, ни есть ему не хотелось, пока он  находился  в
Библиотеке. Его тайные ожидания не сбылись: никого больше в Библиотеке так и
не появилось.
   А жаль, подумал он. Никакого способа следить  за  временем  не  было  (по
подозрениям самого Нламинера, время здесь вообще не шло), но  по  внутренним
часам прошло не менее трех суток, прежде чем он, прихватив с собой несколько
книг (которые, как ему казалось, еще пригодятся), вышел наружу, в бескрайние
пустоши.
   - Каждая дверь не лучше других, - сказал он вслух и твердо открыл дверь с
надписью "ТЕАТР".
   К его удивлению, изнутри вырвался не  пыльный  и  застойный,  но  чистый,
бодрящий воздух, наполненный хвойным ароматом.
   * * *
   Селиан Килор, потомственный  ткач,  был  немало  удивлен,  когда  богатый
эскорт прибыл кнему домой и пригласил его в храм Элиора,  оказывая  почести,
которые подобали бы какому-нибудь богатому аристократу.
   Пока его торжественно везли в храм, его соседи по улице успели  составить
несколько версий происходящего. Фигурировали такие  интересные  версии,  как
участь жертвы на каком-нибудь особо торжественном празднестве гневного бога;
неожиданно вскрывшиеся родственные связи с  каким-нибудь  высокопоставленным
жрецом; такие впечатляющие  предположения,  как  кража  большого  количества
храмовых сокровищ, и многое другое. Если бы  не  крайний  ужас,  который  не
отпускал ткача всю дорогу, он, без сомнения, достойно бы ответил зубоскалам.
   К его невероятному удивлению, миссия, которую ему  поручили,  была  равно
ответственной и почетной. Сам он слышал о  Суде  Смертных,  но  быть  самому
избранным Судьей! Это была слава на всю жизнь, чем бы Суд ни закончился.  Он
только робко заметил, что не имеет никакого отношения к культу  (мстительный
характер Бога-Солнца был ему хорошо известен).
   - Это не имеет значения, - ответили ему.
   После чего с почетом  проводили  домой.  На  сей  раз  массивная  золотая
эмблема на его шее мигом пресекла всевозможные разговоры. Шутки  шутками,  а
смеяться над Судьей, избранным Элиором, означало  бы  значительно  сократить
срок своей жизни...
   ...Поздно вечером в дверь его дома постучали. Селиан, чей разум перебирал
радужные перспективы, с неохотой оторвался от раздумий и открыл дверь.
   За ней стоял высокий незнакомец, отличавшийся от  человека  только  очень
длинными клыками. Он улыбнулся (Селиан вздрогнул) и вежливо спросил:
   - Имею ли честь говорить с Судьей Селианом Килором?
   -  Вы  из...  Храма?  -  спросил  почему-то  Селиан,  глядя  в  глубокие,
затягивающие черные зрачки пришельца.
   - В некотором смысле, - ответил тот. - Я вас надолго не задержу.
   Селиан впустил гостя в дом и запер дверь.
   * * *
   Нламинер  сделал  несколько  шагов  и  остановился  в  недоумении.  Затем
оглянулся. Дверь "наружу" висела в воздухе, безо  всякой  видимой  опоры.  А
вокруг расстилались подозрительно знакомые холмы...
   Впрочем,  нет.  На  горизонте  виднелось  величественное   куполообразное
строение. Должно быть, это и есть  Театр.  Одинокие  небольшие  постройки  -
полуразвалившиеся хижины, какие-то памятники и совсем непонятные  сооружения
украшали собой холмы.
   Слева от него глухо  заворчал  отдаленный  гром,  и  Нламинер  обернулся.
Обернулся и тут же присел  от  неожиданности,  не  зная,  спасаться  ли  ему
бегством или вцепиться в землю, слиться с ней, держаться до последнего.
   Огромная, непередаваемо грозная и клубящаяся грозовая туча возвышалась на
расстоянии нескольких шагов от него.  Она  висела  всего  в  футе-другом  от
земли, щедро изливая на нее свои водяные  запасы.  Внутри  ее  черной  массы
непрерывно сверкали молнии;  время  от  времени  доносились  раскаты  грома.
Небывалое зрелище совсем парализовало Нламинера - сил хватило только на  то,
чтобы не кинуться без оглядки подальше от такого дива.
   Он так и не нашел в себе храбрости дотронуться до тучи рукой и  предпочел
отвернуться и пойти к Театру. Несколько раз оборачивался - туча лениво плыла
своей дорогой, и размеры ее были просто потрясающими. Судя по всему,  ползти
над одним и тем же местом ей предстояло несколько дней.
   Только теперь он заметил, что и обычные облака тоже плывут чуть-чуть ниже
уровня его головы. Все остальное - деревья, кусты,  даже  птицы,  которые  в
изобилии летали  вокруг,  -  было  нормального  размера,  и  острое  чувство
нереальности долго не отпускало Нламинера.
   Он не решился пройти насквозь ни одно облако и предпочитал обходить их за
несколько шагов. По пути он  пытался  запоминать  ориентиры,  если  случится
возвращаться той же дорогой, но постепенно приходил к выводу, что эта  затея
напрасна. Где бы ни был он сейчас, это все одно с Лугами, с мертвой пустошью
вокруг здания с бессчетным количеством дверей,  с  Библиотекой  и  Портом...
Интересно, а что там за дверью, помеченной "Ралион"? Привычный ему  мир  или
такое же место, где ни один закон природы не является обязательным?
   "Узнаем в  свое  время",  -  думал  Нламинер,  постепенно  приближаясь  к
растущей громаде Театра. Искушение воззвать к  какому-нибудь  божеству  было
сильным, но он сумел его побороть.
   * * *
   Она летела куда-то сквозь пространство, лишенное материи.
   Чем-то это походило на астральное путешествие, но на сей  раз  полет  был
неуправляемым.
   Ее "тело"  непрерывно  вращалось,  далекие  зарницы  освещали  призрачным
сиянием "небо", и  многочисленные  более  светлые  пятна  проносились  мимо.
Возможно, это были "спуски" в физическую проекцию, возможно,  что-то  еще  -
понять это не представлялось возможным. От прежней  Риссы  сейчас  оставался
только разум в чистом виде, без всего прочего. Что-то, что  для  физического
тела казалось бы ледяным ветром, влекло ее по никому не ведомому пути.
   В момент "отрыва" от физического тела всякий, кто практиковал  астральную
проекцию, испытывал поначалу сильный шок. Разъединение духа и тела, мыслящей
сущности и ее носителя никогда не проходило безболезненно. Со временем можно
было привыкнуть к  этому  довольно  болезненному  ощущению,  как  хронически
больной свыкается со своими  неудобствами.  Полностью  избежать  этого  было
нельзя.
   Но теперь, однако, судя по всем признакам, она совершала астральный полет
- безо всякого нервного укола. Это было поразительно,  и,  вероятно,  именно
эта мысль пробудила Риссу. Слишком стремительно "унесло" ее сюда, и  слишком
настойчиво неизвестный до сих пор голос убаюкивал ее, предлагая вечный отдых
и покой.
   Очнувшись, она ощутила пронизывающий "холод", которым было сковано все ее
невидимое "тело".
   Осознав себя, она смогла остановить вращение вокруг своей оси и принялась
изучать окрестности.
   Очень скоро стало ясно, что она движется по спирали, постепенно ускоряясь
и приближаясь к загадочной центральной точке ее орбиты. Повернувшись "лицом"
(скорее по привычке, чем по необходимости: в  астральной  проекции  мыслящее
существо смотрит одновременно во все стороны)  к  центру  "притяжения",  она
заметила  странную  темно-фиолетовую   вращающуюся   туманность,   куда   ей
предстояло упасть.
   Попытавшись мысленно остановить свой спиральный полет, она убедилась, что
каждая  такая  попытка  приводит  только  к  ускорению  движения.  Какие  бы
методики, способы концентрации, мысленные приказы она ни отдавала, на каждую
попытку  остановить  движение  неведомая   сила   отвечала   противоположным
действием.
   Тогда Рисса, секунду поколебавшись, прекратила сопротивление и убрала все
ментальные барьеры,  которые  привыкла  воздвигать,  проникая  в  астральную
проекцию. Как правило,  в  любом  месте  проекции  есть  обитатели,  которых
притягивает временно "необитаемое" тело. Беспечность может дорого  обойтись.
Здесь же, когда физическое тело было неведомо где, на это можно было пойти.
   И случилось чудо: ее движение почти  прекратилось.  Исчез  жуткий  холод,
оставалась только равнодушно вращающаяся туманность да светящиеся дыры-окна,
украшающие "небесную" сферу. Рисса поймала одну из них взглядом,  и  тут  же
непреодолимая  сила  повлекла  ее  навстречу  быстро  приближающемуся  окну.
Инстинктивно она дала приказ невидимым мускулам защитить руками лицо,  но  в
следующий момент  окно  уже  закрывало  собой  полнеба.  И  тогда  застывшая
картина, которую она увидела сквозь окно, ожила.
   * * *
   Словно в древнем килиане, где не было звуков  и  порой  не  было  красок,
картина была немой.
   Рисса  увидела  незнакомое  небо,  почти  чисто   сиреневого   цвета,   и
приземистые, ветвистые деревья. Впрочем, какими бы странными  ни  были  иные
миры, везде были  деревья,  везде  была  трава,  птицы,  животные.  Глаза  и
сознание быстро привыкали к новым  формам.  По  крайней  мере,  ее  глаза  и
сознание: смежные реальности были ей знакомы, и  то,  что  приводило  другие
расы в суеверный ужас, для хансса и  некоторых  других  рас  было  столь  же
обыденным,  как  порталы,  големы  -  неутомимые  работники  на  все   руки,
ковры-самолеты и прочие достижения цивилизации. Разница была в точке зрения.
   Изящное  строение  под   открытым   небом   было,   несомненно,   храмом.
Человекоподобные  существа,  с  иссиня-черной  кожей   и   коротким   мехом,
покрывавшим почти все тело, участвовали в неком  неизвестном  обряде.  Точка
зрения сместилась, и в кадре появилась изящная представительница прекрасного
пола, державшая за руку ребенка. Женщина стояла перед небольшим  возвышением
(алтарем?), на котором находилась хрупкая на вид статуя -  летящее  крылатое
четвероногое существо с оскаленной пастью. Жрец со своей свитой  приблизился
к возвышению с другой стороны и, судя  по  движениям  губ,  принялся  что-то
читать. Статуэтка, казалось, ожила и засветилась всеми цветами радуги.
   И это будет всегда, подумала Рисса. Всегда будут боги и им поклоняющиеся,
всегда у смертных существ будет  необходимость  опереться  на  что-то  более
постоянное, универсальное, всеобъемлющее.
   В этот момент ребенок сумел освободиться от руки своей матери и потянулся
к сверкающей, переливающейся игрушке, что манила его.
   Несколько человек бросилось к алтарю со всех сторон.
   Слишком поздно. Ручки уже  сомкнулись  на  постаменте  статуэтки.  Кто-то
успел поймать ребенка за руку, но безуспешно. Статуэтка покачнулась и,  упав
на каменный пол, взорвалась дождем из сотен сверкающих брызг.
   Все, кроме матери, бросились  прочь  от  ребенка.  Алтарный  камень  стал
непроницаемо-черным. Трещины побежали по нему.  Черный  саван  опустился  на
испуганного малыша, впитался в его кожу, в одежду, в пол под ним.
   Лицо ребенка заполнило весь экран. Рисса старалась запомнить  каждую  его
черту. Особенно запомнились его глаза - черные, бездонные, непонимающие.
   Камера начала удаляться. Все те,  кто  несколько  секунд  назад  принимал
участие в ритуале;  осторожно,  пятясь,  удалялись  прочь  от  оскверненного
алтаря. Возле перепуганного, плачущего ребенка  и  его  матери,  что  лежала
ничком на камне, уже не было никого. Все сторонились их, словно зачумленных.
   Окно отодвинулось прочь,  картинка  замерла,  и  через  миг  Рисса  вновь
вернулась  на  свою  орбиту.  Подавив  бешеное  сердцебиение,  она   выбрала
следующее окно, и оно вновь поглотило ее...
   * * *
   Сотни картин увидела Рисса, одна не была похожа на другую - менялось все:
раса  персонажа,  пол,  реальность...  Неизменным  оставались  только  почти
неуловимые следы. Выражение  лица.  Выражение  глаз.  Мимика.  Почти  ничего
общего, но, тем не менее, что-то связывало все увиденные ею картины воедино.
   С каждым новым "представлением" реальность все больше походила на Ралион.
Трудно понять, чем походила - сама Рисса не смогла бы  дать  этому  никакого
убедительного объяснения. Новое чувство требовало названия, но  названия  не
находилось.
   Оглянувшись как-то  раз,  Рисса  заметила,  что  "окна",  в  которые  она
заглядывала, постепенно тускнеют. Лишь дюжина их горела звездами на  "небе",
все остальное было залито чернотой.
   Когда предпоследнее окно показало ей еще одну историю несчастий все  того
же персонажа, ощущение какого-то небывало древнего, но все  же  достоверного
прошлого Ралиона стало очень сильным. Вон те  горы  походили  на  Серебряный
хребет, что начинался  не  слишком  далеко  от  Оннда,  древнейшего  города.
Фиолетовый песок под ногами  все  еще  встречался  и  под  Онндом,  и  среди
бесплодных дюн Выжженной Земли. Замок, на башне  которого  стоял  безвестный
персонаж, ничего ей не напомнил, но мало ли руин пребывают в забвении  после
многих веков бесконечных войн?
   Рисса не стала смотреть, что сталось  с  владыкой  замка,  который  успел
перебить почти всех нападавших. Ясно было одно: победы ему не видать. Ему не
повезет, как не везло постоянно.
   Вот оно, общее! Рисса ощутила, как сильнее  забилось  сердце.  Невезение.
Древнейшее из проклятий, которое обезоруживает самых сильных и ломает  самых
крепких. Но кто слышал, чтобы все воплощения, одно за  другим,  страдали  от
того же самого невезения? Страшное сочетание - редкостный магический  талант
и невезение, острый ум и неприязнь к негостеприимному миру.
   Теперь оставалось лишь два места - клубящееся фиолетовое облако за спиной
и последний сияющий глаз "окна". Что ждет ее здесь? Что ожидает  там?  Ничто
не помогало ей сделать выбор. Возможно, Нламинер был прав, и они  давно  уже
перестали владеть свободой воли?
   Она долго размышляла, прежде чем сделать выбор.
   * * *
   Когда  за  спиной  его  захлопнулись  массивные  двери  Театра,  Нламинер
вздрогнул. На Ралионе театр был другим. Честно говоря,  сам  он  поклонником
этого вида искусства не являлся. Только люди, некоторые из ольтов  и  -  что
удивительно - многие флоссы питали страсть к пьесам. И удовольствие это было
не из дешевых.
   У  него  оставались  лишь  смутные  воспоминания  о   театрах.   Впрочем,
своеобразная атмосфера, дух театра присутствовали везде - и этот  дух  вновь
коснулся его, едва лишь двери захлопнулись. Перед ним было просторное фойе -
настолько просторное, что могло бы вместить в себя весь многоэтажный  Дворец
Мысли Оннда. Еще и  место  осталось  бы.  Потрясающая,  привлекательная,  но
чудовищно чрезмерная роскошь обрушилась на него.
   Колонны, сделанные  из  слабо  светящегося  камня,  уходили  куда-то  под
невидимый потолок. Тяжелые золотые люстры самых причудливых форм  спускались
сверху на толстых стальных цепях. Множество крохотных  шариков  светилось  в
них, заполняя фойе рассеянным полумраком. Не  было  резких  теней,  не  было
пятен тьмы и ярко освещенных пятен.
   Столь же гигантский гардероб начинался по левую руку. Какая-то  фигура  в
ливрее стояла за стойкой, не привлекая к себе внимания, но  у  Нламинера  не
было никакой одежды, которую полагалось бы сдать. Он сделал  шаг  вперед,  и
тихий  шум  встретил  его  слух.   Знакомая   мягкая   какофония   оркестра,
настраивающего свои инструменты, перезвон  невидимых  колокольчиков,  слабое
шуршание чьих-то бесед на почтительном расстоянии -  все  это  подтверждало,
что Театр жив. Никого больше Нламинер не  увидел  и,  выждав  минугу-другую,
сделал несколько шагов вперед, ступая по превосходным, тщательно подобранным
и вычищенным коврам.
   Он  брел  мимо  рядов  кресел,  в  некоторых  из  которых  сидели,   тихо
переговариваясь, какие-то существа (зрители?); мимо ярко освещенных  изнутри
киосков, где продавалась всякая  мелочь;  мимо  множества  лишенных  надписи
дверей. Услышав из-за одной пары дверей  рукоплескания,  Нламинер  отважился
открыть их и войти внутрь.
   Билетер чуть поклонился ему, предложив пройти в зал. Зал был невообразимо
огромен - оставалось непонятным, как многочисленные зрители видят  и  слышат
все, что происходит на  сцене.  Нламинер  пробирался  мимо  занятых  кресел,
стараясь не глядеть в лица и изо всех сил пытаясь  играть  свою  роль.  Роль
Зрителя.  Впрочем,  нет.  Большой  буквы  заслуживал  лишь  сам  Театр;  все
остальные были здесь зрителями, актерами, случайными прохожими...
   Усевшись  в  мягкое,  удобное  кресло,  Нламинер  попытался  понять,  что
происходит на невероятно далекой  сцене,  но  неожиданно  почувствовал  себя
крайне уставшим.
   Откинувшись на спинку, он прикрыл глаза и  почти  мгновенно  опустился  в
глубокий сон без сновидений.
   * * *
   Затерянный неведомо где запретный Храм Хаоса был погружен в тишину.
   Тишину потревожил стук чьих-то подошв о камень Храма. Кто-то уверенно шел
в темноте, приближаясь к святая святых - алтарю со стоящей на нем  расписной
вазой.
   Звон  металла  о  камень  мог  бы  пробудить  и  мертвого.  Когда  силуэт
приблизился к алтарю, из мрака выступил жрец  и  вопросительно  взглянул  на
пришедшего.
   - Вот, значит, как живут поклонники  запрещенных  культов,  -  насмешливо
сказал пришелец, держа руку на рукояти меча.
   - Что тебе нужно, путник? - спокойно спросил жрец, наблюдая, как вскипела
тьма внутри стоявшей на алтаре вазы.
   - Я пришел сказать вам, что этот тайный Храм уже не будет тайным, когда я
вернусь назад и скажу о  нем  всем  заинтересованным.  Думаю,  что  не  всем
понравится новость о том, что тысячи людей живут поблизости от столь жуткого
места.
   - Ты угрожаешь Храму? - мягко спросил жрец, и из темноты выступил  Рыцарь
Хаоса, вооруженный ярко-пурпурной булавой. Пришелец презрительно усмехнулся.
   - Боги, что действительно  достойны  почитания,  защитят  меня  от  любых
неприятностей, - бросил он, извлекая меч из ножен. - Сейчас мы посмотрим, на
что способны слуги Хаоса.
   Он взмахнул  мечом,  и  ваза  с  мелодичным  звоном  распалась  на  сотни
светящихся осколков. Темноту сотряс чей-то могучий рык, и пришелец  небрежно
взмахнул мечом еще раз, отражая  удар  булавы.  От  прикосновения  его  меча
внушительная на вид булава осыпалась ярко-пурпурным песком. Рыцарь Хаоса,  с
улыбкой, застывшей на губах, протянул руку к святотатцу, но  черная  стрела,
которую он пустил, отразилась от  груди  пришельца,  рассеиваясь  безвредным
туманом. Пришелец расхохотался.
   - Можете собирать всех своих слуг - все равно вам со мной не  справиться.
Если вам потребуется найти меня - меня зовут Нламинер из Анлавена.
   И ушел, посмеиваясь.
   Когда звуки его шагов затихли, второй  жрец  -  точная  копия  первого  -
выступил из мрака, держа в руке священную вазу - точную копию разрушенной.
   Несколько секунд два одинаковых жреца смотрели друг на друга.
   Затем один из них вытянулся, похудел и  превратился  в  Шаннара.  Бережно
смахнув метелкой пыль с алтаря, он водрузил вазу на место.
   Спустя долю секунды жрец, Рыцарь и Шаннар сотрясались от  хохота.  Шаннар
мог поручиться, что  к  гулкому  смеху  жреца  примешиваются  еще  несколько
голосов, гораздо более зловещих.
   - Он попался, - сказал Шаннар, вытирая слезы. - Я так  и  думал,  что  он
будет вести себя до невозможности глупо. Итак, я сдержал свое слово.
   - Если бы он сломал настоящую святыню, - возразил Рыцарь,  -  ему  бы  не
поздоровилось. Шаннар с сомнением покачал головой.
   - Он не блефовал. Никто сейчас не может повредить ему.
   - Даже ты?
   - Даже я.
   - Недопустимо, чтобы смертное существо обладало такими  способностями,  -
нахмурился жрец. - Мои повелители приветствовали бы  такую  мощь,  будь  она
употреблена в меру. Но я прочел в глазах этого варвара безумие.
   - Это не его безумие, - вздохнул Шаннар. - И не его глаза, раз уж  на  то
пошло. Они помолчали несколько мгновений.
   - Ну что же, - Шаннар  слегка  поклонился,  -  я  свою  задачу  выполнил,
остаток долга вам вернет кто-нибудь другой.
   Жрец кивнул.
   - Тогда - до встречи. - Шаннар махнул рукой и исчез в раскрывшемся  перед
ним портале.
   * * *
   Нламинер очнулся оттого, что кто-то едва слышно всхлипывал неподалеку.
   Давно   уже   ему   не   приходилось   слышать   подобного!   Во   многих
килиан-представлениях слезы были почти неизменным атрибутом - в  особенности
когда  показывали  драму