на пол. И замер. Через несколько  секунд  его  примеру  последовал  второй
комар. И третий.
     Павлыш присел на корточки. Комары  лежали  на  полу  лапками  кверху.
Дохлые. Можно было не проводить  дальнейших  анализов.  Комары  отравились
кровью Павлыша. Закон взаимной несъедобности (что за открытие в биологии и
каннибализме!) был на этой планете всеобщим.  Отношения  людей  с  местной
фауной никогда не станут гастрономическими. Комаров влекло только тепло.



                                    16

     - Как бы взглянуть на сурка? - обращаясь к Нине,  спросил  за  ужином
Павлыш.
     - Я их вблизи и не видела, - сказала  Нина.  -  Только  мельком.  Они
очень пугливые и осторожные.
     - Они на пингвинов похожи, - сказал Татьяна-большая.
     - Я добуду для вас, - сказала Таня-маленькая. - Я видела  одну  жилую
нору внизу.
     Сурок был нужен Павлышу. Комары жили в сурочьих норах.
     Сурка Татьяна приволокла на следующее утро.
     - Доктор, - объявила она, заглядывая в лазарет, где Павлыш  занимался
с Леопольдом лечебной  гимнастикой.  -  Ваше  задание  выполнено.  Пленный
доставлен.
     Павлыш сразу догадался, в чем дело.
     - Допрашивать буду я сам. Где его разместили?
     - Лежит связанный в танке.
     - Он не сопротивлялся?
     - Нет. Я хотела его на станцию занести, а Нина запрещает.
     - А почему? - спросил Павлыш, спеша за Таней по коридору. -  Ведь  на
улице водятся драконы.
     - Она думает, что он заразный. Разве ее переспоришь?
     - Конечно, она права... А дождь идет?
     - Драконов не видно. Не бойтесь.
     - Я не боюсь драконов. Кто в наши дни боится драконов?
     Вездеход стоял у приоткрытых дверей гаража. Рядом ждала Нина, которая
сегодня была дневальной и потому получила в наследство фартук с  оборками.
Однако он не превратил начальника в домашнее существо. Даже челка, которая
должна была закрывать шрам на  лбу  и  при  том  отлично  гармонировала  с
фартучком, не спасала положения.
     Нина сказала:
     - Я отлично готовлю. Вы в этом сами убедитесь сегодня.
     И тут же продолжала другим тоном:
     - Павлыш, если вам это животное абсолютно необходимо, возитесь с  ним
сами. Я не позволю никому до него  дотрагиваться.  Он  совершенно  дохлый,
чумной какой-то.
     - А ты откуда знаешь? - возмутилась Таня. - Он же в вездеходе  лежит.
Его никто, кроме меня, не видел. Он душечка, очень милый.
     - Я заглядывала внутрь. Я тоже любопытная... Татьяна!
     Татьяна была уже возле вездехода. Она распахнула люк,  и  прежде  чем
Павлыш успел помочь, выволокла связанного сурка наружу.
     - Я его уже трогала руками, - сказала она.
     Павлыш нагнулся над сурком. Тот лежал на боку и мелко дышал. Размером
он был со среднюю собаку. У  него  было  округлое,  продолговатое  тело  с
короткими ручками и ножками, и если поставить его  столбиком  у  норы,  то
можно принять за настоящего сурка. На этом сходство кончалось - достаточно
было взглянуть на переходящую  в  хоботок  белую  морду.  Сурок  дергался,
стараясь освободиться от пут, но делал это как-то формально,  будто  хотел
показать, что не настолько уж он смирился с судьбой, как кажется.
     - Только не развязывайте, - предупредила Татьяна, - а то сбежит.  Где
я еще такого поймаю? Сурки на дороге не валяются.
     Сурок вздохнул. Он-то валялся на дороге.
     Несколько комаров вилось над сурком. В любой момент мог  появиться  и
дракон. Павлыш, отстранив Таню, подхватил сурка  на  руки  -  он  оказался
очень легким и горячим, понес его внутрь.
     Сурок умер через  два  часа.  Он  был  истощен,  болен  всеми  своими
болезнями (Нина, как всегда, оказалась права), спасти его Павлыш  не  мог,
зато исследовал его кровь, содержимое желудка -  сурок  все-таки  сослужил
свою службу науке.
     Картина складывалась довольно логичная, не хватало последнего штриха.
Когда Павлыш возился со своей жертвой,  в  лабораторию  заглянула  Нина  и
задала  несколько  вопросов.  И  Павлыш  понял,  что  ей  ясен  путь   его
рассуждений.
     Последний штрих нашелся поздно вечером.



                                    17

     Павлыш в столовой играл в шахматы с милейшим Леопольдом,  вел  мирную
беседу об искусстве - оба  ставили  Ботичелли  выше  Рафаэля  и  несколько
гордились собственной смелостью. Вдруг в комнату ворвалась Татьяна-большая
в защитной одежде, страшная,  как  марсианин  со  старинной  картинки,  и,
срывая маску, воскликнула:
     - Больше в этом аду работать не буду! Отправьте меня  на  Юпитер  или
Меркурий, пусть там не будет воздуха, ничего не будет!
     - Что случилось? - вскочил Павлыш.
     - Нина вас  зовет,  доктор.  Она  считает,  что  это  интересно.  Она
какой-то моральный урод. Она даже мышей не боится. Это уж слишком. Да куда
же вы! Оденьтесь сначала! Там комары. А тебя, Поль, я никуда не пущу.  Без
ноги остался, теперь без головы... Я буду играть с тобой в шахматы.
     Разумеется,  Леопольд  ее  не  послушался.  Он   догнал   Павлыша   у
переходника. Одет он был странно - Павлыш не сразу догадался, что он успел
стянуть с Татьяны защитный плащ. Павлыш  поддержал  Леопольда,  и  тот  на
одной ноге допрыгал до выхода. За дверью в глаза ударил свет прожектора, и
голос Джима остановил их:
     - Замрите! Кто сделает первый шаг - погибнет.
     Павлышу неясно было, шутит ли геолог или неточно цитирует  очередного
классика. Но он послушно замер. Голос Джима доносился сверху,  из  темноты
за лучом прожектора.
     - Они на куполе обсерватории, - сказал Леопольд.
     Павлыш огляделся. Ничего. Потом взгляд его упал вниз.
     Вся  площадка  была  покрыта  черным  текущим  ковром.  Словно  земля
раскрыла все поры и выпустила наружу  мириады  муравьишек.  Казалось,  что
стоишь на берегу нефтяной реки.
     - Доктор, вы такое видели? - спросила Нина сверху.
     - Нет, не приходилось, - ответил Павлыш, отмахиваясь от комаров.
     -  Если  это  будет  продолжаться,  -  сказал  Лескин,   -   придется
эвакуировать станцию.
     Муравьи текли за порогом,  в  полуметре  от  башмака  Павлыша.  В  их
бессмысленном, на первый взгляд, копошении чувствовалась система.  И  хоть
каждый муравей бежал в свою  сторону,  все  море  постепенно  перемещалось
вправо, к краю холма.
     - Они пришли откуда-нибудь? - спросил Павлыш. - Кто  видел,  как  это
началось?
     Голос  Татьяны-маленькой  внезапно  раздался  с  крыши  над   головой
Павлыша, будто с одной из вышедших специально, чтобы осветить  эту  сцену,
лун.
     - Я пошла на склад за запчастями к рации, смотрю  муравьи  бегают.  Я
тогда позвала Нину, она с Лескиным в обсерватории была. И Джим пришел. Все
так быстро произошло, что  я  отступила  на  крышу,  а  они  -  на  купол.
Интересно, это навсегда или временно?
     - Временно, - сказал Павлыш, делая шаг вперед. - Муравьи не кусаются.
- Он разгреб  ногой  муравьиный  поток,  который,  все  ускоряя  движение,
водопадом скатывался за пределы освещенного круга.
     К тому времени, когда остальные слезли со  станционных  вершин,  лишь
арьергард муравьиной армии проходил по  площадке.  Земля  была  взрыхлена,
словно кто-то прошелся по ней граблями.
     - Значит, они вылезали прямо из-под земли?
     - Да, я видела, - сказала Татьяна-маленькая.
     - Знаете, это напоминает мне переселение леммингов, - сказала Нина.
     Павлыш кивнул. Он был согласен с Ниной. Нина думала о том же,  что  и
он сам. И Павлыш был на девяносто процентов  уверен,  что  и  с  драконами
можно справиться и он знает как, хотя десять процентов риска заставили его
воздержаться от оглашения своих рецептов. До завтра.



                                    18

     Утром Нина спросила:
     - Павлыш, вам понадобится вездеход?
     - Я только что хотел его попросить у вас.
     - Что, у Ньютона упало яблоко? - спросил Джим.
     - Упало, - согласился Павлыш. - Осталось подобрать.
     - Татьяна, проверь аккумуляторы,  -  сказала  Нина.  -  В  оба  конца
километров двадцать пять. А дороги никакой.
     - Нина! - воскликнул Павлыш. - Вы гений.
     - Не ручаюсь, - сказала Нина. - Надо было раньше догадаться.
     - Нина у нас во всем первая, - поддержала Павлыша Таня - маленькая. -
Даже в биологии. Куда мы едем, доктор?
     Павлыш обернулся к Нине.
     - Не кокетничайте, Слава, - улыбнулась Нина. - Вы знаете лучше  меня.
К соседнему холму. Правильно?
     - Правильно.
     - А с доктором поедет Таня-маленькая и Джим. Остальные - здесь.
     - В конце-концов, - сказал Лескин, - я совершенно свободен...
     Дорога через лес оказалась трудной, вездеход в твердых, но не  всегда
благоразумных руках Тани-маленькой прыгал, как кузнечик. Просто чудо,  что
пассажиры не поломали себе руки и ноги.
     - Мы, как я понимаю, - произнес Лескин, когда вездеход замедлил  ход,
пробираясь сквозь кустарник, - едем посмотреть, где  живут  драконы.  Если
верить рассуждениям нашего начальника и Павлыша, они прилетают с соседнего
холма. Что ж, логично...
     Он замолчал, давая возможность Павлышу продолжить.
     - Мы нанесем им удар прямо по голове?
     Павлыш только тут заметил, что Лескин взял  с  собой  пистолет.  Джим
тоже заметил это и сказал:
     - Только не твоей пушкой, Лескин.
     - Я не просил брать с собой оружие, - сказал Павлыш.
     - А я, доктор, лишен вашего альтруизма. Вы не можете знать,  что  нас
ждет. Мой опыт подсказывает...
     Татьяна нахмурилась и заставила вездеход перепрыгнуть через неширокий
овражек. Пассажиры вездехода посыпались друг на друга и  беседа  на  время
прервалась. Когда машина снова выбралась на ровное место, Татьяна сказала:
     - Павлыш  гуманист,  а  мы,  разведчики,  жестокие  люди.  Павлыш  не
позволит нам обижать безобидных крошек. У  них  же  есть  дети.  А  Лескин
выйдет к ним с пальмовой ветвью.  И  правильно,  что  Нина  разрешила  ему
поехать. Без астронома станция в конце концов обойдется.
     - Вы действительно полагаете, доктор, -  сказал  Лескин,  не  обращая
внимания на речь Тани, - что драконов надо щадить?
     - И не я один. Нина тоже так думает. И Таня, по-моему...
     - Я от них без ума, - сказала Татьяна и бросила машину вперед.
     Уцепившись за ремень над сиденьем, Павлыш произнес монолог:
     - Человечество, - сказал он с чувством, - величайший из преступников,
и лишь долгим раскаянием оно  может  замолить  свои  грехи.  Кто-то  умный
сказал: "Где появляется человек, природа превращается в окружающую среду".
Мы тщательно изменили эту среду в своих интересах, не думая о природе.  Мы
уничтожили массу живых существ, некоторых начисто.
     - И вы бросаете обвинение в наш  адрес,  -  сказал  Джим,  -  что  мы
подняли руку на  природу  этой  планеты  исключительно  ради  того,  чтобы
драконы нас не сожрали.
     - Мы рады их не трогать, - сказала Татьяна. - Но они  нас  все  равно
трогают. Держитесь, сейчас прыгнем.
     Машина снова прыгнула. Павлыш потерял счет прыжкам и ухабам. Вездеход
вилял по девственному лесу, перебираясь через ручьи и овраги.
     - Мы мыслим и действуем по древним стереотипам, -  сказал  Павлыш.  -
Вот все здесь люди образованные, слушали лекции о  невмешательстве  и  так
далее. И  готовы  следовать  заповедям,  которые  с  таким  трудом  дались
человечеству. Но стоило вас задеть, как взыграл охотник. Убей  дракона!  -
вот какой вы придумали лозунг.
     - Павлыш, не обобщайте, - сказала Таня. - Охотник  взыграл  только  в
Лескине. Он не верит в дружбу с хищниками.
     - Не верю, - сказал Лескин твердо.
     Павлыш понял, что  его  монолог  не  оказал  на  окружающих  большого
влияния. Они обо всем этом знали не  хуже  Павлыша.  Хорошо  рассуждать  в
вездеходе, куда хуже, если тебе надо снимать показания с приборов,  а  над
тобой кружит дракон и ничего не знает об экологии и гуманизме.
     Вездеход пересек по дну широкую реку, выполз на дальний берег и начал
медленно взбираться по склону, огибая большие деревья.
     - На холм подниматься? - спросила Татьяна.
     - Уже приехали? - удивился Павлыш. - Тогда  лучше  въехать  повыше  и
найти открытое место, но так, чтобы не привлекать внимания.
     - Придется кружить, - сказала Татьяна. - И мы в  результате  поднимем
больше шума, чем въезжая на холм прямиком.
     - Ну, как знаешь.
     Машина  заурчала,  продираясь  сквозь  кусты.  Стало  светлее.  Потом
вездеход нырнул носом и  оказался  на  ровной  террасе.  За  иллюминатором
тянулся обрывчик, усеянный сурочьими норами. Машина остановилась.
     - Чуть на сурка не наехала, - сказала Татьяна. -  Выскочил,  растяпа,
перед носом. Правил уличного движения не знает.
     Павлыш увидел в боковой иллюминатор, как из норы, метрах  в  пяти  от
вездехода, высунулась узкая белая морда с вытянутым, словно  для  поцелуя,
рыльцем. Маленькие черные глаза смотрели на машину с обидой.  Хоботок  был
черным от облепивших его муравьев. Сурку помешали обедать.
     - Глядите, - воскликнула Татьяна, - маленьких гонят!
     По долине спешил, переваливаясь, сурок.  Передние  лапы  болтались  у
живота, он подгонял ими к норе двух детенышей,  которые  сопротивлялись  и
норовили улизнуть, чтобы вблизи взглянуть на  невиданного  гостя.  Наконец
родителю удалось загнать чад в нору и заткнуть ее телом  так,  что  наружу
торчал лишь округлый белый зад.
     - Поедем дальше? - спросила Таня.
     - Да, они нас не боятся. Выберемся на плоскую вершину.
     Казалось, что сурков там сотни. При виде вездехода они  бросали  свои
неспешные дела, замирали столбиками, затем либо улепетывали, либо  уходили
не спеша, соблюдая достоинство. Над сурками вились стайки комаров,  но  те
не обращали на них внимания.
     Вездеход перевалил через пригорок и  замер  на  краю  обширной  голой
площадки, где росло громадное изогнутое ветрами дерево.



                                    19

     Площадка была пуста, но обжита - кое-где  валялись  увядшие  ветви  и
шары драконьего помета. Она была вытоптана. "Жаль, - подумал Павлыш, - что
экспедиция попала сюда впервые в разгар дождей,  которые  смыли  с  нашего
холма все эти очевидные следы чужого жилища".
     - Логово, - сказал Лескин со значением.
     - Спрятали бы пистолет, - сказал ему Павлыш.
     -  Я  не  буду  стрелять  без  нужды,  -  в  голосе  Лескина  звучало
предостережение, словно Павлыш хотел отдать его товарищей  на  растерзание
драконам, а он был их единственным защитником.
     - А как же гуманизм? - спросила Таня.
     - Всему есть разумные пределы, - ответил Лескин без улыбки.
     Павлыш откинул боковой люк.
     - Комары налетят, - предупредил Джим.
     - Вряд ли.
     - Поглядите, - сказала Татьяна. - Там, под деревом.
     В углублении между корнями, выстланном ветками,  лежало  три  круглых
яйца, каждое с полметра в диаметре.
     - Татьяна, подгони туда вездеход, - приказал Лескин.
     - Что вы задумали?
     - Не вмешивайтесь,  доктор!  -  взорвался  Лескин.  -  Хватит  с  нас
правильных слов и разумных действий. Ваши любимчики -  злобные  хищники  и
всегда будут угрозой для людей. Если есть возможность уменьшить число этих
гаденышей, мы должны это сделать!
     - Это похоже на истерику! - Павлыш старался говорить спокойно.  -  Вы
стараетесь поставить себя на одну доску  с  местными  тварями  и  наводить
справедливость в их мире с позиции силы.
     - Не в их мире! В нашем мире! Этот мир уже никогда  не  будет  таким,
каким он был  до  прихода  человека.  Мы  должны  сделать  его  удобным  и
безопасным.
     Павлыш взглянул на Джима и Таню. На чьей они стороне?
     - Лескин, ты этим ничего не добьешься, - сказал Джим.
     Астроном  опустил  пистолет.  Вспышка  миновала.  У   всех   осталось
тягостное чувство ненужной размолвки. Татьяна, разряжая паузу, сказала:
     - Возьмем одно яйцо? Самое крупное во вселенной.  Музеи  не  простят,
если мы этого не сделаем.
     - Может, в следующий раз? - спросил Павлыш, но не стал спорить.
     Вездеход подъехал к дереву. Павлыш взглянул  на  Лескина.  Тот  сидел
спокойно, но избегал встретиться с доктором взглядом. Высунувшись из люка,
Павлыш посмотрел наверх. Никого.
     - Не беспокойтесь, - сказал Лескин, - я прикрою в случае чего.
     Павлыш  спрыгнул  на  вытоптанную  землю.  Лескин  вылез   вторым   и
остановился, прижавшись спиной к  борту  машины.  Вроде  бы  смирился,  но
Павлыша не оставляло предчувствие, что  он  ждет  любого  предлога,  чтобы
открыть стрельбу. "Ну, конечно, - подумал  Павлыш,  -  сейчас  уедем".  Он
поднял ближайшее яйцо. Оно было тяжелым и скользким.  Павлыш  передал  его
Джиму.
     - Смотрите, какая кроха! - Татьяна по пояс вылезла из верхнего люка.
     По площадке к вездеходу не спеша  топал  сурчонок,  вытянув  хоботок,
расставив лапки и являя собой высшую степень любопытства.
     - Захватим его тоже! - крикнула Татьяна.  Павлыш  шагнул  к  сурку  и
замер...
     Вслед за сурчонком к  дереву  мирно  брел  серый  дракон.  Он  лениво
переставлял лапы, крылья вяло волочились по земле. Со стороны  можно  было
подумать, что это мудрец, размышляющий о бренности жизни. Дракон был здесь
хозяином и отлично об этом знал. Он равнодушно взглянул на вездеход...
     - В машину! - крикнул Павлыш Лескину, полагая, что тот стоит  за  его
спиной.
     Павлыш подхватил сурка, как  ребенка,  которому  угрожает  злой  пес,
метнулся к вездеходу и пропустил тот момент, когда Лескин начал  палить  в
морду приближающемуся дракону.
     И в решающий момент получилось так, что некому было  его  остановить.
Павлыш метнулся к машине с сурчонком  на  руках,  кинул  его  Татьяне,  не
успевшей спрятаться в люк. Джим стоял внутри вездехода,  укладывая,  чтобы
не разбилось, драконье яйцо... и последующая минута состояла из более  или
менее длительных отрывков, не связанных вместе.
     Павлыш нырнул в люк, чтобы успеть к рычагам вездехода - ведь  Тане  с
сурчонком на руках на это потребовалось бы лишнее время...  Притом  Павлыш
успел краем глаза заметить, как  остановился,  осел  на  хвост  пораженный
дракон, как он раскрывает желтую пасть и расправляет напрягшиеся крылья...
Лескин продолжает с остервенением палить в дракона и идет ему навстречу...
а сверху, камнем валится другой дракон...
     Павлыш рванул машину так, чтобы отрезать дракона от Лескина, и  перед
ним, как в неумелом любительском  фильме,  мелькали  тучи,  ствол  дерева,
завалившаяся набок земля, черные крылья... Только бы не задеть  Лескина...
Крики, грохот... Ударив Павлыша в плечо, в боковой  люк  выскочил  Джим...
Татьяна помогает ему втащить в вездеход тело астронома, и  когти  драконов
барабанят по броне вездехода...
     Потом наступила тишина, как звон в ушах... сквозь звон пробивался гул
невыключенного двигателя и хриплый стон.
     - Я должен был, - твердым спокойным голосом сказал  вдруг  Лескин,  -
защитить Павлыша... Я хотел... - и голос оборвался.
     Павлыш заставил себя отпустить рычаги управления.  Сделать  это  было
нелегко, потому что пальцы словно вмерзли в металл. Лескин лежал  на  полу
кабины. Татьяна разрезала  окровавленный  комбинезон.  Сурчонок  сжался  в
комок в углу, зажмурился.



                                    20

     Спасательный катер вызвать они не могли - негде сесть. Везти  Лескина
на вездеходе до станции было опасно. Он потерял много крови.  Павлыш,  как
мог, перевязал его и дал обезболивающее.
     - Спустимся к реке, - сказал он: теперь некому  было  оспаривать  его
власть.
     Джим сел на место водителя.  Павлыш  с  Таней  поддерживали  Лескина,
оберегая его от ударов. Джим вел машину осторожно, но все  равно  вездеход
подкидывало. Может, даже лучше, что Лескин потерял сознание.
     Выйдя к реке, вездеход вошел в воду и километра четыре плыл  вниз  по
течению. У низкого, пологого берега, метрах в ста  от  которого  начинался
невысокий прозрачный лес, Павлыш попросил Джима вывести вездеход на  берег
и остановиться у первых деревьев. Лескина вынесли на траву. Доктор с Т