нкими, но
необычайно прочные веревки ловчего снаряда Ночной Всадницы.

Со скрежетом, словно рассекая металл, нож проделал в сети длинную прорезь;
извернувшись, Гудмунд вскочил на ноги - в ловкости он лишь немногим уступал
своей противнице.

Конечно же, ему было бы несдобровать, имей Ночная Всадница под рукой свою
Огненосную Чашу. Но ей, видно, понадобился живой, способный говорить
пленник, и жуткое оружие осталось в кустах.

Ведьма отбросила прочь прорезанную сеть. Ее тонкую фигуру обтягивал
темно-зеленый плащ, плотно схваченный несколькими ремнями; Гудмунд и глазом
моргнуть не успел, как один из этих ремней оказался в руках у его
противницы.

Воин выхватил меч и замахнулся, стремясь покончить дело одним ударом, но
Ночная Всадница вдруг как-то удивительно ловко отскочила в сторону,
ременная петля охватила кисть Гудмунда, сжимавшую эфес, и от резкой боли в
руке он выпустил оружие, чем и спасся вновь, сам о том не зная, - петля
соскользнула, и он сумел отпрыгнуть.

Ведьма нарочито-неторопливо подобрала клинок и молча двинулась вперед.
Тяжелый меч, как влитой, лежал в ее небольшой, изящной ладони, и незаметно
было, что он для нее слишком велик.

Гудмунд похолодел. Его обезоружили играючи; в запасе оставался только
нож-крюк. Им воин владел великолепно, и сейчас у него оставался только один
выход - удивить свою противницу.

Он взмахнул рукой. Сверкнув, хитроумное изделие гномов полетело вперед; из
рукояти с легким шелестом разматывалась тонкая цепочка, другой конец
которой Гудмунд крепко сжимал в кулаке. Благодаря особой работе, нож всегда
летел острием вперед и крюком вниз; он был нацелен в лицо Ночной Всаднице,
та было отклонилась, лезвие свистнуло у нее подле уха, и тут Гудмунд резко
рванул цепь.

Остро отточенный, загнутый подобно орлиному клюву клинок-крюк впился в
плечо Всадницы и, раздирая плоть, выставил наружу окровавленное острие.
Прекрасный враг Гудмунда тонко вскрикнул, рот ведьмы искривился в муке; но
даже боль не замутила ее рассудка. Она внезапно прыгнула вперед, так что
туго натянутая цепь провисла, и вытолкнула клинок Гудмунда из раны назад,
себе за спину.

Воин вновь дернул зацепочку, и верное оружие словно само прыгнуло ему в
руку.

Не теряя ни секунды, Гудмунд снова метнул нож-крюк, но Ночная Всадница не
попадалась дважды на одну уловку; несмотря на рану, вокруг которой по плащу
быстро расползалось темное пятно, она смогла уклониться - стальной клюв
лишь впустую чиркнул по земле. Однако и сама начать атаку ведьма явно не
могла; закусив губу, она шажок за шажком медленно отступала к кустам,
прижимая левую руку к ране, а в правой по-прежнему держа меч Гудмунда.

Хищно изогнутое лезвие крюка зловеще шелестело, рассекая воздух; воин
крутил оружие над головой, выделывая им запутанные восьмерки и петли, и
одновременно прикидывал, как ударить, чтобы сразу - наверняка.

Однако он забыл, что ему противостоит не обычный боец, пусть и хорошо
обученный разным трюкам. У Ночной Всадницы имелись в запасе и более
могущественные средства. Отбив мечом очередной удар крюка, она внезапно
воткнула клинок в землю, сжала плечи, ее локти сошлись, плотно прижатые к
телу; в полураскрытых ладонях она словно держала нечто похожее на шар. Ее
лицо стало снежно-белым, глаза широко раскрылись, а между узких ладоней
заклубился плотный сизый туман. Она накладывала заклятье.

Однако никакой Маг не может сотворить волшбу молниеносно; чем менее искусен
налагающий и чем меньше у него сил, тем больше потребно времени. Именно
поэтому Гудмунда встретила простая веревка поперек дороги, - очевидно,
ведьма опережала его совсем ненамного и не успела соорудить сложную
магическую ловушку; от простого же заклятья конный воин ушел бы легко. Во
время Наложения все движения очень важны - Ночная Всадница не могла сейчас
даже защищаться, однако она точно рассчитала необходимые мгновения.
Гудмунду нужно было вновь принять в руку отбитый ведьмой и врезавшийся в
землю крюк и затем снова замахнуться; смертоносное лезвие уже летело в
цель, когда Малое Заклятье Сна начало действовать. Гудмунд зашатался, его
взор обессмыслился, ноги подкосились.

Будь здесь Хедин, он смог бы увидеть, как ведьма словно бы плеснула чем-то
сероватым на незримого астрального двойника Гудмунда, самое низшее из
астральных Теней Души. Это Заклятие Сна очень просто, действует оно
недолго, но ведьме хватило бы и нескольких секунд.

Воин Хагена чувствовал, как сознание заливает липкая серая пелена, как
отказываются повиноваться ноги; он упал на четвереньки, нож-крюк,
бесполезный, валялся в десяти шагах от него; в левой руке Гудмунд еще
держал цепь, но не имел сил даже пошевелить ею. Сон обарывал его, еще
немного - и веки смежатся...

Ночная Всадница выдернула меч из земли и, подойдя к Гудмунду, стала
прицеливаться, намереваясь оглушить воина ударом эфеса по затылку.

И все же что-то мешало заклятью ведьмы подействовать до конца. Гудмунд
скользил по самому краю бездны забытья, так и не проваливаясь в нее. Он
внезапно увидел перед собой лицо матери - и сотрясшая его ненависть помогла
душе удержаться на узком карнизе, под которым во мглу бесконечности уходила
бездонная пропасть... Воину кое-как повиновалась лишь правая рука, и он,
прижимая ее к земле, сумел незаметным движением повернуть крошечный рычажок
на оковывавшей кисть латной рукавице. Раздался легкий щелчок.

На воина упала тень - ведьма подошла вплотную; и в ту же секунду, когда она
замахнулась, Гудмунд потратил последние силы на один стремительный
опережающий удар. Четырехдюймовый трехгранный острый шип, высунувшийся из
его железной перчатки, вонзился в ногу ведьме. Раздался истошный крик, и в
тот же миг заклятье рухнуло. Одолевая тошноту, Гудмунд вскочил, ударом ноги
вышиб из рук ведьмы свой меч и вновь занес крюк, впрыгнувший ему обратно в
руку.

И тут Ночная Всадница сочла за лучшее прекратить бой. Ей попался странный
противник, с которым нужно было сражаться совсем по-иному, и она выбрала
отступление.

У Гудмунда хватило рассудительности не броситься очертя голову в погоню.
Там, в зарослях, его бы настигла внезапная смерть от вылетевшей невесть
откуда крошечной отравленной иглы; и потому, едва Ночная Всадница скрылась,
он подобрал меч, поспешно вскочил в седло и погнал коня что было сил.
Теперь каждый поворот, каждый куст мог грозить гибелью - он хорошо помнил
Огненную Чашу, стеревшую с лица земли целую засаду!

"Итак, эльф бьш прав, - думал воин. - Ведьма идет к монастырю. Она "стала
на след"... хотел бы я знать, на чей, и не завидую тому, за кем она
охотится... Остается только надеяться, что до монастыря я доберусь раньше,
чем она, - я все же ее слегка задел".

Ночью он не останавливался, шел пешком, давая отдых коню, - страх все равно
не дал бы ему смежить веки.. Тем временем местность вокруг него вновь стала
меняться. Теперь он ехал среди длинных, пологих склонов старых-престарых
гор. Кое-где виднелись безлесные вершины. Исчезли привычные ели, сосны,
пихты, лиственницы; их место заняли торжественные, странные деревья,
застывшие, словно воины в боевом порядке, очень прямые и необычайно
высокие; их вершины уходили к самым облакам. Землю у их подножий покрывал
толстенный слой мха; и даже слышавшиеся здесь птичьи голоса совсем не
походили на пение обычньк крылатых обитателей Восточного Хьђрварда. Гудмунд
перевел дух: устроить в таком чистом и далеко просматриваемом лесу засаду -
не по умению Ночной Всадницы.

Зато нашлись другие.

Из-за древесного ствола толщиной в добрую крепостную башню прямо перед
мордой лошади Гудмунда появился одетый в темно-синее юноша, худощавый и
бледный, с длинными темными волосами до плеч и глубоко посаженными темными
же глазами. В руке он держал посох, заканчивавшийся странным навершием -
причудливым переплетением то ли пяти, то ли шести тонких заостренных
отростков; если смотреть на них спереди, их рисунок напоминал руку Аол -
"Начало" в алфавите великанов, что правили Хьђрвардом задолго до Первого
Дня Гнева. Гудмунду эти руны как-то показал Хедин, Великий Учитель, сказав
при этом:

- Ныне они почти не в ходу. Маги пользуются Тайнописью Феанора, люди -
новым звуковым алфавитом, что создал Мерлин. Лишь гномы в своих секретных
трактатах по кузнечному делу еще пишут изначальными рунами...

Темные глаза властно смотрели на Гудмунда. Понимая, что достиг цели, воин
натянул поводья и спешился. Юноша, по-прежнему не произнося ни слова и
пристально глядя на приезжего, направил на него вершину своего посоха.
Гудмунд начал было заготовленную речь, однако его прервал
энергично-досадливый жест сухой ладони. Недоумевая, воин умолк.

Юноша смотрел на него еще с полминуты, а затем, так и не произнеся ни
слова, сделал какой-то быстрый жест, и направленные на Гудмунда
отполированные деревянные отростки на посохе внезапно ожили, бросившись
вперед с быстротой атакующих змей; да что там змей! Бывалый воин Хагена
сумел бы увернуться от гадов; здесь же его оплели в долю секунды, он
оказался туго связан по рукам и ногам, не в силах пошевелиться. Его рука
застыла, намертво прикрученная к эфесу.

- Эй, что за шутки, спали вас Ямерт?! - яростно заорал Гудмунд, дергаясь в
тщетных попытках ослабить путы. - Я же сюда не просто так!

Не слушая воплей, юноша задумчиво окинул пленника взглядом, почесал
подбородок и, вроде оставшись довольным, легко поднял посох за
противоположный конец и понес перед собой, помахивая им, точно веточкой.
Гудмунд продолжал изощряться в ужасных проклятиях и вдруг ощутил резкую
боль в губе - острый конец одного из оплетших его отростков весьма деловито
пытался проделать дыру в губе воина с явным намерением зашить ему рот в
самом прямом смысле слова. Поперхнувшись от ужаса, Гудмунд замолчал - и
отросток тоже отступил.

"И сюда я мчался сломя голову, дрался с Ночной Всадницей, едва остался
жив!.. - ошарашенно думал воин. - Но, быть может, это просто привратник,
который встречает так всех нежданных гостей? Но какая силища!"

Гудмунд не мог смотреть по сторонам, перед его глазами мелькал лишь
одиюмох; однако шли они недолго. Гудмунд услыхал легкий скрип открываемых
ворот, его внесли внутрь, поставили на ноги, и тут путы исчезли.

Воин быстро огляделся. Он стоял в углу довольно просторного двора,
окруженного с трех сторон одноэтажными бревенчатыми строениями вполне
обычного вида, с окнами и дверьми. За его спиной между двух таких домов
были ворота, на противоположной же стороне, вдоль пологого ската горы,
вытянулось длинное трехэтажное здание. Его фасад был словно выпилен из
цельного куска исполинского дерева - искусство мастеров сохранило
бесчисленные годовые кольца.

Больше ничего странного или запоминающегося Гудмунд вокруг себя не увидел.
Дома как дома, совсем простые - глаз не мог зацепиться ни за резной
наличник, ни за расписную ставню...

Рядом с Гудмундом стояло четверо. Притащивший его сюда юноша со столь
необычным посохом; молодой мужчина с легкой бородкой, в таком же, как у
юноши, плотном темно-синем плаще и с таким же посохом в руках; на шее у
него висел кусочек темно-коричневого отполированного дерева. Третьим был
грузный, с большим животом, уже пожилой человек с двойным подбородком и
красноватым носом; он тоже носил на груди кусок древесины, но уже много
светлее. Четвертым же стоял очень прямой и очень сухой старик с орлиным
носом. Лицо его казалось коричневым; в руках старика воин Хагена увидел не
посох, как у остальных, а лишь тонкую веточку. И кусочек дерева у него на
шее был совершенно бел.

- Послушайте, - начал Гудмунд. - Я издалека. Мне очень нужно поговорить с
настоятелем!.. У меня срочные известия! И почему надо было тащить меня сюда
таким способом?!

- Во владениях Дальних Сил ваши смешные правила не действуют, человече, -
безразлично сказал молодой мужчина. - А все, что ты мог сказать, мы и так
знаем.

- Умирающий эльф просил меня обязательно добраться до долины Бруневагар,
где стоит монастырь, - отчеканил Гудмунд, глядя в упор на старика, судя по
всему, бывшего здесь главным. - Отыскать настоятеля этого монастыря и
предупредить его, что одна очень ловкая Ночная Всадница встала на чей-то
след, с помощью Извергающей Огонь Чаши истребила целую засевшую у нее на
пути засаду и теперь направляется прямиком сюда! Вот что должен был
передать я, и, клянусь вековечной тьмой, я не заслужил подобного приема!

На него вновь посмотрели, как на докучливого ребенка, а затем вдруг
заговорил толстяк:

- А кому ты служишь?

Природная осторожность заставила Гудмунда солгать:

- Я наемник, солдат удачи.

Толстяк бросил быстрый взгляд на старика с орлиным носом, всем видом своим
выражая: "Ну, что я вам говорил?"

- Ты лжешь, червь, - холодно бросил старик. - Ты - воин тана Хагена,
Ученика Мага по имени Хедин. Я прочел это в твоих мыслях. И намерения этого
Мага нам слишком хорошо известны, чтобы отпустить тебя. В яму его! --
распорядился орлиноносый, теряя всякий интерес к воину и поворачиваясь к
нему спиной.

- Если ты читаешь мысли, неужто ты не видишь, что я просто хотел вам
помочь! - извиваясь в жестоких объятиях вновь оплетших его отростков
посоха, крикнул Гуд-мунд. - Я ненавижу ведьм! И убиваю их при первой
возможности! Остановитесь!

С таким же успехом он мог взывать к мерно наступающему на берег приливу.

Его оттащили в угол двора, доски в стене расползлись сами собой, открылся
темный, наклонно уходящий вглубь проход. Юноша неторопливо обезоружил
Гудмун-да, а потом резко взмахнул своим посохом, точно хозяйка,
стряхивающая веник, и воин кубарем покатился вниз, успев все же послать
наверх самое черное, подсердечное проклятие.

Он очутился в тесной, полутемной каморке, с крошечным зарешеченным оконцем
под самым потолком. Стены были обшиты досками - пропустив Гудмунда, они
сразу же, точно живые, закрылись за ним. В его тюрьме не оказалось ничего,
кроме голых стен; выругавшись самым замысловатым образом, Гудмунд почти
рухнул на пол и замер, закрыв лицо руками. В голове у него все смешалось.
Эльфы никогда не стали бы водить дружбу со злодеями и мучителями; тогда
почему же его швырнули сюда? Может, они в союзе с Перворожденными, но во
вражде с Учителем Хедином?!

Однако Гудмунд ничего не знал о Дальних Силах; вскоре он прекратил
бесплодные попытки. "Если не убили сразу - значит, зачем-то еще могу
понадобиться. Или меня заточили здесь пожизненно?"

Однако не прошло и часа, как там, наверху, поднялся какой-то достаточно
звучный переполох - шум пробился даже в Гудмундово узилище. Сперва воин
услышал крики, потом - какой-то низкий, басовитый рык; он сменился
грохотом, от которого у воина оледенело сердце и едва не остановилось
дыхание - в кого-то на поверхности направлено было невероятно мощное
заклятье. Однако и после этого шум не утихал; к крикам, вою, визгу
прибавилось еще какое-то шипение, а затем Гудмунд увидел, как серый свет,
пробивавшийся из узкого оконца его камеры, сменился багряным. Наверху пылал
пожар, и он не мог ошибиться в его причине, раз увидав в действии
Огненос-ную Чашу. Ночная Всадница добралась до тех, по чьему следу шла. И
видит милосердная Ялини, в тот миг Гудмунд, при всей своей ненависти к
ведьмам, испытал нечто вроде мстительного удовлетворения. Тем временем
пожар наверху все ширился, звуки боя становились все громче; в окно пополз
едкий дым. Воин закашлялся и, быть может, так и окончил бы свои дни,
задохнувшись, но тут над его головой точно лопнула молния, пол содрогнулся
так, что он не устоял на ногах; над ним пронеслась клубящаяся струя огня,
пылающие бревна и доски разлетелись в разные стороны, и воин увидел над
собой небо. Вокруг мгновенно стало невыносимо жарко; прикрывая голову
плащом, воин бросился прочь из горящих развалин; только выбравшись из
полыхающего дома, он огляделся.

Половины строений, ограждавших двор, уже не было - на их месте громоздились
груды обугленных бревен и стропил. Изглоданные огнем ворота тоже валялись
на земле, а подле них лежал на спине, широко раскинув руки и ноги, тот
самый юноша, что встретил в лесу Гудмунда. Подле убитого воин увидел все
свое оружие - очевидно, тот так и не успел с ним расстаться. Больше во
дворе никого и ничего не было, ни живых, ни мертвых, а вот из длинного
трехэтажного здания, которое Гудмунд определил для себя как главное в
монастыре, доносился тяжкий грохот, дикие крики, время от времени
раздавался звон стали, из окон то и дело вырывались языки огня или струи
дыма, но загораться это строение решительно не желало.

Очевидно, решил Гудмунд, ведьме удалось каким-то образом сломить
сопротивление здесь, во дворе, и теперь бой шел уже внутри; кстати, мертвый
юноша тоже не имел ожогов, как и погибший эльф, он казался лишь спящим.

Гудмунд обнажил меч, взял на изготовку в левую руку нож-крюк... но все эти
действия так и не подсказали ему, что делать дальше. Осторожность и
благоразумие требовали, чтобы он, воспользовавшись столь чудесным
спасением, поспешил бы убраться восвояси, но, с другой стороны, если у
Учителя объявились какие-то новые враги, следовало во что бы то ни стало
разузнать о них как можно больше. Гудмунд поколебался еще несколько
мгновений, с сожалением взглянул на окружавших монастырь прекрасных лесных
исполинов, вздохнул, поудобнее перехватил меч и решительно зашагал к дверям
главного здания.

Он толкнул тяжелые створки, вошел внутрь... увидел на полу еще одно мертвое
тело - на почти полностью сгоревшем посохе еще шевелились обугленные
отростки - и осторожно двинулся в глубь дома, туда, где слышались рев,
свист и вой.

Вряд ли Гудмунд смог бы многое рассказать об убранстве комнат, которыми он
шел, - здесь основательно погулял огонь. Воин видел какие-то изломанные,
полусожженные скамьи, шкафы, сундуки; несколько раз ему под ноги попались
остатки толстых старых книг.

Он поднялся на второй этаж и увидел там ту же картину. Но вот слева от него
открылся широкий проход, ведущий в просторный зал - деревянные стены дома
здесь плавно смыкались с каменными сводами огромной пещеры, - и, заглянув
туда, воин увидел схватку.

Воистину, на это стоило посмотреть! Тонкая фигурка в обгоревшем по краям
плаще, с Огненной Чашей в правой руке и черным кривым мечом в левой -
против полутора десятков мужчин, одетых в синее, среди которых Гудмунд
разглядел давешнего орлиноносого старика. По залу катились незримые валы
заклинаний, от мощи которых сотрясались стены и откалывались камни от
скальных сводов; посохи старались опутать ведьму своими отростками, но она
с непостижимой ловкостью или рубила их своим Черным Мечом, или опаляла
струями огня из Чаши, или останавливала каким-то заклятьем; на защитников
монастыря низвергались потоки пламени, но старик вскидывал руки, и упругие
воронки вихрей отбрасывали смертоносный жар в стороны. У нескольких бойцов
в синем Гудмунд заметил в руках длинные серебристые мечи, от которых
расходился неяркий свет. Эти клинки легко рубили в клочья огненные струи,
но, сталкиваясь с Черным Мечом, лишь выбрасывали огромные снопы искр.

Гудмунд застыл, поглощенный невероятным зрелищем; яснее ясного было, что в
стычке с ним ведьма не использовала и сотой части своих сил.

Ночной Всаднице удался ловкий прием - один из мечников неудачно встретил
нацеленную в него струю огня, меч с державшей его рукой исчез в рыжих
клубах; и пламенная река тут же словно взорвалась изнутри
мертвенно-бледными вспышками. Шум боя перекрыл дикий, тонкий визг,
разорванное напополам мертвое тело рухнуло на пол, от меча остался только
огарок эфеса. Видно, это оружие могло противостоять огню, только если пламя
не захватило руку державшего клинок.

Но тут и саму Всадницу настиг крутящийся, упругий вихрь, посланный стариком
- про себя Гудмунд считал его настоятелем. Удар швырнул ведьму на камни;
издав торжествующий клич, на нее кинулись несколько монастырских бойцов, с
посохами и мечами наперевес; настоятель воздел руки, готовя новое заклятье,
- но Ночная Всадница, хоть и потрясенная падени