поглаживая свое "воронье крыло", и мысли о людской неблагодар-
ности невольно закрадывались ему в душу. Томительную паузу прервал  Мен-
тихин.
   - Я думаю, мы можем себе позволить... э-э... расширить состав Правле-
ния. Кооптируем в него еще двух человек, скажем, Игоря Сергеевича и Спи-
ридонова. Ему давно пора быть с ними как воспитателю молодежи.
   - Правильно! - воскликнула Светозара Петровна.
   - Вы согласны, Игорь Сергеевич? - обратился Ментихин к майору.
   Игорь Сергеевич молча кивнул. Комок обиды застрял в груди.
   - Вот и прекрасно, товарищи! - просияла Светозара  Петровна.  -  Штаб
остается за нами, введем график дежурств, чтобы не  обременять  товарища
Рыскаля...
   - Ну, вы даете... - изумленно и тихо протянула Вера Малинина,  дотоле
молча сидевшая в углу. - Выходит, здрасьте - до свиданья, товарищ майор?
Не по-людски!
   - Что вы предлагаете? - тут же возник Файнштейн.
   - Ничего не предлагаю. Для нас-то что изменилось? Должность упраздни-
ли? -начала горячиться Вера. - Так они ее у себя в милиции упразднили. А
мы оставим! Кто нас из дерьма вытащил? Забыли?
   - Но у нас есть председатель Правления, - Завадовская указала на Мен-
тихина. - Кем же будет Игорь Сергеевич?
   - Кем был, тем и будет! - отрезала Вера. - Хозяином!
   - Ну, это не формулировка... - протянул Файнштейн.
   - Товарищи, я ставлю вопрос на голосование, -поспешно произнес Свето-
зар Петрович. - Кто за то, чтобы кооптировать в состав Правления товари-
щей Рыскаля и Спиридонова?
   Все, кроме Веры и майора, подняли руки.
   - Кто против?
   - Я против! - Вера встала. - Я на общее собрание вопрос вынесу!  Рыс-
каль должен быть главным! Называйте его  должность  как  хотите.  Пускай
председателем будет. Вот и все.
   - Несерьезно, Верочка, - обернулась к ней Ментихина. - Общее собрание
у нас по плану только после Нового года...
   - Тогда проведем опрос жильцов, - не сдавалась Вера.
   - Вы хотите сказать - референдум? - тонко поправил Файнштейн.
   - Не надо, товарищи... - поморщился Рыскаль.
   - А чего? Давайте опрос! - оживился  Серенков.  -Голосовать  надо,  -
твердо сказала Вера.
   - Ну что ж... - Ментихин всем своим видом показал, что  бессилен  бо-
роться с формализмом. - Давайте проголосуем. Кто за то,  чтобы  провести
среди членов кооператива опрос о... о чем бишь? Как сформулировать?
   - О переизбрании председателя Правления. И выставить две  кандидатуры
- вас и Рыскаля, - спокойно сформулировала Вера.
   - Что ж... Пусть так... - упавшим голосом произнес Ментихин.
   - Голосуют только члены Правления, - предупредила Вера, заметив блеск
в глазах Клары Семеновны.
   Ментихин лишь воздел глаза к потолку. Вера и Серенков подняли руки.
   - Кто против?
   Поднялось тоже две руки - Ментихиной и Файнштейна. Игорь Сергеевич  и
Светозар Петрович, естественно, от голосования воздержались.
   - Как видите, голоса разделились. Что будем делать? - спросил предсе-
датель.
   - А Спиридонов? Мы же его кооптировали? Вера гнула свою линию с  нео-
жиданным упорством.
   - Где же мы возьмем Спиридонова? - развел руками Файнштейн.
   - А вы сходите за ним. Он наверняка в клубе. Файнштейн надменно  дер-
нул бородой, но все же вышел. В штабе опять  наступила  мертвая  тишина.
Члены Правления сидели  красные,  разгоряченные  неожиданной  битвой  за
власть.
   Файнштейн вернулся через пять минут. За ним в штаб вдвинулась высокая
статная фигура Николая Ивановича.
   - Вы в курсе того... - начал Ментихин, но Спиридонов прервал его дви-
жением руки.
   - Знаю. Я за опрос.
   - В таком случае я попрошу руководителей групп взаимопомощи  подгото-
вить бюллетени и урны для голосования, - сухо закончил заседание  Свето-
зар Петрович.
   Голосование провели тем же вечером. Руководители групп взаимопомощи с
импровизированными урнами, которыми служили баночки из-под  растворимого
кофе, обошли квартиры своих подъездов. В каждой  ответственному  кварти-
росъемщику предлагалось написать на бумажке одну из двух фамилий и опус-
тить в урну. Заняло это около двух часов.
   К полуночи в штабе вновь собралось Правление. Баночки были поставлены
на стол Игоря Сергеевича. Рыскаль старался скрыть волнение. Когда же  он
посмотрел на старика Ментихина, то увидел, как резко обозначились  скле-
ротические жилки у того на щеках, как мелко дрожат пальцы. "Что же  это?
Стоит ли того?" - с тоской подумал  майор,  но  отступать  было  поздно.
Файнштейн открыл первую баночку и вынул бумажку.
   - Ментихин, - прочитал он.
   Завадовская, выполнявшая обязанности секретаря, поставила палочку  на
листе с фамилией председателя.
   - Рыскаль... Рыскаль... Ментихин... -  читал  Файнштейн  бесстрастным
голосом.
   Клара Семеновна исправно ставила палочки.
   - "Нам, татарам, один..." - прочел Файнштейн, поперхнувшись.
   - Что? - вскинулась Завадовская.
   - Бюллетень недействителен, - поправился Файнштейн.
   Подсчет голосов показал: Рыскаль получил голоса ста семидесяти пайщи-
ков, Ментихин - восьмидесяти трех; двадцать  семь  бюллетеней  оказались
недействительными, в семи квартирах голосование  не  проводилось,  ввиду
отсутствия жильцов.
   Файнштейн подчеркнуто официально зачитал итоги и повернулся к  Рыска-
лю.
   - Поздравляю вас, Игорь Сергеевич...
   Майор отвернулся к углу, где стоял несгораемый шкаф. Члены  Правления
услышали странные звуки, похожие на кашель.
   - Народ - он знает... - удовлетворенно проговорила Вера.
   Минута слабости длилась недолго. Игорь Сергеевич обернулся  к  столу,
где высоким ворохом навалены были мятые бюллетени, и, оперевшись костяш-
ками пальцев на край, сказал:
   - Благодарю за доверие. Заседание Правления назначаю на завтра, в де-
вятнадцать ноль-ноль.
   Таким образом в нашем кооперативе произошла смена власти с военной на
гражданскую при том, что власть не изменилась.
   Не успели члены Правления осознать происшедшее, как на  пороге  штаба
показалась взлохмаченная старуха с блуждающими глазами. Это была соседка
Ментихиных - Сарра Моисеевна.
   - Товарищи, у моего соседа притон... - скорбно сообщила она. - Ви  не
поверите, но каждую ночь после двенадцати там собирается компания.
   - Что за квартира? - спросил Рыскаль.
   - Ви не поверите, но это квартира нашего уважаемого писателя, -  ска-
зала старуха.
   Рыскаль нахмурился.
   - Там ведь этот сейчас... родственник из Житомира. Пошли! -кивнул  он
мужчинам - Серенкову и Файнштейну.
   В распахнутом дождевике он поспешил к  четвертому  подъезду.  За  ним
браво шагали смертельные враги, а сзади ковыляла  старушка-доносительни-
ца.
   Рыскаль оставил сопровождающих у лифта и, подойдя к двери, прислушал-
ся. В квартире было тихо. Игорь Сергеевич несмело позвонил.
   Ему открыл Лаврентий Родионович. Был он в белоснежном парике с букля-
ми, парчовом камзоле, панталонах с застежками ниже колен и в изящных зо-
лоченых туфлях.
   Майор окаменел.
   - Лаврентий Родионович... Вы?
   - Я, - кивнул тот, нимало не смущаясь.
   - Простите, что я так поздно...
   - Да, я ждал другого гостя, - подтвердил милорд.
   - У вас прием? - майор насторожился.
   - Ну, если хотите, можно назвать это так... Пожалуйста, - милорд жес-
том пригласил Игоря Сергеевича в комнату.
   Майор вошел и остановился в дверях. Перед ним в  комнате  за  круглым
дубовым столом с бронзовым канделябром о семи свечах сидела компания  из
четырех человек. Блистали гранями тяжелые хрустальные бокалы с  шампанс-
ким; бутылка темного стекла отбрасывала длинную тень по столу, рядом ле-
жала пузатенькая разбухшая пробка - настоящая, из пробкового дерева. При
виде майора сидящие за столом полуобернулись к нему, едва заметно  изме-
нив позы. Тени их на стенах и стеллажах замерли в четком графическом ри-
сунке, будто наведенные углем.  Более  всего  смутила  майора  нездешняя
изысканность поз, на  одежду  он  поначалу  не  обратил  внимания.  Спо-
койствие, достоинство, благородство читались в их осанках, в их  точеных
профилях на обоях. Другими словами, вид их никак не напоминал ни одно из
застолий, с которым пришлось майору повстречаться на своем веку.
   - Господа, разрешите представить. Игорь Сергеевич Рыскаль,  комендант
дома, в стенах которого мы имеем честь пребывать, - с легким  полупокло-
ном в сторону Рыскаля произнес Лаврентий Родионович.
   Рыскаль подобрался; ему вдруг неудержимо захотелось стать  во  фрунт,
говоря по-старинному.
   Он несмело обвел взглядом общество, на что собравшиеся  отвечали  ему
сдержанными кивками, и отметил, наконец, что гости Лаврентия Родионовича
одеты под стать хозяину. Один был в таких же буклях и  зеленом  камзоле,
другой - в сюртуке со стоячим воротником и  небрежно  завязанным  черным
бантом, третий в тройке из серой мягкой шерсти и при галстуке с  рубино-
вой булавкой, четвертый - во фраке. Лицо этого четвертого показалось ма-
йору мучительно знакомым, он готов был поклясться, что где-то видел  это
некрасивое смуглое лицо,  обрамленное  курчавыми  черными  бакенбардами,
тонкий нос с чуткими крыльями ноздрей, чуть припухлые губы и  неожиданно
голубые глаза.
   - Игорь Сергеевич, чему, так сказать, обязаны? - мягко спросил  хозя-
ин.
   - Нет... все в порядке... простите, - пробормотал майор, пятясь назад
в прихожую.
   И вдруг господин во фраке прыснул, в глазах его блеснули  чертики,  и
он заразительно захохотал, запрокинув голову. Гости поддержали его весе-
лым смехом, да и сам майор, растерянно улыбнувшись,  неловко,  отрывисто
засмеялся.
   - Извините. Ошибочка, - поклонился он, направляясь к дверям.
   Лаврентий Родионович, не переставая посмеиваться, вышел за ним в при-
хожую.
   - И все же, что случилось? - доверительно наклонился он к майору.
   - С алкоголиками... боремся, - майор не мог справиться со  смехом.  -
На вас... заявление...
   - Прелестный анекдот! - вскричал милорд. - Мои  друзья  посмеются  от
души. Но мы не алкоголики, уверяю вас, хотя и  отдаем  дань  Бахусу.  Не
волнуйтесь, мои друзья здесь только до полуночи по Гринвичу.
   - Гринвичу? - майор посерьезнел.
   - Заходите, Игорь Сергеевич, всегда рад! -напутствовал его милорд.
   Майор, несколько ошеломленный случившимся, вернулся к своим  попутчи-
кам.
   - Ви все узнали? Таки они пьют? - вынырнула  из-за  спины  Файнштейна
старуха.
   - Им можно, - хмуро ответил майор. - По Гринвичу, - загадочно добавил
он и пошел к лифту, оставив старуху и членов Правления в полнейшем недо-
умении. Поздно ночью,  затворившись  один  в  штабе,  Рыскаль  вынул  из
письменного стола ученическую тетрадку, в  которую  намеревался  занести
отчет о сегодняшнем референдуме и несколько мыслей на дальнейшее. Он по-
ложил тетрадку перед собой, взглянул на нее и... обмер. С обложки гляде-
ло на него лицо господина с бакенбардами, который так заразительно  сме-
ялся полчаса назад в квартире Лаврентия Родионовича.
   Глава 44
   ПОКУШЕНИЕ
   Часы перед приходом Али всегда тянулись томительно. Я часто  подходил
к окну и упирался взглядом в кирпичную кладку, будто хотел разглядеть за
нею спешащую с дежурства Алю в вельветовых брючках и светлой, будто  на-
дутой воздухом куртке. Из чайника, поставленного на газовую плиту, выры-
валась струя пара, но я не замечал этого, прислушиваясь к шагам на лест-
ничной площадке и ожидая звонка в дверь.
   Наконец, она приходила - с влажными волосами, когда шел дождь, -и мне
всякий раз хотелось поцеловать ее в мокрую холодную щеку. Я начинал хло-
потать, готовил чаепитие, расспрашивал ее - кто сегодня родился, сколько
мальчиков и девочек, и печалился вместе с нею,  когда  слышал,  что  ка-
кая-то молодая мать опять отказалась от ребенка. В эти дни Аля была сум-
рачна и резка.
   Потихоньку она оттаивала и начинала рассматривать мою  работу.  Потом
мы освобождали стол от чашек, застилали газетами и  начинали  трудиться.
По ходу дела я часто рассказывал Але  о  своем  первоначальном  замысле,
фантазировал, показывая ей башенки и переходы дворца, вспоминал - кем  я
собирался заселить его и какой быт должен был установиться в этом восхи-
тительном доме.
   Всякий раз при этом я вспоминал о своем, улетевшем,  поис