должен быть  принципиальным,  правильным,  с  высшим  образованием  и
спортивной подготовкой.
   -  Я  очень  принципиальный.  Ты  даже  не  представляешь,  какой   я
принципиальный, только мои принципы -  это  жизнеспособность.  Я  сделал
себя, я - лучший, почему же мне не сделать самому себе приличную  жизнь,
не  причиняя  вреда  государству,  которое  не  может  мне   эту   жизнь
обеспечить??
   - А что тогда, по-твоему, делаю на этой работе я?
   - Занимаешься романтикой и самокопанием, но тешишь себя надеждой, что
искореняешь зло. А его нет, зла! Учись у Востока. Зло само  по  себе  не
существует, оно живет внутри добра. Вот так. А добро - внутри зла.
   - Эти твои  принципы...  Ты  их  всем  рассказываешь?  -  Ева  словно
проснулась и с интересом разглядывала Волкова.
   - Нет. Только тем, кого выберу.
   - Почему ты выбрал меня? Почему? - спросила Ева, поднимаясь со стула.
   -  А  ты  проблемная.  Не  в  ладах  с  начальством  и  вообще...  Ты
отстреливаешь крутых мальчиков на допросах, как только им срок дадут. Ты
их уже приговорила к смерти, а  им  -  пять  лет,  восемь.  Ты  же  тоже
пытаешься  определить  себя,  но  не   понимаешь,   что   рассудительный
практицизм лучше романтического максимализма.
   -  Получается,  что  ты  предлагаешь  употребить  мой  романтизм   на
практике? Слушай, Волков, может, ты просто издеваешься?
   - Пошли лучше в зал, выпустишь пар, а я покажу несколько приемов.  Ты
ведь меня за урода держишь, только и твоя красота вредит, потому что  ты
ее  себе  не  делала,  Бог  тебе  ее  дал,  а  Бог  часто  бывает  такой
неразборчивый.

Часть вторая
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МИР МУЖЧИН, ИЛИ ИНФАНТИЛЬНЫЕ ИГРЫ

Октябрь

   Стас Покрышкин задумчиво рассматривал великолепного голого мальчика с
едва  обозначившимися  бугорками  мускулов.  Мальчик  был  восхитительно
безволос, у него даже на ногах не  было  растительности.  Мальчик  лежал
очень  "кинематографично",  разбросавшись  на  огромной  кровати.   Стас
вздохнул глубоко и отчаянно: при всей своей неповторимости  мальчик  был
совершенно бездарен.  Километры  испорченной  пленки  шуршали  в  ванной
Покрышкина, образуя  подобие  фантастических  черных  облаков  на  белом
кафельном полу. Покрышкин пинал эти облака ногами. Мальчик  был  третьей
попыткой Стаса. До этого он с отвращением терпел пару  дней  вонючего  и
заросшего   длинной   бородой   оператора   с    таким    индивидуальным
представлением о съемке и пространстве, что даже сам Стас не понял,  что
они снимали целый вечер. Полная мешанина из внезапно возникающих на весь
экран тонких стаканов, брошенных невпопад чулок, а  когда  камера  этого
модного оператора повторяла несколько раз изгибы  телефонного  шнура  на
полу, Стасу просто хотелось блевать, как при укачивании. "Крови не надо,
- заявил этот умник. - Кровь - это пережиток прошлого, заставим  зрителя
напрячь мозги и поразмышлять, что  это  они  увидели!"  Стас  попробовал
показать ему, что именно требуется  снимать,  когда  обнаженная  женщина
употребляется сразу двумя очень приличными мужчинами, один из которых  к
тому же негр. "Старик,  -  объяснил  ему  бородатый,  -  это  же  полная
заморозка, так не делают  больше.  Я  сниму  тебе  ее  пятку,  но  сниму
талантливо, у тебя от ее пятки волосы закучерявятся!"
   Второй оператор  настаивал  на  применении  спецэффектов,  употребляя
незнакомые Стасу слова "отцифровка" и "заем-контакт". Отличную натуру он
снял просто в полный рост и отпустил домой, потом  сел  за  компьютер  и
довел Стаса до судорог. Все  эти  прекрасные  голые  девочки  удлинялись
различными своими органами то в  одну,  то  в  другую  сторону  на  фоне
беспросветной живописи Босха. Он на полном  серьезе  уверял  Стаса,  что
если туда "присоединить" еще танцующего под еврейскую музыку Гитлера  из
архивных пленок, то будет "ну просто отпад!"
   Стас испытывал приступы отчаяния, вспоминая работу с Ангелом Кумусом,
когда достаточно было только чуть шевельнуть рукой, и  Кумус  брал  кадр
так эффектно и правильно, что хотелось  просто  расцеловать  его.  Кроме
всего, у Ангела был врожденный вкус: когда он  начинал  прятать  взгляд,
стараясь не смотреть на натуру, Стас быстро с этой  натурой  прощался  и
никогда не жалел об этом: он отдавал себе отчет в том, что, если  натура
не нравится оператору, он никогда не снимет ее правильно и хорошо. Выход
был один: найти Ангела Кумуса и так его у себя запрятать, чтобы никто не
нашел.
   Исчезновение Ангела из психиатрической больницы  Стас  воспринял  как
полную катастрофу. Он бы вытащил его из  любого  учреждения  при  помощи
денег, но найти даже  очень  странного  человека  в  Москве  было  почти
невозможно. Ангел нигде не жил. То есть у него не было прописки,  потому
что квартиру свою Ангел продал уже давно и попался Покрышкину,  голодный
и бездомный, с такой дорогой видеокамерой за плечом, что Стас до сих пор
не понимал, как он с такой камерой прожил на улицах хотя бы пару дней.
   Стас разбудил мальчика, сунул ему в руки одежду, деньги и вытолкал за
дверь. Стас понял,  что  без  Ангела-оператора  ему  конец.  Поэтому  он
устроился поудобней возле телефона.
   Черепаха-Макс очень медленно и очень  осторожно  припаивал  последний
контакт в небольшом взрывном устройстве, когда телефон тренькнул  звонко
и явно невпопад. Макс задумчиво посмотрел на испорченную работу, отложил
аккуратно паяльник и погладил телефон, прежде чем взять трубку.  Рука  у
Макса была такой величины, что при поглаживании древний телефон  скрылся
под ней полностью.
   - Кто это звонит такой умный и такой  неосторожный?  -  спросил  Макс
медленно. Он вообще говорил и двигался очень медленно.
   - Черепаха, - сказали ему в трубку, - помоги мне, а я помогу тебе.
   - Как?
   - Я ищу Ангела Кумуса, помнишь, оператор, снимал  тебя  год  назад...
Ну, ты еще ел у меня младенцев, помнишь мой фильм "Ужин людоеда"?
   - Я спрашиваю, как ты, мокрица, можешь мне помочь?
   - А! Ну, я знаю, что ты самый лучший организатор приколов, а я хорошо
делаю  спецэффекты.  Можно  изобразить  чью-нибудь  смерть  на   большом
банкете, кровь и мозги по стенке натурально гарантирую,  все  это  можно
хорошо снять на пленку и потом еще целый год смеяться, показывая крупным
планом физиономии гостей. Алло! Ты меня слышишь?
   - Я думаю, помолчи. Ладно. Чего тебе надо? Я  понятия  не  имею,  где
твой придурок.
   - Понимаешь, я звоню всем, к кому он может прийти.
   - А зачем это ему ко мне приходить?
   - Как тебе сказать... Ты телевизор смотришь?
   - Короче.
   - Вчера по "Дорожному патрулю" показали странное убийство в  подъезде
с всаживанием большого деревянного кола в грудную клетку жертвы.
   - Короче.
   - Я боюсь, что у Ангела поехала крыша, мы ведь с ним  снимали  фильмы
про вампиров последний год, он теперь  думает,  что  множество  вампиров
ходит по Москве и он их должен уничтожить. Либо он относит мертвые  тела
на святое место, либо забивает кол в сердце. Я тут подумал, что он может
выйти и на тебя, но ты чересчур велик для него,  навряд  ли  он  захочет
тебя куда-нибудь нести, так что остается кол.
   - Обо мне не беспокойся, я твоего Ангела помню хорошо, узнаю с  ходу,
он не успеет и чихнуть, как я сверну ему шею, выпью кровь и принесу  его
тебе, облегченного на четыре литра.
   - Минутку! Проблема в том, что он нужен мне только живой,  понимаешь!
Я тебя умоляю, не надо у него ничего выпивать, и печенка  его  для  тебя
совсем не интересна, он этот год беспробудно пил, честное слово.  Просто
свяжи его, припрячь и позвони мне.
   - Ладно. Я тут делаю  один  сюрприз,  у  нас  день  рождения  Феди  в
субботу. Я хотел запрятать этот сюрприз в торт с мороженым,  но  раз  ты
обещаешь кровь и мозги по стенам, я, пожалуй, профинансирую твою идею.
   Макс очень осторожно положил трубку на телефон. Он привык  обращаться
с предметами очень осторожно, чтобы не чинить их все время. Набрал номер
огромным "телефонным" ногтем на правом мизинце.
   - Федя, - сказал он, - родной, я тебе такой день рождения устрою, вся
Москва кабацкая  будет  год  вспоминать,  но  ты  мне  очень  нужен  для
репетиции.
   - Черепаха, - сказали ему, - кончай свои игрушки играть,  сделай  мне
подарок и обчисти Короля наконец, хотя бы на сотню. Придумай что-нибудь,
а то мне никакой день рожденья не в радость.
   Главарь Москвы западной Федя очень не любил вора и картежника  Короля
за  лоск,  красоту  и  неистребимую  в  любой  самой  сложной   ситуации
независимость. Сам Федя  был  простоват,  но  интуицию  имел  и  команду
подбирал с умом.  Он  собирал  всех,  кто  обладал  качествами,  у  него
отсутствующими, и любил говорить, что человек без недостатков опасен,  а
человек с изъянами любим и уместен, если эти  изъяны  хорошо  и  вовремя
употребить. Когда Федя не  был  занят  важными  делами,  он  эти  изъяны
высмеивал.
   Вор и картежник Король улетал из  Киева.  Оставаться  там  дальше  не
имело смысла: настоящих любителей покера с деньгами было  мало;  пощипав
их основательно, Король почувствовал опасность. Он приехал в аэропорт  и
скучно  оглядывал  пространство  с  самолетами,  когда  заметил  "скорую
помощь". Король прошелся туда-сюда возле паспортного контроля.  Интуиция
его не подвела, и один из таможенников блеснул-таки алчно взглядом ему в
лицо. Король понял, что его здесь ждут, сильнее  сжал  ручку  небольшого
"дипломата" и прошел в зал встречающих.  Он  смотрел  сквозь  стеклянные
двери на возню медиков у самолета и дождался, когда суетливый и уставший
доктор, громко ругаясь и жестикулируя, прошел в зал с администратором  в
форме.
   - Извините, я по поводу  вашего  пациента,  -  сказал  Король,  цепко
ухватив доктора за рукав.
   - Голубчик, я же говорил, родственники  добираются  сами,  понимаете,
сами! У меня и так голова пухнет от  всех  этих  формальностей,  столько
бумаг, столько разрешений, теперь оказывается, что я должен тоже лететь!
У меня клиника, розумиете, клиника на два дня без  глазу  останется,  ну
что тут делать, я еще и с вами должен решать!
   Король ласково, но твердо взял доктора за локоть и так посмотрел  ему
в глаза, что доктор растерянно протер очки и непонимающе огляделся.
   -  Я  решу  все  ваши  проблемы,  -  сказал   Король.   -   Позвольте
представиться, доктор медицинских наук...
   Король немногословно, но очень  убедительно  объяснил,  что  вынужден
срочно вылететь в Москву для закупки медицинских  препаратов.  Он  очень
надеется на понимание собрата по профессии, но с таким  чемоданом  денег
его просто не пропустят на таможне. Если  доктор  отдаст  ему  документы
больного из "скорой", то он с удовольствием поможет коллеге  решить  его
проблему и устроит свои дела. Еще он надеется, что этой  скромной  суммы
хватит  на  приобретение  кое-какого  оборудования  для  клиники  такого
уважаемого.., и так далее, и так далее.
   Доктор, вытаращив глаза,  посмотрел  на  пачку  денег  в  иностранной
валюте,  которая  должна   была   пойти   на   приобретение   кое-какого
оборудования для его клиники, и потребовал показать документы.
   Король по ошибке сначала достал бумаги не из того кармана  и  блеснул
иностранным паспортом, извинился и залез  в  другой.  Доктор  пристально
рассматривал фотографию Короля на странном красивом дипломе иностранного
происхождения, где на русском и, вероятно, еще на английском языке  было
написано, что перед ним магистр медицинских наук, главный  исследователь
центра  профессиональной  реабилитации  инвалидов  и  почетный  академик
Всемирной Академии  медиков.  Доктор  с  растерянностью  протянул  такой
потрясающий документ Королю и с некоторым колебанием взял деньги.
   - Ну что ж, - сказал он неуверенно. - Я рад, что могу чем-то  помочь,
понимаете,  персонал  аэропорта  сказал  мне  в  последнюю  минуту,  что
медсестры недостаточно и должен еще лететь и специалист,  они  не  хотят
ответственности, если что случится. Вы же понимаете, перестраховщики,  а
в  Москве  вас  обязательно  встретят,  обязательно.  Пойдемте,  я   вас
представлю, а то уже идет посадка.
   Король поблагодарил доктора, назвал его голубчиком и попросил халат и
шапочку.
   Замученный нападками доктора администратор принес три  билета,  плохо
слушая, что ему объясняют, провел  Короля  к  носилкам  с  больным  и  с
облегчением показал жестами бортпроводнице, как его все это достало.
   Молоденькая  и  очень  привлекательная  медсестра,  распахнув  глаза,
оглядела потрясающего доктора с аккуратной черной бородкой,  безупречной
платиновой сединой головы и бакенбардов,  великолепным  кольцом-печаткой
на  безымянном  пальце  левой  руки  и   умопомрачительным   серебристым
галстуком на серой  рубашке.  Доктор  улыбнулся  ей  покровительственно,
приподнял простыню и положил к больному свой кейс. Потом он надел  халат
и шапочку, достал из кармана пиджака  дорогие  сигареты  и  протянул  ей
пачку.
   - Как вы думаете, коллега... Я без  пальто,  а  в  Москве,  наверное,
холод собачий?
   - Э-э-э...
   Я?.. - Медсестра завороженно смотрела на золотую зажигалку.
   Около четырех часов вечера Черепахе-Максу позвонили  и  сказали,  что
Король прибыл.
   - Деньги? - спросил Макс.
   - Порядок. Мы  его  чуть  не  проворонили,  все  вышли,  а  его  нет.
Собрались уходить, а тут носилки  из  самолета  выносят.  Наш  клиент  в
халате, но с чемоданчиком.
   - Где? - спросил Макс.
   - Купил одежонку в магазине, теперь кушает в кафе.
   - Готовь Мусульманку.
   - Давно готова, - сказали Максу и положили трубку.
   Король задумчиво и медленно жевал в маленькой пиццерии. За  столик  к
нему подсела очень эффектная женщина. Она  была  необычайно  красива.  С
тонким и смелым размахом совершенно не выщипанных  бровей,  сросшихся  у
переносицы, иссиня-черными волосами, слегка  наметившимися  усиками  над
ярким пухлым  ртом,  длинными  зелеными  глазами,  одетая  в  немыслимый
балахон.
   - Кто ты, дитя мое? -  спросил  Король,  оглядев  ее  и  вытерев  рот
салфеткой.
   - Я - бабочка, я - мусульманка! - Женщина  плавно  взмахнула  руками,
захватывая все пространство вокруг себя прозрачной черной тканью.
   - Дай подумать... Гумилев! - радостно сказал Король,  уставив  в  нее
указательный палец.
   - Мандельштам! - грустно  сказала  женщина  и  съела  кусочек  с  его
тарелки. - Все равно приятно, сейчас мало кто интересуется поэзией.
   Король непроизвольно посмотрел на кейс у своих ног. С одной  стороны,
конечно, опасно, но с другой - ночевать  негде.  Он  расплатился,  помог
надеть Мусульманке очень дорогую шубку и взял на  улице  такси.  Женщина
жалась к нему осторожно, говорила мало, только томно вздыхала.  Квартира
ее была на первом этаже. Король слегка  отстранил  ее  у  двери,  вошел,
осторожно ступая, быстро и  профессионально  осмотрел  небольшую  кухню,
ванную и туалет,  в  комнате  заглянул  за  большой  и  объемный  диван,
отодвинул занавески. С подоконника на него  неожиданно  блеснули  желтые
кошачьи глаза. Король извинился и задвинул занавески.
   - Что будем делать? - спросила Мусульманка, сняв  свой  балахон.  Она
оказалась в крохотном облегающем платье с тонким золотым ободком на шее.
   - Детка, - сказал Король, - мне шестьдесят два года, я  хочу  принять
душ и выпить чего-нибудь. Тебя интересуют ископаемые?
   - Ну-у-у... - протянула задумчиво Мусульманка.
   Король пошел в душ с кейсом.
   Он вышел голый, обмотавшись ниже пояса полотенцем.
   - Хотела бы я так выглядеть в шестьдесят лет, -  мечтательно  сказала
Мусульманка.
   Король открыл кейс.
   Несколько  минут  они  молча  созерцали  аккуратно  уложенные   пачки
долларов.
   - Сколько? - спросила Мусульманка.
   - Много. Очень много. Возьми, сколько тебе надо, и скажи, кто и зачем
тебя послал.
   Мусульманка,  поколебавшись,  взяла  одну  пачку   сотенных,   потом,
подумав, еще одну.
   - Мне придется исчезнуть на время, если я скажу, ты же понимаешь.
   - Кто? - спросил Король.
   - Федя, - тихо ответила  Мусульманка.  -  У  них  намечается  большой
покер, приехал какой-то румынский князь, Федя хочет  его  взять  сам,  я
должна тебя уговорить уехать поиграть в Питер.
   - Как ты можешь меня уговорить?
   - Федя выделил на это дело почти двадцать тысяч...  Он  готов,  чтобы
его человек проиграл тебе в Питере двадцать тысяч, только чтобы ты уехал
из Москвы.
   - Но как бы ты меня уговаривала?
   - Что.., показать? -  Мусульманка  плавно  опустила  с  плеча  тонкую
бретельку.
   - А! Нет. Если Федя готов выбросить мне двадцать тысяч, на сколько же
он хочет раздеть румына? Похоже, мне пора.
   - Отдохни. Ты что, сейчас уйдешь? Король одевался.
   - Тогда я тоже  соберу  вещички,  -  задумчиво  сказала  Мусульманка,
доставая большую сумку.
   Бутафор   одного   известного   московского   театра,    на    досуге
подрабатывающий у Стаса  Покрышкина,  осматривал  пристально  неуклюжую,
немного горбатую фигуру Феди. Два телохранителя не  сводили  с  бутафора
глаз.
   - Не знаю, что можно сделать... Шея коротковата.
   При этих словах охранники  вопросительно  посмотрели  на  Федю.  Федя
улыбался.
   - Мне обещали все на высшем уровне, - сказал Макс.
   - Конечно, конечно, но придется продумать  костюм,  чтобы  был  такой
воротник...  Понимаете,  основную  часть  красной  жидкости  и   челюсть
придется запрятать в большой воротник, ниже пустим  жабо...  Нет,  такой
воротник с жабо не пойдет. Разрешите, я мерку сниму. Какой цвет  костюма
желаете?
   Федя желал красный.
   - Понимаете, -  бутафор  осторожно  обхватил  шею  Феди  сантиметром,
телохранители подошли ближе и достали оружие, - на красном  кровь  будет
совершенно неэффектна.
   Федя слегка рыгнул. Бутафор отшатнулся от запаха  чеснока  и  хорошей
водки.
   - Спасибо. - Он быстро собирал свой чемоданчик, похожий на докторский
саквояж.  На  пол  упал   карандаш.   Поднимая   его,   бутафор   увидел
прикрепленный  снизу  большого  круглого  стола  приборчик,  похожий  на
большую оливку. - Извините.
   Король сидел в доме напротив и видел колышущиеся на занавесках  тени.
Он был в наушниках и хорошо  слышал  даже  натужное  сопение  костюмера,
когда тот поднимал что-то с пола.
   Король устроился с комфортом в  кабинете  какого-то  института,  окна
этого кабинета смотрели как  раз  на  окна  Макса-Черепахи.  В  институт
Король мог пробираться только по выходным и после пяти вечера. Он влезал
в окно туалета на первом этаже и отмычкой открывал нужный кабинет.  Этот
кабинет  находился  почти  на  предельном  расстоянии,  необходимом  для
прослушки. Вообще-то прослушка предназначалась для аппаратуры достаточно
громоздкой, помещавшейся в фургонах. Фургон припарковывался недалеко  от
дома. Король приклеил прослушку месяц назад очень  сильным  клеем,  так,
для балды, как сказал бы Макс.  Два  металлических  ящичка,  наушники  и
небольшой магнитофон Король хранил тут же,  в  институте,  в  подвальном
складе институтских приборов. С огромным удивлением он сейчас  обнаружил
написанный черной  краской  инвентарный  номер  на  одном  из  ящиков  -
вероятно, в институте  была  инвентаризация,  -  посмеялся,  жалея,  что
некому рассказать этот анекдот.
   Король сидел, положив ноги на стол. Шел двенадцатый час ночи.  Король
уныло думал, что утром часов в пять из института  придется  смотаться  и
найти место поспать. Через пару дней - выходные, сидеть можно будет весь
день, но как долго это продлится? Скажет ли  кто-нибудь  что-нибудь  про
игру?
   В полпервого ночи к Максу приехали  двое  исполнителей.  Они  странно
походили  друг  на   друга,   жесты   были   отработаны   и   получались
одновременными,  как  у  актеров  из   одного   номера.   С   утра   они
присутствовали на похоронах четверых своих напарников,  расстрелянных  в
упор в автомобиле возле ресторана на Покровке. Хоронили своих красиво  и
дорого, на престижном кладбище, с  отпеванием.  Потом,  как  полагается,
поминали в большом ресторане, забыв часа через два,