ий нож с большой рукояткой и широким лезвием. - Если же пойдет на
лошадь - нам конец.
   Ева смотрела, как  Павлуша  укладывается  перед  ней  и  устраивается
головой совсем рядом с ее коленками. Он лег  на  спину,  ноги  расставил
широко, уперевшись в углы телеги.
   - Кричи, чего молчишь! - Одной ручищей он нагребал на  себя  сено,  в
другой держал уставленный в небо нож.
   - Ай-я-я-я-яй! - закричала Ева и замахала руками в  странном  азарте.
Невозможно было понять,  боится  тело  или  радуется  звериной  радостью
охоты.
   Лошадь хрипела и явно замедляла ход. Волк был совсем рядом. Он  бежал
не прямо, а чуть петляя, словно примериваясь, прыгнуть ли в  телегу  или
зайти сбоку и завалить лошадь.
   - Эй ты, морда, сожрать меня хочешь?! Иди сюда!
   Волк  прыгнул  в  телегу.  Оттолкнувшись  мощно  задними  лапами,  он
пролетел в воздухе почти три метра. Ева  увидела  перед  собой  морду  и
легкий оскал - в мокрых розовых с черным деснах желтоватые зубы, - но не
могла сдвинуться с места. Словно ее заколдовали. Павлуша поднял  руку  с
ножом,  распарывая  над  собой  живот  с  нависшими  сосками,  и   успел
перевалиться на бок. В Еву брызнула теплая кровь, она  закрылась  рукой.
Волчица упала на вывалившиеся  внутренности  и  еще  скребла,  не  веря,
передними лапами в последней попытке достать женщину, прежде чем  остыла
глазами.
   Только после этого Ева испугалась. Лошадь остановилась, Павлуша вышел
к ней и укрыл попоной, успокаивая. Он вытерся кое-как соломой  и  стащил
волчицу на землю.
   - Ох, и тяжела! Утрись. Кровка на лице.
   Она, глотая мокрый воздух, достала из кармана куртки платок и вытерла
лицо. Посмотрела на красные пятна, искала слова, но  ничего,  кроме  "ни
хрена себе!", не нашла, слезла, чтобы пройтись,  и  тут  же  присела  на
подвернувшиеся ноги.
   - Сходи по-маленькому, сходи,  -  сказал  Павлуша  и,  не  стесняясь,
пристроился у телеги.
   Ева заползла обратно в телегу, легла на спину, раскинув руки.  Билось
перепуганным волчонком сердце.
   - Ох ты, лапушка моя, краля писаная! - Неспешно тронулась телега, а у
Евы вдруг выступили слезы, она закрыла глаза и согнала их  на  виски.  -
Приходи ко мне в лесок, погуляем на часок! Ты мне в дочери  годишься,  а
невестою рядишься, удави своей косой - мое сердушко  спокой!  -  Павлуша
допел и, довольный собой, оглянулся на лежащую женщину:
   - Я знаешь, каких баб уважаю? Возле которых мужик до старости робеет.
   - Как это?
   - Ну вот,  к  примеру,  Анька  у  нас  в  деревне.  Она  своей  косой
опоясаться может, а один раз прижала меня грудями к стене  в  коровнике,
чуть дух не вышибло.
   Тайга! - сказала Ева и закрыла неожиданную  улыбку  тыльной  стороной
ладони.

***

   - Шэршэ ля фа-амэ-э... Пуркуа па? Пур куа... Ква...  Парсэ  кё  жэ..,
жэ...
   Далила, не веря своим ушам, тихо закрыла  входную  дверь  и  вошла  в
комнату. Муся в наушниках от плейера,  запрятанного  в  кармане  халата,
ходила с маленькой Евой по  комнате  и  повторяла  иностранные  слова  и
предложения.
   - Мадам! Кэс кё ву  фэт?  -  Далила  подошла  к  ней  и  показала  на
наушники.
   - Ага, - сказала Муся задумчиво, - жэ... Жэ парле!
   - Ты, значит, парле! И зачем тебе парле, спрашивается?
   -  Так  ведь  это...  Политический  кризис.  Надо  ориентироваться  в
обстановке. Повторяю вот, чего помню.
   - Кризис? - Далиле показалось, что она сошла с ума.
   - Я тоже ничего не знала, но пришел этот, как его...  Рыжий,  похожий
на артиста из кино.
   - Никитка, - обреченно выдохнула Далила.
   - Ну да, Никита Иванович. Спросил, где мамаша. Я сказала, что  мамаша
на важном государственном задании, а детишки в порядке. Он предложил  на
выбор - Францию или Италию. Трудно выбрать так сразу, - вздохнула Муся.
   - Муся! - повысила голос Далила. - Ты зачем девочку на руках носишь?
   - Так ей хочется. Неспокойная она, капризничает.
   - Конечно, она будет капризничать, если ее не спускать с рук.
   - Ты это, ты знаешь, не обращай на нас внимания. Мне Ева сказала тебя
не волновать, пойди на кухню, съешь чего. А может, на нее  страх  напал?
Она и плачет.
   - Страх?
   - Ну да. Самый настоящий  страх,  сердце  заходится,  руки  леденеют,
слова не сказать, перед глазами темно!
   - Ну какой страх, Муся, она же совсем кроха!
   - Тебя не поймешь, ей-богу! То ты кричишь, что с ними надо обращаться
как со взрослыми,  разговаривать!  Что  они,  как  инопланетяне,  -  все
понимают, а сказать не могут, а теперь говоришь, что  она  недоразвитая!
Видишь, мальчонка лежит себе спокойно, не пикнет! А  эту  не  убрать  от
тела - кричит, боится! Может, что с мамкой ее стряслось, она и боится!
   - Маруся, извини. Устала я. - Далила, пошатываясь, ушла на кухню.
   - За что тебя извинять? Все ученые сбрен-дивают на третьем курсе, мне
студент один говорил! - крикнула ей вслед Муся. - Ну чего еще стряслось?
   - Маруся... - Далила вернулась в комнату, и было заметно, что она изо
всех сил  сдерживается.  -  Что  это  такое?!  -  Перед  Мусей  потрясли
наполовину  пустой  бутылкой  французского  коньяка.  -  А  ты  еще   не
понимаешь, почему ребенок плачет?!
   - Хоть бы Люшка поскорей пришел, он на "скорой" уехал, утихомирил  бы
тебя.
   - Маруся, это ты пила?!
   - Нет. Это пил Никитка и муж. Никита Иванович принес коробку еды,  мы
поздоровкались, поговорили про кризис, а тут  пришел  мужик.  Я  его  не
знаю, видный такой, но тоже нервный вроде тебя -  сразу  орать.  Сказал,
что он муж и должен немедленно посмотреть, здоровы ли дети.
   - Не-е-ет! - простонала Далила и упала в ближайшее кресло.
   - Как это - нет?! Так и было. Никитка еще веселый был, говорит,  чего
это вы детьми интересуетесь, когда они не ваши! Мужик  портфель  бросил,
побегал туда-сюда. "Мои! - говорит. - Пусть жена,  которая  не  жена,  и
мать, которая не мать,  это  немедля  подтвердит!  А  посторонние  пусть
покажут прописку, а то вызову милицию". Из посторонних была только я,  я
сказала, что нормальным мужикам  без  поллитры  не  разобраться,  идите,
говорю, на кухню, откупорьте бутылочку и разберитесь, кто здесь кто.
   - А "скорая"? - шепотом спросила Далила.
   - Это потом, когда Никита Иванович крикнул охрану, а я  вытолкала  их
драться в коридор, чтобы детей не испугали. Они  на  лестнице  туда-сюда
попихались, потом стали друг дружке морды бить.  Что  интересно!  Никита
Иваныч спрашивает, когда, говорит, имели близкие  контакты  с  известной
нам женщиной? Назовите числа, сейчас посчитаемся! А этот, муж, отвечает,
что контактов близких не имел, потому что она была зимой еще мертвая.
   Далила, схватившись за щеки, смотрит, как Муся  осторожно  укладывает
уснувшую девочку.
   - Потом пришел Илия, вызвал "скорую", всех с  лестницы  пособирали  и
загрузили в машину. А охрана сама  поехала  сзади.  Вот,  портфель  свой
забыл.
   Далила встает, берет портфель, открывает  балкон  и  выбрасывает  его
вниз, размахнувшись изо всех сил.
   И чего портфелями швыряться, - бормочет  Муся,  -  хороший  портфель,
кожаный.

***

   Бледнело рассветом небо над сплошной полосой тайги вокруг аэродрома.
   - Я дальше не поеду. Иди на пропускной пункт. Счастливо добраться.  -
Павлуша потряс Еву за плечи, словно убеждаясь, что она хорошо  стоит  на
ногах.
   - Павлуша, как же ты поедешь один?
   - Я и не поеду. Посплю на полянке часа два, пусть  лошадка  отдохнет.
Потом заеду к свояку, куплю патроны и скажу, чтобы волков собрал.
   Он шкурки сдает. Ты иди, я подожду. Махни мне, если все в порядке.
   - Уезжай, я все равно обратно на твоей телеге не потрясусь.  Я  здесь
все вверх дном переверну, но улечу сегодня.
   - Ты умеешь,  -  усмехнулся  Еве  седой  усталый  мужчина  с  выбитым
передним зубом, - тогда прощай.
   - Прощай. Спасибо тебе.
   За что? - удивился Павлуша.

***

   В воинской части Еве первым делом сообщили,  что  военные  теперь  не
подчиняются государственной власти, тем более что и  власть  отсутствует
как  таковая.  На  ее  вопрос,  кому  же  они  теперь  подчиняются,  Еве
объяснили, что  будут  сотрудничать  с  новым  созданным  правительством
спасения России только на контрактной основе.
   - Хватит, доиздевались! - возмущенно кричал ей в  лицо  не  умещавший
объемный зад в кресле щекастый  подполковник.  -  Офицеры,  цвет  нации!
Стреляются, потому что детей кормить нечем. У меня этот император тайги,
хабаровско-амурский губернатор, выплатит все в течение недели и  сделает
все, что скажу! Хочешь на спор?
   - А может, не надо? -  пролепетала  Ева.  -  Наверняка  скажете,  что
атомную бомбу бросите, или что-то в этом роде...
   - Ну, ты нас за идиотов  не  держи,  не  надо!  Ты  что,  новости  не
слушаешь? Зачем нам бомбы атомные  бросать!  Руководство  русской  армии
решило - проведем показательные учения и покажем  паршивым  америкашкам,
чьи самолеты лучше! Защитим братьев-сербов. Шарахнем настоящими  боевыми
в центре Европы, а потом обсудим, сколько военных должно  быть  в  нашем
правительстве спасения! А то эти промышленники  как-то  второпях  забыли
про армию! Переквалифицируйтесь,  говорят,  на  гражданский  труд.  Пора
строить  и  создавать.  А  нам  есть  еще  чем   похвастаться,   хватит,
натерпелись!
   Ева ничего не поняла и попросила телефон с Москвой. Ей предложили  на
выбор спутниковую или электронную связь. Поговорив с Аркадием, обещавшим
оплатить дорогу, она дала трубку подполковнику.
   Греясь на слабом солнышке в  ожидании  отлета  и  рассматривая  вдали
крошечных солдатиков, суетящихся у  самолетов,  Ева  слушала  краем  уха
подробные объяснения пожилого техника.
   - В Югославии у нас что? Правильно, конфликт, -  отвечал  техник,  не
дожидаясь ее реакции. - Американцы и англичане натовские  войска  хотели
ввести, теперь хрен введут! Слышала, что наши заявили? Не дадим в  обиду
братьев-сербов, а хотите поиграться, будут вам настоящие боевые  учения.
Сколько самолетов готовите? Двести пятьдесят? Наших и  полсотни  хватит,
так Европу раздолбаем, что потом  им  будет  чем  заняться  в  ближайшие
десять лет. А то ведь  зажрались  там,  беспроблемные!  Солдатики,  наши
конечно, от  недоедания  последних  тяжелых  лет  послабже  будут,  если
схватиться врукопашную, а вот технику нашу им хрен одолеть. Смотри туда.
Летает так низко, что ни один  радар  не  засечет,  боевые  направляющие
ракеты с изменением траектории полета, поди-ка перехвати ее на  лету,  а
еще  секретная  разработка  -  специальное  электронное  самонаводящееся
оружие, при нем вообще не будет человека, само срабатывает! Хочешь -  на
металл настрой, хочешь - на теплое  тело.  Ни  одного  теплого  тела  не
останется в заданном радиусе!
   В этом месте Ева перестала дремать и попросила поподробней рассказать
про это оружие.
   - Щас! - разгорячился техник. - Это же военная тайна! Самая  новейшая
разработка военных. Ты от мысли не отвлекайся, слушай  сюда!  Америкашки
как такое услышали, так и  завопили!  Безответственность!  Куда  смотрит
ваше правительство, желаем немедленно вести переговоры!  А  у  нас  нету
правительства. Вот в чем весь конфуз и  радость.  Ну  нету  его!  Страна
поделилась на промышленные районы, хочет заводы и фабрики налаживать или
землю пахать, про правительство вообще забыли, в каждом  районе  -  свой
губернатор, свой суд и милиция. Этот Комитет  спасения  быстренько  стал
формировать  правительство  для  переговоров.  Да  ведь  теперь  сколько
военные захотят, столько у них и будет голосов. Хоть порядок наведут,  а
то до чего дошло, честное слово! Заграница счета грозит заморозить  всех
наших банков и всех русских, которые пропотели немножко - вывозили  пять
лет денежки за границу и виллы покупали. А вот на это, сказала армия,  у
нас найдется еще полсотни неплохих бомбардировщиков. А потом разберемся,
любит Швейцария воевать или нет. Да какой нормальный  русский  мужик  не
захочет дать в морду какому-нибудь американцу за одни его окорочка?!  От
добровольцев отбою не будет, я тебе говорю! Ох, они и взвились! Сметем с
лица земли, кричат, атомную бомбу, кричат! А наш-то,  наш  генерал...  -
Механик раздул щеки и показал Еве жестами,  вероятно,  вполне  упитанную
физиономию генерала. - У нас, что  ли,  говорит,  бомбы  нет?  Бросайте,
потом определим, какая нация более выживаема. Под землю  уйдем,  нам  не
привыкать партизанить! Мы,  говорит,  триста  лет  под  монголами  спины
гнули, а потом, наполовину узкоглазые, но все-таки русские, смели  их  к
чертям собачьим! Где теперь могучая татаро-монгольская нация?  Обращение
к народу имел по телевизору. Смотрела?
   Летели с посадкой. Ева заснула сразу, как только уселась в самолете и
нацепила на себя парашют и шлем. Ее потрясли за плечо  через  два  часа,
она открыла глаза и удивилась тишине. Двигатели молчали.
   - Стоим минут двадцать, есть будешь? - спрашивал,  вглядываясь  в  ее
лицо, черноусый и узкоглазый летчик. - Или укачало?
   Ева подумала и решила поесть.
   Она вышла на поле и опять попала в рассвет. Совсем  рядом  в  быстром
темпе загружались самолеты, по-птичьи красивые, с загнутыми вниз острыми
носами и приспущенными крыльями.
   - Ох и хороши! - восхитилась она не в силах отвести глаз.
   - На таком всегда можно лететь чуть-чуть впереди рассвета,  -  кивнул
летчик, - и чуть-чуть впереди себя.
   Под брезентовым навесом прямо на поле стояли столы и дымилась полевая
кухня. Перед Евой поставили тарелку и вывалили  из  огромного  половника
куски  вареного  мяса  из  кастрюли.  Черными  -  в  мазуте  -  пальцами
молоденький солдат в фартуке захватил зелень из  ведерка  и  посыпал  ее
мясо сверху.
   - Спасибо, - пробормотала Ева, разглядывая свою тарелку.
   - Ешь, не бойся, - к  столу  подошли  два  офицера  в  форме  военных
летчиков, один из них сел рядом с Евой, прижавшись к ее бедру  своим.  -
Проднаряд.  Из  ближайшего   совхоза   пригнали   коров   на   съедение.
Аграрии-промышленники  призадумались,   кормить-одевать   точно   будут.
Обещали  положить  каждому  служивому  зарплату,  исходя  из  количества
иждивенцев в семье. А  всего-то  и  надо  было  выставить  себя  полными
кретинами и  припугнуть  атомной  бомбой  американцев.  Чистый  анекдот.
Передернем затвор? - вдруг спросил он, не понижая голоса, повернув к Еве
обветренное уставшее лицо.
   Ева отложила ложку.
   - Разрешите доложить, товарищ капитан, - встал ее летчик. - Приказано
довезти старшего лейтенанта в целости и сохранности как можно быстрее.
   - А пусть старший лейтенант сама и решит.  Три  с  половиной  минуты,
больше не задержу.
   Спасибо, в другой раз, - пробормотала Ева  и  встала.  Она  удивилась
краске, залившей лицо. Мужчины тоже встали, провожая.

***

   Женская ухоженная рука дрожащими пальцами тушит  сигарету  и  тут  же
шарит в поисках пачки по столу. Настольная лампа слабо  освещает  только
кусочек стола, вырезав его ярким пятном на зеленом плюше. Скомкав пустую
пачку, женщина резко встает, отчего листы, которые  она  читала,  падают
врассыпную на  пол.  Женщина  чертыхается,  пошатываясь  идет  к  двери,
открывает ее и застывает, ослепленная резким ярким светом. У мужа  Ирины
Акимовны прием.  Обсуждают  сложную  обстановку  в  стране,  едят  икру,
запивают ее шампанским.  Ирина,  стараясь  не  натыкаться  на  предметы,
проходит к столу по-шведски, забирает откупоренную бутылку,  зачерпывает
указательным пальцем икру из вазы и засовывает палец в  рот.  Муж  Ирины
Акимовны  извиняется,  подходит  к  жене  и  помогает  ей  вернуться   в
затемненную комнату.
   - Прочла? - спрашивает он, помогая ей сесть.
   - Прочла.
   - Все поняла или объяснить?
   - Я не поняла про сообщника. Потом объяснишь, у тебя сейчас люди.
   - Я  сразу  объясню.  По  этому  заключению  московского  следователя
получается,  что  твоего  шофера   убил   профессионал.   А   шофер   не
сопротивлялся, хотя я, как ты помнишь, тоже нанял профессионала.  Вывод?
У убийцы  был  сообщник.  Или  сообщница,  которая  отвлекала  внимание.
Подожди, не говори ничего. Самое неприятное в конце. Расследование этого
дела  отнимают  у  местной  власти   и   поручают   Федеральной   службе
безопасности. Мне было бы на все это наплевать, но обстановка  сейчас  в
стране такая, что только место ничего не значит,  нужно  еще  и  доверие
людей. Слухи в такой момент сделают столько же, сколько и оружие. А ведь
ты не могла не знать! -  Он  нервно  прошелся  по  комнате,  пнув  ногой
подвернувшийся пуфик. - Ты не могла не видеть, как я устал за  последние
недели. Ты думаешь, почему я тебе охрану  нанял?  Меня  подсиживали  как
могли, да еще с этим танкером, черт бы его побрал! Я уже  сам  не  знаю,
правильно ли сделал, забрав себе документы на него.  Посадил  бы  сейчас
председателя комиссии в министерстве, так ведь это бы  значило  огласку!
Сколько ни посади, разве удержится на своем месте мэр  города,  когда  у
него  такие  начальники  в  министерстве!  Все  забудут  этого   старика
чокнутого, будут помнить только название города и сумму! - Он подошел  к
жене, стал на колени и посмотрел ей в глаза. - Я до сих пор  боюсь,  что
меня пристрелят за эти бумаги, я за тебя боюсь!
   - Подожди. - Ирина потрогала пальцами виски. - Бумаги... На танкер...
   - Ну скажи мне, только мне,  я  тебя  умоляю.  Как  это  случилось  с
шофером?
   - Я... Я вышла в магазин и забыла сумочку,  -  пробормотала  Ирина  и
закрыла лицо руками,  потом  резко  развела  их  в  стороны,  растопырив
пальцы. - Ты что, вполне серьезно допускаешь,  что  из-за  этих  бумажек
тебя могут убить? Свои? Своя же власть?
   - А ты что, допускаешь,  что  я  стою  пятнадцать  миллиардов  и  они
позволят документации всплыть?
   - Потеряй их, пожалуйста, потеряй их! -  забормотала  Ирина,  схватив
руки мужа.
   - Ну да, а потом  зарой  голову  в  песок,  да?  Уж  лучше  побыстрей
кому-нибудь официально отдать.
   Ирина, так что там случилось с шофером? Прекрати  пить.  -  Он  отнял
бутылку.
   - Я пойду спать, - пробормотала женщина, вставая.
   Ты не выйдешь из дома. Я приказал. До  моего  распоряжения,  пока  не
расскажешь, что случилось. Можешь спать хоть неделю.

***

   В гостиницу, где жили Дима с Хрустовым, въехала  делегация  китайцев.
Лепечущие узкоглазые человечки стали  клацать  фотоаппаратами  в  холле,
увидев Диму. Хрустов предусмотрительно уронил пару раз на  пол  ключ  от
номера и поднимал его не спеша, пряча лицо. Дима подхватил  одной  рукой
китаянку, закружил ее и поцеловал.
   - Так, что ли? - спросил он весело у Хрустова, догнав его.
   - Тут  еще  важно,  что  сказать,  чтоб  не  испугалась.  Хотя  тебе,
наверное, ничего говорить не надо.
   Они поднимались по лестнице. У  окна  на  их  этаже  стоял  невысокий
мужчина, закрывая шляпой лицо.
   - Стоять, - сказал тихо Хрустов и обошел застывшего Диму,  прижимаясь
к стене.
   Мужчина у окна смотрел на ночную улицу не поворачиваясь, а  когда  он
вытащил руки из карманов брюк,  маленькие  ладони  запрятались  в  очень
длинных рукавах пиджака. Хрустов остановился и не стал доставать оружие.
Он повернулся к Диме, показал пальцем на странного человечка и провел  у
себя по груди, изображая  выпуклости.  Дима  сначала  нахмурился,  потом
кивнул и внимательно всмотрелся в темный силуэт. В этот  момент  мужчина
повернулся к ним и задрал голову  вверх,  чтобы  удобней  было  смотреть
из-под огромной шляпы.
   - Ты? - удивился Дима, разглядев заплаканное лицо.
   - Я, - кивнула Ирина и внимательно посмотрела на Хрустова.
   В номере Димы она сразу пошла в ванную, прислонилась спиной к стене и
долгим взглядом изучала лицо Димы, пока он стоял над ней и молчал.
   - Может, пойдем на улицу и там спокойно поговорим? - Дима не выдержал
первый.
   - Что, прослушки могут быть и в ванной?  -  Ирина  открывала  кран  с
водой.
   - Не знаю, а что случилось?
   - Все случилось, - сказала Ирина, -  все,  что  могло  в  моей  жизни
случиться, случилось.
   - Я не люблю загадок.
   - Хорошо. Давай