ем, сумела откатиться в
сторону и опалила насмерть еще одного врага. Пол, где она только что
лежала, взорвался черными брызгами камня, раздробленного заклятьем, - но
ведьма уже стояла на ногах.

Гудмунд не мог понять, чего добивается его былая противница. Не похоже
было, что она сражалась только за свою жизнь, - путь к отступлению
оставался: нет, она настойчиво, шаг за шагом пробивалась куда-то в глубь
темной пещеры, куда ее отчаянно пытались не пропустить настоятель со своими
молодцами. Гудмунд не понимал ни смысла, ни целей, ни причин этого боя - и
колебался, не зная, как поступить.

А тем временем дела Ночной Всадницы стали оборачиваться все хуже и хуже.
Скользнувший меч оставил на левом предплечье длинный кровавый рубец за миг
до того, как сам нанесший удар превратился в груду пепла; одно из
заклинаний настоятеля пустило на ведьму дождь из кипящего масла - она
увернулась, но часть капель все же попала на лицо; потом толстяк, преодолев
защиту Черного Меча, со страшной силой ударил ведьму в бок торцом своего
посоха, и она с тяжелым стоном упала на одно колено. Она сумела зарубить
еще одного противника, но Гудмунд видел, что Всадница теряет силы,
сдерживая магические атаки, нанося ответные и не переставая при этом
поливать огнем все вокруг себя.

Гудмунд ни на миг не терял осторожности, и все же его заметили, когда капли
жидкого пламени упали прямо около того места, где он прятался. Один из
бойцов в синем крикнул, указывая на него настоятелю, и, держа посох в
правой руке, бросился прямо на Гудмунда. Воин встретил его цепью от своего
крюка-ножа: ее длинный свободный конец, брошенный умелой рукой, обмотался
вокруг ног бежавшего, тот упал - однако, тотчас вскочив, вновь ринулся
вперед. Убедившись, что драки не избежать, воин Хагена метнул загнутое
клювом лезвие. Железо вошло в шею; тело дернулось и замерло.

Так, против собственной воли, Гудмунд оказался втянут в схватку, да еще на
стороне той, вместе с кем он не стал бы сражаться ни под каким видом, имей
он возможность выбирать.

Ночная Всадница оглянулась, и воин Хагена содрогнулся, встретив ее безумный
взгляд. Ведьма с удвоенной силой атаковала своих противников; защитники
монастыря вынужденно попятились. Мечущиеся пятна света проникли глубже в
заповедный подгорный полумрак, и Гудмунд разглядел где-то на самой границе
темноты странные зеленоватые сполохи, играющие на сотнях и тысячах тонких
граней, - там угадывалась огромная глыба какого-то неведомого кристалла
поистине невероятных размеров.

Пока Гудмунд гадал, что это может быть такое. Ночная Всадница на миг
оторвалась от наседавших на нее, и огнистые потоки потекли по гладкому полу
прямо к загадочному зеленоватому мерцанию. На камнях заплясали языки
пламени - свет вырвал из небытия огромный зеленоватый алтарь, вырезанный из
цельной глыбы не известного Гудмунду прозрачного чистейшего самоцвета. В
его глубине угадывались смутные контуры какого-то очень высокого существа,
облаченного в длинный прямой балахон; больше воин ничего не сумел
разглядеть, потому что камень вдруг полыхнул неистовым зеленым огнем;
потоки непереносимо яркого света хлынули с высоты, и Гудмунд невольно
рухнул на колено - этот свет лишал его сил и воли к борьбе; пол под ногами
затрясло.

Скорчившаяся фигурка Ночной Всадницы почти исчезла под бросившимися на нее
бойцами монастыря; один из воинов с размаху отшиб мечом в сторону
поднявшийся было навстречу черный изогнутый клинок; в спину жреца словно
ввинчивалась толстая спираль ослепительно яркого зеленого свечения, тем же
огнем пылало и лезвие его оружия. Он нанес удар, Гудмунд вновь услыхал
стон, но взметнулись рыжие пламенные клубы, и удачливый воин монастыря
исчез в огненном вихре.

Зажимая широкую рану на боку, из груды тел вырвалась Ночная Всадница; сзади
на петле беспомощно волочился Черный Меч; Чашу она плотно прижимала к боку
левой рукой. Настоятель сделал несколько шагов ей вдогонку; он взмахнул
рукой, словно метнув копье вслед убегающей; и тут, повинуясь странному
наитию, Гудмунд тоже метнул свой верный крюк - туда, где могло бы быть это
копье, окажись оно видимо...

В воздухе расцвел невиданный цветок, огнистый и многоцветный. Вихрясь во
все стороны, брызнули струи ярких переливающихся капель пламени; стены
начали рушиться. Гудмунд рванул цепь обратно и едва вытерпел ожог -
настолько горяч был его нож; клинок приобрел странный зеленоватый оттенок.

В руку воина вцепились сухие, тонкие пальцы - и он увидел умоляющий взор
ведьмы. Глубоко-глубоко, прямо в душу Гудмунда смотрели эти глаза и... кто
до конца поймет мужской рассудок? Он подхватил своего бывшего врага и со
всей быстротой, на какую оказался способен, потащил ее прочь по коридорам и
лестницам, слыша за спиной вопли погони, через наполовину выжженный двор,
через Пустой проем ворот... Позади них несколько раз все вспыхивало -
Ночная Всадница, собирая последние силы, прикрывала их отступление.

Когда они оказались за пределами монастыря, Гудмунд изо всех сил свистнул -
и услышал ответное ржание своего верного коня; у воина отлегло от сердца.
Он едва успел вскинуть Ночную Всадницу в седло и вскочить сам, как из ворот
выбежали догоняющие. Гудмунд дал шпоры коню, позади него вновь вспыхнуло
пламя, скакун рванул в галоп, замелькали необъятные древесные стволы
исполинских зеленых башен; Гудмунд остановился, лишь когда начал шататься
вконец загнанный конь.

Вокруг уже тянулся обычный северный лес; погоня, если она и была, наверное,
отстала; Гудмунд и Ночная Всадница сидели друг против друга. Только теперь
воин

смог разглядеть, какие жуткие следы оставил на ведьме этот бой. Пять
длинных рубцов от удара мечами; правый бок проткнут, плащ задубел от крови,
прилипнув к большой ране; одна часть лица жестоко обожжена, другая являла
собой сплошной кровоподтек. С трудом двигалась правая рука, лоб пересекал
глубокий порез.

Сидели молча: Гудмунд был совсем сбит с толку, а о чем могла думать Ночная
Всадница - кто же сможет сказать? Тан Хаген нет-нет да и прибегал к услугам
ведьм - порой от них можно было вызнать поистине бесценные вещи; и сейчас
Гудмунду надлежало как следует расспросить ее - кто, откуда, за кем
охотилась, почему напала на него, почему - на монастырь; узнать также все,
что возможно, и о самом монастыре - почему его связали и заточили, что за
кристаллический алтарь и все прочее...

- Прощай, воин, - вдруг шепотом, одними Тубами произнесла ведьма. Она
неожиданно поднялась и, несмотря на свои раны, явно собиралась дальше идти
в одиночку.

- Погоди! - воскликнул Гудмунд. - Неужели ты ничего не расскажешь мне? Что
значил этот бой?

Ночная Всадница чуть заметно усмехнулась изуродованным лицом:

- Не тебе допрашивать меня, Смертный; радуйся, что я оставляю тебя в живых.

- Огненная Чаша была выразительно направлена на Гудмунда. Он замер,
обездвиженный; нож-крюк был под рукой, но ведьма все равно опередила бы
его. - Но запомни, - продолжала Ночная Всадница, - придет день, и твои
хозяева горько пожалеют, что зеленый камень в Бруневагарском монастыре
все-таки уцелел... А теперь прощай! - Я ведь спас тебя, - глядя прямо в
глаза с вертикальным зрачком, сказал Гудмунд. - Даже дикий зверь знает, что
такое благодарность.

- Ты спас меня? А может, это я прикрывала тебе спину?

Гудмунд опешил; а ведьма, сделав еще несколько шагов, исчезла в зарослях -
бесшумно, как это принято у ее племени.

ГЛАВА VI

Бран привел тана Хагена наверх, в высокую и чистую горницу, где пол
устилали мягкие домотканые половики, молча пододвинул к столу тяжелую
лавку, поставил жбан с пивом и две глиняные кружки. Тан сел; Сухая же Рука,
по-прежнему не произнося ни слова, ловко развернул одной рукой послание
Хрофта и стал пристально его разглядывать. Хаген терпеливо ждал.

- Идешь усыпить Пса? - полувопросительно, полуутвердительно сказал наконец
Бран, поднимая глаза на гостя.

"Интересно, это Хрофт ему написал или он сам догадался?" - подумал Хаген и
кивнул головой.

- Опасное дело, - прищурился Бран. - Ты сам-то бывал на Гнипахеллире? Нет?
Жуткое место. Гиблое. Ни еды, ни воды - одна отрава. Да еще всякие страхи
там от века копятся. Не знаю, не знаю... стоит ли мне туда соваться. Что
еще жена скажет. - Он глянул через плечо на дверь, словно ожидая
немедленного появления супруги.

- Разве может воин оглядываться на женщин? - поднял бровь тан.

- Я не воин, - равнодушно бросил в ответ Бран; казалось, он о чем-то
сосредоточенно размышляет. - Однако, славный клинок! - Здоровая рука
хозяина взяла со стола подаренный Хрофтом нож. Бран повертел его и так и
эдак, пристраивая за поясом; Хаген заметил, что нож привешивается таким
образом, чтобы до него легко могла дотянуться кисть изуродованной левой
руки.

- Ты понимаешь, что случится, если Пес вырвется? - зашел с другой стороны
Хаген.

- Понимаю, - прищурился Бран. - Это я понимаю... Неясно мне только, отчего
это именно ты взялся за это дело; почему Хрофт выбрал именно тебя?

Любого, дерзнувшего бы так заговорить с таном где-нибудь в Хедебю или
Химинвагаре, не говоря уж о землях ярлов, танов и бондов, Хаген просто
разрубил бы одним ударом от плеча до поясницы; но здесь... Ученик Хедина
лишь молча пожал плечами и сделал добрый глоток оказавшегося превосходным
пива. Однако Бран продолжал молча ждать, явно не удовлетворившись этим.

- Я давно знаю почтенного Хрофта, - произнес Хаген. - И совсем недавно мне
случилось побывать у него вновь. Он рассказал мне о пробудившемся Псе и
посоветовал обратиться к тебе. Неужели он мог ошибиться?

- Да нет, конечно же, нет, - успокаивающе вытянул руку Бран. - Просто
далеко не каждому открыта дорога к Хрофтову жилью... вот я и спросил, так
что ты не серчай.

- А ты сам бывал у него? - в свою очередь переходя в наступление, в упор
спросил Хаген.

- Бывал... - отозвался Бран и в свою очередь омочил в пиве усы.
Распространяться на эту тему он не стал и, прежде чем Хаген задал еще
вопрос, заговорил сам:

- К Псу идти, конечно, надо... это будет славный поход! - Он коротко
засмеялся. - Ладно, тан Хаген! Странный ты человек, и не понял я тебя до
конца - ну да ничего. Ты хоть и молод, но, я вижу, в переделках побывал;
так что, с лесной помощью, доведу я тебя до Гнипа-хеллира - а там видно
будет. По рукам?

- Доведешь до Гнипахеллира, а что дальше? - пристально глядя на Сухую Руку,
произнес Хаген. - С Псом я управлюсь сам, а как насчет обратной дороги?

- Ох, не веришь ты людям, - потемнел лицом Бран. - Я ж сказал тебе - там
видно будет! Не очень Лес любит, когда его Коридорами вперед-назад шастают,
как до колодца!

Этого Хаген не знал.

- Хорошо, - холодно сказал он. - Доведи меня до Гнипахеллира Лесным
Коридором. Мне нужно добраться до Пса как можно быстрее!

- Вообще-то негоже людям во все эти колдовские дела лезть, - ворчливо
заметил Бран, - но да уж ладно... почтенный Хрофт просит... Что ж, молодой
тан, посиди пока, мне собраться надо.

Сборы оказались долгими. Бран достал целую груду разнообразного охотничьего
снаряжения, чистую, хоть и застиранную одежду, потом развел в печи большой
огонь и стал готовить густой отвар из хвои и листьев; от котла повалил
густой пар, а Сухая Рука, разложив всю свою справу на деревянной решетке,
вдвинул ее в самые плотные слои остро пахнущих испарений. Когда же отвар
остыл, он тщательно им натерся.

- Что смотришь? Давай, делай, как я, - бросил он удивленно глядевшему на
него Хагену. - Когда идешь в гости к другу, ты же приводишь себя в порядок?

Тан пожал плечами, но подчинился; наконец, когда все было закончено, Бран
повернулся к гостю:

- Сейчас, я жене сказать должен. Жди здесь. - Он шагнул к двери, но тут она
сама распахнулась ему навстречу.

- И куда это ты собрался, хотела бы я знать? - послышался из темного проема
высокий женский голос. - Видано ль такое - на старости лет да все по лесам
шастает, ровно тать! Дом в забросе, дрова кончаются, в колодце бревно
раскрошилось, в курятнике дыра - того и гляди лиса повадится, а он,
гляди-ка, снова в лес! И кто же это тебя, старого, опять с толку-то сбил,
какой гость незваный?! - В продолжение этой речи Бран, слегка присев и
разведя руки, медленно пятился назад, словно загораживая тана; Хаген же
медленно поднялся; его душило бешенство: какая-то простолюдинка дерзает
своими воплями вмешиваться в его дело! Что ж, она сейчас замолчит... Если
ее не заставит умолкнуть Сухая Рука, он, Хаген, сделает это сам.

Однако не похоже было, что Бран в состоянии утихомирить свою жену. Он лишь
растерянно бормотал что-то, виновато глядя на нее - маленькую, чуть
полноватую, с закатанными до локтя рукавами рабочего скромного платья.
Сухая Рука даже втянул голову в плечи - а его жена продолжала осыпать мужа
отборной бранью, долго и нужно перечисляя не сделанную по дому работу,
поминая свою жизнь, без сомнения, навсегда погубленную из-за этого лесного
бродяги; видя, что Бран бездействует, тан наконец вмешался.

- Послушай, это важнейшее дело, и в нем никак не обойтись без твоего мужа,
- произнес он, борясь с желанием просто заткнуть ей глотку. - Быть может,
вот это как-то скрасит тебе несколько дней его отсутствия? - Он достал из
сумки серебряную брошь.

Жена Сухой Руки бросила на вещицу подозрительный взгляд.

- А почем я знаю, может, ты ее с девки какой сорвал! - глядя исподлобья,
огрызнулась она. Хаген стиснул зубы, выругавшись про себя самыми черными
словами. Этот Бран - тряпка! Ишь, стоит с постной рожей, я-де, мол, тут ни
при чем, это все она; разве может позволить мужчина, чтобы при нем жена так
задирала бы нос, понося гостя! Хотя по Сухой Руке и видно, что он готов от
стыда сквозь пол провалиться...

- Клянусь тебе мукой Нифльхеля, - мрачно произнес Хаген, поднимая правую
руку, - эта вещь честно куплена в Хедебю!

Жена Брана ойкнула и зажала рот ладонью - клятва мукой Нифльхеля нерушима.
Самый отчаянный злодей, самая черная душа во всем Хьђрварде не осмелится
солгать, дав ее, - иначе в посмертии его ждет участь столь горькая, что
рядом с ней и сама смерть - лишь мелкое неудобство.

Женщина, словно колеблясь, смотрела то на брошь, то на Брана, то на Хагена;
тут впервые заговорил сам Сухая Рука:

- Послушай, это ненадолго... дней пять-шесть - и я уже дома, а без меня
гостю нашему никак туда не добраться...

Усадьбу Брана двое путников покинули только под вечер.

Хагена трясло от злости. Уже после того, как жена Брана согласилась взять
брошь и отпустила мужа, им пришлось выслушивать ее длиннейшие наставления,
словно они бьыи малыми детьми. Хаген ни от кого не терпел поучений; даже
Учитель, объясняя ему что-то новое, всегда вел разговор так, что Хаген
словно бы сам приходил к новым выводам.

Лошадей они вели в поводу, лес вокруг усадьбы Брана оказался настолько
густым, что ехать верхом было невозможно. Сухая Рука уверенно шагал прямо
на север, оставив закатный пламень по левую руку. Хаген все ждал, когда же
начнется этот самый Лесной Коридор, но вокруг них ничего не менялось.

Над лесом уже поднялась луна, когда путники выбрались из чащобы на
небольшую полянку, обросшую молодыми невысокими елками. Посреди валялась
здоровенная коряга, и Бран указал на нее тану:

- Посиди пока, коней подержи, - он пристегнул к узде длинный ремень, - а я
тут... того... займусь, значит. Сиди и на меня не зыркай.

"Что Хрофт, что этот - все, кто хоть что-то умеет, от чужих глаз свое
умение пуще золота прячут", - мелькнуло у Хагена. Однако он, не возражая,
принял у Брана лошадь и уселся на теплую сухую лесину.

У него за спиной завозился Бран - что-то забормотал неразборчиво; произнеся
Заклятье Слуха, тан легко мог бы разобрать каждое слово, но не стал это
делать. Кто его знает, этого Сухую Руку, еще почует да взъярится...

Хагену пришлось ждать довольно долго. Бран развел костерок; запахло дымком.
Бормотание становилось мало-помалу все глуше и глуше, и, странное дело,
умолкло и потрескивание костерка, и поскрипывание деревьев под ветром, и
отголоски лесных шорохов; мягкая, внимательная тишина обволакивала поляну,
и вот в ней неожиданно прозвучал негромкий хрипловатый голос Сухой Руки:

- Стало быть, нам сюда указывает... Вставай, садись в седло!

Хаген оглянулся. Бран стоял, расправив плечи и прижимая к сердцу правую
ладонь; у его ног беззвучно горел странным зеленоватым пламенем небольшой
костерок; и, хотя на поляне царило полное безветрие, очень сильно
наклоненная струйка голубого дымка тянула прямо в темный просвет между
молодыми елями. Тан мог дать голову на отсечение, что этого просвета не
было, когда они въехали на поляну.

- Нам сюда, - глухо повторил Бран.

Тан заглянул в проем, свесившись с седла. Там, однако, не было ничего
необычного - череда коричневатых стволов, мох да опавшая хвоя; и все же
чувствовалось нечто трудноуловимое, глубокое, первобытное - простое. Это
бьши не хитроумные построения Высшей Магии, коими так гордились Учитель и
другие из его рода; эта вещь казалась сродни восходу или закату.

- Ну, что замер? Вперед, пока ворота открыты. - В голосе Брана слышалось
нетерпение. Хаген тронул коня.

За воротами Лесного Коридора тана ждало некоторое разочарование. Они ехали
по самой обыкновенной тропе, правда довольно широкой, сухой и удобной.
Между деревьями виднелось небо, луна, высыпавшие уже звезды; вновь
послышались обычные звуки ночного леса. По левую руку деревья поредели,
тропа повела путников краем обширного мохового болота; словно пятна тьмы,
виднелись в отдалении высокие лесистые островины. Как ни старался Хаген, он
не смог заметить и малейших признаков того, что каждый его шаг стал здесь в
десятки раз шире.

Волчье Солнце уже успело высоко вскарабкаться по крутой небесной тропе,
когда Бран скомандовал привал.

- Здесь недоброе место, - помолчав, негромко сказал Хаген.

- Ты тоже чувствуешь? Да, духов вокруг многовато шастает; Лесной Коридор -
их излюбленные тропы. Но ничего. Огородимся... как сумеем, а может, и ты
что-нибудь подбавишь, мне неведомое?

Бран тщательно выбрал сухой моховый бугорок, подобрал какую-то веточку,
что-то приговаривая, обошел с ней в руках вокруг места ночлега. Хаген
прислушался: Сухая Рука накладывал даже не заклятье, а какой-то очень
простой, странный, но и прочный наговор, причем делал это, видно, не
слишком понимая, отчего он так делает и почему его защита должна работать.
Тан никогда не слышал от Учителя ни о чем подобном.

Закончив, Бран выжидательно глянул на Хагена. Тану не хотелось показывать
сейчас все, на что он был способен, - что-то в Сухой Руке настораживало
его, нечто коренным образом отличающее этого странного человека от всех
прочих. Хаген никогда и ни с кем не чувствовал подобного раньше, и это
тревожило, как и всякая неизвестность. Поэтому Ученик Хедина ограничился
самым простым Охранным Квадратом, как бы заимствуя частицу мощи Четырех
Вечных Ветров. Разные формы этого заклятья известны многим колдунам, и
Хаген надеялся, что Сухая Рука не заметит в этом ничего странного. Однако
место действительно было дурное - тан ощущал холодные и пристальные взгляды
невидимых глаз, направленных на него. Духов на земле существует великое
множество; многие безвредны, но есть и такие, от кого нужно обороняться, и
притом очень мощными заклятьями. Помня об этом, Хаген тем не менее очертил
еще один круг - тонкий, сигнальный; он надеялся, что для Брана это осталось
незамеченным.

Улеглись уже в полном мраке; луну поглотили наплывшие с севера тучи. Бран
захрапел, едва повалившись на лапник; Хагену же не спалось. Здесь, в Лесном
Коридоре, сейчас творились странные вещи. Он ощущал себя словно бы центром
мироздания, вокруг которого вращается сейчас весь мир; он словно проносился
над неведомыми землями, и каждая его минута была часами в иных местах...

Костер мало-помалу потух; тан плотнее закутался в плащ, и постепенно
легкий, чуткий сон сморил его.

Хаген проснулся от тонкого звона где-то в самой глубине сознания: его
Охранное Заклинание