почему это? Отставить разговоры, приступить к работе!
   Руководство интерната взламывало дверь в кабинет учителя физкультуры.
Потом еще минут пять искало остатки взрывного  устройства,  которое  так
разнесло любителя "наказаний". После этого прозвучала  наконец  тревога,
все  правонарушители  выстроились  в  большом  спортивном  зале  и  были
пересчитаны. Еще  десять  минут  поднятый  на  ноги  персонал  интерната
обыскивал все корпуса, пока женщины из кухни не обнаружили  проломленное
окно в кладовке.  Только  тогда  вызванный  директор  интерната  объявил
тревогу по городу, позвонив в милицию.
   К этому времени  сбежавшая  троица  похоронила  дохлую  черепаху  под
первым же попавшимся деревом недалеко от  станции.  Вместе  с  черепахой
положили жестяную коробку с договорами. Хамид сказал прощальную речь:
   - Спи спокойно, лучшая из лучших черепах!
   - Садимся в первый же попавшийся товарняк и побыстрей  из  города!  -
Федя показал рукой на медленно проползавший мимо товарный поезд.
   - Нет. - Хамид упрямо покачал головой. -  Только  на  юг!  Нам  нужно
добраться ко мне домой как можно быстрей, а там мы уж точно спасены.
   А Макс ничего не сказал. Он смотрел на  крошечный  холмик  земли  под
акацией, потел и пускал слюну.

***

   У  маленького  причала   недалеко   от   владений   Хамида   красивую
темноволосую женщину одевали в золото и драгоценные  камни.  Она  стояла
совершенно голая в окружении  мужчин.  Из  женщин  была  только  Лиза  -
секретарь Хамида. Еве было холодно.
   - Подними руки, - тихо, в самое лицо сказал ей Хамид.
   Ева подчинилась и подняла руки.
   - Встань на колени!
   Ева опустилась на колени с поднятыми руками.
   Хамид надел на нее короткую, чуть прикрывающую  ягодицы  кольчугу  из
золота. Кольчуга горела  в  засыпающем  солнце  бриллиантами  и  слепила
глаза. Хамид взял в руки резную корону и пристегнул под подбородком  Евы
полукруглую застежку. Ласково  поправил  захваченные  застежкой  волосы,
отошел чуть назад, полюбовался.
   - Встань, женщина.
   Ева встала, внимательно осматривая лица стоящих рядом  мужчин.  Рыжий
секретарь Феди и его преданный летописец смотрел немного растерянно,  он
никак не мог решиться предложить  Хамиду  подождать  и  разобраться,  не
предвидится ли у Феди наследника. Незнакомый Еве худой и опасный мужчина
- телохранитель неубереженного Феди - один смотрел на нее весело  и  без
малейшего намека на плотский интерес.  Он  рассматривал  ее  пристально,
любуясь  отличным  экземпляром  физически  развитой   особи   идеального
исполнения. Остальные - охранники и гости - только что не пускали слюну.
Хамид был грустен, но торжествен.
   Он, кряхтя, встал на  колени,  ему  поднесли  подушечку,  на  которой
лежали украшения для Евы, взял браслеты и надел ей на щиколотки.  Встал,
опять отошел назад, любуясь, взял наручники.
   - Протяни руки.
   Ева вытянула вперед руки.
   - Разожми кулаки, растопырь пальцы! Ева раскрыла  ладони  и  показала
Хамиду - примерная девочка вымыла руки перед едой.
   - Открой рот!
   Хамид засунул в рот Еве указательный палец, провел  им  за  зубами  у
щеки.
   - Высунь язык.
   Ева покраснела легкой краской ненависти и  злобы,  но  язык  вытянула
далеко, с удовольствием подразнила быстрыми влажными движениями  гостей.
Легкий стон удовольствия у некоторых присутствующих.
   - Руки назад!
   Хамид зашел сзади и защелкнул наручники на ее запястьях.
   - Вроде все. - Повернул ее и осмотрел со всех сторон. -  Теперь  так.
Объясняю, что я делаю. Женщина, ты приговариваешься к смерти за то,  что
убила моих самых близких друзей. Ты свернула  шею  Максу  Черепахе,  так
сказал Федя, хотя я не представляю, как тебе это удалось.
   - Он жрал мозги у  детей,  твой  лучший  друг!  -  Ева  почувствовала
приближающуюся истерику, она решила, что лучше закричит и расплачется от
унижения и обиды, чем позволит страху напасть на нее.
   - Ты зарезала ножом Федю  Самосвала,  когда  он  смотрел  на  тебя  и
любовался! - продолжил Хамид.
   - Твой второй лучший друг любил насиловать  женщин,  избив  их  перед
этим!
   - Молчи, женщина. Тебе дадут слово.  За  это  ты  приговариваешься  к
смерти. Но ты - та самая женщина, которую так хотел мой  друг  Федя,  за
тобой он и приехал сюда. Я хочу, чтобы ты встретила его в лучшем  наряде
там, где не бывают живые. А когда твое тело истлеет в  этом  сундуке,  -
Хамид показал рукой себе за спину, там стоял большой железный ящик, -  и
если вдруг найдут твои останки, никто не скажет, что Хамид пожалел денег
на погребальное платье для женщины своего  друга.  А  теперь  ты  можешь
сказать, что хочешь, но это твои последние  слова,  не  трать  время  на
ругань!
   - Я хочу тебе сказать, что ты Драная Жопа!
   - Как? - обалдел Хамид. - Откуда ты?.. Как ты смеешь!..
   Никитка закрыл лицо руками.
   - Напомни себе, кто ты! Съезди при случае в  тот  городок,  придурок,
где закопал свою расписку, и прочти, кто ты есть на самом деле! А  уж  я
постараюсь там с тобой встретиться!
   - В сундук! - заорал Хамид, наливаясь краской и  топая  ногами.  -  В
сундук немедленно!
   От неожиданного крика его слуги еще несколько мгновений не  двигались
с места, Хамид схватился слева за грудь, упал и  стал  бросаться  в  них
песком, бессильно воя:
   - Уберите ее быстрей, изувечу! В сундук! Еву подхватили под руки. Она
болтала в воздухе ногами и смеялась.
   - До встречи, Драная Жопа! - успела она крикнуть, прежде чем стукнула
тяжелая крышка и защелкнулся замок.
   Двое слуг с трудом подняли тяжелый сундук и пошли по трапу на катер.
   Хамид полулежал на песке, провожая их глазами и тяжело дыша.
   - Как стемнеет - в море, - бормотал он. - Откуда она  знает,  она  не
женщина - она ведьма! Может, ее сразу удушить, чтоб потом не думать?..
   - Извините! - Над ним склонилось  рыжее  лицо  Фединого  секретаря  и
тощее высохшее - Лизы. - Не обращайте внимания, - сказал секретарь Феди.
- Это я ей свой роман прочитал.
   Хамид смотрел, ничего не понимая. Лиза удивленно повернула  голову  и
посмотрела на Никитку.
   - Уйдите, - попросил Хамид,  отмахиваясь  от  них  руками,  он  плохо
соображал, что происходит. - Позовите  Илию!  Какой  роман,  пошел  вон,
дурак!
   - Я написал роман. - Рыжая голова секретаря  Феди  нависала  косматым
солнцем. - О детстве Феди, об интернате. И прочел ей,  чтобы  она  знала
перед смертью, кого убила! Это моя первая книга из  трилогии  о  больших
людях.
   Хамид размахнулся, ослепленный солнцем и ненавистью, и ударил кулаком
Никитку в глаз. Никитка упал затылком в песок, раскинув руки.
   Хамиду  стало  намного  легче.  Он  прикрыл  глаза  и  только   хотел
подняться, как услышал странный визгливый смех.
   Хохотала  Лиза.  Она  шла  по  берегу,  сняв   туфли   с   каблуками,
проваливаясь длинными ступнями в песок, и смеялась,  иногда  подвывая  и
наклоняясь вперед, прижав руки с туфлями к животу.
   Хамид закрыл глаза и лег на спину рядом с  Никиткой,  также  раскинув
руки в сторону.
   Орали чайки, шумело вечернее море,  далеко-далеко  уныло  и  тревожно
завыли полицейские сирены.

***

   Две полицейские машины ехали по вызову к богатому особняку.  Недалеко
от ограждения, за территорией особняка, в пыльных кустах  был  обнаружен
большой перевязанный полиэтиленовый  пакет  с  телом  мужчины.  Рядом  с
пакетом стоял полицейский, первым попавший к месту находки, и  несколько
зевак. Подвернувшийся удачно газетчик приготовил фотоаппарат.
   Из подъехавших машин вышли четверо представителей закона и толстяк  в
штатском с  чемоданчиком,  переговариваясь,  подошли  к  свертку.  Зевак
оттеснили, на ушлого газетчика наорали, но беззлобно - он был им  знаком
и хорошо платил за информацию, полиэтилен разрезали. Странно, но вони не
было. На склонившегося над трупом врача  чуть  повеяло  холодом.  Убитый
мужчина  был  невысок,  телом  крепок,  с  русыми,  коротко  стриженными
волосами, совершенно голый, с глубокой сине-багровой полосой на шее.
   - Чей это особняк? - спросил полицейский газетчика.
   Газетчик ответил, щелкая фотоаппаратом.
   Большой дом с открытым бассейном был расположен на склоне, архитектор
учел это при постройке  здания:  дом  был  в  несколько  ярусов,  удачно
повернутых террасами к морю. Продолговатой каплей голубел бассейн.
   Особняк   принадлежал   Паше   Закидонскому,   русскому,    турецкому
подданному, так некстати пропавшему с прогулочного двора тюрьмы в Москве
за десять минут до организованного ему Федей побега.
   - В бассейне вода, - заметил полицейский. - Там сейчас кто-то живет?
   Ответа он не получил. Доктор сказал, что тело было хорошо  заморожено
и еще не отошло.

***

   Ева Курганова лежала в сундуке на боку, прижав  к  себе  колени.  Она
напряженно  вслушивалась  в  звуки  на  катере  и,  наконец   решившись,
протащила сцепленные наручниками руки под ягодицами. Вздохнула несколько
раз поглубже, задержала дыхание и сильно напряглась, подставив пальцы  к
анусу. Расслабилась, опять вздохнула и напряглась еще. Пришлось засунуть
себе палец внутрь: булавка не выходила. Ева стала двигать мышцами живота
и тужиться с короткими перерывами. Наконец она достала теплую булавку  и
разрешила себе отдохнуть. Потом подтащила коленки еще сильней к  себе  и
провела кольцо сцепленных рук под ступнями. Теперь ее  руки  были  перед
нею, можно было спокойно попробовать открыть наручники.
   Послышались  шаги,  кто-то  подошел  и  встал  возле   сундука.   Ева
чертыхнулась про себя и уже хотела просовывать руки назад, но подошедший
лениво пнул сундук ногой и отошел. Ева  перевела  дух,  уговаривая  себя
успокоиться и думать только про замок наручников.
   Стали  затекать  ноги.  Надо  было  сжимать  пальцы  ступней,   потом
растопыривать их. Прижатой к стенке сундука  спине  стало  холодно,  Ева
чувствовала, как впечатываются в кожу золотые сплетения ее наряда.
   Щелкнул замок наручников. Ева вздохнула, закрыла  глаза  и  заставила
себя  расслабиться.  Завела  руки  назад  и  стала  молить  Бога,  чтобы
кто-нибудь открыл сундук перед тем,  как  бросить  его  в  море.  Сундук
передвигали, относили куда-то. Завелся мотор, катер плавно развернулся и
вышел в море, но никто не открыл тяжелый замок.

***

   - Мадам! - Никитка опять протянул Лизе руку и  галантно  обхватил  ее
осиную талию. Лиза в третий раз ставила одну и ту же  песню  на  кассете
Танго "Черные глаза". Два секретаря плавно сливались щеками и  скользили
по толстому ковру, закрыв глаза в истоме. Дойдя до конца ковра,  Никитка
разворачивал невесомую партнершу  и  менял  щеку  с  осторожностью:  под
левым, заплывшим глазом  наливался  огромный  синяк.  Лиза  была  босой,
Никитка тоже  скинул  ботинки  и  танцевал  в  носках,  ему  приходилось
наклоняться очень низко: Лиза без каблуков была  маленькой,  но  усердно
тянула вверх, к Никиткиной щеке, свое  остроносое,  в  блаженной  истоме
лицо.
   - Моя маши-и-на!.. - пропела Лиза,  лихо  переплетая  изящную  тонкую
ножку с напряженной, более короткой от природы правой Никиткиной ногой.
   Еще один разворот, щека к щеке, глаза закрыты. На одном  из  столиков
стояли два тонких бокала и красивый геометрически  безупречный  огромный
графин, играя в острых выступах прозрачной желтой жидкостью. Графин  был
почти пустой, что подтвердило бы подозрение любого, подсмотревшего  этот
танец, о полном опьянении танцующих. Но Лиза и Ни-китка были в  огромном
зале совсем одни.

***

   Небольшая рыбацкая шхуна плавала на  закате  по  побережью,  разрезая
неспешно багровую дорожку солнца на воде. Далила, замерев от восхищения,
рассматривала длинные  острые  шпили  минаретов,  протыкающие  закат.  В
красно-оранжевом   цвете   вечера   город   казался   сказкой,   смутным
воспоминанием детства, а  вода  только  подчеркивала  его  иллюзорность,
превращая в мираж.
   Быстро и неожиданно  стемнело,  город  загорелся  теперь  ярче  неба,
поджигая и воду возле себя. Команда шхуны из пяти  человек  в  двадцатый
раз  разворачивала   суденышко   недалеко   от   берега,   люди   устали
догадываться, они  только  таращились  на  Далилу,  Далила  смотрела  не
отрываясь  на  город,  Казимир  смотрел  в  бинокль,  а   горбун   спал,
привалившись к свернутому большому канату на палубе.
   От большого белого особняка отошел катер.
   Три человека на катере везли  ящик,  напоминающий  большой  сундук  с
диковинным замком.
   Казимир засуетился и достал водолазный костюм.
   Далила сказала, что никогда не ныряла. Горбун проснулся и сказал, что
он вообще не умеет плавать.
   Казимир приказал капитану шхуны идти за катером полным ходом.
   Капитан шхуны, издерганный бестолковым плаванием  туда-сюда,  сказал,
что его шхуна  не  обгонит  мощный  катер,  он  жестикулировал,  брызгал
слюной, но Казимир все  равно  не  понимал  по-турецки,  а  Зика  затеял
перепалку с капитаном, и они поругались.
   - Одевайся! - нервничал Казимир, надевая на Далилу баллоны акваланга.
- Я объясню тебе еще раз в общих чертах.
   "Это сон,  такого  не  может  быть!"  -  успокаивала  себя  Далила  и
старалась не попутать те "общие черты",  которые  сообщил  о  водолазном
снаряжении Казимир.
   Ее прикрепили веревкой, защелкнув на толстом поясе.
   Обеспокоенный капитан уговаривал красавицу не прыгать в море, Казимир
кричал и топал ногами, потому что катер уходил все дальше  и  дальше,  а
Зика, схватив бинокль, рассматривал стоящие в гавани большие корабли, от
которых плыла по воде музыка и струился женский смех - там отдыхали!
   Далила нацепила ласты и засунула в рот загубник,  чтобы  попробовать,
насколько это вообще реально, а с катера сбросили в воду ящик.
   Тогда Казимир быстро вложил ей в руку крюк с веревкой, зажал крепко и
нервно ладонь с этим крюком и столкнул ее в воду. Далила  барахталась  в
воде, не понимая своего тела, потом нащупала свободной рукой  фонарик  у
себя на шапочке, покрутила его и страшно обрадовалась тусклому  зеленому
свету. Она вынырнула на секунду, чтобы сориентироваться, а потом  быстро
и красиво поплыла под водой большой русалкой, помогая себе изо всех  сил
ногами.
   - Все в порядке, море такое  спокойное,  повезло  нам,  -  сказал  на
всякий случай Зика,  видя  напряженное  лицо  Казимира.  -  Ты  присядь,
отдохни, что-то ты весь белый, вот сюда, здесь на канате очень удобно!
   Далила подплыла к сундуку и зацепила крюк за дужку  замка.  Поплавала
рядом, переворачиваясь, постучала ладонью по ящику.
   Разматывались,  дребезжа  лебедкой  на  шхуне,  две  веревки.   Потом
остановка. И два рывка.
   Катер развернулся и уходил, шхуна продолжала  плыть,  горбун  сказал,
что умеет делать искусственное дыхание, чтобы Казимир так не волновался.
   Двое турок стали крутить лебедку, в свете небольших лампочек блестела
потная темная кожа на руках и на груди.
   Далилу тащило в воде,  она  смотрела  вниз,  ящик  почему-то  волокло
быстрее, иногда он ударялся о камни и подскакивал.
   Когда одна из веревок в лебедке пошла тяжело, вся команда подбежала к
борту, о который тяжело  и  громко  ударился  большой  предмет.  Казимир
почему-то не смог встать, ему показалось, что он сидит в воде,  дышалось
тяжело, в ушах стоял гул. Зика кричал громче всех, отдавая приказания.
   Тянули веревку сообща, забыв про Далилу.
   Когда ящик приподнялся настолько, что  его  можно  было  рассмотреть,
Казимир протянул руку и хотел закричать, что ящик открыт!
   Действительно, крюком вырвало дужку из замка,  ящик  открылся  и  был
абсолютно пустой.
   Далила вынырнула, сдернула маску. Огромный, как ей показалось  снизу,
ящик выливал из себя остатки воды, покачиваясь  и  пугая  темным  пустым
нутром.
   На шхуне наступила тишина.
   Горбун неуверенно оглянулся на Казимира, удивляясь, что тот  все  еще
сидит.
   Подняли на борт Далилу.
   - Что ты сидишь, чучело, ты что, не видишь,  ящик  открылся!  У  тебя
ничего не получилось, как я и  говорил,  придурок,  у  тебя  всегда  все
получалось, а теперь нет! Отвечай мне, старый идиот, и  возьми  себе  на
память это шкатулочку, ничего себе шкатулочка, да?!
   - Замолчи, - сказала Далила, тяжело  дыша.  Она  стояла  на  коленках
возле Казимира и трогала его лицо. - Ты что, не видишь - он умер.
   Остановили мотор. В наступившей тишине спокойно и ласково  плескалась
вода.
   Далила свесилась вниз, разглядывая темное море.
   - Ева! - закричала она пронзительно и отчаянно, и сразу же послышался
странный звук, похожий на шлепок крыльев упавшей птицы.
   А потом  тишина.  Далила  села,  обхватив  колени.  Пятнадцать  минут
полнейшей тишины, никто не двигался.
   Горбун сидел возле Казимира, рассматривал  внимательно  лицо  и  руки
своего друга.
   На палубе остались двое матросов, они ждали приказаний.
   Еще раз легкий шлепок по  воде  и  слабый  кашель.  Далила  вскочила,
вцепившись в ограждение, и наклонилась вниз.
   Один матрос сбросил веревку, а другой нырнул вниз, красиво и бесшумно
войдя в воду. Казалось, что его не было целую вечность. Он выпрыгнул  из
воды далеко от шхуны, тряхнул резко головой, разбрасывая брызги, и опять
ушел под воду.
   Далила посмотрела на небо: вдруг сразу стемнело, вода  стала  черной.
Нырявший матрос взбирался на  шхуну.  Он  сгонял  воду  с  тела  резкими
поглаживающими  движениями  ладоней.  Поймав  глаза  Далилы  -  от  слез
горевший огнями город и темная  блестящая  поверхность  воды  слились  в
огромные дрожащие капли - она ничего не видела, матрос развел руками.
   Шхуна сделала несколько кругов и пошла к берегу.
   Тело Казимира несли на большом куске парусины, горбун потерянно  брел
сзади, он вцепился в мокрые широкие брюки Далилы  и  выглядел  уродливым
переростком, который боится остаться один.
   Эту странную процессию с удовольствием наблюдал высокий худой  старик
в белом плаще, белой шляпе и с тросточкой. Далила прошла совсем рядом  с
ним, но не узнала. Он сам тронул ее, она резко дернулась, поворачиваясь,
прямые тяжелые волосы обдали его брызгами и  приторным  запахом  молодой
женщины.
   - Что с поляком? - спросил Дэвид Капа.
   - Он умер, черт бы его побрал! - с  ненавистью  и  слезами  в  голосе
сказала Далила. - Он так и не нашел ее! А ты кто?  -  Далилу  трясло  от
холода и горя.
   - Похоронное бюро, - сказал Капа. -  Пожалуйста,  моя  карточка,  ваш
поляк был у меня недавно и заказал свои похороны.
   - Бред  какой-то,  -  пробормотала  Далила,  прочитав:  "Дэвид  Капа,
адвокат" - золотом на черном, и выбросила яркий кусочек картона.
   Карточку тут же поднял отцепившийся от нее Зика. К Причалу  подъехала
санитарная машина. Тело Казимира увезли.
   Далила и Зика брели по вечернему городу, по залитым огнями  магазинов
тротуарам. Их толкали, у  расцвеченных  кафе  столики  стояли  почти  на
проезжей части. Далиле  что-то  кричали,  маленький  -  ей  до  плеча  -
человечек, пританцовывая, протягивал бутылку с пивом.  Далила  смотрела,
ничего не понимая.
   На рассвете у моря было холодно. Серое пространство воды сливалось  с
серым, почти не раскрашенным небом. Адвокат Дэвид Капа впервые  в  жизни
провел ночь на берегу. В четыре утра он позвонил и велел подать  машину.
Машина приехала к тому же причалу, с  которого  вчера  адвокат  отследил
отъезжающую троицу, а потом увидел их возвращение. Капа взял  бинокль  и
побрел   по   берегу,   спокойно,   с   удовольствием   раздумывая   над
превратностями судьбы.
   Последние  два  года,  когда  он  прекратил  свои  связи  с  Россией,
интересных заказов было мало. Адвокат уже давно обеспечил себе  старость
с тем уровнем достатка, который представлялся ему наиболее приятным  для
мужчины. Но по интересным событиям тосковал. То, что на  него  свалилось
за последние несколько  дней,  уже  перестало  быть  просто  интересными
событиями, наступило странное состояние недоумения и легкого шока. Проще
говоря, Дэвид Капа перестал верить в происходящее,  он  вполне  серьезно
опасался, что его воображение сыграло