по  1975  гг.  работал  помощником  начальника  смены  на  2-й
Мытищинской камвольной фабрике, записывал новые рассказы шифром и прятал в
лесу. Расшифровка заняла около месяца,  после  того  как  был  выслежен  и
сфотографирован тайник. Признано, что шифр не имел целью передачу сведений
за рубеж, а также установлено, что связей с западными корреспондентами  не
имеет.  Однако,  учитывая  крайнее  упорство,  несмотря  на  неоднократные
беседы, В.Дадиомов направлен  на  обследование  в  Институт  Психиатрии  и
признан страдающим шизофренией на  почве  гипертрофированного  творческого
позыва. Оставлен на излечении в Институте сроком на полгода. По завершении
курса  лечения  и  последующей  беседы  с  сотрудниками  КГБ  окончательно
отказался от сочинительства. Характерно, что даже вид напечатанного текста
вызывает у В.Дадиомова спазмы и рвоту. Жив,  здоров.  Как  гений  умер  16
августа 1975 г.





                               Кир БУЛЫЧЕВ

                                            В  60-е гг.  я  написал немало
                                       псевдоархеологических    статей   и
                                       отчетов. Среди них были и забавные.
                                       Большинство  потерялось  -  один, к
                                       сожалению,   не  самый  смешной,  я
                                       отыскал.  Стилистика и терминология
                                       соблюдены точно.


            Из ежегодника "Археологические открытия 2073 года".
          Издательство "Наука", Большая Москва, 2074 г., стр. 5786.

                   РАСКОПКИ КУРГАНОВ В ДОЛИНЕ РЕПЕДЕЛКИНОК

                 С.А.Манина, А.С.Мечникова, М.А.Полековский,
             П.А.Шопен, А.С.Пеляков, И.В.Дурейко, В.А.Можедуров.

     Сирианская  экспедиция   Института   Археологии   Солнечной   системы
совместно с Центральным советом  Сирианского  общества  охраны  памятников
продолжала раскопки группы курганов эпохи пластмасс на левом берегу Стикса
и исследовала курганные могильники у оз. Комаворо в  долине  Репеделкинок.
на планете Х.
     В трех курганных группах  раскопано  29  насыпей  с  67  погребениями
разных  периодов  пластмассового  века,  которые  сопровождались   обычным
инвентарем. Впускные погребения относятся к культурам поздней пластмассы и
сопровождаются пластиковыми бляшками с пуансонным орнаментом и бусинами из
зубов ископаемых литературоведов.
     Значительный интерес представляет группа курганов у  оз.  Комаворо  с
трупосожжениями XXIII в. местной эры. Предварительно курганы можно отнести
к племени борзописцев, могучему племенному союзу,  объединившему  временно
под своей властью всю долину.
     В кургане 12 открыто погребение знатного старого борзописца,  которое
сопровождалось полным набором наступательного вооружения. Пишущая  машинка
оббита золотыми фигурными пластинами со стилизованным изображением  головы
неизвестной птицы. Авторучка имеет брусковидное навершие  и  бабочковидное
перекрестие. В массивном золотом перстне сохранилось  отверстие  для  яда.
Захоронение писателя сопровождалось погребением  литературного  секретаря,
что обычно для крупнейших курганов долины. В боковых камерах  обнаружились
останки жен писателя. Жена N1: скорченный костяк  на  спине,  ориентировка
неустойчива, украшения из клыков  домашних  животных,  скелет  принадлежит
женщине 80-90 лет. Жены NN2 и 3: соответственно определенные нами в  60  и
45 лет, находятся в камерах,  перекрытых  мощными  бревенчатыми  накатами,
поделенных на ряд помещений, и сопровождаются довольно богатым инвентарем,
включающим привозные  предметы,  украшения  из  створок  раковин  каури  и
фрагменты расписной гончарной керамики. В камере 4, где  находился  костяк
жены  N4,  возраст  21  год,  обнаружен  набор  золотых  бляшек   в   виде
свернувшихся змей, остатки  импортных  тканей,  магнитофонов,  стеклянных,
платиновых сосудов для благовоний и т.д. Костяк находился  в  поврежденном
состоянии, ввиду чего нами было высказано предположение о попытке выкрасть
жену N4 во время совершения погребальных обрядов.
     Захоронения писателей в исследуемой курганной группе  сопровождаются,
как правило, остатками колесниц с  двигателями  внутреннего  сгорания.  За
одним исключением: в стороне  от  крупных  курганов  расположен  небогатый
могильник, в котором помимо,  костяка  автора,  был  найден  целый  скелет
лошади, на черепе которой обнаружены стальные удила,  бронзовый  налобник,
нащечники  с  петлями  и  дополнительные   шоры,   не   позволяющие   коню
оглядываться по сторонам, а также складная лестница для подъема на  спину.
Характерной особенностью этого уникального  погребения  является  то,  что
лошадь относилась  к  редко  встречающемуся  виду  "летучих  лошадей"  или
"пегасов". Из документов известно, что именно  на  "пегасах"  воинственные
члены этого племени совершали опустошительные набеги.
     Последнее погребение, несмотря на явную  скромность  инвентаря,  было
ограблено.   В   грабительском   ходу   обнаружены   орудия    грабителей,
принадлежавших по-видимому к племени  критиков,  -  копировальная  бумага,
уздечка для пегаса, папка с пока не расшифрованными  доносами,  скрепки  и
т.д.
     В будущем сезоне раскопки будут продолжены, причем основное  внимание
мы намереваемся обратить на курганы племени композиторов, среди подъемного
материала на которых нами найден подержанный рояль.





                               Кир БУЛЫЧЕВ

                                 О СТРАХЕ




     Перед Курским вокзалом с лотка продавали  горячие  пирожки  с  мясом.
Мягкие и жирные. По десять копеек. Раньше их продавали везде, но, видно, с
увеличением дефицита мясных  продуктов  при  косной  политике  цен,  когда
нельзя  волюнтаристки  увеличить   цену   на   пирожок   вдвое,   столовые
предпочитают сократить производство пирожков.
     Я смотрел на короткую очередь к лотку и представлял, как эти  пирожки
медленно вращаются, плавают в кипящем масле, и  мне  хотелось  пирожка  до
боли под ложечкой.  И  я  был  горд  собой,  когда  сдержался  и  вошел  в
стеклянную  дверь,  отогнав  соблазнительное  видение.  Мне  категорически
нельзя есть жирное тесто. Еще пять лет назад у меня был животик, а  теперь
некоторые  называют  мой  животик  брюхом.  Я  слышал,  как   моя   бывшая
возлюбленная Ляля Ермошина говорила об этом подруге в коридоре. Они курили
и не заметили, что я подошел совсем  близко.  А  когда  увидели  меня,  то
засмеялись. Как будто были внутренне рады, что  я  случайно  подслушал  их
слова.
     Сентябрь. Вокзал  переполнен  народом.  Такое  впечатление,  что  вся
страна сорвалась с мест, с детьми, бабками, тюками, чемоданами, ящиками...
     Внизу, где потолок нависает над подземным залом, где покорные  хвосты
пассажиров маются у камер хранения, за рядом столов, где  молодые  люди  с
острыми глазками торгуют старыми журналами и книжками,  которые  никто  не
покупает за пределами вокзалов, на стене висели  телефоны-автоматы.  Перед
каждым - по три-четыре человека, внимательно слушающих, что может сообщить
родным или знакомым тот, кто уже дождался своей очереди. Я был четвертым к
крайнему автомату.  Я  полез  в  карман  и,  конечно  же,  обнаружил,  что
двухкопеечной монеты нет. Даже гривенника нет.  Я  достал  три  копейки  и
голосом человека, который умеет просить (а я не выношу просить), обратился
к человеку, стоящему передо мной:
     - Простите, - сказал я, - вы мне не разменяете три копейки?
     Человек,  видно,  глубоко  задумался.  Он  вздрогнул,  будто  не  мог
сообразить, что мне  от  него  надо.  Он  обернулся,  сделав  одновременно
быстрый шаг назад. Я впервые увидел его глаза. Сначала глаза.  Глаза  были
очень светлые с черным провалом  в  центре  зрачка  и  черной  же  каемкой
вокруг. Они мгновенно обшарили мое лицо, а я в эти секунды смог разглядеть
человека  получше.  Лицо  его  было  таким  узким  и  длинным,  словно   в
младенчестве его держали между двух  досок.  Мне  в  голову  сразу  пришла
дурацкая аналогия с ногами знатных китаянок, которые туго пеленали,  чтобы
ступни  были  миниатюрными.  Нос  этого  человека  от  такого  сплющивания
выдавался далеко вперед, но еще больше вылезли верхние зубы. Я бы  сказал,
что лицо производило неприятное впечатление. На человеке  был  старомодный
плащ, застегнутый на все пуговицы.
     - Какие три копейки? -  спросил  он,  словно  я  потребовал  от  него
кошелек.
     - Ну вот, - я чувствовал себя неловко, но отступать  было  поздно.  -
Видите, - я показал ему трехкопеечную монету. - Мне надо разменять. А  как
назло, срочный звонок. Понимаете? Может, по копейке?
     - Нет, - быстро ответил человек. - Я сам достал. С трудом.
     - Не беспокойтесь, - мне хотелось как-то  утешить  человека,  который
явно находился под гнетом страха. - Я найду. Извините. Только если  кто-то
подойдет, скажите, что я за вами.
     Человек быстро кивнул.
     Я пошел по залу, к столам с журналами, и мне казалось, что он смотрит
вслед.
     Молодые  люди,  которые  торговали  журналами,  разменять  монету  не
смогли. Или не хотели.
     После неудачной попытки у аптечного киоска, я остановился и  еще  раз
обшарил свои карманы. Оттуда мне был виден испуганный  узколицый  человек.
Как раз подходила его очередь.
     Вдруг я нашел монетку. В верхнем кармане пиджака. Как она могла  туда
попасть, ума не приложу.
     Я вернулся к автоматам.  За  узколицым  человеком  стояла  девушка  с
сумкой через плечо.
     - Я здесь стоял, - сообщил я ей.
     - А мне никто не сказал, - заявила девушка агрессивно.
     Меня смущает агрессивность в нашей молодежи.  Как  будто  эти  хорошо
одетые, сытые подростки заранее готовы огрызнуться и даже  ждут  предлога,
чтобы тебя укусить.
     - Подтвердите, товарищ, - сказал я узколицему человеку,  который  уже
взялся за телефонную трубку.
     - Да,  -  сказал  тот,  -  это  так.  Гражданин  занимал  очередь.  Я
подтверждаю.
     Девушка отвернулась, ничего не ответив.
     Узколицый человек позвонил в справочную. Я не мог не слышать о чем он
говорит. Я стоял слишком близко к нему, опасаясь,  что  по  окончании  его
разговора нахальная девушка может оттеснить меня.
     - Девушка, - сказал узколицый человек, дождавшись ответа, -  я  хотел
бы выяснить у вас телефон одного лица... Да, эти данные мне известны.  Мик
Анатолий Евгеньевич. Год рождения тысяча девятьсот первый. Нет, адреса  не
знаю. Но ведь фамилия редкая!..
     Он ждал, пока девушка найдет нужную строчку в своей справочной книге,
прикрывая ладонью трубку. Даже в полутьме этого угла зала мне было  видно,
что ногти у него грязные.
     - Не значится? Ну конечно,  он  мог  уехать...  ну  конечно,  он  мог
умереть... давно, еще  до  войны.  Нет,  не  вешайте  трубку!  Пожалуйста,
проверьте тогда: Мик Иосиф Анатольевич или Мик  Наталья  Анатольевна.  Год
рождения? Соответственно тридцать первый и тридцать третий. Я подожду.
     Девушка перешла к другому автомату, где уже кончали говорить.
     Узколицый человек снова зажал  трубку  ладонью  и  поглядел  на  меня
загнанно и виновато.
     - Сейчас, - сказал он. - Она скоро.
     Я постарался вежливо улыбнуться. Ситуация выглядела банально. Человек
приехал в Москву. Вернее всего, его поезд уходит завтра, в гостиницу он не
устроился, ночевать на вокзале не  хочет.  Вот  и  принялся  искать  давно
забытых родственников.
     - Нет? -  услышал  я  голос  узколицего.  -  Вы  уверены?  Вы  хорошо
посмотрели?.. Да, да, простите за беспокойство.
     Он повесил трубку.
     - Я так и думал, - сказал он мне.
     - Ну ничего, - ответил я. - Они в самом деле могли уехать.
     - Куда? - спросил он, как будто я должен был дать ему ответ.
     - Сколько лет прошло.
     - Вы  откуда  знаете?  -  глаза  его  сразу  стали  почти  белыми  от
вспыхнувшего недоверия ко мне.
     - Я ничего не знаю, - ответил я мирно. Я  вообще  мирный  человек.  Я
согласен  с  теми,  кто  утверждает,  что  толстые  люди  более  добры   и
великодушны, чем худые. Хотя, конечно, не мешало бы и похудеть.  -  Я  был
вынужден слушать ваш  разговор.  И  вы  сами  сказали,  что  видели  своих
родственников еще до войны. Маленьким мальчиком.
     - Кто мальчик?
     - Простите, - сказал я, чувствуя, что есть опасность  снова  потерять
очередь - высокий мужчина в японской голубой куртке стал проталкиваться  к
телефону.
     Далеко этот человек не ушел.
     Я увидел его через пять минут в очереди за мороженым, я сразу захотел
мороженого. Отказав себе в пирожках, я  тем  самым  совершил  определенное
насилие над собственным организмом. Мороженое было паллиативом. Я мог себе
его позволить после того, как не позволил пирожка.  И  тогда  я  пошел  на
маленькую хитрость. Я прямо направился к узколицему  человеку  и  протянул
ему двадцать копеек.
     - Возьмите мне тоже, - сказал я, улыбаясь, словно  мы  были  давно  и
хорошо знакомы.
     - Что? - он растерялся от такой наглости с моей стороны, но  отказать
не смог. К счастью, в очереди, которая выстроилась сзади никто не  заметил
его мгновенного колебания.
     Человек держал мои двадцать копеек осторожно, двумя пальцами,  словно
это были заразные деньги. В другой руке  у  него  была  десятка.  Он  взял
четыре порции мороженого, а потом протянул продавщице мои двадцать  копеек
и сказал: "И еще одну".
     Брать он мое мороженое не стал,  предоставил  это  мне,  а  свободной
рукой принял стопку мятых бумажек и монеток и, не глядя,  сунул  в  карман
плаща.
     - Спасибо, - сказал я, ожидая,  порка  он  управится  с  деньгами.  -
Помочь вам?
     - В чем?
     - Давайте я подержу мороженое.
     Слова мои звучали глупо. Любой человек может удержать в  руке  четыре
пачки мороженого.
     Мне следовало как-то уладить этот конфузный момент, чтобы человек  не
подумал, что я к нему пристаю, что мне от него что-то нужно.
     - Поймите меня правильно, - сказал я и почувствовал, что  краснею.  -
Но вы оказали мне любезность, и мне хотелось отплатить вам  тем  же.  Если
вам мое вмешательство неприятно, то простите, ради Бога, и я уйду.
     Он ничего не ответил и пошел медленно прочь. Я шел  рядом  и  не  мог
остановиться:
     - Получилось так, - продолжал я,  -  что  мне  пришлось  застрять  на
вокзале. Я здесь уже второй день. Я страшно  истосковался  по  нормальному
человеческому общению. Мой поезд уходит только вечером. Я уже дважды ездил
на экскурсию по памятным местам, я изучил все вывески и объявления,  узнаю
в лицо всех милиционеров на вокзале. Я просто не представляю, как переживу
еще четыре часа. Если не верите, то посмотрите, вот мой билет.
     Я полез в карман за билетом, но тут человек сказал:
     - Не надо. Зачем?
     - Я сам из Мелитополя, - сказал я. - Я технолог, был в  Ленинграде  у
моей тети. Знаете, из старых  петербуржских  дев.  А  теперь  вот  болеет.
Возраст.
     Так разговаривая (вернее, разговаривал я, а  узколицый  человек  лишь
кивал в знак того, что слышит), мы  поднялись  по  эскалатору  наверх.  За
стеклянной стеной начало смеркаться. У дверей толпились автобусы.
     - Извините, - сказал я. - Я пойду. Еще раз тысячу извинений.
     Он ничего не ответил, и я пошел к кассам,  но  тут  же  человек  меня
окликнул.
     - Подождите, гражданин, - сказал он. - Вы едете в Мелитополь?
     - Да, - сказал я, возвращаясь. - Сегодня вечером.
     - Вы там живете?
     - Разумеется.
     - Мой отец жил в Мелитополе, - сказал узколицый человек.
     - Не может быть!
     Мороженое, которое он держал обеими руками, размягчилось, и мне  было
видно, как его пальцы продавили углубления в  брикетах.  Но  он  этого  не
замечал.
     - Я хотел бы поехать в Мелитополь, - сказал человек.
     - Приезжайте, - сказал я. - Я могу вам оставить адрес. Я живу один, в
трехкомнатной квартире. Моя жена покинула меня вот я и остался один.
     Наверное, я показался ему  человеком  с  недержанием  речи.  И  чтобы
отвлечься от мелитопольской темы, я сказал:
     - Ваше мороженое вот-вот потечет.
     - Да, конечно, - согласился он, думая о чем-то другом.
     - Вы отнесите его, - посоветовал я.
     - А вы уйдете? - Я понял, насколько одинок и  неуверен  в  себе  этот
человек. - Вы, пожалуйста, не уходите. Если, конечно, можете.
     - Разумеется, - сказал я, - конечно, я буду с вами.
     Мы с ним пошли через зал. Его семья ждала его в дальнем  конце  зала,
за закрытым киоском. Двое детей сидели по обе стороны женщины средних  лет
с таким же узким лицом, как у  моего  нового  знакомого,  и  с  еще  более
длинным носом. Я даже вообразил сначала, что это его сестра. Но оказалось,
что жена. При виде нас женщина почему-то прижала к груди черную матерчатую
сумку, а дети, один совсем маленький,  другой  лет  семи,  замерли,  будто
крольчата при виде волка.
     Женщина была коротко подстрижена, почти под скобку, и лишь на  концах
волосы были завиты. И платье, и пальто с большими серыми  пуговицами  были
очень неправильными, именно неправильными. Я бы даже не  сказал,  что  они
немодны или старомодны. Они принадлежали другому миру.
     - Маша! - сказал быстро мой спутник. - Не волнуйся,  все  в  порядке.
Этот гражданин из Мелитополя, мы с ним покупали мороженое.
     С этими словами он положил ей на руки полурастаявшие пачки, и женщина
инстинктивно вытянула вперед руки, чтобы капли сливок не падали на пальто.
     - Моя жена, - сказал узколицый человек. - Мария Павловна.
     Женщина как-то сразу обмякла, видно, она боялась тут сидеть  одна,  с
детьми. Дальше на длинной скамье  дремал  казах  с  электрогитарой,  затем
сидела парочка голубков лет пятидесяти. На нас никто не смотрел.
     Женщина оглянулась: куда деть мороженое?
     - Дай сюда, - сказал семилетний мальчик. - Я подержу.
     - Только не капай на штанишки, Ося, - сказала женщина.
     - А мне? - спросила  малышка,  она  сидела  на  лавке,  поджав  ноги,
покрытая серым одеялом, на котором можно было угадать изображение белки  с
орехом.
     -  Сейчас,  Наташенька,  сейчас,  -  сказала  женщина.  Она  быстрым,
кошачьим движением извлекла из  сумки  носовой  платок,  вытерла  руки  и,
поднявшись, протянула мне ладонь.
     - Мик  Мария  Павловна,  -  сказала  она.  -  Очень  приятно  с  вами
познакомиться.
     - Мы тут проездом, - сказал узколицый. - Да вот застряли.
     Он вдруг засмеялся, показав, как далеко  вперед  торчат  его  длинные
зубы.
     - И очень хотим уехать, - сказала его жена.
     - Простите, - я не хотел ничем пугать этих странных людей. - Но мы  с
вами так и не познакомились. Меня зовут Лавин, Сергей Сергеевич Лавин.
     Я протянул ему руку.
     Он с секунду колебался, будто не знал, сказать ли настоящее  имя  или
утаить. Потом решился.
     - Мик, - сказал он. - Анатолий Евгеньевич.
     Мне было знакомо это имя. Я слышал, когда Анатолий Евгеньевич говорил
по телефону. Но я не стал ничего говорить. Рука у  него  была  холодной  и
влажной, и мне показалось, что я ощущаю, как быстро  и  мелко  бьется  его
пульс.
     - Подвиньтесь, дети, - сказала жена Мика. - Дайте товарищу сесть.
     - Спасибо, я постою.
     Дети покорно поднялись. Одеяло упало на пол.  Дети  стояли  рядышком.
Они так и не ели мороженое, которое текло между пальцев Оси  и  капало  на
пол.
     - Ешьте, дети, а то будет поздно, - сказал я. - Видите, я уже доедаю.
     - Почему поздно? - спросил мальчик.
     - А то придется лизать с пола.
     Дети удивились, а родители вежливо засмеялись.
     - Вы оставайтесь здесь и не волнуйтесь, - сказал Мик жене.  -  Нам  с
Сергеем Сергеевичем надо поговорить.
     - Не уходи, папа, - сказал мальчик.
     - Мы будем стоять здесь, где вам нас видно.
     Он взял меня за руку и повел к стеклянной стене. Воздух  за  ней  был
синим. Очередь на такси казалась черной.
     - Они очень нервничают, - сказал  Мик.  -  Я  в  отчаяни