Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
о дворца. Для обороны его выделили
женский батальон, составленный из сотрудниц Эрмитажа. В решающий момент
штурма сотрудницы, будучи советскими патриотками, решили не допустить в
музей пьяных дружинников, из которых состояли штурмующие колонны, потому
что они разорят и разграбят народное достояние, а затем могут надругаться
над честью и достоинством комсомолок из женского батальона. Юбилейное
действо, конечно же, развалилось, как и все в нашей стране, в частности,
потому, что девицам удалось отстоять Зимний. И советскую власть в СССР
пришлось отменить.
Конечно же, в 1967 году эту повесть печатать было рано, как и повесть
о забытом лагере в тайге, где содержатся старичок Берия и Чапаев, который
в свое время не утонул. Но большинство рассказов оказалось идеологически
невинными, не только с сегодняшней, но и с тогдашней точек зрения. И все
же они либо были показаны редактору и тот произнес укоризненно: "Не сходи
с ума, это же аллюзия!", либо не показаны никому, потому что так решил мой
внутренний цензор.
Рассказ, предлагаемый вашему вниманию, был написан в 1972 году, когда
связь времен - того времени и сталинского - чувствовалась очень четко.
Кир Булычев.
...но странною любовью
(рассказ)
Корнелий Иванович Удалов шел со службы домой. День был будний, погода
близкая к нулю, вокруг города толпились тучи, но над Великим Гусляром в
тучах находилась промоина и светило солнце. Виной тому был космический
корабль зефиров, который барражировал над городом, не давая тучам на него
наползать.
У продовольственного магазина "Ильдорада" продрогший зефир, из
мелких, покачивал чью-то детскую коляску, чтобы успокоить младенца,
которого мамаша оставила на улице, уйдя за покупками. Младенец попискивал,
но плакать не смел.
Удалов испугался, что зефир опрокинет коляску.
- Ты поосторожнее, - сказал он.
- Я очень стараюсь, - ответил зефир, - хотя ребенок выведен из
душевного равновесия. Но в любом случае я очень благодарен вам за совет и
внимание, Корнелий Иванович.
Они всех нас по именам знают! Никуда от них на денешься!
Когда Удалов свернул на Пушкинскую, он увидел еще одного зефира,
постарше, который собирал пыль и собачий помет в пластиковый мешок.
- А где дворник? - спросил Корнелий.
- Фатима Максудовна кормит грудью своего младшенького, - ответил
зефир. - Я позволил себе ей помочь.
Зефир и сам уже был покрыт пылью. Работал он старательно, но неумело.
- Ты что, никогда улиц не подметал? - спросил Удалов.
- Простите, - ответил зефир. - У нас давно нет пыли.
- Ну и тоскливо, наверное, у вас?
- Почему вы так полагаете?
- Во всем у вас порядок, всего вы достигли.
- Нет предела совершенству, - возразил зефир.
- И чего тогда к нам примчались?
- Мы несем совершенство во все углы Галактики.
- Ну-ну, - вздохнул Удалов.
- А жаль, - сказал зефир, - что мы порой, время от времени, кое-где
сталкиваемся с недоверием.
Удалов пошел дальше и у входа в свой дом обогнал небольшого зефира,
который волок сумки с продуктами.
- Это еще для кого? - спросил Удалов.
- Надо помочь, - ответил зефир, втаскивая сумки на крылечко и
открывая упрямо головкой дверь. - Профессор Минц занемог. Мы встревожены.
Зефир обогнал Удалова в коридоре, ловко открыл ноготком дверь к Минцу
и, подбежав к столу, закинул на него сумки с продуктами и лекарствами.
- Ей-богу, не стоило беспокоиться, - хрипло произнес Минц. Он сидел в
пижаме на диване, горло было завязано полотенцем, и читал журнал.
Он шмыгнул носом и виновато сообщил Удалову:
- Простуда вульгарис. Прогноз благоприятный.
- Это вы его в магазин посылали? - спросил Удалов.
- Не совсем так, - ответил Лев Христофорович. - Один зефир забегал ко
мне днем, узнать, как выглядит подвенечное платье, и увидел, что я
простыл...
- Чего?
- Подвенечное платье, - повторил Минц. - Они решили сделать подарок
невесте Гаврилова.
- Ну уж это перебор! Гаврилов третий раз женится. Пускай у предыдущей
жены позаимствует.
- Ты живешь старыми ценностями, - возразил Минц. - Нынче молодежь
серьезнее относится к атрибутике. Они решили венчаться и полагают, что
память об этом событии, включая подвенечное платье, сохранится на всю
жизнь.
- Значит, получил у тебя информацию, потом проникся сочувствием и
пошел за лекарствами в магазин?
- Разумеется, - сказал зефир. - А как бы вы поступили на моем месте,
Корнелий Иванович?
- Я бы вызвал врача, - буркнул Удалов.
- Но вы же знаете, Корнелий Иванович, - в голосе зефира прозвучал
легкий укор, - что скажет врач. А я сделаю все то же самое, но лучше.
И тут Удалова прорвало.
- Какого черта! Какого черта вам нужна вся эта благотворительность?
- Корнелий! - попытался остановить его Минц. - Ну зачем такая
агрессивность!
Зефир подождал, пока в комнате утихло, и ласково произнес:
- Мы решили все проблемы у себя на родине и теперь несем добро на
другие планеты. Мы всех любим, мы хотим счастья всем существам в
Галактике.
Удалов уже не раз слышал эти слова и не мог понять: ну почему же они
его раздражают? Другое дело - был ли в них подвох. Но за последний месяц
все жители Великого Гусляра убедились, что подвоха нет. Как назло, нет.
Удалов сдержанно вздохнул, наблюдая за тем, как ловко зефир,
взобравшись на стул, режет на тарелке огурчики и помидоры, готовя салат
для больного профессора, которому нужны витамины. Потом он отправился к
себе.
Дома тоже было несладко.
Ксения сидела у телевизора, один зефир занимался стиркой, а другой,
незнакомый, пылесосил большую комнату.
- Ксения, - сказал Корнелий Иванович. - Ну нельзя так все пускать на
самотек.
- Я их что, просила, что ли?
- Ты не возражала, - сказал Удалов.
Зефир выключил пылесос, чтобы не мешать беседе супругов и, закинув
лысенькую головку, произнес:
- Мы же рады помочь.
- Есть мнение, - сказал Удалов, - что потом вы предъявите нам счет за
услуги. Такой, что ввек не расплатиться.
- Ах, Корнелий Иванович! - Зефир сложил лапки на пузе. - Вы же
взрослый, умный и опытный человек. Ну чем вы смогли бы нам заплатить?
- Сама постановка вопроса некорректна, - послышался новый голос, и,
запрокинув голову, Удалов увидел третьего зефира, который, как муха,
ползал по потолку и протирал его белоснежной тряпкой.
- Мы из золота давно делаем унитазы, - сообщил первый зефир.
- А вот некоторые говорят, - сказала невестка Удалова, которая
вернулась с занятий в речном техникуме, - что бесплатный сыр бывает только
в мышеловке.
За невесткой, подобно африканскому невольнику, шагал зефир, неся на
голове куль вещей из химчистки.
- Не нагружала бы ты его так, - сказал Удалов. - Ты посмотри, он уже
посинел.
- Он сам того хотел, - сказала невестка.
- Я сам... - пискнул зефир и упал, придавленный сумкой.
- Меня возмущает, - сказала невестка, - как они нас морально
порабощают.
Удалов с трудом поднял сумку. Зефир был неподвижен, из полуоткрытого
ротика вырывались приглушенные стоны.
- Этого еще не хватало! - Ксения оторвалась от телевизора, потому что
серия кончилась.
- Я сам, - прошептал зефир.
Его товарищи окружили пострадавшего и вынесли из комнаты уже
безжизненное тело.
- Эх. Нехорошо получилось, - сказал Удалов.
- Нормально, все нормально, - ответил зефир, который держал
сгинувшего собрата за ноги и потому покидал комнату последним. - Когда мы
идем делать добро, мы знаем, насколько это опасный и неблагодарный труд.
- Ты не прав! - крикнула вслед ему Ксения. - Я каждый раз вам спасибо
говорю.
Небольшой зефир протиснулся в форточку и закрыл ее за собой.
- Я достал сухую мяту! - радостно сообщил он Ксении.
- Иди тогда на кухню, там один из ваших обедом занимается.
- Ксения, это эксплуатация! - крикнул Удалов.
- Я только помогаю им выполнять желания.
Удалов хлопнул дверью и побежал к профессору Минцу.
Там картина изменилась. Хоть Минц все также сидел на диване, теперь
перед ним стояла шахматная доска, и по ту сторону доски сидел немолодой
зефир.
- Плохи мои дела, - сказал зефир.
- А вы не поддавайтесь мне, - ответил Минц.
- Не поддаваясь, я рискую испортить вам настроение, а в вашем
физическом состоянии это недопустимо.
Удалов от двери сказал:
- Слушайте, мне все это смертельно надоело!
Он отпрыгнул в сторону, потому что из коридора к нему подкрался зефир
и принялся чистить ботинки.
- Все прочь! - приказал Удалов. - Вы хоть человеческий язык
понимаете?
- Уходим, - ответил зефир-шахматист, и все зефиры немедленно
испарились.
Удалов сбросил со стула пачку журналов, уселся и спросил:
- Ты скажи мне, скажи, что происходит?
- Оптимальный вариант вторжения из космоса, - ответил Лев
Христофорович.
- Ну кто так вторгается! - воскликнул Удалов. - Почему они нас не
угнетают, не уничтожают? Почему все происходит наперекосяк. Я о таком не
читал!
- Мы настолько привыкли к тому, что наша история состоит из
вторжений, уничтожений и угнетений, - ответил Минц, глядя в окошко, где
все еще летал кругами космический корабль, - что не допускаем мысли о ином
поведении и иных целях. Хотя именно об этом много лет назад талдычили
советские писатели-фантасты.
- На то они и есть советские фантасты, - возразил Удалов.
- Мы вас воспитываем добрым примером! - крикнул от двери изгнанный
зефир.
- Вы думаете, что нам нужны добрые примеры?
- Они всем нужны.
Удалов сжал виски ладонями. Нет, все это не укладывалось в его
голове. И он не был исключением. С тех пор как над Великим Гусляром
появились космические корабли зефиров, многие задавались вопросом: "Зачем
нам такое счастье?"
В первые дни после высадки инопланетян горожане нарадоваться не могли
на инопланетных гостей - и помощники, и добровольцы, и спасатели! Все
помнили о том, как сорвался с высокого тополя и погиб зефир, который
пытался снять оттуда глупого котенка.
- Пожалуй, - заговорил Минц, шмыгая носом и похрипывая, - им надо
было брать за все плату. Хотя бы символическую. Мы бы легче к ним
привыкли. Зря они упорствуют в том, что добрые дела - цель их
существования. Добру должен быть предел.
Минц имел в виду ужасную историю, случившуюся вчера. Один пенсионер,
ветеран, придушил зефира, который принес ему перед сном шлепанцы.
С утра город затаился в ужасе. Должны были последовать репрессии. Но
репрессий не было.
Руководство зефиров принесло искренние извинения пенсионеру в том,
что покойный зефир спровоцировал его на резкие действия, и подарило
пенсионеру новый холодильник "Филипс" с доставкой на дом.
- Чувствую я, - сказал Удалов, - что надвигается роковой момент.
- Вы уверены? - спросил из коридора зефир-шахматист.
- Улетайте от нас, по-доброму прошу! - сказал Удалов. - Не можем мы
отвечать добром на добро. Не умеем. Не приучены.
- Нет, - возразил шахматист. - Мы согласны на жертвы. Но мы верим в
добро.
Удалов вздохнул и вышел на улицу.
Темнело.
За столом для домино сидело несколько соседей Удалова. Они держали в
руках костяшки, но игру не начинали. Вокруг, на траве, в кустах, на ветках
тополя, расположилось несколько зефиров, болельщиков.
- Давайте, друзья, начинайте! - крикнул один из зефиров.
- Гру-бин чем-пи-он! - закричал другой зефир из группы поддержки.
- Нет, я так больше не могу! - завопил Грубин и, вскочив, метнул
костяшки в толпу своих болельщиков.
- Да гнать их в шею! - закричал Синицкий. - Они моему внуку все уроки
делают и даже на контрольных подсказывают. Школа уже достигла
стопроцентной успеваемости!
И тогда могучий Погосян тоже кинул в пыль костяшки, обернулся,
неожиданно подхватил под мышки двух зефиров и выбежал на середину двора.
Одного за другим он швырнул их в черное небо в направлении
космического корабля.
- И чтобы не возвращались! - кричал он им вслед.
Взлетев в небо, зефиры были вынуждены включать ранцевые двигатели и
улетать к своему кораблю.
И тут, словно поддавшись единому порыву, все жители города от мала до
велика стали хватать зефиров и закидывать их в небо.
- И чтобы не смели возвращаться! - неслось им вслед.
Через полчаса корабль зефиров полыхнул белым огнем из своих дюз и
взял курс к неизвестной звезде.
...С тех пор прошло три недели.
Удалов возвращался с работы в автобусе и случайно подслушал такой
разговор:
- А может зря мы их повыкидывали? - спросил один мужчина другого. -
Теперь и придраться не к чему.
- Я уж вчера своей благоверной врезал. Так, для порядка, чтобы суп не
пересаливала.
- При них суп никто не пересаливал, - вздохнул первый мужчина.
А третий, постарше, вмешался в разговор и сказал:
- Хрен с ним, с супом. Но есть у меня сосед, еврейской
национальности, все на скрипке играет.
- И больше не к чему придраться? - спросили его из другого конца
автобуса.
- В том-то и дело, - ответил мужчина.
Кир Булычев.
Выбор
Было душно, хотелось устроить сквозняк, но все время
кто-нибудь закрывал дверь. Я устал. Настолько, что минут пять,
прежде чем поднять трубку, старался придумать правдоподобный
предлог, который помешает мне увидеть Катрин. А потом, когда
набирал номер, я вообразил, что Катрин сейчас скажет, что не
сможет со мной встретиться, потому что у нее собрание. Катрин
сама сняла трубку и сказала, что я мог бы позвонить и пораньше.
Возле стола с телефоном остановился Крогиус, положил на стол
сумку с консервами и сахарным песком == он собирался на дачу.
Он стоял и ждал, пока я не закончу разговор, жалобно глядя на
меня. Катрин говорила тихо.
-- Что? -- спросил я.-- Говори громче.
-- Через сорок минут,-- сказала Катрин.-- Где всегда.
-- Все,-- кивнул я Крогиусу, положив трубку.-- Звони.
-- Спасибо,-- обрадовался Крогиус.-- А то жена с работы
уйдет.
У входа в лабораторию меня поджидала девочка из
библиотеки. Она сказала, что у меня за два года не плачены
взносы в Красный Крест и еще что мне закрыт абонемент, потому
что я не возвратил восемь книг. Я совсем забыл об этих книгах.
По крайней мере две из них взял у меня Сурен. А Сурен уехал в
Армению.
-- Вы будете выступать в устном журнале? -- спросила меня
девочка из библиотеки.
-- Нет,-- ответил я и улыбнулся ей улыбкой Ланового. Или
Жана-Поля Бельмондо.
Девочка сказала, что я великий актер, только жалко, что не
учусь, и я сказал, что мне не надо учиться, потому что я и так
все умею.
-- С вами хорошо,-- вздохнула девочка.-- Вы добрый
человек.
-- Это неправда,-- сказал я.-- Я притворяюсь.
Девочка не поверила и ушла почти счастливая, хотя я ей не
врал. Я притворялся. Было душно. Я пошел до Пушкинской пешком,
чтобы убить время. У зала Чайковского продавали гвоздики в
киоске, но гвоздики были вялыми, к тому же я подумал, что, если
мы пойдем куда-нибудь с Катрин, я буду похож на кавалера. Мной
овладело глупое чувство, будто все это уже было. И даже этот
осоловелый день. И Катрин так же ждет меня на полукруглой
длинной скамье, а у ног Пушкина должны стоять горшки с жухлыми
цветами и вылинявший букетик васильков.
Так оно и было. Даже васильки. Но Катрин опаздывала, и я
сел на пустой край скамьи. Сюда не доставала тень кустов, и
потому никто не садился. В тени жались туристы с покупками, а
дальше вперемежку сидели старички и те, вроде меня, которые
ожидали. Один старичок громко говорил соседу:
-- Это преступление -- быть в Москве в такую погоду,
преступление.
Он сердился, будто в этом преступлении кто-то был виноват.
Катрин пришла не одна. За ней, вернее, рядом, шел большой,
широкий мужчина с молодой бородкой, неудачно приклеенной к
подбородку и щекам, отчего он казался обманщиком. На мужчине
была белая фуражечка, а если бы было прохладнее, он надел бы
замшевый пиджак. Я смотрел на мужчину, потому что на Катрин
смотреть не надо было. Я и так ее знал. Катрин похожа на щенка
дога -- руки и ноги ей велики, их слишком много, но в том-то и
прелесть.
Катрин отыскала меня, подошла и села. Мужчина тоже сел
рядом. Катрин сделала вид, что меня не знает, и я тоже не
смотрел в ее сторону. Мужчина сказал:
-- Здесь жарко. Самый солнцепек. Можно схватить солнечный
удар.
Катрин смотрела прямо перед собой, и он любовался ее
профилем. Ему хотелось дотронуться до ее руки, но он не
осмеливался, и его пальцы невзначай повисли над ее кистью. У
мужчины был мокрый лоб и щеки блестели.
Катрин отвернулась от него, убрав при этом свою руку с
колена и глядя мимо меня, прошептала одними губами:
-- Превратись в паука. Испугай его до смерти. Только чтобы
я не видела.
-- Вы что-то сказали? -- спросил мужчина и дотронулся до
ее локтя. Пальцы его замерли, коснувшись прохладной кожи.
Я наклонился вперед, чтобы встретиться с ним глазами, и
превратился в большого паука. У меня было тело почти в полметра
длиной и метровые лапы. Я придумал себе жвалы, похожие на
кривые пилы и измазанные смердящим ядом.
Мужчина не сразу понял, что случилось. Он зажмурился, но
не убрал руки с локтя Катрин. "Тогда я превратил Катрин в
паучиху и заставил его ощутить под пальцами холод и слизь
хитинового панциря. Мужчина прижал растопыренные пальцы к груди
и другой рукой взмахнул перед глазами.
-- Черт возьми,-- пробормотал он. Ему показалось, что он
заболел, и, видно, как многие такие большие мужчины, он был
мнителен. Он заставил себя еще раз взглянуть в мою сторону, и
тогда я протянул к нему передние лапы с когтями. И он убежал.
Ему было стыдно убегать, но он ничего не мог поделать со
страхом. Туристы схватились за сумки с покупками. Старички
смотрели ему вслед. Катрин засмеялась.
-- Спасибо,-- кивнула она.-- У тебя это здорово
получается.
-- Он бы не убежал,-- объяснил я,-- если бы я не превратил
тебя в паучиху.
-- Как тебе не стыдно,-- укорила меня Катрин.
-- Куда мы пойдем? -- спросил я.
-- Куда хочешь,-- сказала Катрин.
-- Где он к тебе привязался? -- поинтересовался я.
-- От кинотеатра шел. Я ему сказала, что меня ждет муж, но
потом решила его наказать, потому что он очень самоуверенный.
Может быть, пойдем в парк? Будем пить пиво.
-- Там много народу,-- возразил я.
-- Сегодня пятница. Ты же сам говорил, что по пятницам все
разумные люди уезжают за город.
-- Как скажешь.
-- Тогда пошли ловить машину.
На стоянке была большая очередь. Солнце опустилось к
крышам, и казалось, что оно слишком приблизилось к Земле.
-- Сделай что-нибудь,-- попросила Катрин. Я отошел от
очереди и пошел ловить частника. Я никогда не делаю этого,
только для Катрин. На углу я увидел пустую машину и превратился
в Юрия Никулина.
-- Куда тебе? -- спросил шофер, когда я сунул голову
Никулина в окошко.
-- В Сокольники.
-- Садись, Юра,-- пригласил шофер.
Я позвал Катрин, и она спросила меня, когда мы шли к
машине:
-- Ты кого ему показал?
-- Юрия Никулина,-- ответил я.
-- Пра