ется, что юрист,  который
не чувствует этой  неразрывной  связи  и  необходимости,  только  вредит
системе. Он подлежит уничтожению. Профессиональному уничтожению.  И  это
все, что я хотела вам сказать. - Калина встала и направилась к двери.
   - Минутку. Подождите. Вы сейчас прочли  мне  лекцию  о  необходимости
"стукачей" и продажных следователей, или я что-то не поняла?
   - Почему же, Ева Николаевна, можно сказать и так, но я бы назвала это
необходимыми контактами в системе. Я вижу, вы разнервничались,  и  чтобы
не  услышать  ваших  пламенных  речей  о   бескомпромиссной   борьбе   с
преступностью
   И уничтожении ее любыми средствами, я предлагаю вам просто  пойти  на
допрос, так  сказать,  для  повышения  вашего  общего  уровня  по  этому
вопросу. Если,  конечно,  вы  собираетесь  и  в  дальнейшем  работать  в
системе. Вы должны меня извинить, но, учитывая вашу непредсказуемость, я
позволила себе настоять на тщательном обыске.
   В коридоре у дверей Евы стояли две женщины в милицейской  форме.  Они
вежливо, но твердо забрали у Евы ее сумочку и  сопроводили  Курганову  в
небольшую комнату. Комната эта, знакомая Еве по "специальным  обыскам  с
применением    медицинского    оборудования",     испугала     громадным
гинекологическим креслом. В голове у Евы  помутилось.  Одна  из  женщин,
видя ужас Евы при взгляде на кресло, посочувствовала:
   - Старая модель, да ты не боись, в это кресло лезть не  надо,  просто
тщательный осмотр одежды, разденься до трусов, и все, еще рот открой как
следует. Извини, наклонись немного, я у тебя между  ног  быстро  проведу
рукой.
   - Чей приказ? - спросила  Ева  через  две  минуты,  дрожащими  руками
натягивая на себя одежду.
   - Чей приказ - не знаем, а постановление на осмотр на предмет наличия
оружия и  возможных  предметов  нападения  подписал  ваш  главный  Чего,
конфликтная, что ли? - спросила женщина, заполняя  бумаги.  -  Предметов
нападения не найдено, сопротивления при обыске не оказано,  стало  быть,
все довольны, так?
   - Так, - сказала Ева чуть слышно.
   - Вот и ладушки!
   Женщины проводили Еву в кабинет следователя Калины. Ева намекнула  на
желание пойти в туалет, одна из женщин досадливо покачала головой.
   - Я  с  тобой  на  унитаз  не  сяду,  так?  Потом  еще  раз  придется
раздеваться и все по новой, ты  уж  потерпи,  пописаешь  через  полчаса.
Приказано доставить сразу после обыска на допрос.
   И в этот момент, чуть замешкавшись перед дверью кабинета Калины,  Ева
вдруг почувствовала легкий страх и знакомое ей  напряжение  азарта,  как
перед захватом. Она обругала себя, что недооценила Калину, обозначив  ее
лекцию  и  этот   унизительный   досмотр   как   небольшое   болезненное
издевательство. Сейчас бы сидела в кабинете, красная и злая, до Кота  ли
ей было бы? А дело ведь в допросе! "Соберись, что-то  происходит,  а  ты
трясешься, как напакостившая пятиклассница!  Испугали  тебя,  разозлили,
значит, знали - как. Теперь постарайся понять - зачем?!"
   - Проходите, Ева Николаевна. - Калина цепко и быстро  пробежалась  по
лицу Евы, недоуменно подняв бровь: Ева смотрела насмешливо,  уголки  губ
ее дрожали, сдерживая хохот.
   - Татьяна Дмитриевна, что ж вы на  досмотре  не  присутствовали?  Мне
показалось  во  время  нашего  разговора,  что  вам  это   было   просто
необходимо!
   - Не понимаю, о чем вы это. Садитесь вот здесь. Хотя... Нет, здесь, -
Калина указала Еве на стул возле своего стола, сбоку.
   Ева быстро осмотрела кабинет. Ничего нового. Два стула  добавилось  у
двери, два у окна и еще один стул стоял почти посередине кабинета. Вошли
Гнатюк и незнакомый подполковник в форме и с папкой. Они  сели  у  окна,
переговариваясь тихо, Гнатюк не смотрел на Еву, словно ее не было. Через
несколько минут в комнате повисла тишина, только Калина,  иногда  шурша,
перекладывала бумаги на столе. Ева осмотрела пол и двери: в одном  месте
плохо прилегал  плинтус,  но  больше  ничего  интересного...  Тогда  она
повернула голову и внимательно  осмотрела  стол  Калины.  С  первого  же
взгляда Ева почувствовала, что что-то не  так.  Весь  стол  был  завален
бумагами. Две или три пачки просто чистой бумаги лежали слева от Калины,
несколько открытых папок - перед ней. Калина рылась в  них,  медленно  и
сосредоточенно,   словно   именно   сейчас   ей    приказали    провести
инвентаризацию  всех  документов...  Ева  напряглась,  и,  когда  Калина
открыла выдвижные ящики и стала и оттуда доставать какие-то бланки, чуть
повернула свой стул, стараясь двигаться  тихо  и  незаметно.  Потом  она
кашлянула и повернула его в этот момент еще сильней -  к  столу.  Калина
подозрительно уставилась на нее. Гнатюк и подполковник тоже  посмотрели,
блеснули  круглые  стеклышки  очков  на   маленьком,   аккуратном   носу
подполковника. Ева вытерла  тыльной  стороной  ладони  рот.  Теперь  она
сидела так, что, глядя в середину комнаты и почти не поворачивая головы,
видела боковым зрением движения Калины. Следователь перелистала  бумаги,
Которые достала из ящиков, оставила их на столе и стала
   Поправлять письменный  прибор  с  ручками  и  карандашами,  подвинула
статуэтку красноармейца, чтобы он стал в профиль к ней, переложила папки
еще раз, потом сложила руки, как школьница за партой, и  застыла,  глядя
на дверь.
   За дверью послышались шаги и негромкие команды. Привели Кота. Сначала
в кабинет зашел один конвойный, осмотрел сидящих, доложил,  вытянувшись.
Потом вошел Кот в наручниках, за ним другой конвойный. Они усадили  Кота
на стул, который стоял посередине, сами отошли к двери.  Стали  у  своих
стульев. Подполковник слабо махнул рукой. Охранники сели.
   Кот весело смотрел на Еву. Поймав ее взгляд, щедро, от души, растянул
рот в большой улыбке, после чего звонко причмокнул. Ева смотрела  в  его
веселое лицо, словно задумавшись, тогда он быстро стрельнул  глазами  по
сторонам и подмигнул ей.
   - Апельсины любишь? - сказал он громко и чуть хрипловато. -  Но  меня
тебе не достать, кишка тонка, инспекторша!
   -  Опушкин,  прекратите  разговоры.   Ева   Николаевна,   вы   хотели
присутствовать на допросе, пожалуйста, задавайте вопросы. А я  потом.  -
Калина говорила устало, глядя перед собой как бы сквозь Кота.
   - Евгений Миронович... - Ева задумчиво смотрела  на  наручники  Кота,
Кот сидел широко расставив ноги и свесив руки между ними. - Подписали ли
вы протокол на очной ставке в банке? Ваш ли это портфель?
   - А чего не подписать... Подписал, но портфель не мой.  Меня  этот..,
банковский лысый работник опознал, и я его опознал, но портфель не  мой,
меня Слоник попросил портфель в сейф положить,  я  положил,  может,  там
деньги были! Мне чужого не надо... Спросите его, чего нудите? И с вашими
Евгениями Мироновичами не надо! Не надо этого, я и так понимаю  важность
момента, только я  -  водила,  водила,  и  все,  довез,  подождал,  взял
портфель..
   - В августе прошлого года вы захватили с целью выкупа двух  мужчин...
Пока семья собирала деньги, мужчины были убиты... Из  обреза  в  голову.
Животы их были вспороты, на теле - следы пыток и насилия. Я так  поняла,
что стрелял в вашей компании Слоник, вы тут ни при чем..
   - И ни при чем, я уже говорил! Не мой это почерк, я больше  ножичком.
- Кот заерзал. - А  насчет  ваших  мужчин,  так  я  в  августе  на  море
отдыхал.., с женщинами..
   - И женщины есть. - Ева вспоминала дела Кота, у нее не  оказалось  ни
одного документа. - Я помню, были и  женщины,  чуть  позже,  и  тоже  со
вспоротыми животами.
   - Минутку... - Гнатюк чуть прокашлялся. - В нашем  распоряжении  есть
портфель  с  отпечатками  пальцев,  в  портфеле  оружие,  оно   тоже   с
отпечатками, и что особенно интересно - много твоих пальцев, вот так.
   - Ну, это туфта натуральная... Я же говорю, я положил портфель в этот
банк, потому что так сказал Слон, я отдал ему ключ и сказал номер, и это
все, я не открывал портфель.
   - Опушкин, у меня здесь подписанные  вами  показания,  в  которых  вы
подробно рассказываете  о  своей  преступной  связи  с  Закидонским.  Вы
понимаете, что  этим  фактически  сваливаете  всю  вину  за  совершенные
совместно разбои на него?
   - Я - честный человек, - сказал Кот со значением,  -  мне  чужого  не
надо. Я однажды оттрахал трупаря, но только после  того,  как  Паша  его
сделал трупарем. А может, я больной какой, если трахаю трупаря?
   - И тем не менее, - Гнатюк говорил тихо и спокойно, -  на  оружии  из
портфеля имеются именно твои отпечатки.
   Кот задумался, потом усмехнулся:
   - Ну, вы, ребята, даете... Это что, честно, да? Я колюсь  как  гнида,
вроде все ясно, я же вам Пашу выдаю с потрохами, раз вы его уже взяли, а
вы мне тут начинаете клепать, да? Мы так не договаривались.
   - С кем? - спросила Ева.
   - Должна вас огорчить, - перебила ее вопрос Калина, - но  у  меня  на
столе.., вот здесь.., имеется  заключение  экспертизы.  И  на  пистолете
именно ваши отпечатки, Опушкин, вот такие дела.
   - Суки вы все. - сказал Кот устало. - Ну какой еще пистолет?
   - Старая "беретта".  Вот,  пожалуйста.  -  Калина  выдвинула  ящик  и
достала полиэтиленовый пакет с оружием. - Узнаете? - Она двумя  пальцами
достала "беретту" и положила поверх красной папки с бумагами.
   - Я в оружии вообще не разбираюсь, мне что "беретта", что черт лысый,
вы мне это не пришьете,  я  все  ваши  приемчики  знаю,  может,  вы  еще
предложите мне потрогать? Чтоб уж точно отпечатки снять!
   Калина быстро посмотрела на Гнатюка, Гнатюк на нее.  Еве  показалось,
что он напрягся. Подполковник, сидящий рядом  с  Гнатюком,  листал  свои
бумаги в папке, не принимая никакого участия в допросе. У  Евы  вспотели
ладони. Она краем глаза видела "беретту", пузатую, с затертой рукояткой,
и вдруг вспомнила голос  Николаева:  "Старая  беретта",  два  патрона  в
стволе..."
   "Не может быть..." Ева судорожно сжала руки, медленный и сонный голос
Калины долетал словно издалека.
   - Вы можете не трогать оружие, никто вас не просит. - Калина  сделала
паузу, глядя в глаза Коту. - Встаньте и посмотрите на  оружие.  Если  вы
его не опознаете, так и запишем в протоколе.
   Кот еще почти  минуту  сидел,  чуть  приоткрыв  рот,  потом  покрутил
головой, усмехнувшись, и встал. За  окном  громко  просигналила  машина,
унылый музыкальный мотив. "Не слышны в саду..." и еще раз - "Не слышны в
саду..."  -  шорохи  отрезали.  Кот  опять   помотал   головой,   словно
задумавшись, и пошел к столу.  До  стола  было  три  шага.  Кот  подошел
близко, продолжая улыбаться, склонился над пистолетом, а смотрел в  лицо
следователя Калины. Калина смотрела на  его  руки.  Тогда  Кот  повернул
голову и посмотрел в лицо Евы. Ева  усмехнулась  ему,  закрыв  глаза  на
секунду. Привстала, ласковым движением  протянула  руки,  словно  хотела
погладить Кота. Она обхватила его  голову,  сильно  и  быстро,  Кот  еще
улыбался, но уже протягивал руки к "беретте". Со стула  у  окна  вскочил
Гнатюк, резко откинулась на спинку своего стула Калина.  Приоткрыв  рот,
она  хорошо  рассмотрела,  как  Ева  быстрым  и  точным  движением  чуть
притянула голову Кота к себе и резко пригнула ее вниз. Тонкий и  длинный
штык красноармейца вошел в глаз Коту. Кот попробовал упереться руками  в
стол, почти в сантиметре от "берет-ты", ему  это  удалось,  ему  удалось
даже отдернуть голову с  торчащей  изо  лба  нелепой  длинной  бронзовой
фигуркой, но уже почти мертвому. Он крутанулся вокруг  себя  и  упал  на
пол, не издав ни звука.
   Ева села. Калина продолжала  смотреть  перед  собой,  откинувшись  на
спинку стула. Гнатюк достал платок и вытирал лоб.  Подполковник  смотрел
поверх круглых стеклышек очков на лежащего Кота.
   - Ну у вас и реакция! - восторженно сказал охранник. -  Не  успел  он
протянуть руки, а вы уже..,  это  самое...  -  закончил  он  неуверенно,
потому что на него уставились все.
   Ева справилась с чудовищным напряжением в руках и смогла наконец  ими
двигать. Она взяла "беретту", посмотрела ее обойму.
   Подполковник встал, подошел к Коту,  потрогал  его  шею,  выпрямился,
постоял немного в задумчивости и вышел из кабинета.
   - Что же это у вас, Татьяна Дмитриевна, вещественное доказательство с
полной обоймой! Ай-яй-яй, Татьяна Дмитриевна, с вашим-то опытом, знанием
жизни и системы. Как же вы  так  опростоволосились?  -  Ева  говорила  с
трудом, тяжело дыша. - Он бы нас всех  перестрелял  и  сбежал  бы,  чего
доброго, а? Или не всех, Татьяна Дмитриевна? Всех  -  или  не  всех,  а?
Калина молчала, глядя перед собой.
   - Вы, Ева Николаевна, опять убили подсудимого на  допросе,  и  у  вас
истерика, - сказал Гнатюк. - А насчет обоймы разберемся.
   - Не слышны в саду даже шорохи, да?  Все!  Все  здесь  замерло..,  до
утра!.. - В кабинет вбежали люди, но Ева их не различала. -  Там  у  вас
пиликает машинка для Кота под окном! Татьяна  Дмитриевна,  пора!  -  Она
отбивалась, ее уводили силой.
   Еву почти внесли в тот самый кабинет,  где  полчаса  назад  она  была
тщательно обыскана. В  кабинете  была  кушетка,  покрытая  прозрачной  и
скользкой клеенкой, на нее Еву и положили. Как это ни странно, но  возле
Евы сидела одна из обыскивающих ее женщин. Женщина неумело  откупоривала
пузырек с нашатырем, руки ее тряслись. Смочив ватку, она протянула  руку
к Еве. Ева отмахнулась. Тогда женщина сама понюхала, закрыв глаза.
   - Говорят, - она слегка задыхалась, но явно получила удовольствие,  -
что вы продемонстрировали чудеса реакции и всех спасли! А чем вы  его..,
убили? Вы сломали ему шею?
   - Нет. Вы не нашли у меня одну вещь. Я ее запрятала в самое  укромное
место. - Ева поманила пальцем женщину и  прошептала  ей  на  ухо  что-то
такое странное, что  женщина  сначала  вытаращив  глаза  смотрела  перед
собой, а потом быстро и ярко залилась краской. -  А  теперь,  голубушка,
позовите ко мне психолога. Пожалуйста.
   Далила пришла с магнитофоном. Магнитофон был маленький и не  требовал
микрофона, Далила села на кушетку рядом и положила его, направив  черной
решеткой к Еве.
   - Дело было так. - Ева легла поудобней, руки закинула  за  голову.  -
Тщательно проведенный перед допросом обыск насторожил меня и.., напугал,
да, напугал. Поэтому во время допроса мною  была  проявлена  необычайная
бдительность. Результатом этой бдительности стало  наблюдение  странного
поведения следователя Калины, которая  в  ходе  допроса  выложила  перед
обвиняемым,  якобы  для  опознания,  пистолет  типа  "беретты",  старого
образца,  с  полной  обоймой,  то  есть  категорически  заряженный.   Ее
навязчивые предложения обвиняемому приблизиться к вышеназванному  оружию
заставили меня внутренне сгруппироваться и подготовиться. Поэтому, когда
он протянул руки к пистолету, я всадила ему в глаз штык, что и послужило
причиной его мгновенной смерти. Все.
   - Ева Николаевна, - Далила растерянно смотрела на Еву, - где вы взяли
штык?
   - Это не мой  штык,  это  штык  общественный,  он  принадлежит  герою
гражданской войны, отлитому в виде бронзовой скульптуры. Штык  находился
там  же,  на  столе  следователя  Калины,   за   плечом   этого   самого
красноармейца... Я надеюсь,  у  тебя  все  хорошо  записывается?  -  Ева
кивнула на магнитофон. - Ты должна  хорошо  подготовиться  и  ничего  не
пропустить, тебе придется тщательно описать  нашу  беседу  и  много  раз
прокручивать  эту  пленку  перед  компетентными  лицами.  Я  думаю,  что
сказанного вполне достаточно, чтобы продемонстрировать  мою  необычайную
бдительность и хорошую реакцию,  как  следствие  этой  бдительности.  Но
чтобы ты не почувствовала себя уж совсем обделенной,  я  могу  подкинуть
тебе  некоторые  неорганизованные  мысли.  Для  какого-нибудь  диагноза,
например. Мне категорически неприятна мелодия "Подмосковных вечеров".  Я
ее ненавижу, особенно когда  милая  смотрит  искоса  и  при  этом  низко
наклоняет голову! Меня это возмущает.  Поэтому  особое  обострение  моей
бдительности  произошло  в  момент  звучания  этого  напева  посредством
автомобильного  клаксона  за  окнами  управления.  У  меня   есть   одна
навязчивая идея.  Она  не  доказана.  Мне  кажется,  что  убиенный  мною
преступник узнал ее, что это знак,  ему  поданный,  что  он  должен  был
перестрелять, кого надо, в кабинете и уехать на машине, которая сигналит
таким идиотским напевом.
   - Ева Николаевна, как вы себя чувствуете?
   -  Прекрасно  я  себя  чувствую,  прекрасно.  Больше  всего  я   рада
присутствию при допросе двух охранников, поинтересуйтесь, пожалуйста, их
именами и возьмите у них подробное интервью, описывающее  мои  действия.
Потому что полковнику Гнатюку я больше не верю! - Это Ева прокричала  на
всякий случай наклонившись поближе к магнитофону.
   - Вы так странно говорите. Вы точно в порядке, вам не нужна помощь?
   - Я так говорю исключительно для ясности.
   И так Ева говорила еще часа два. Выполнив
   Настойчивую просьбу женщины в форме,  она  хлебнула-таки  валерьянки,
скривившись и заметив, что "факт  потребления  успокоительного  средства
произведен". Отлежавшись на кушетке, Ева вытянула  перед  собой  руки  и
заявила, что "нервное дрожание больше  не  замечено".  Поднявшись  после
этого и посетив туалет, Ева сказала сама  себе  в  зеркало:  "В  наличии
имеется подозрительная нездоровая бледность и неопределенность взгляда",
после туалета ей попался Демидов. Ева смутно запомнила, что он ласково и
ненавязчиво предлагал ей сменить место работы и образ жизни. На что  она
заметила,   что   "естественные   потребности   ее   организма    должны
реализовываться в профессионально подготовленных для  этого  местах",  и
фраза эта не давала покоя Демидову все выходные. Подходя к своей  машине
на стоянке, Ева про себя пробурчала, что  "задержания  не  последовало",
вырулив вполне сносно, она все-таки затормозила на светофоре  проблемно,
с разбитой задней фарой  новенькой  "вольво".  Из  "вольво"  вырвался  с
криком молодой и эффектный здоровяк, размахивая руками. Когда он  сказал
все, что хотел, Ева спокойно заметила, что  "имеющие  место  оскорбления
обобщают намерения говорившего в отношении  всех  женщин  на  планете  и
поэтому не могут относиться конкретно к ней'". Внимательно осмотрев  его
выпученные после этого глаза и открытый рот, Ева презрительно  наградила
здоровяка диагнозом "инфантилизм  на  грани  дебилизма"  и  вырулила  из
затора машин, помяв газон.
   Минут через сорок Ева с удивлением отметила, что уже почти доехала до
станции Капотня.
   Она  попробовала  разобраться  в  таком  странном  поведении   своего
организма, но очень болела голова, ничего не получилось.
   Сантехник  Володя  вставлял  стекла,  включив  на  полную   громкость
магнитофон. Ева завороженно несколько минут смотрела, как он  артистично
заколачивает маленькие гвоздики в ритме Баха. Гвоздики  Володя  доставал
изо рта, что не давало ему  возможности  подпевать  во  весь  голос:  он
только мычал. Забив последний, Володя и  с  лестницы  слез  под  музыку,
заметив Еву на последней ступеньке.
   - Володечка, - сказала Ева, глотая слезы, - со мной что-то случилось,
я теперь говорю как в милицейских протоколах!..
   - Это ерунда, это мы исправим моментом, я тебе сейчас  расскажу,  что
тут в доме случилось! Я два дня вставлял стекла, а все стены в дырках.
   - Это последствия моего присутствия, - стучала зубами Ева по горлышку
бутылки, не сопротивляясь Володиным методам лечения. Ей показалось,  что
она глотала что-то совсем безвкусное очень долго, так долго, что  устала
глотать и решила прилечь тут же, на траве.
   Володя принес ее в  дом,  устроил  на  кровати,  кровать  скрипела  и
покачивалась, вместе с ней качались потолок и окно, окно резко  темнело,
а огонь свечки разгорался пронзительно ярко, хотелось закрыть глаза,  но
этого делать было нельзя. Сразу появлялись старик  и  старуха  у  самого
синего моря.
   - Нет, ты только посмотри, какое море, синее, белое,  в  пене,  живое
такое, песок, камни, хижина, а  в  хижине,