толику подошел официант Он принес счет, и посол достал  свою
кредитную карточку  Официант  что-то  сказал,  и  на  лице  посла  появилось
недоумение. Потом подошел метрдотель, и посол начал что-то объяснять, но как
Энрике ни напрягался, ничего услышать он так и не сумел - играла  музыка,  и
со сцены доносился стук железных каблуков. Девушки все еще танцевали.
   А у соседей разгорался скандал. И хотя метрдотель  по-прежнему  улыбался,
его улыбка становилась все более натянутой - было очевидно, что разговор шел
о деньгах.
   В музыкальном сопровождении наступила пауза, и Коррадо  услышал  слащавый
голос метрдотеля:
   -... член клуба "Трайдент" должен гордиться своим положением в обществе.
   Услышанная Энрике фраза полностью подтверждала его подозрения.
   Соседи расписались в какой-то  бумажке,  и  ресторанные  хищники  от  них
отвязались. Помощник посла снова обернулся, и Коррадо наконец вспомнил,  где
видел и этого парня, и черного "посла".
   Эти ребята работали в почтовой фирме "Доу-Форс". Той самой,  у  проходной
которой Энрике провел целых две недели, надеясь найти потерянные часы
   "Значит,  все  сходится,  -  боясь  поверить  удаче,  подумал  Энрике  и,
повернувшись к Лоретте, неожиданно для самого себя сказал: - Знаешь, крошка,
если выгорит еще одно дельце, получишь на шмотки пять штук кредитов.
   - Правда?
   - Правда, крошка.
   - О, Рико! Я тебя обожаю!
   26
   Владелец "Доу-Форс", Дэниел Глосберг, сидел  в  своем  кабинете  и  уныло
смотрел в стену. Прямо напротив его стола на обоях красовалось прямоугольное
светлое пятно. Раньше на этом  месте  висел  портрет  его  жены  -  Виктории
Глосберг, урожденной Ван дер Хааген, но теперь его там не было
   В офисе уже был один портрет Виктории - небольшая фотография  в  рамочке.
Она стояла между коробкой с сигарами и старым папье-маше.  Однако  этого  ей
показалось мало, и она заставила  Дэниела  повесить  еще  один  -  на  стену
напротив письменного стола. Она будто знала, что муж регулярно изменял ей со
своей секретаршей, причем именно  на  письменном  столе,  и  теперь  строгий
взгляд Виктории должен был  удерживать  вероломного  супруга  от  дальнейших
измен.
   Как ни странно, портрет жены  действительно  стал  оказывать  на  Дэниела
отрицательное воздействие. У него перестало получаться.
   Секретарша одевалась и с нагловатой улыбочкой покидала босса, а Глосбергу
приходилось пить пиво  -  только  так  он  возвращал  себе  чувство  прежней
уверенности.
   В конце концов он не выдержал и решился убрать портрет Виктории  на  шкаф
Теперь, если жене приходила мысль посетить офис мужа, Дэниел  вешал  портрет
на место, а после ухода супруги снова забрасывал его наверх.
   Новое ощущение свободы настолько понравилось Глосбергу, что  он  убрал  и
фотографию в рамочке, а в промежуток  между  сигарным  ящиком  и  папье-маше
поставил фигурку "Писающий мальчик" работы неизвестного художника.
   Сейчас, когда Глосберг появился в офисе после двухдневного  перерыва,  на
столе накопилось множество бумаг. Все они требовали  его  личного  внимания.
Тут лежали и предписания экологических служб, и взносы по взятым кредитам, и
счета за ремонт судов, и прошения о повышении жалованья.
   Дэниелу очень хотелось взять эти бумаги и забросить  в  измельчитель.  Но
это были текущие дела его собственной фирмы, и  решать  проблемы  с  помощью
измельчителя было, увы, невозможно.
   "Доу-Форс" едва давал четыре процента прибыли, и это стало отражаться  на
уровне жизни семьи Глосберга. Пришлось отказаться от нового дома в  горах  и
забросить  подальше  элитные  каталоги  "Лайф".  Виктория  стала  ворчать  и
вернулась к своей излюбленной теме - она требовала, чтобы Дэниел работал под
началом ее папочки. Глосберг ненавидел эти разговоры и обычно  восклицал:  -
Что, торговать куриными ногами?
   - Не ногами, а окорочками, - поправляла его Виктория.
   И  вот  теперь  наконец  появилась  возможность  поправить   свои   дела.
Сельскохозяйственная корпорация "Бати" предложила выгодное дело. Требовалось
перебросить в новые  колонии  пятьсот  килограммов  семян  масличного  ореха
анунга.  Казалось  бы,  стоило  радоваться,  ведь  за  такой  пустяк  "Бати"
предлагала пять миллионов кредитов, к тому же брала на себя страховку груза.
Однако существовал еще "Маркое" -  конкурент  "Бати",  который  продвигал  в
новых колониях свой масличный орех - кетонг.
   И теперь Глосберг оказался меж  двух  огней.  Если  он  брался  доставить
семена, то становился врагом "Маркоса", если отказывался, навлекал  на  себя
гнев "Бати".
   "Что же делать?"  -  думал  Дэниел,  сжимая  голову  руками.  До  прихода
представителя "Бати" оставалось чуть более получаса,  и  тревожное  ожидание
было мучительным. Чтобы как-то отвлечься,  Дэниел  нажал  на  кнопку  вызова
секретарши.
   Пришлось звонить не менее четырех раз, прежде  чем  Мэри  Келли  вошла  в
кабинет.
   - Слушаю, босс, - сказала она и покачалась на своих длинных ногах.
   - Подойди сюда.
   - Мне сегодня нельзя.
   - Я говорю подойди сюда. На прошлой неделе ты говорила мне то же самое.
   Секретарша пожала плечами и подошла к креслу босса. Тот погладил ее ноги,
но ничего, кроме здорового эстетического чувства,  не  испытал.  Мэри  Келли
была по-прежнему красива, но больше не излучала той силы,  которая  когда-то
так легко заводила Дэниела Глосберга.
   - Ну что? Я могу идти? - сухо спросила Мэри Келли.
   - Иди... - обронил Дэниел.
   "Она ко мне  совершенно  равнодушна,  -  подумал  он,  провожая  взглядом
секретаршу. - А сколько хороших пилотов я уволил из-за этой стервы. Дурак  -
самый настоящий дурак".
   Мэри Келли ушла, и Глосберг остался один  на  один  со  своим  ожиданием.
"Может, посмотреть бумаги? - подумал он, но вид  стопки  рабочих  документов
вызвал у него легкую тошноту. - Нет, лучше попозже."  -  поспешно  отказался
он.
   - О, я знаю, как скоротать  время!  -  воскликнул  Глосберг  и,  выдвинув
нижний ящик стола, достал пару ботинок для занятия степом.
   Быстро переобувшись, Дэниел вытащил из-за шкафа специальный лист пластика
и, бросив его на пол, приступил к первой фигуре.
   27
   "Щелк-клац, щелк-клац, цок-клац, цок-клац..." -  доносилось  из  кабинета
босса, и Мэри Келли только качала головой.
   - Что это он делает? - удивленно спросил Том  Питсбург,  глава  профсоюза
пилотов. Он пришел по вызову Глосберга, чтобы принять участие в совещании  с
представителем "Бати".
   - Чечетку бьет, - пояснила секретарша и положила ногу на ногу. Ноги  были
красивые, а Питсбург сидел немного сбоку,  поэтому  ему  пришлось  чуть-чуть
вытянуть шею.
   - Какую чечетку? - спросил он, на самом деле  больше  интересуясь  ногами
Мэри Келли.
   - Обыкновенную. - Девушка склонилась над столом и делала вид, что  занята
работой, хотя перед ней лежал кроссворд.
   - Понятно, - кивнул Том Питсбург и еще немного наклонился влево. Так было
видно намного лучше, но в этом положении быстро уставала спина. Решив больше
не заглядывать под стол Мэри Келли, Том уставился на часы, но девушка  снова
пошевелила ногами, и бедняга опять стал склоняться  в  левую  сторону.  Мэри
подняла на Питсбурга глаза и сказала: - Послушай, Том, сядь так, чтобы  тебе
было хорошо видно, и не вертись.
   - Ты о чем? Я не понял, - сказал Питсбург, однако передвинулся левее.
   А между тем босс  не  переставал  стучать,  молотить,  стрекотать  своими
волшебными  ботинками,  да  так  ловко,  что  Том  на  какое-то  время  даже
заслушался.
   - Что, нравится? - язвительно спросила Мэри Келли.
   - Да. А что?
   - А то, что у мужчины не  только  ноги  должны  работать,  но  и  кое-что
другое. Догадываешься?
   - Ага, - кивнул Питсбург. - Мозги?
   Мэри Келли уже  хотела  высказать  все,  что  она  думает  о  самом  Томе
Питсбурге, его профячейке и обо всем профсоюзном  движении  в  целом,  когда
дверь в приемную открылась и появился незнакомец в дорогом плаще и  красивой
фетровой шляпе. По приемной поплыл аромат дорогого одеколона.
   - Здравствуйте, - сказал он, - мне назначено на это время.
   - Вы из "Бати"? Мистер Хаш? - уточнила Мэри Келли.
   - Да, мисс, - улыбнулся Хаш.
   "Ишь, какой франт выискался", - подумал Том Питсбург.
   "Ой, какой мужчина появился", - подумала Мэри Келли.
   - Я сейчас доложу о вас шефу, - сказала она.
   28
   Мистер Хаш сидел  в  кресле  напротив  хозяина  кабинета  и  с  интересом
рассматривал распаренное лицо Дэниела Глосберга.
   "Что он здесь, в футбол, что ли, играл?.." - думал гость. Меж тем  Дэниел
начал переобуваться под столом, и стук его подкованных  ботинок  мистер  Хаш
принял за стук бутс.
   "Точно - играл в футбол. - Хаш осторожно оглядел стены, но следов от мяча
нигде видно не было. - Странно, может, у него мяч  какой-нибудь  особый?"  -
Ну, слушаю вас, мистер Хаш, - бодро произнес  Глосберг  и  лихо  щелкнул  по
статуэтке "Писающий мальчик".
   - Собственно, это я вас слушаю, мистер Глосберг. Суть нашего  предложения
вам давно известна.
   - М-да... - произнес Глосберг. Потом перевел взгляд на сидевшего  в  углу
Тома Питсбурга. - Кстати, Том, это и тебя касается - двигайся ближе.
   - Хорошо, сэр.
   Питсбург перебрался к столу начальника  и,  усевшись  на  стул,  опасливо
покосился на Хаша, а тот, в свою очередь, неприязненно посмотрен на Тома.
   - Я пригласил тебя, Том, чтобы ты как профсоюзный босс помог мне  принять
нелегкое решение, - начал Глосберг,  но,  встретившись  с  колючим  взглядом
мистера Хаша, запнулся. - Короче, нам предлагают очень  выгодный  заказ,  но
при его выполнении возникает опасность для здоровья пилотов.
   - Это исключено, мистер Глосберг. Профсоюз этого не допустит.
   - Постойте, мистер Глосберг, - вмешался Хаш, - так нельзя! Начните  лучше
с того, сколько вы им заплатите за этот рейс!
   - Тебе это интересно, Том? - спросил Дэниел Глосберг.
   - Да, сэр. Конечно.
   - Я дам сто тысяч кредитов тому, кто доставит груз в новые колонии.
   - Подумайте, мистер профсоюзный лидер, - миролюбиво произнес Хаш,  -  это
больше, чем жалованье пилота первого класса за целый год.
   Том Питсбург поерзал  на  стуле,  прикидывая  и  так  и  эдак.  По  всему
выходило, что предложение было заманчивым. Он и сам был не  против  рискнуть
за  такие  деньги,  но  давно  не  сидел  за   штурвалом   и   уже   потерял
профессиональные навыки.
   - Я могу только посоветоваться с членами нашего профсоюза. Пусть они сами
решают, подойдет им это предложение или нет. Но  я  должен  знать,  о  какой
опасности для здоровья идет речь.
   - О, это пустяк,  -  поспешил  заверить  мистер  Хаш.  -  Некоторые  акты
саботажа, которые могут инициировать наши конкуренты. Скорее  всего,  ничего
существенного.
   Ища подтверждения этих слов, Том Питсбург посмотрел на своего босса.  Тот
вздохнул и сказал: - Вчера мне позвонили из "Маркоса", Том. Они посоветовали
не лезть в это дело. Мало того, их совету уже последовали "Лайта  экспрессе"
и отделение Федеральной почты.
   - Конкуренты мистера Хаша настроены так решительно? - уточнил Том.
   - Да. Они пообещали сжечь тот  уиндер,  который  повезет  семена,  и  еще
несколько других, чтобы мы это запомнили.
   - Тогда нам это предложение не подходит, - категорично заявил Питсбург.
   - То есть вы плюете нам в лицо? - холодно спросил мистер Хаш.
   Глосберг  поежился  -  ситуация  все  больше  напоминала   ему   ловушку.
Неожиданно ему в голову пришла подходящая мысль.
   - Значит, так, господа. Перед лицом опасности, которая нависает над нашей
фирмой, я принимаю следующее решение. Чтобы  оправдаться  перед  корпорацией
"Бати", я не запрещаю  своим  пилотам  принять  это  предложение  в  частном
порядке. - Глосберг посмотрел на Хаша, и тот удовлетворенно кивнул. - Думаю,
что это убедит и "Маркое" в моем полном нейтралитете. Я не хочу  участвовать
в чужих войнах.
   - Хорошо, - сказал Хаш и, повернувшись к Тому Питсбургу, спросил -  Когда
у вас будет собрание? - Завтра в шестнадцать ноль-ноль.
   - Отлично, в шестнадцать ноль-ноль  я  буду  у  вас,  господа.  А  теперь
разрешите откланяться.
   29
   Машина Энрике стояла на обочине магистрали, которая вела в  район  Энтуш.
Пальцы нетерпеливо барабанили по рулевому колесу, а нога притоптывала в такт
неслышной песенки, которая крутилась в мозгу Энрике. Он немного нервничал  и
вспоминал вчерашний разговор с Лучано.
   Когда он позвонил Папе и объяснил ситуацию, Лучано, со  свойственным  ему
спокойствием, посоветовал ехать домой и лечь спать.
   - Расслабься и поостынь, Рико. Завтра в одиннадцать  утра  жди  на  шоссе
номер двадцать четыре, возле транспортного отстойника. Знаешь это место?
   - Знаю.
   - Значит, до завтра.
   И вот теперь Энрике ждал  возле  отстойника,  мысленно  репетируя  начало
разговора.
   Мимо проносились машины и обдавали новенький "дигли" воздушными потоками.
Энрике поминутно смотрел в зеркало заднего вида, однако машины Лучано  видно
не было.
   Наконец после череды тяжелых грузовиков на шоссе показался  лимузин  Папы
Лучано
   Он плыл уверенно, как представительский корабль, и слегка покачивался  на
неровностях дороги. Казалось, попадись навстречу стена, и этот  лакированный
снаряд пройдет сквозь нее, не поцарапав своих холеных боков.
   Лимузин объехал "дигли" и остановился в десяти метрах впереди. Из  машины
выбрался Педро Гуин и придержал дверку, приглашая Энрике сесть в салон.
   Коррадо подошел к лимузину и, не глядя  на  Педро,  забрался  на  широкое
сиденье. Дверь бесшумно закрылась.
   - Здравствуй, Рико.
   - Доброе утро, Папа.
   - Ну рассказывай.
   - Вчера в "Черной жемчужине" я увидел парня с  часами  клуба  "Трайдент".
Этот парень работает в "Доу-Форс".
   - Ты думаешь, что это те самые часы? - Человек  с  часами  "Трайдент"  не
может работать в какой-то занюханной почтовой фирме.
   - Это так, - согласился Лучано. - Что ты планируешь?
   - Ну что я планирую? - пожал плечами Энрике. -  Грохну  этого  сопляка  и
заберу часы.
   - А ты не думал, откуда у него деньги на "Черную жемчужину"?
   - За него платил посол. Не настоящий посол, а просто черный парень -  его
я тоже видел у проходной "Доу-Форс".
   - То есть они жулики?
   - Думаю, что да.
   Обдумывая услышанное. Папа немного помолчал, а потом пристально посмотрел
на Коррадо и сказал: - Рико, я считаю тебя серьезным человеком.  Проверенным
и честным, поэтому я тебе скажу то, чего не знает даже Педро.  Водитель  нас
не слышит, а Педро это тоже ни к чему. Я специально выставил его на улицу. -
Лучано сделал паузу и продолжил: - Я дам тебе миллион, Рико. Вслушайся в это
слово - "миллион". Почувствовал, как оно звучит?
   - Да, - кивнул Энрике, все  еще  не  осознавая,  что  миллион  предлагают
именно ему.
   - Так вот, если эти часы окажутся именно теми часами, я дам тебе миллион.
Ты меня понял?
   - Как не понять, Папа.
   - Вот и отлично. Только не нужно прямо  сейчас  мчаться  к  "Доу-Форс"  и
открывать  беспорядочную  стрельбу.  Большие  деньги  требуют   внимания   и
осторожности. Ты меня понимаешь?
   - Да, Папа Лучано, понимаю. Я буду осторожен.
   - Правильно. Все подробно выясни, все разузнай и чисто выполни задание.
   - Хорошо, Папа.
   - Все, можешь идти.
   Энрике открыл дверцу и вышел на воздух, а на его место вернулся Гуин.
   - Педро, для тебя есть одно дельце, - сказал Лучано.
   - Слушаю, Папа.
   - Кажется, Рико вышел на часы. Помнишь, какие часы?
   - Конечно, Папа.
   -  Хорошо.  Возьми  столько  людей,  сколько   понадобится.   Опытных   и
осторожных, а не дураков вроде Диджели и Леклерка.
   - Да, Папа.
   - И устрой за Рико слежку. Выясни, где часы, и возьми их первым. Понял?
   - Да, Папа.
   - Если все сделаешь как надо, получишь... ну, скажем, сто тысяч.
   - Я все сделаю, Папа. - И Педро нервно дернул головой.
   "Надо полагать, сделаешь", - подумал Лучано и сказал:  -  Ладно,  поехали
дальше.
   Педро постучал по прозрачной  перегородке,  водитель  кивнул,  и  лимузин
плавно тронулся с места.
   30
   С самого утра у Джека  Холланда  все  валилось  из  рук.  То  он  забывал
включить насос, то неправильно вставлял штуцер, и фекалии  заливали  судовые
туалеты. Пилоты жутко ругались, а Байрон отдувался за Джека и  сваливал  все
на старое оборудование.
   Когда после очередного  скандала  они  катили  свою  бочку  к  следующему
причалу, Бэри поинтересовался: - Ты почему  такой  странный  сегодня,  Джек?
Неужели похмелье мучает?
   - Нет. Просто тот гангстер не выходит у меня из головы.
   - Дался тебе этот бандюга. Может, это вовсе не он.
   - Это он, Бэри. Это точно он. Я его узнал, и он меня тоже.
   - И что теперь ты собираешься делать?
   - Не знаю. Наверное, нужно куда-то бежать.
   - А куда бежать?
   Впереди показалась бригада механиков. Они шли длинной вереницей и  тащили
на себе какие-то ящики. Ноша  была  тяжелая,  и  бедняги  обливались  потом.
Последним в колонне шел Лоди Айзек. Поравнявшись с бочкой ассенизаторов,  он
поставил ящик на пол и, сев на него, выдохнул: - Вот такая  веселая  работа,
парни. Лучше уж дерьмо возить, честное слово.
   - Чего это ты тащишь? - спросил Бэри.
   - Жидкостный узел от водородного контура.
   - А почему на себе?
   - Да вот только что как назло  электрокар  сломался.  Задымился,  зараза,
заискрил и встал как вкопанный. - Лоди вытер  пот  и  продолжил:  -  Слыхали
новость? Сегодня в четыре часа собрание пилотов.
   - Чего им собираться-то? Пиво, что ли, пить?
   - Говорят, работу предлагают опасную. Аж за сто тысяч...  -  За  рейс?  -
спросил Джек. - Ага, только за одну ходку, - кивнул Лоди. - А тебе-то чего?
   - Так ведь он пилот. У него и диплом есть, -  с  гордостью  за  напарника
пояснил Бэри.
   - Ну знаете, ребята, - покачал головой пораженный  Лоди  Айзек.  -  Таких
образованных дерьмовозов я еще не видел. Один - пилот, другой - профессор.
   - Не профессор, а доктор, - поправил его Бэри.
   - Я человек темный, для меня это один хрен, -  махнул  рукой  механик  и,
взвалив на плечо ящик, сказал: -  Ну  пока,  санитары  природы,  удачно  вам
покачать.
   Лоди Айзек ушел, а Джек все стоял возле ассенизаторской бочки и обдумывал
услышанное.
   - Знаю, о чем ты думаешь, Джек, но на  кусок  в  сто  тысяч  и  без  тебя
найдутся претенденты, - сказал Байрон.
   - Если этот рейс действительно опасный, желающих может и  не  найтись,  -
возразил Холланд.
   - Да ты сбрендил, парень. Если это  верная  смерть,  то  зачем  тебе  это
нужно?
   - Затем, что это шанс убраться отсюда, Бэри.  Местные  мафиози  меня  все
равно подстрелят. Я, по своей глупости, перешел дорогу целой организации.  А
так мне может повезти, я заработаю денег и увезу отсюда тебя и Сару.
   - Эк ты хватил, парень! Ни я, ни тем более моя сестра с тобой не  поедем.
Да и что такое сто тысяч - курам на  смех.  На  эти  деньги  ты  не  сможешь
обеспечить будущее Сары.
   - А сколько денег нужно, чтобы обеспечить ее будущее? - спросил Джек.
   - Во-первых, у тебя столько никогда не будет, а во-вторых, ты моей сестре
неинтересен. Белый ублюдок!
   - Ну вот и все твои аргументы, доктор философии  "Белый  ублюдок"  -  это
все, что ты можешь сказать?
   Бэри ничего не ответил и, засунув руки в карманы, отошел  в  сторону.  Он
сопел, как разозленный енот, но ничего не говорил, понимая, что будет  нести
всякую чушь.
   - Что, черная задница, сказать нечего? - специально поддел Байрона Джек.
   - Если я черная задница, то и моя сестра - тоже!  Поэтому  давай  оставим
эту тему. Пошли, Джек, налегай на бочку, нам еще  к  восемнадцатому  причалу
нужно успеть до обеда.
   Холланд молча впрягся в экипаж, но на его лице сохранялась  улыбка.  Джек
улыбался  всю  дорогу  до  восемнадцатого  причала,  где  Бэри,  наконец  не
выдержав, спросил.
   - Чего ты все улыбаешься?
   - Да ну, не хочу тебе говорить, - отмахнулся Джек.
   - Ага, не хочешь. Ну так я знаю, о  чем  ты  думаешь.  Конечно,  о  Саре.
Правильно? И небось думаешь в