тьяна сегодня бегала за муженька просить, так он и ее отчитал, чтобы не унижалась.
     Две молоденькие, маленькие, похожие на взъерошенных галчат учительницы начальных классов Люба и Лариса выглянули из-за пальмы и недоверчиво переглянулись.
     - Это Генку-то?! Да он самый крутой мужик в поселке, а уж если выпьет, так и вообще сладу нет.
     Участковый и то с ним не связывается!
     - Да директор почище этого верзилы. Я тут видела, как он у конторы из машины вылезал - в собственных ногах запутался. В шубе, унтах, настоящий медведь, да и рык у него медвежий... Что теперь будет? - Зоя Викторовна горестно махнула рукой. - Василь Петрович, покойный, всех в кулаке держал, а при этом, наверно, вообще век свободы не видать!
     - Ну вы, Зоя Викторовна, прямо на какой-то блатной жаргон переходите, - упрекнул ее Витя-Петя, учитель физкультуры Виктор Петрович Цыганков, подсевший под пальму к "2-Л-2", как он в шутку называл Любу и Ларису. - Я вам, девушки-милашки, одно скажу: директор - мужик стоящий, затри недели, что здесь в поселке, все участки на вертолете облетел, некоторым так хвосты накрутил!.. А что? До сих пор винтом держат. - Физрук коротко хохотнул. - Жена у меня на поселковой АТС работает. Всего сказать, как вы понимаете, я не могу, - Витя-Петя многозначительно подмигнул Лене, - но егеря рассказывают: шибко мужик грамотный, но въедливый, не приведи господь. В каждую щель залезет, все насквозь видит. Куда там Василию Петровичу. Тот только и знал, что кулаком по столу громыхать да блажить на весь поселок. Но порядок был, что тут скрывать. - Слегка повозившись в кресле, Витя-Петя принял более удобное положение и продолжал:
     - А Зинка ревела не оттого, что он на нее рявкнул, а что не разглядел ее красоты, не обомлел и в объятия не бросился.
     Что вы, Зинаиду не знаете? Любит она хвостом покрутить перед начальством, а тут такой пассаж! - Витя-Петя подставил чашку под краник самовара, взял из вазочки общественную, купленную на профсоюзные деньги сушку и, дожидаясь, пока чашка наполнится кипятком, развалился в кресле.
     - Теперь, девоньки, подходите ко мне поближе, скажу я вам главную новость, а то мне на вас, на корню засыхающих, смотреть уже противно и обидно...
     - Чем же мы вам так противны, Виктор Петрович? - ехидно спросила из своего угла любимая Ленина подруга, англичанка Верка Мухина, по мужу Шнайдер.
     - Цыц, Верка, не о тебе речь. Ты у нас баба замужняя, и разговоры наши тебе слушать не положено.
     Верка захохотала и еще ближе придвинулась к Лене и неразлучным "2-Л-2".
     - Сообщил мне тут один конфиденциальный источник, пожелавший остаться неизвестным, что он, - заговорщицки прошептал физрук, а многозначительный взгляд в небо подтвердил, кого он имел в виду, - в законном разводе, детей не имеет, так что ловите, как говорится, шанс удачи за хвост, да побыстрее! - Щипнув девчонок за бок, отчего они отчаянно взвизгнули и покраснели, веселый физрук скосил глаза в сторону дивана и предупреждающе погрозил учительницам пальцем:
     - Смотрите, больница к конторе ближе, чем школа, опередят вас врачихи, а то и сама Зинаида приберет его к рукам, она баба ушлая!
     - Да он небось уже старый. - Лариса скривила губы.
     - Ничего себе старый! - едва не вскочила с красного дивана Фаина Сергеевна. Химичка хоть и далеко сидела, но события контролировала, а уши привычно держала топориком. - На вид ему не больше тридцати пяти, а может, и того меньше. Сегодня он нас с мужем до школы на своей машине подвез и, представьте, сделал мне комплимент. - Фаина торжествующе оглядела учительскую. Наконец-то она добилась своего: слушали ее все без исключения. Даже секретарша перестала печатать и сделала вид, что занята перекладыванием бумаг с левой стороны стола на правую. С удовлетворением отметив, что и очумевшие от дурной писанины студенты подняли головы, Фаина продолжала:
     - Я, говорит, даже не подозревал, что встречу в поселке такую элегантную даму. - Она кокетливо взбила рукой пышные, обесцвеченные пергидролем волосы. - А потом подал мне руку, помог выйти из машины и проводил до самой школьной калитки.
     - Да? - удивилась Любаша. - Вот если бы он на вашем месте Елену Максимовну увидел, то вообще дара речи лишился бы.
     Фаина Сергеевна издала какой-то квохчущий звук, побледнела и одарила молоденькую учительницу таким красноречивым взглядом, что всем стало ясно - девчонка по глупой оплошности нажила себе врага Учителя, тактично пряча глаза, принялись за свои дела, секретарь застучала на машинке, и только Витя-Петя беззвучно трясся от смеха в своем кресле, накрывшись "Советским спортом".
     - Ну, Любка, ну и отчебучила, теперь Фаина при удобном случае с потрохами тебя сожрет! - прошептал он.
     Любаша только недоуменно пожала плечами и пристроилась в хвост очереди к телефону.
     Зоя Викторовна тем временем захватила со стола конверты с экзаменационным материалом и устремилась в кабинет к завучу, оставив на столе еще больший беспорядок. Снова приниматься за бесполезную уборку у Лены уже не было желания. Вспомнив, что по дороге в школу почтальон вручил ей письмо от отца, она достала его из портфеля и распечатала конверт...
     Родители исправно писали ей по четко определенному графику: мама радовала семейными новостями в начале каждого месяца, а во второй его половине отец сухо информировал дочь о ее упущенных возможностях. За три года эта традиция ни разу не была нарушена, поэтому чтение отцовских писем Лена старалась всегда отложить на потом. Читать о том, к чему приведет ее прозябание в таежной глуши, - не слишком приятное занятие. Нельзя сказать, что она не любила отца и не считалась с его мнением, но ее скоропалительный отъезд разрушил все его надежды, и он до сих пор не мог забыть обиды, поэтому письма его были излишне колкими и язвительными. Только бабушка и младший брат, непутевый, по мнению его начальства, авантюрист и экспериментатор Никита, радовали ее веселыми, остроумными и чуть хулиганскими письмами.
     Лена повертела в руках письмо, все еще раздумывая - читать или не читать, но тут - о счастье! - прозвенел спасительный звонок, и письмо опять удобно устроилось в портфеле.
     Под дикий торжествующий рев нескольких сот детских глоток, возвестивший окончание уроков, Лена выскочила в коридор: под шумок дежурные по классу могли смыться и предоставить ей сомнительное удовольствие вылавливать их по всему поселку.
     Выяснив попутно отношения со школьной сторожихой, младшему чаду которой, шестикласснику Сережке, существу весьма противному и ленивому, грозил второй год, Лена вернулась в учительскую и увидела, что там необычно пусто. Елизавета Васильевна уткнулась в какую-то толстую книжку в пестрой обложке и, едва подняв голову, кивнула на дверь:
     - На совещании все. Николай Кузьмич чуть не в обмороке прибежал из конторы. Сейчас в кабинете физики совещаются. Даже из дома некоторых вызвал, а вас нигде не нашел, жутко осерчал, так что бегите, Елена Максимовна, со всех ног!
     Довольная секретарша откинулась на стуле: меньше двух часов директор совещания не проводил, и это было ее время разговоров по телефону с многочисленными приятельницами, а также увлекательного чтения любовных романов, которые она глотала, как чайка, не разжевывая...
     "Все, теперь раньше пяти не уйдешь, а ведь еще к Страдымовым надо зайти", - с тоской подумала Лена, захватила из портфеля "Ежедневник" и отправилась на очередное директорское аутодафе.

Глава 2

     Спускаясь по узкой тропинке, что вела через лес к центру поселка, Лена и Вера чертыхнулись раз по двадцать. Преодолевать крутые спуски в туфлях на высоких каблуках было сущим наказанием, но скинуть их и идти босиком по уже прогревшейся земле девушки не решались - жаль порвать колготки, а снять их в редком, просматриваемом насквозь сосняке было равносильно подвигу.
     О прошедшем собрании девушки помалкивали, хотя поговорить было о чем и, главное, о ком. Но они решили отложить это приятное занятие до Вериного уютного "лежачка" - так она называла огромный, со множеством подушек диван, в складчину подаренный ей на свадьбу многочисленными родственниками.
     - Думаю, так мы будем телепаться до вечера. Говорила же - пойдем по дороге, или Витю-Петю попросили бы подвезти, - недовольно проворчала Верка, в очередной раз снимая туфлю и рассматривая сбитый каблук. - Все, туфлям каюк! Вот, смотри, весь каблук ободран, и подошва отстала. - Стоя, как цапля, на одной ноге, она обвиняюще потрясла туфлей у Лены под носом.
     - Господи, Вера, в мастерской тебе в два счета их отремонтируют, - устало отмахнулась от нее Лена. - Вот уже ваш огород. В калитку пойдем или в ворота?
     - Ну нет! Не хватало еще по грядкам скакать. - Верка решительно свернула в сторону, они обошли огород и подошли к дому. У ворот стоял ярко-оранжевый "жигуленок" Вериных родителей.
     Ее отец, Мухин Семен Яковлевич, и мама, Любовь Степановна, работали в поселковой пожарной охране, и поэтому местные острословы немедленно окрестили их новую машину "Пламя любви".
     Вообще, как заметила Лена, в поселке были мастаки давать клички и прозвища, да и топонимика отличалась особой выразительностью. Так, старый пруд за поселком после того, как в него свалился бензовоз из райцентра и превратил и так небогатый живностью водоем в зловонное, покрытое нефтяной пленкой болото, прозвали "Персидским заливом", а высившееся в центре современное пятиэтажное здание конторы лесхоза - "Собором Василия Блаженного". Бывшего директора за глаза в народе называли Василием. Все знали, что нрава он был сердитого, а в гневе - бешеного...
     Крутой и грязный спуск к сберкассе назывался "Богатые тоже плачут", но особый восторг у Лены вызывали кошачьи и коровьи клички. Коты были сплошь Луисы Альберто, Хосе Игнасио и Мейсоны, а коровы Санта-Барбары, Эстерки и Марианки - весомое доказательство, что такое великое достижение цивилизации, как "мыльная опера", достигло и сибирских просторов!
     Вера с мужем и родителями жили в огромном доме, который они года два перестраивали, надстраивали, обкладывали кирпичом. В результате появился второй этаж и мансарда, где и стоял любимый подругами "лежачок".
     Оставив на веранде тяжелые портфели и сбросив опостылевшие туфли, подруги попытались прошмыгнуть по лестнице наверх, но не тут-то было. Любовь Степановна, очевидно, не отходила от окна и их маневры пресекла сразу.
     - Вы куда это лыжи навострили, а обедать?
     - Ну что ты, мама? Мы в школе перекусили, до ужина как-нибудь доживем! - запричитала Верка. - У нас дела неотложные...
     - Знаю я ваши перекусы и дела: опять про свою школу приметесь долдонить. И не надоело вам? - Любовь Степановна открыла окно в огород и крикнула:
     - Отец, Саша, заканчивайте с картошкой, борщ стынет!
     Девушки покорно вслед за мужчинами помыли руки, и вскоре дружная компания уселась за круглым столом на веранде. На вышитой еще Веркиной бабушкой скатерти возвышалась супница, исходившая аппетитным запахом, а также несколько тарелочек с полосками-флажками копченой грудинки и прозрачными розовыми шматочками сала. Рядом примостилось блюдо с салатом из свежих огурцов и помидоров, которые выращивали в своих теплицах шестеро братьев Саши - немцы Шнайдеры. Все это великолепие довершала гора вкуснейших пирогов с яблоками и изюмом, лучше которых Лена ничего в своей жизни не пробовала.
     Да, поесть много и вкусно Мухины - Шнайдеры любили. К счастью, эта любовь снабдила их только здоровым цветом лица, а исключительная живость характеров сжигала все лишние калории. В итоге все семейство вид имело поджарый, стройный и весьма симпатичный... Лена любила бывать в этой семье, в которой напрочь отсутствовали ссоры и дрязги, а вещи назывались своими именами.
     Саша, белобрысый и голубоглазый, под два метра ростом добродушный немец, появился в Привольном за год до Лены. Он успешно окончил торговый институт и на сей момент имел в поселке два магазина и десяток киосков.
     Многих поселковых невест на выданье он очаровал мгновенно, но в жены выбрал Верку Мухину - девицу, может быть, и не самую красивую, но высокую, себе под стать, с острым языком и неуемной энергией, которую он быстро научился укрощать и использовать в сугубо мирных целях.
     Полгода ухаживаний вылились в грандиозную, даже по поселковым меркам, свадьбу. Целую неделю почти триста человек ели, пили, пели под аккомпанемент шести баянов и гармошки, основательно подорвав тем самым трудовые показатели не только в поселке, но и в районе, Выйдя замуж, Верка расцвела в одночасье. Необычайно похорошевшая, она светилась от счастья. Оно нет-нет-да и переплескивало через край, и тогда, сидя на заветном "лежачке", она приоткрывала завесы над некоторыми тайнами своей семейной жизни. По ее словам, отношения молодых в спальне были восхитительны. Флегматичный Санек в постели показывал такие чудеса мужской доблести, что снискал неувядаемую любовь и нежность молодой жены.
     - Знаешь, он меня по руке гладит, а я уже готова с ним хоть посреди улицы лечь. - Глядя на Лену затуманенным взором, Верка смущенно улыбалась. - В самые острые моменты, понимаешь какие, с головой в подушку зарываюсь, а однажды так заорала - всех кур переполошила в курятнике. Смотрю утром, маманя меня так пристально, так осторожно осматривает: вдруг Санька меня по ночам лупцует. И смех, и грех! - Она перевела дух. - А у меня синяки только вот где! - И Верка горделиво распахнула блузку.
     Чуть повыше кружевного края лифчика на пышной груди красовался внушительный багровый синяк, оставленный в запале губами молодого мужа...
     Лена в душе немного завидовала подружке. Все воспоминания о Сергее и проведенных с ним недолгих днях и ночах заканчивались одним: перед глазами вставала черная яма, куда опускают обитый красным гроб, и салют из автоматов. А затем ее поглотила черная пустота и продержала на больничной койке более месяца. Нервное потрясение, пережитое во время похорон мужа, порой давало о себе знать чрезмерной усталостью, сухостью во рту и тошнотой.
     Но самое удивительное - за все четыре года, прошедшие с того страшного дня, Сережа ни разу ей не приснился. А в воспоминаниях лицо его как бы постепенно смазывалось, затушевывалось. Лена стала забывать его голос, а ведь в первое время в каждом молодом статном мужчине она видела мужа, порой пугалась до слез, когда что-то знакомое чудилось ей вдруг в повороте головы, развороте плеч или походке. Каждый вечер, ложась спать, она смотрела на огромную цветную фотографию, которую ей сделали в лаборатории газеты. Отец снял их на Красной площади в день, когда Сереже вручили звездочку Героя.
     На снимке осенний ветер растрепал им волосы. Обнявшись, они от души смеются. Безоглядное счастье на собственном лице, ушедшее вместе с любимым, вызывало у Лены страшную горечь.
     Поначалу мать и бабушка попрятали все фотографии Сережи, поскольку каждый взгляд на них вызывал у Лены припадок отчаяния. Плакать она больше не могла, а только, обхватив голову руками, глухо стонала, раскачиваясь из стороны в сторону. Эту самую удачную их фотографию она повесила в новом доме, и никто пока ее не видел, даже Верка.
     Громкий смех Верки отвлек Лену от грустных размышлений.
     - Гы что, подруга, задумалась? Смотри, ложкой в ухо попадешь! Жалеешь, что в трудовой лагерь не поедем, так нам же лучше: в отпуск раньше отпустят.
     - Неужели Киселев вам замену нашел? - Любовь Степановна придвинула поближе к ним блюдо с пирогами. - И очень хорошо, а то слыханное ли дело, каждое лето в тайге пропадать? Другие к морю едут. Сам небось в прошлом году в Болгарию мотался, а девчонок на съедение комарам да паутам <Пауты - таежные кровососущие мухи очень большого размера.> отправляет!
     - Успокойся, мама! - Вера откусила пирожок. - Мы с Еленой самые незаменимые и, если страна призовет, не задумываясь отдадим за нее свои молодые жизни!
     - Хватит языком чесать, Веруха. - Семен Яковлевич откинулся на спинку стула. - По глазам вижу, что не терпится новостями поделиться.
     - Да новости одни и те же. - Дочь махнула рукой. - Был сегодня наш Николя в конторе новый директор местную знать собирал на раздолбон. Ну, наш-то да главврач больше помалкивали, до школы и больницы этот тип обещал только через неделю добраться, а по всем службам прошелся горячим утюгом. - Вера отхлебнула чаю. - Досталось и поселковому совету, и коммунальщикам... Представляешь, мама, - она весело посмотрела на мать, - теперь будешь не просто нашу Рамону за ворота выгонять, а провожать до стада да еще в ведерочко совочком ее лепешки подбирать. А то, как выразился уважаемый товарищ Пришибеев, весь поселок заср...
     Наши "мамки" чуть со стульев не попадали. Воображаю их с ведерками и совками, подбирающими теплое коровье дерьмо! - Верка согнулась от смеха. - Это Зое Викторовне-то, с ее животом, каждое утро поклоны отбивать! А может, все и к лучшему, от такого довеска поскорее избавится. - Она оглядела молча слушающих ее родственников. - Если верить Киселю, новый директор хуже Пиночета. Правда, с одной стороны, Фаине комплиментов наговорил, хотя она и соврет - недорого возьмет, а с другой - Зотову из поссовета поставил на выстойку и чистил так, что она даже слова в защиту не успела сказать, посадил на место, как последнюю двоечницу.
     - Допустим, не все так плохо, как вы представляете, - включился в разговор Мухин-старший, подливая себе чайку. - Я на совещании тоже был, и Алексей Михайлович мне понравился. За короткий срок он о проблемах поселка больше узнал, чем ваша Зотова и поселковые начальники, вместе взятые. А Зотиха отделалась малой кровью. Я бы за ту грязь и хлам, что около домов лежит и по всему поселку валяется, давно бы ей под зад коленом дал и не поглядел бы, что женщина. Сроду их на месте не найдешь. За паршивой бумажкой неделю ходить приходится! - Семен Яковлевич сердито пристукнул по столу кулаком. - Они большие любительницы по Сашкиным ларькам рейды проводить, а наши предписания не выполняются: дворы захламлены, в палисадниках все цветы повывели, завалили брусом, досками, кирпичом. Не дай бог пожар, да еще с ветром, полпоселка махом выгорит!..
     - Папуля оседлал любимого конька. - Вера, ища сочувствия, повернулась к Лене. - Хлебом не корми, дай позаниматься пожарной пропагандой! - И тут же обхватила отца за шею, заглянула в лицо. - Лучше скажи, какой этот директор из себя, говорят, - она многозначительно покосилась на подругу, - ладный да видный?
     - Верка, постыдись, - сурово одернула ее мать, - замужем, поди!
     - Да я для Лены кадры подыскиваю, моя-то уже песенка спета! - Она озорно глянула на мужа. - Что-то мой Санек сегодня приуныл, голову повесил, или до твоей коммерции начальство тоже добирается?
     Лена вдруг заметила, как сердито дернулись его губы, а безмятежно-голубые глаза потемнели.
     - Ты про лагерь закончи, а то начала про одно, а съехала, как всегда, на другое, - упрекнул он жену.
     - Да о чем тут еще говорить? Короче говоря, уже в июне мы отправляемся с тобой в круиз по синим волнам Средиземного моря, а Леночка на свой любимый Кавказ. Хочется ей обязательно парочку-другую костей сломать...
     - Господи, Верка, ты прекратишь когда-нибудь паясничать? - прикрикнула мать. - Говори толком!
     - Толковее лучше я расскажу. - Семен Яковлевич пристроился с сигаретой на порожке веранды. - Из края указание пришло: в этом году ребятишек в тайгу не отправлять, участились нападения на пастухов. На прошлой неделе, говорят, на трассе несколько "КамАЗов" остановили, обчистили вплоть до колес, водителей избили. Один в реанимации, до сих пор в сознание не пришел.
     - Что же такое происходит? Раньше мы в Туву свободно ездили, они к нам, никто никому не мешал...
     А сейчас грабежи, убийства, скот угоняют. - Любовь Степановна с грустью посмотрела на мужа. - Помнишь, сколько раз на озера целебные ездили, красота там неописуемая!
     - Что говорить, теперь у них своя власть, а вернее, вообще никакой власти. Всех славян поразогнали, производство стоит, хлеб растить некому. Они как привыкли: трубку в зубы, на коня - и айда