в нем. Их оказалось куда больше, чем я тогда
считал...

И вот настал день, когда мое Ученичество как-то незаметно уступило место
союзу, а затем - по мере того, как росли мои собственные силы, - Старый
Хрофт стал все более внимательно выслушивать меня, следовать моим советам,
а потом и выполнять мои просьбы. Он признал, что я сильнее его; понимая,
что в будущем старыми запасами не обойдешься, Хрофт жадно учился сам -
однако Магия нового времени давалась ему с трудом. Впрочем, торопиться ему
было некуда. Победители, изгнав Хрофта и перебив всех его соратников, для
чего-то сохранили ему жизнь (я полагал, что не последнюю роль тут сыграло
знаменитое мягкосердечие Ялини, ненавидящей кровопролитие), лишь учинив над
ним постоянный надзор. Я сразу же ощутил присутствие Недреманного Ока;
однако стража занимал лишь сам Хрофт, а не его окружение.

ОтецДружий не скрывал своих целей. Он хотел, чтобы восстало по-прежнему, а
если не удастся - то отомстить. Он не требовал от меня, чтобы я сражался с
ним рука об руку; ведь я в те дни еще не знал собственных желаний. Тем не
менее я помогал ему - потому что уже тогда понимал, что с Молодыми Богами
мне не по пути. Голубой Город и Сигрлинн остались в прошлом, Ракот
отдалился, готовя свое Первое Восстание, и я метался, не зная, чего же, в
сущности, хочу.

Потом вихрь сотрясших всю Реальность войн всосал меня своей исполинской
воронкой; я составил свой собственный План, начал воплощать его и с великим
изумлением в конце концов увидел огромного черного Замкового Ворона,
вестника войны, на окне своего покоя в цитадели столицы Ночной Империи.
Ворона из Замка Всех Древних, принесшего мне вызов Сигрлинн.

В злые века изгнания моим единственным другом остался именно Хрофт.
Заточенный Ракот навсегда, как я тогда думал, выпал из нашего Мира; и Хрофт
действительно не жалел сил, помогая мне. Он даже не раз покидал свое
единственное убежище в Живых Скалах, отправляясь со мной в далекие и
рискованные путешествия - как, например, к мертвым храмовым городам Юга,
где воет ветер над полуразбитыми алтарями сгинувших богов, откуда я бы
никогда не выбрался, если бы не Хрофт.

Мы с Хагеном направились к Живым Скалам. Еще несколько лет - и мой Ученик
вступит в полную силу воина. Мы начнем с танства, а потом...

Каменный Страж едва не покалечил бесстрашно, но и безрассудно бросившегося
ему наперерез Хагена; однако мальчишка сумел увернуться, и моя помощь не
понадобилась, хотя мой Ученик и был здорово потрясен - я не сказал ему ни
слова о том, что ждет его в Скалах.

Хрофт моим Учеником остался доволен. Мы прожили у него полных четыре года,
и, наверное, это были мои лучшие четыре года. А потом... Пятнадцатилетний
Хаген - уже не мальчик, но мужчина - и я покинули надежное убежище и
двинулись на юго-запад, в населенные людьми области. Наступило время
разбрасывать камни, как скажет впоследствии один незадачливый последователь
Мерлина...

Оружие моему Ученику ковали гномы. Несмотря ни на что, Хрофт пользовался у
них отменным уважением, и они с охотой исполнили его просьбу. Конечно,
Хагенудля наших последующих дел требовалось что-нибудь из работы по крайней
мере Древних Магов, а еще лучше - Древних Богов, но подобраться к их тайным
запасам без гно-мьего клинка тоже было невозможно. Я не пожалел золота, и
мастера Кольчужной Горы приняли его - но трудились они все же не ради
богатства. Гномы - странная раса, они с равной страстью и созидают, и
разрушают. Но их грозный хирд - несокрушимый боевой строй - уже
давным-давно не видели на поверхности, с людьми они жили мирно, целиком
уйдя в работу. Однако в сердцах их навечно возжжен мрачный огонь. Жар
Творящий и Пожирающий, и оттого гномы всегда с таким желанием куют мечи и
вообще любую военную справу. Принимая от нас с Хагеном заказ, Дрони, старый
гном, непроизносимый титул которого передавался человеческим языком как
нечто вроде "тот-кто-делает-сверкающие-убивающие-рассекающие-шипы-ран",
вполголоса сказал мне, внимательно глядя на моего Ученика:

-Для такого наслаждение работать... Он найдет мечу должное применение!
Сталь должна вдоволь пить крови... - И при этом его глаза сверкнули так
свирепо, что от неожиданности я едва не отшатнулся.

Никто не знает, сколько раз перековывалась стальная полоса будущего меча,
сколько миллионов слоев сплавились в горниле подземной кузни. Старые слухи
о чудесной силе оружия, откованного в лунном свете, оставались для меня не
больше чем слухами. Я больше верил мастерству гномов, чем туманным намекам
Сигрлинн - она же никогда всерьез не занималась простыми железными
игрушками. Наш с ней поединок велся совсем иными средствами.

Хаген прижал сверкающее лезвие к груди, его глаза горели. Он низко
поклонился старому мастеру, и Дрони довольно ухмыльнулся.

- Не забывай почаще давать ему дышать, - посоветовал он. - Меч, он, знаешь,
не любит без дела дремать в ножнах. Может утратить силу...

Распрямившись, Хаген резко взмахнул рукой. Клинок с легким шипением
прочертил в воздухе жемчужное полукружье, снеся под корень молодую сосну
толщиной в сильную мужскую руку. Гномы знали свое дело.

Дрони сделал для моего Ученика также шлем, кольчугу, щит и прочие
необходимые доспехи. Теперь мы могли выступать на юг.

Там, за Дубравами, лежали горы Альвланда, и без особой нужды туда никто не
совался. К западу от них молодое и алчное королевство Химинвагар хищно
протягивало жадные руки многочисленных и хорошо вооруженных полков ко всем
незащищенным землям. К юго-западу от него тянулись на десятки лиг
оборонительные валы Хранимого Королевства, хотя все и знали, что его
оберегают силы куда могущественнее людских мечей и копий. А еще дальше к
югу, от границ владений Видрира до самого пролива, отделявшего Восточный
Хьђрвард от южного материка, лежали владения бондов. Эти жили каждая
область по-своему. Иные решали все, даже самые мелкие вопросы, кулачными
потасовками на вече, иные приглашали князей - как предводителей ополчения и
беспристрастных судей. Между общинами никогда не существовало прочного
мира.

К востоку от поселений бондов земли принадлежали баронам - мелким
независимым правителям своих крошечных государств. Эти проводили все время
в рыцарских забавах; пиры сменялись турнирами, а турниры - пирами. Бароны
враждовали с ярлами - последние все время стремились прибрать к рукам новые
земли с данниками, а бароны настойчиво пытались осуществить свою заветную
мечту - заполучить выход к морю... Сами же ярлы гнездились еще дальше к
востоку, на морском побережье, где вода дошла до оголившихся древних костей
Земли, до старых гор Осора. Море врезалось в глубь суши длинными
языками-заливами, извилистыми фиордами, удобными для того, чтобы прятать
вытянутые и узкие боевые "драконы". Подле одного из таких фиордов лежал и
достопамятный Йоль, теперь уже, наверное, вновь отстроенный с муравьиным
упрямством.

А как раз на полпути между владениями ярлов и свободными землями бондов
раскинулся Хедебю - столица вольной торговой республики, перекресток путей
из Восточного и Южного, Северного и Западного Хьђрварда. Туда стекались
потоки людей и товаров со всего света, там замышлялись самые безумные и
рискованные предприятия, там находили убежище и применение себе все, кого
выталкивали старые земли, где народ цепко держался за закон неделимости
одаля, согласно которому вся земля оставалась старшему сыну, а младшим
оставалось или идти под руку брата, или же бросить все и искать удачи в
иных странах. На богатство Хедебю давно уже зарились и ярлы, и жадные
вожаки бондских общин - но торговая республика могла нанять лучших бойцов.
Триста золотых поясов, самые зажиточные купцы города не скупились.

Я хотел показать Хагену этот город, провести его сквозь все призрачные
соблазны вкусной еды и красивых вещей, обольстительных и доступных женщин -
чтобы, познав все, он смог бы это осознанно отринуть. И кроме того - ему
нужно было собирать вокруг себя людей, последователей и соратников. Нам
предстояло бросить вызов мощи Хранимого Королевства, и победить в своей
первой войне он обязан был сам, без моей помощи - исключая совет,
разумеется.

Примерно в дне плавания при попутном ветре от входа в залив Видвагар, на
берегах которого лежала Столица королевства Видрира, в море. высились
утесистые громады прибрежных скал острова Хединсей. Моего острова. Когда-то
давным-давно именно там основал я столицу Ночной Империи, а потом ураган
войны стер в ничто все плоды моих трудов. Остров попал в руки Сигрлинн, а
она отдала его своим Ученикам, создавшим на месте моего государства
Хранимое Королевство, послушное Молодым Богам. С тех пор этот остров так и
стоял необитаемым, хотя внутри кольца высоких и обрывистых скал,
ограждавшего его со всех сторон, было вдоволь и лугов, и полей, и ручьев.
Именно этим он и привлек меня в свое время - его земля могла прокормить
немало народу. Для порядка Видрир, нынешний правитель Хранимого
Королевства, все же держал там небольшой гарнизон.

Между рубежом Хранимого Королевства и собственно бондскими областями
широкой полосой тянулись владения свободных танов - вассалов Видрира; им
принадлежали и несколько островов, расположенных в море подле Хединсея. В
отличие от ярдов, таны редко предпринимали дальние военные экспедиции;
основой их богатства оставалась земля, обрабатываемая арендаторами. Время
от времени таны оказывались вовлеченными в мелкие стычки между общинами
бондов или же, объединившись, отправлялись в набег на области Химинвагара,
на что правители Хранимого Королевства смотрели сквозь пальцы, и редко,
очень редко дружина какого-нибудь уж совсем отчаянного тана присоединялась
к ярлам, хаживавшим далеко на юг и на восток.

Так или иначе, но Хединсей ждал нас, и нужно было спешить - я не мог
поручиться, что для выполнения всего задуманного мной хватит человеческой
жизни Хаге-на, а лишать его покоя посмертия казалось мне самым чудовищным
предательством, какое может совершить Маг-Учитель по отношению к своему
Ученику; к подобному частенько прибегал Макран, и одного этого уже бьыо
достаточно, даже если просто не брать в расчет моих принципов.

Мы двигались на юг. Леса остались позади; вздыбились горные кручи
Альвланда, и Хаген, наслушавшись множества историй об этих существах, не
сводил с вершин взгляда. Я всегда с большой осторожностью относился к
Перворожденным; пусть они и почти покинули населенные людьми пределы всех
четырех частей Большого Хьђрварда, но те, которые остались, владели
грозными силами, время от времени властно вмешиваясь в события и всегда
стремясь прекратить войны и дать земле покой на возможно большее время.
Магов они недолюбливали, но никогда не выступали против них в открытую.

Альвы же всегда занимали меня чрезвычайно. В ряде случаев они могли
оказаться очень полезными, почти что незаменимыми. И они всегда готовы были
прийти на помощь, правда, никогда не забывая потребовать плату - Знанием;
признаюсь, порой меня забавляло, как с поистине детской непосредственностью
они пытались выведать от меня заклятья, всегда относимые Советом Поколения
к Тайным: как пробуждать Драконов и повелевать ими, как открывать ворота в
Нижние Земли и черпать там силы, как опутать незримой сетью Мага и лишить
его свободы.

Леса кончались, уперевшись в серо-коричневые склоны предгорий. Прямо перед
нами распахнуло зев широкое ущелье, почти долина; видно было, как четко
проведена граница земли альвов - несколько сотен саженей безжизненной глины
и камня, а затем склоны ущелья вновь покрывает трава, но уже не совсем
похожая на обычную, растущую в иных местах: здесь она имела голубоватый
цвет. Дно ущелья скрывали деревья, какие тоже можно было увидеть только
здесь - низкие, но с очень толстыми стволами и широкими, разлапистыми
листьями густо-зеленого цвета, немного похожими на кленовые, только раза в
два больше. Сделанные из этих стволов бревна не гнили, очень плохо горели и
потому весьма ценились и ярлами, и бондами как материал для крепостных
стен. С обеих сторон ущелья на выдававшихся вперед утесах, вознесшихся над
нашими головами на добрые полсотни саженей, стояли две сторожевые башни,
сложенные из голубоватого камня. Изящные, стройные, с ажурной каменной
резьбой, эти башни никак не походили на настоящие укрепления; альвы,
ушедшие от своих творцов, тем не менее неосознанно подражали былым
наставникам, хотя, конечно же, их постройки не могли тягаться красотой с
творениями эль-фийских мастеров, с Серебряным Кором - одной из эль-фийских
столиц Восточного Хьђрварда, куда за все долгие века его существования
находило дорогу лишь несколько Смертных, считанных на пальцах одной руки. Я
был там один раз и запомнил это зрелище навсегда.

В обращенном к нам высоком окне левой башни мелькнул быстрый голубой
проблеск. Слишком быстрый, чтобы его могли заметить праздные глаза
случайного странника.

- Что это было? - мгновенно напрягся Хаген, пригибаясь и заученно
перебрасывая со спины щит.

- Нас спросили, достойны ли мы внимания хозяев, - ответил я, складывая руки
перед грудью.

До того чтобы сделать что-нибудь, истинному Магу нет нужды произносить
какие-то слова. Маги, подобно Орлангуру и Демогоргону, - есть Великий
Предел между светлой и темной половинами мироздания. Поворачивая весь мир
вокруг себя, Маг обретает силы. Заклятья же - лишь устоявшаяся форма,
помогающая в работе, особенно с существами, созданными не из одной лишь
косной материи.

Между моими ладонями, сложенными лодочкой, появился неяркий оранжево-рыжий
огонек, быстро вытянувшийся в острый луч высотой почти в рост человека; я
ответил на вопрос стражей - альвов.

Сперва, я помню, Хагена поражали не сложные, истинно магические наши дела -
спуск в Нижние Миры, вызывание мертвых и тому подобное, - а вот эти
простейшие вещи, вроде той, что я проделал только что. Я долго пытался
объяснить ему, что для Мага зажечь такой огонь на ладони - все равно что
человеку, скажем, свернуть язык трубочкой или пошевелить ушами. Получается
далеко не у всех, а тот, у кого выходит, все равно не может объяснить, как
он это делает. Не может объяснить и не может, конечно же, никого этому
научить. Я, понятное дело, долго растолковывал Хагену учение о Магическом
Огне, об изначальной Искре, что Творец вдохнул в наш Мир еще до того, как в
него вступили Молодые Боги, что в каждом Маге горит частичка этого
незримого пламени и что ей можно придать множество форм, - но объяснить,
какие же именно действия я предпринимаю, чтобы зажечь свой огонек, я так и
не сумел.

Теперь голубые проблески появились в бойницах и правой башне. Нас
приветствовали и приглашали войти. Так мы с Хагеном пересекли границу
Альвланда.

ГЛАВА V

Шел четвертый день, как Гудмунд, расставшись с Фроди, без устали скакал и
скакал на восток. Долина Бруневагар лежала между двумя старыми, оплывшими и
заросшими лесом горами. Когда-то они были частью могучей горной цепи, одной
из величественнейших в Восточном Хьђрварде; тогда, впрочем, не существовало
и самого понятия "Восточный Хьђрвард", а был один великий материк - до
наступления Первого Дня Гнева, о котором ныне не сохранилось вообще никаких
свидетельств, кроме лишь одного: сгинули все люди, что жили тогда на земле.
В час Ярости Сил изменились пути ветров и вод, сместились громады
континентов. Земной Щит исполосовало трещинами, волны мирового океана
хлынули в образовавшиеся разломы, возникли новые моря; старые горы стерло
почти до основания, сорвало с них броню гранитов, оставив на поживу
медленно глодающим добычу дождям мягкие нутряные слои. Но дух этих старых
гор - а они были воистину стары, во всем Восточном Хьђрварде с ними мог
сравниться возрастом разве лишь Хрофт, да еще Орлангур с Демогоргоном, но
эти принадлежали всему Миру, - дух этих старых гор был еще жив, и,
наверное, поэтому странный, известный среди Перворожденных монастырь был
основан именно в этом месте.

Все это Гудмунд вспоминал дорогой; он многое узнал из рассказов тана,
которого воин уважал не только за удачливость в боях, но и за то, что порой
тот выручал их всех или находил необычайно ценную добычу именно благодаря
своему Знанию, куда как отличному от всего, что довелось слышать Гудмунду.
Младший сын в семье обедневшего, захудалого тана на пограничье Хранимого
Королевства, он давно уже ушел из дому - сразу после смерти матери и
вторичной женитьбы отца. Был стражником у богатых бондов, потом судьба
забросила его в Торговую Республику, в Хедебю; голодный, но гибкий и
свирепый, он пробился сквозь сито придирчивого отбора и стал городовым
стражем. А потом его встретил тан - вернее, тогда он еще не успел стать
таном, а был просто Хагеном. Из детских времен Гудмунд вынес тягу к
знаниям, не очень-то широко распространенную среди бродяг, искателей удачи;
именно за это Хаген в свое время и выделил его среди прочих, а потом
одобрил Хедин, таинственный Учитель тана...

И сейчас воин мчался к монастырю, прекрасно понимая, что этим, быть может,
положил конец своей службе у Хагена, - тан не прощал неповиновения; но,
едва перед глазами Гудмунда вставало лицо умирающего эльфа, глаза
Перворожденного, все сомнения, сожаления и страхи отлетали прочь. Старшие
братья людской расы никогда не лгали младшим, и, если эльф просил передать
кому-то известие, это нужно было сделать во что бы то ни стало.

Мало-помалу сгустился вечер. Местность, через которую ехал Гудмунд, люди,
похоже, покинули давным-давно - опытный глаз еще угадывал в попадающихся
пятнах мелколесья старые поля, проглоченные диким бором. Сохранились и
какие-то подобия дорог, превратившиеся в узенькие тропки, - одной из них и
скакал Гудмунд, низко пригибаясь к шее коня. Все время пути его не
переставало терзать беспокойство - что, если та неведомая Ночная Всадница
направлялась туда же, куда и он сам, и смысл поручения эльфа состоял именно
в том, чтобы в монастыре успели приготовиться к отпору? Что, если эта
странная, необычайно опасная ведьма устроит засаду ему самому, каким-нибудь
колдовским способом обнаружив за собой погоню? Гудмунд не слишком надеялся
обогнать свою страшную противницу - Ночные Всадницы потому и прозывались
Всадницами, что и пешком они запросто могли потягаться с любым конником.
Ведьм Гудмунд боялся и ненавидел. Ненавидел и боялся с самого детства:
накрепко засело в голове убеждение, что именно от ведь-миного колдовства
умерла его мать - она отказалась дать капризной и своенравной особе,
заявившейся в ее дом, свое последнее нарядное платье, память о более
счастливых временах, в уплату за снятие коровьего мора, который, как никто
не сомневался, эта же колдунья и наслала. Ведьма ушла, напоследок прошипев
прямо в лицо матери Гудмунда что-то злобно-неразборчивое; мать вздрогнула,
как от удара, а спустя несколько месяцев умерла от странной болезни, с
которой не смог справиться ни один из местных знахарей. Воин Хагена еще не
знал, что Ночные Всадницы не похожи одна на другую, и не задумывался, за
кем охотится эта; такому человеку - или нечеловеку - он готов был стать
союзником.

Его спасло то, что устроившая на него засаду оказалась слишком любопытна.
Тонкая, почти невидимая веревка внезапно выпрыгнула из травы под копытами
коня, лошадь споткнулась, и воин кубарем покатился по земле. В последнее
мгновение он каким-то чудом успел заметить подозрительное мельтешение в
зарослях и сумел упасть на руки. Перекатившись через голову, воин оказался
куда дальше от кустов, чем рассчитывал бросившийся из зарослей поимщик.
Вторым прыжком он-таки дотянулся до Гудмунда, набрасывая на того ловчую
сеть, но воин Хагена уже выхватил короткий и толстый кинжал с двойным
лезвием - от основного, прямого, у самой крестовины отходило второе,
загнутое наподобие серпа; оружие напоминало обычный багор, только стоило
больше, чем, наверное, все багры Восточного Хьђрварда, вместе взятые,
потому что выковали его руки мастеров Кольчужной Горы; никакой сработанный
людской рукой клинок не смог бы разрезать эти кажущиеся такими то