ты что, не понял? - Ева протянула руку
к обогревателю за  блузкой.  -  Если  хочешь  -  раздевайся,  тебя  тоже
протестируют. - Ева смотрела серьезно.
   - Простите, вы ведь коллега Евы Николаевны? - Далила поправила очки и
строго уставилась на Николаева. - Вам мешает в работе  привлекательность
обследуемой?
   - Балдеете, да?.. Ну-ну, а  ты  все-таки  зайди,  только  оденься,  и
пожалуйста, никаких ананасов! - Он с силой грохнул дверью.
   - Что это за ананасы?
   - А.., так, ничего, ему что апельсины, что ананасы, все одно.  -  Ева
не спеша одевалась. - Знаешь, мне  жаль  твое  усердие,  хотя,  конечно,
может, все это тебе и пригодится для работы, но у  нас  в  управлении...
Даже  если  ты  докажешь  в  результате  тестирования,  что   я   просто
ненормальна, меня все равно не отстранят.
   - Почему?
   - Я с десяти метров в муху попадаю. Уж на все  захваты  брать  будут,
это точно.
   - В какую это.., муху?
   - В дрозофилу. - Ева оделась и выключила обогреватель.
   - Еще одну минуту... Я понимаю, у вас дела... Почему вы, следователь,
выезжаете на захваты? У  вас  ведь  юридическое  образование,  могли  бы
работать в прокуратуре.
   - Моя беда, романтизм подвел. На третьем курсе спрашивали, не захочет
ли кто  попробовать  суровых  милицейских  будней,  я  попробовала  пару
недель, мне там люди понравились. В прокуратуре они какие-то.., вареные,
что  ли..,  спокойствие  на  грани  удовольствия.  Вот  я  и  выбрала  в
результате высшую школу милиции и тревожные будни, а у нас в  управлении
как раз влипла в эксперимент, это когда инспектор  и  следователь  стали
работать в одной команде.
   - Жалеете о таком выборе?
   - Как сказать... Скажу - жалею, немного совру, скажу, что довольна, -
совру еще больше... Очень много противоречий.
   - В законе?
   - Нет, в законе противоречий нет, а когда его  на  жизнь  намазывают,
происходит частичная несовместимость.
   Ева жестом показала, что времени больше  нет,  выпроводила  Далилу  и
закрыла кабинет.
   - Ева... Николаевна, одну минуту, почему вы  не  хотите  работать  по
исправлению и уточнению законодательства?..
   - Все дело во времени. - Ева уже почти  бежала  по  коридору,  Далила
подскакивала к ней то справа, то слева. - Я хочу видеть результат своего
упорства и умения... У тебя пленка кончилась.
   - А, черт с ней... У меня нет упорства  и  умения...  У  меня  только
чутье. - Психолог устало прислонилась к стене. - Я буду с вами бороться,
Ева Николаевна, вы опасны.
   - Хорошее у тебя чутье, еще у тебя обалденный стиль, ты  меня  просто
покорила. Давай встретимся при  случае  и  поборемся  в  более  приятном
месте.
   Далила покусала обветренную верхнюю губу, медленно вытащила из уголка
рта золотую тонкую прядку волос.
   - Я стараюсь, - сказала она в спину не дождавшейся ответа Еве.
   Кот  сидел  в  маленьком  душном  кабинете.   Он   осторожно   баюкал
забинтованную левую руку правой. Лицо  у  него  было  удлиненное,  глаза
большие, словно оплывшие немного вниз,  аккуратный  чуть  курносый  нос,
растительности никакой, хотя волосы на голове лихо кудрявились Маленькие
тонкие  брови,  словно   выщипанные   узкой   полоской,   иногда   вдруг
перемещались по лбу, изгибаясь, когда Кот  хотел  продемонстрировать  уж
очень сильное удивление и возмущение. Оглядев Кота быстро  сверху  вниз,
Ева  отметила  странный  стиль  его  одежды:  из-под  потертых   джинсов
выглядывали морды отменных толстых ботинок,  рубашка  была  ослепительно
белой, в некоторых местах, правда, со следами свежей  грязи,  на  шее  -
маленький блестящий зеленый галстук, на столе  перед  Николаевым  лежала
кожаная куртка Кота и все, что выгребли из карманов.
   Кроме Кота и Николаева в кабинете были еще оперативники, которые  его
брали у кафе, и старший следователь Гнатюк. Дышать было нечем.
   Ева не стала прерывать допрос, села у двери на табуретку. Кот отметил
ее появление, зло искривил губы и смачно сплюнул на пол.
   Были  подозрения,  только  подозрения,  что  Кот  иногда  работал  со
Слоником - Пашей Закидонским, особо опасным убийцей в розыске.  Но  Паша
оставался неуловим, хотя были  все  основания  полагать,  что  несколько
заказных убийств авторитетов преступного мира совершены  именно  им.  Но
улик никаких. После грамотно выполненного убийства появлялся слух,  даже
слушок, что это дело  рук  Слоника.  Определить  источники  этих  слухов
Николаеву не удавалось. Пытаясь покопаться  поглубже,  он  натыкался  на
непробиваемую стену секретных сведений  своего  же  управления.  Сначала
Николаев допускал, что Слоника завербовали агентом в одну из контор,  но
ничем не смог  этого  доказать.  За  год  сменилось  четыре  инспектора,
которые вели дело Слоника, Николаев оказался  самым  удачливым  -  добыл
отпечатки пальцев Паши и  наметил  первую  очень  слабую  ниточку:  Паша
Закидонский - Турция. Информацию о турецких преступных группах добыл так
оперативно, что получил повышение  в  звании.  Но  там  Слоник  даже  не
наследил.  Теперь  Николаев  разрабатывал  версию  "Слоник  -   турецкая
разведка", он попытался привязать Пашу к политическим  отношениям  между
российскими денежными  мешками  и  турецкой  разведкой.  Здесь  Николаев
немного растерялся, не привыкший  работать  в  таких  масштабах,  честно
заявил  начальству,  что  дело   Слоника   нужно   решать   на   высоком
государственном уровне, объяснив ситуацию такой схемой: на заре  свободы
и демократии в Турцию потекли русские деньги, сейчас идет отстрел  особо
богатых  авторитетов,  отказавшихся  подчиниться  турецкой   мафии,   но
переправивших в Турцию большой капитал. Эти люди строили отели,  держали
публичные  дома,  занимались  курортным  бизнесом.  Для   отстрела   был
завербован хороший специалист из наших, целый год  турецкая  разведка  и
наша служба безопасности тешили себя  уверенностью,  что  Паша  работает
именно на них.
   Начальство  почесало  в  затылке,  написало  докладную.  К  Николаеву
прислали суетливого эфэсбэшника, который заверил Николаева,  что  больше
Паша Закидонский никого не интересует, он просто маньяк. И все.
   Николаев понял, что Пашу сдают. Дальше -  как  получится.  Если  Паша
сумеет кого-нибудь запугать достаточно сильно разглашением всего, что он
знает, его либо прикончат при  захвате,  либо  заново  купят  и  сделают
хороший убедительный побег. Для себя Николаев решил так:  в  подробности
переживаний службы безопасности не вдаваться, преступника ловить,  жизнь
ему сохранять, бежать не давать.
   - Ты убил в августе прошлого года Карпатого, - сказал вдруг  Николаев
Коту в полной тишине.
   - Нет, не я, - ответил лениво Кот.
   - Тебя вызвал твой корешок, ты приехал из  Тулы,  сначала  вы  хотели
идти на дело  втроем,  но  потом  корешок  сказал  Прохора  не  брать...
Вспомнил?
   - Не помню такого. - Кот перестал баюкать руку и напрягся.
   - У твоего корешка хороший нюх... Как он говорит в таких случаях?
   - Чего еще?!
   - Когда ему не нравится человек, он говорит, что от него  уже  пахнет
лефортовской парашей, ну?
   Кот молчал и напряженно смотрел на Николаева. Ева встала с  табуретки
и подошла к столу.
   - Убери эту стрелялку. - Кот старался не смотреть на Еву,  она  стала
рядом с ним. - Пусть отойдет, я плохо соображаю, когда она тут стоит.
   - Зря ты, Женя, так ко мне относишься. - Ева обошла стол и перебирала
вещи из карманов Кота. - Я же тебя чисто и хорошо сделала, ну раздробила
одну косточку, так ведь самую маленькую... Я старалась.
   - Две, - сказал Кот и шумно сглотнул.
   - Ты, Женя,  зря  время  не  трать,  придурка  с  потерей  памяти  не
изображай, потому что Прохор нам все подробно и хорошо  рассказал.  Я  к
тебе - со всей душой, я тебя  к  чистосердечному  подвожу,  ласково  так
подвожу, поэтому расскажу только незначительные подробности.  Это  чтобы
самое главное ты написал сам и как  бы  безо  всякого  давления  с  моей
стороны.
   Гнатюк сидел сзади Кота, он поднял  руку  и  сделал  знак  Николаеву,
Николаев чуть потеснил Еву плечом и перехватил инициативу:
   - Что с ним валандаться, давай  заводи  дело  по  материалам  допроса
Пушкарева, повесим Коту по максимуму, да еще этот заложник...
   - Да какой заложник, какой заложник? Подумаешь,  вытащил  пьяного  из
кафе, а вы бы пристрелили беднягу, как пить дать! Вы все  там  перебили,
стрелять.., не умеете. - Кот начал свою речь с крика, потом, наткнувшись
на насмешливый взгляд Евы, перешел почти на шепот.
   - Не горячись, Николаев... - Ева задумчиво вертела в руках  крошечный
ключик на небольшом шнурке. - Может, Женя захочет сам себе помочь, и нам
мороки и писанины меньше.
   - Вы меня не покупайте. - Кот говорил неуверенно.
   - Ты, Женя, блондинок любишь, а Прохор - брюнеток. Ты после того дела
девочку себе снял, помнишь? Прохору не  понравилась,  он  блондинкам  не
верит.
   - Где эта сука... Пусть он мне в глаза скажет! Продажная тварь!
   - Женя, ты убил Карпатого или Слоник?
   - Паша... Убил.
   - Да он тебе что хочешь сейчас скажет, кто его видел, этого Пашу? Ему
сейчас  все  одно,  кого  бы  назвать!  -  Николаев  закричал  громко  и
неожиданно, Гнатюк закашлял, Николаев стукнул кулаком по столу, но орать
перестал.
   - Да у него одна дырка во лбу, я в жизни так не делал, я не крутой, я
тихонько горло  бы  перерезал,  и  все...  А  тут  -  хренотень  всякая,
пистолет, глушитель, это ж пронести надо, портфель.  -  Кот  замолчал  и
уставился на маленький ключик  в  руках  Евы.  -  Я  машину  вел.  -  Он
постарался справиться с волнением и не смотреть на ключик. - Потом я его
не видел.
   Ева бросила ключ на стол и ушла из кабинета. Гнатюк вышел за ней.
   - Вы вот что, Ева Николаевна... Я бы попросил вас закончить несколько
старых дел, что у вас накопилось. Ни на какие задания не выезжать,  если
что будет новое, не беспокойтесь, вас подменят.
   - Вы меня отстраняете?
   - Когда вас отстранят.., на время расследования, вы будете  извещены,
а пока я просто прошу вас привести дела в порядок, на всякий случай.
   - На случай передачи другому? Да вы поймите, сколько  человек  сейчас
было на допросе, а? Ну вы же там только  что  были!  Что-нибудь  поймали
интересное? А я поймала. В вещах Кота ключик есть, он проговорился! Стал
говорить про пистолет с глушителем и проговорился! Пистолет -  глушитель
- портфель. Портфель, понимаете! Значит, был портфель, в котором это все
несли, а ключ имеет к этому портфелю отношение!
   - Это ключ от портфеля?
   - Думаю, что нет, какие сейчас портфели с ключами. Если что запирают,
так кейсы, "дипломаты", портфель - это старая вещь, свидетели  говорили,
что видели кого-то, то ли слесаря, то ли  сантехника,  значит,  портфель
старый, неприметный!
   - А ключ?
   - Это ключ от того места, где  этот  портфель  спрятан.  Возможно,  с
оружием убийства. Они помолчали. Гнатюк закурил.
   - Ты вот  что.  -  Он  посмотрел  на  Еву  тяжелым  взглядом  старого
человека. - Ты не дергайся пока, я тебя прошу. Когда ты повзрослеешь, ты
поймешь, что не всегда надо спешить и рисковать. И вот тебе  урок  номер
один: этот заложник, из кафе... Он умер.
   -  Как  это...  -  Ева  вспомнила  брыкающегося  командировочного  на
носилках: когда его заталкивали в "скорую помощь",  он  кричал:  "Я  вас
умоляю!"
   - А вот так. Сердечный приступ плюс сильное  алкогольное  отравление.
Потерял сознание еще в "скорой", я думаю, он даже не понял, что вообще с
ним произошло сегодня. У тебя несчастный  случай  на  киностудии  висит.
Съезди завтра, развейся,  проведи  дознание  по  всей  форме,  инспектор
Курганова. - Гнатюк тяжело вздохнул и пошел.
   - То есть как... Разрешите  обратиться!  -  крикнула  она  в  широкую
спину.
   - Там приказ висит. Внизу. - Он махнул рукой, не поворачиваясь.
   Ева побежала к лестнице и налетела на Хорватого. Он обхватил  ее,  не
давая бежать дальше.
   - Не лети так быстро, висит, все там висит.  Эксперимент  не  удался.
Следователь должен сидеть в кабинете, инспектор ловит преступника.  Тебе
просто надо было запретить выезжать на захваты, достаточно инспектора  и
специально обученной группы, но  меня  не  послушались.  Ты  же  девочка
горячая, будешь теперь всех ловить сама. А следователь Калина любит тихо
сидеть в кабинете, размышлять. - Он боролся с  Евой  у  самой  лестницы,
рядом стали останавливаться любопытные. - Не смеши людей, пойдем отсюда.
   Ева замерла, Хорватый опустил руки.
   - Так вот, Ева Николаевна, плохо вы выходите из захвата, плохо. -  Он
галантно подал ей руку, потом быстро прижал ее руку локтем к  себе.  Они
медленно спускались вниз. - Стреляете вы отменно, а борьба  у  вас  идет
плохо. Есть хочешь?
   - Хочу. - Ева вдруг почувствовала, что сейчас упадет, так она устала.
- Есть-то я хочу, но идти не могу, я сдохла, честное слово.
   - Ну, до машины я тебя дотащу. Дождь прекратился, в лужах на асфальте
отражались фонари.
   -  Поехали  в  моей  машине.  -  Хорватый  подтолкнул  Еву  к  своему
"Москвичу".
   - Хорошо тебе говорить, а как я утром на работу доберусь?
   - Утром и приедем вместе.
   - Расслабление по полной программе, да? - Ева засмеялась.
   - А что тут смешного?
   - Да так... Вспомнила психолога Далилу. Я ей  рассказала,  как  мы  с
тобой предпочитаем расслабляться, она сейчас, наверное, отчет пишет.
   Лицо Хорватого пошло пятнами, Ева видела, как он старается справиться
с охватившей его яростью.
   - Да ты не волнуйся, у нас  была  просто  доверительная  беседа,  без
имен, просто про жизнь... Что это ты так расстроился? Никто и ничего про
тебя не знает.
   Хорватый размахнулся и стукнул изо  всей  силы  по  крыше  автомобиля
кулаком.
   - Э-э-э.., да у тебя, я  вижу,  аппетит  пропал  напрочь...  А  я  уж
размечталась, как ты меня на руках в пиццерию вносишь,  вокруг  суетятся
официанты... Ладно, звони, если что. - Ева пошла к своей машине.
   Разворачиваясь, красивым веером воды из яркой лужи облила  Хорватого,
все еще стоящего в оцепенении.
   - Пока, любовничек, - сказала  Ева  шепотом  и  удивилась  слезам  на
щеках.
   Дома,  в  пустой  однокомнатной  квартире,  Ева  включила  на  полную
громкость  магнитофон  и  танцевала  до  одурения.  В  дверь  позвонили.
Странно. Сосед сверху в таких случаях  сначала  долбил  у  себя  пол.  В
глазке улыбалась идиотским образом расплывшаяся физиономия Николаева.
   - Ты мож-жешь мне не верить... Но меня не пустили в  приличное  место
пожрать!
   - Ты пьян.
   - Но я все равно хочу жрать, мало ли.., пьян.., имею право... Жюльен,
профитроли, даже пусть котлеты  по-киевски...  Вонючий  кабак!  Я  купил
поэтому.., с собой, так сказать. -  Он  вывалил  на  столик  в  прихожей
надкушенный батон и копченую курицу. - Минуточку.., еще не все.., где же
это.., а! - По полу покатились три апельсина. - На троих!
   - А кто третий? - Ева выглянула в коридор, потом захлопнула дверь.
   - Ну этот.., с козьей мордой, а, пусть слышит, я его не боюсь, мы  же
мужики... Сейчас мы не коллеги.., а как это... Нет,  ты  не  подумай,  я
просто зашел пожрать, понимаешь, меня не пустили, я  ничего..,  спокойно
купил курицу в магазине... Я с вами съем курицу... Где эта козья морда?
   - Нет здесь никакой козьей морды, снимай плащ.
   - Ну-у-у? Нет, подожди, мне интересно,  он  что,  будет  прятаться  в
шкафу?
   - Николаев, смирно! В ванную шагом марш!
   - Я понимаю, - он гнусно ухмыльнулся и погрозил ей пальцем, - я  хочу
видеть эту... Я только осмотрю шкаф, ладно, но если эта.., запряталась в
шкафу, пощады не будет, клянусь, все отделение узнает.
   Он осмотрел не только шкаф, но и балкон, кухонный стол,  корзину  для
белья, запутался в занавесках, потом пополз по полу под  тахту.  Там  он
застрял, несколько раз дернулся и вдруг мирно захрапел.
   Ева включила музыку и съела всю курицу. Подумав,  вытащила  Николаева
из-под тахты за ноги и усадила, приладив кое-как в диванных подушках  на
полу.
   - Николаев... Николаев! Смотри. Ева разложила на полу три апельсина и
танцевала между ними, снимая юбку.
   - Стриптиз... Понимаю.
   Но дальше Ева раздеваться не стала. Она медленно села на шпагат  так,
что один из апельсинов оказался у нее между ног. Упираясь руками в  пол,
она опускалась и приподнималась над апельсином под музыку.
   - Модерн Токинг! - правильно определил музыку пьяный Николаев. - А  я
могу сесть на два стула в шпагате, как Шварценеггер! Щас!.. Минуточку...
   Ева легла на спину, приподняла блузку и положила апельсин  на  пупок.
Напрягая живот, она стала подбрасывать апельсин вверх в такт музыке.
   - Класс, - одобрил Николаев.  -  Это  потому,  что  у  тебя  такой..,
удобный.., пупок у тебя, короче, удобный... А Митрюхин из наркотиков, он
животом мог монету зажать.., вот тут... - Николаев стал вытаскивать свою
рубашку из джинсов. - Но он упитанный такой... Танец живота  танцевал...
Ничего... Ему в пупок можно бы магнитофон заделать,  в  жизни  не  нашли
бы.., а  он,  дурак,  на  грудь  нацепил...  Пристрелили...  -  Николаев
задумчиво разглядывал стулья, которые он подтащил к себе.
   - Николаев... А, Николаев! - Ева теперь легла на живот, подняла  ноги
вверх, коснулась  ступнями  затылка,  достала  их  руками  и  покачивала
апельсин на спине. - А кто это - козья морда?
   - Нет, ты меня извини.., но тоже ведь..,  машина-то  стоит.  Вот  так
твоя, а вот так - его, я ж не дурак! Я ничего такого  не  хотел,  пойми,
просто пожрать... Я вообще решил, что должен тебе нравиться, я  очень..,
положительный и хороший, а этот.., он же не разведется никогда... У него
- карьера.
   Ева подошла к окну. У подъезда стояли три автомобиля. Сначала  машина
Хорватого, потом  ее,  потом  Николаева.  Ева  обшарила  взглядом  двор.
Никого, уютно всхрапнул Николаев.
   Ева  натянула  теплые  рейтузы,  надела  кроссовки,   куртку,   взяла
апельсин, выключила свет и спустилась к машине, осторожно щелкнув замком
двери.
   Хорватый спал, открыв рот и закинув голову назад, в своей машине.  На
скамейке шепталась парочка. Стараясь двигаться аккуратно, Ева выехала.
   Дома уже засыпали, но  дороги  плыли  горящими  потоками  машин.  Ева
любила ночные дороги, расплавленное золото фар, не тишину - и не шум,  а
словно  сонный  пульс,  полудрему  никогда  не  засыпающего  города.  На
кольцевой она выжала педаль до отказа и  понеслась  по  дороге,  включив
музыку  на  полную  громкость.  Через  полчаса  руки  стали  дрожать  от
напряжения, она заблудилась, свернув на  незнакомую  дорогу,  остановила
машину, вышла в огромное открытое пространство поля и гудящих проводов и
попала прямиком в огромное звездное небо. Вдали, внизу, светилась желтым
заревом Москва, ослепляя  небо  и  пряча  звезды.  Здесь  было  темно  и
ветрено, звезды так и напирали. Ева заметила, что опять плачет. Ей  было
жалко Хорватого, его жену, и Николаева, и себя,  ей  было  жалко  город,
который слепит звезды и никогда их не видит.

Пятница, 18 сентября, утро

   Гнатюк хмуро оглядывал молодую женщину,  крупную  и  красивую  -  той
странной красотой, которая обычно его пугала.  Его  пугали  все  женщины
больше его ростом, а эта была  к  тому  же  вся  какая-то  растрепанная,
возбужденная, слишком откровенно, на его взгляд, одета.  И  представляла
такую профессию, с которой  Гнатюк  никогда  раньше  не  сталкивался.  В
прошлом году, когда  потребовали  обязательные  психоосвидетельствования
руководящего состава, Гнатюк гордо принес справку о том, что не  состоит
в психдиспансере на учете, а тестирований избежал. Он чувствовал  сейчас
нутром большие неприятности, которые может свалить на него эта красотка.
   Гнатюк надеялся, что тестирование,  проведенное  с  Евой  Кургановой,
просто приобретет форму еще одной бумажки, ляжет  в  дело,  бумажку  эту
можно будет даже изучить при необходимости.  Чего  он  больше  всего  не
ожидал, так это разрешения Министерства внутренних  дел  на  "проведение
необходимых разработок по специальности" Далиле  Мисявичус,  аспирантке,
з