, что сейчас заплачет, прошло три дня с той самой ночи. Три дня отчаяния. Три дня потерянных надежд... Князь почти не выходил из кабинета. Как прежде, обедал там, но ночевать уходил в свою спальню.
     В доме почти ничего не изменилось. Полина Дизендорф по-прежнему одна или в сопровождении кузена гуляла по заснеженным дорожкам парка. Кирдягин с тоскующим взором исподтишка следил за Серафимой или слонялся возле кухни в надежде что-нибудь перехватить до обеда.
     Вечерами князь спускался в гостиную, молча сидел в кресле, слушая, как Полина низким грудным голосом поет романсы. Голос у нее был приятный, романсов она знала превеликое множество, их вполне должно хватить до Рождества. Часов в десять вечера Адашев, предложив баронессе руку, провожал ее до спальни, целовал ей ручку, учтиво желал спокойной ночи и возвращался в свой кабинет.
     Как поведала Серафиме горничная баронессы Дуняша, та рвала и метала, проклиная князя за холодность и нежелание перейти к более близким отношениям. Узнать что-то еще от этой запуганной девушки не удавалось. Серафиме стало известно лишь то, что Верменич тоже приставал к Дуняше и даже обещал ей подарить полушалок, если она расскажет о былой жизни баронессы Дизендорф.
     При встрече с гувернанткой вдова делала вид, что не замечает ее, и только поджатые губы и багровые пятна на щеках выдавали, с каким трудом она сдерживается. По сведениям все того же секретного агента, Дуняши, его светлость просил оставить мадемуазель Александру в покое и не выяснять отношений с детьми...
     Саша старалась не встречаться с князем, возможно, и он избегал ее. Обедала она вместе с мальчиками и Серафимой в детской. Иногда к ним присоединялась Агафья. Александра томилась в неведении о намерениях князя в отношении баронессы. Судя по всему, они остались прежними. Для себя Саша твердо решила дождаться Рождества, а после праздников попросить у Адашева расчет.
     Ее затея провалилась. Если Саша кого-то и наказала, то только себя. Одинокая жизнь вдали от любимого станет пыткой. От одних воспоминаний о его поцелуях до сих пор горят ее губы...
     Саша встала, чтобы подбросить дров. На душе становилось все тревожнее, будто сквозь бурю и ночную тьму пробивалось к ней смятение, охватившее всех, кто ее любил...
     Она закрыла глаза и вновь увидела перед собой лицо Кирилла. Он улыбался ей, протягивая бокал с вином. Его глаза, ямочка на щеке, ложбинка на подбородке были совсем рядом, стоит лишь протянуть руку, тронуть кончиками пальцев слегка шершавую щеку... Сейчас мужские губы коснутся ее ладони. Кирилл уткнется в ее колени лицом, а она будет гладить и перебирать его волосы, шепча только им ведомые слова...
     За стенами продолжал неистово завывать ветер, но вдруг какой-то звук, похожий на выстрел, привлек ее внимание. Неужели ее все-таки ищут или это какой-то отчаявшийся путник?
     А вдруг это Кирилл? Он тоже мог задержаться в пути и заблудиться. Что же делать? Саша в отчаянии заметалась по хижине. Одежда ее до сих пор не просохла, ноги не лезли в сапоги. Накинув шубейку, она, как была босиком, подбежала к двери и открыла ее настежь.
     Девушку обдало ледяным холодом, ноги вмиг закоченели, но она несколько раз прокричала в темноту:
     - Эй, кто там! Идите на свет! Ответа не последовало. Саша закрыла дверь и пробежала до пригретого ею места. Возможно, она приняла за выстрел удар ветки о крышу? Сколько она не прислушивалась, за ревом ветра невозможно было что-то разобрать.
     Девушка быстро согрелась. Подбросив в жадную пасть печки поленьев, она вспомнила о своем желании, которое она загадала перед камином. Оно казалось невыполнимым. Разве могла она надеяться, что Кирилл Адашев когда-нибудь поцелует ее... Но он поцеловал ее.
     Подстелив сибирку, Саша уселась на пол у печной дверцы, протянула руки к огню и ужаснулась. Она опять забыла нанести осточертевшие ей пятна. При осмотре больных приходилось протирать руки водкой, и индейская краска, которой нипочем солнце и дождь, не устояла.
     Пришлось доставать из саквояжа флакончик с краской. Сейчас, правда, никто ее не видел, однако девушка уже привыкла чувствовать себя настороже. Нанеся последний мазок, она вздохнула: неужели даже здесь она не может расслабиться и почувствовать себя, как прежде, свободной, не скрывать своей внешности и чувств...
     Вдруг словно ушат холодной воды обрушился на нее. Саша вспомнила быстрый взгляд Верменича на ее руки в тот злополучный вечер, когда князь объявил о своей помолвке. Он явно был чем-то удивлен. И девушка вспомнила: оказывая помощь раненому князю, она тоже протирала руки водкой и забыла потом нанести краску снова!
     Она заметалась по тесной комнатушке. Неужели этот усатый проныра что-то заподозрил? А его тетеревиные пляски вокруг Серафимы? Не вызваны ли они желанием разузнать истинной причины, побудившей девушек оказаться в доме князя? В Серафиме Саша уверена, но до определенных пределов. Не дай Бог ей влюбиться! Однако она должна понимать, что черноусый барин не зря кружит около нее, есть у него своя выгода.
     Что-то уж слишком часто стала жаловаться Серафима на Верменича. Хотя шуточки Павла и легкий с ним флирт не вызывают у нее такой неприязни, как в отношении к Кирдягину. Тут она предпочитает не выбирать выражений, рассказывая, с какой интонацией, улыбкой или выражением глаз вращается вокруг нее этот расфуфыренный индюк с вечным куриным пером в волосах...
     Внезапно странный шорох вкрался в ее сознание. Кто-то подкапывался под дверь. Саша отчетливо разобрала царапанье когтей по дереву и нетерпеливое поскуливание, очевидно, от голода... Неужели волки? Она вспомнила огромного хищника, вожака уничтоженной стаи.
     Девушка быстро достала из саквояжа длинный кинжал - подарок Шаро-Ке-Те. На кожаных ножнах были вырезаны таинственные знаки и застывшая в прыжке пума.
     Осторожно ступая, Саша приблизилась к двери, сжимая в руке кинжал. На ходу она захватила одну из лавок, желая подпереть дверь.
     Но она не успела. Дверь от сильного толчка чуть не слетела с петель. Саша вскрикнула, подняла кинжал и застыла...
     Перед ней стоял князь Кирилл Адашев!

28.

Какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга, но тут мимо князя протиснулся Алтай. Бросившись Саше в ноги, он прошелся по ним холодными лапами, прыгнул на грудь, оставив на сорочке мокрые следы, облизал горячим языком лицо и, выскочив на середину хижины, принялся яростно отряхиваться. Ледяные брызги окатили ее с ног до головы, и, вскрикнув от неожиданности, Саша отскочила в сторону. Адашева это тоже привело в чувство: захлопнув дверь, он приставил к ней лавку, чтобы не распахнулась.
     Пройдя мимо Саши к столу, князь положил на него ружье, небольшую дорожную сумку, потом снял через голову скатку и, подтянув к себе лавку, сел. Исподлобья оглядел стоявшую перед ним девушку.
     - Вы что, вымокли?
     - Господи! - Саша подхватила с пола шубейку и прикрылась. Сколько же она простояла перед мужчиной с голыми ногами? И он тоже хорош, вздумал насмешничать в подобной ситуации! Она с негодованием посмотрела на князя, но тот, казалось, потерял к ней всякий интерес. Сняв короткий нагольный полушубок, лохматую волчью шапку с болтавшимся сзади, как косичка у китайского мандарина, хвостом, он отряхнул их у порога и повесил рядом с ее одеждой. Сжавшись в комок в своем меховом гнездышке, Саша молча следила за его перемещениями.
     Наконец Адашев вновь вернулся к столу и сел на лавку. Вытянув правую ногу, слегка поморщившись, потер ее чуть выше колена. Молчание становилось невыносимым, а князь занялся тем, что раскрыл свою сумку и достал из нее табакерку и трубку. Саша ждала. Вот уже и трубка раскурена, а из дорожной сумки извлечены пшеничный каравай, какая-то снедь и бутылка. Все это было аккуратно разложено на полотенце, и только тогда его светлость соизволили поднять на нее глаза и глухо произнести: Извольте ужинать, мадемуазель!
     Девушка беспомощно глянула на него. Я не могу! Я не одета!
     Князь едва заметно усмехнулся, или ей показалось, может, свеча мигнула. Он встал и подал ей лежавшую рядом скатку:
     - Завернитесь в одеяло. Ногам теплее будет.
     "Все-таки не оставил без внимания ее ноги, паршивец", - подумала она, как в сари закутываясь в одеяло. Подойдя в своем одеянии к столу, Саша открыла "Сидор" и стала доставать припасы, уложенные Матвеем. Адашев хмыкнул:
     - А вы, кажется, приготовились здесь отсиживаться до Рождества! - Он прислушался к стону ветра за стенами хижины. - Ну и в переделку, по вашей милости, мы попали!
     Саша не поверила своим ушам.
     - Как это по моей милости? - произнесла она с расстановкой, смерив князя негодующим взглядом. - Извольте объясниться! Я никогда еще не просила вас беспокоиться обо мне! И потом смените тон. Перед вами взрослая женщина, а не сопливая дворовая девчонка, с которой вы можете разговаривать, как вам вздумается. Со мной прошу быть учтивее!
     - Неужели? - Князь с удивлением склонился к ней через стол. - Возможно, где-то здесь и есть взрослая женщина, но очень уж умело прячется, наверно, где-нибудь под лавкой. - Он нагнулся. - Ау! Где вы, взрослая женщина?
     Покраснев, Саша сжала кулаки.
     - Не паясничайте, ваша светлость! Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю!
     - Ах, это я, оказывается, должен вас понимать! - Издевательская усмешка скривила княжеские уста, Саша почувствовала, что он в ярости. Поднявшись, князь положил ей руку на плечо, придавив к скамье:
     - Сейчас, сударыня, вы будете спокойно сидеть и слушать то, что я не совсем учтиво, заметьте, - поднял он указательный палец, - крайне неучтиво буду говорить вам. - Он принялся ходить по хижине, заложив руки за спину, и лишь иногда останавливался напротив Саши, бросая гневные слова. - Прошу вас раз и навсегда забыть о том, что вы взрослая, серьезная женщина! Честно сказать, до сегодняшнего дня я почти в это поверил.
     Саша приподнялась, пытаясь оправдаться, но взбешенный взгляд прошил ее с головы до ног, и она опять опустилась на лавку, зябко кутаясь в шубейку. Дрова в печи почти прогорели, но она не решалась попросить Адашева подбросить в огонь поленья.
     - - Вы и есть самая настоящая сопливая девчонка, безрассудная и самонадеянная! - Князь остановился напротив девушки. Сердце его на мгновение сжалось. Она, как испуганный зайчонок, сидела в своем углу, потерянно глядя на него снизу вверх. От ее недавней самоуверенности и следа не осталось. Внутренний голос призвал его прекратить этот дурацкий нагоняй, сесть рядом с девушкой, прижав ее голову к груди. все! Но разум возобладал, и князь продолжил:
     - Вы представляете, что сейчас творится в доме? Никто уже и не чает увидеть вас живой!
     Закусив губу, девушка сердито сверкнула глазами, князь понял, что ее смирение мнимое и сдаваться она не собирается.
     - Серафима должна была вас предупредить, что я знаю, как выжить в подобной переделке!..
     Адашев перебил ее:
     - К вашему сведению, именно Серафима поставила весь дом вверх ногами, когда из села прискакал человек от Матвея. Староста оказался гораздо умнее и послал за вами мужика. Почему вы поехали через лес, а не по дороге? Счастье, что вам на пути встретилась эта развалюха, хотя, - князь обвел взглядом хижину, - как мне поведали сыновья, благодаря вашим стараниям она приведена в божеский вид. Если бы не огонь в окне, который мне удалось разглядеть, и старание Алтая, вас вряд ли бы удалось найти так скоро!
     - Это вы стреляли? - Саша не поднимала на него глаз, ковыряя пальцем столешницу.
     Князь опять остановился:
     - И не только я! Вы что же думаете, я в одиночку отправился вас искать?
     - Значит, сейчас сюда ввалится разъяренная толпа и четвертует меня за доставленное беспокойство?
     Адашев опустился на лавку и опять потер ногу. Потом, удрученно посмотрев на нее, покачал головой:
     - Эта, как вы изволили выразиться, толпа три часа прочесывала лес, пока я не отправил всех по домам...
     - Почему же вы сами не отправились домой?
     - А потому, несносная девчонка, что я не смог бы и минуты пробыть дома, зная, что вы где-то погибаете от холода. Да, Серафима успела мне поведать о ваших талантах, но я склонен был предполагать самое худшее. - Князь вновь занялся трубкой, но, просыпав табак, отложил ее в сторону. Только тут Саша заметила, что пальцы у него подрагивают, как от озноба. Чтобы отвлечь ее внимание, он принялся постукивать ими по столу. Голос его звучал глухо и отчужденно. - Я решил переждать до утра в этой избушке. Алтай все время был рядом со мной. И вдруг взвизгнул и исчез. Я выстрелил, чтобы вернуть его, и случайно заметил впереди слабый огонек. По нему я вышел к вам.
     Адашев посмотрел на девушку. Саша сидела, виновато склонив голову.. Спазм сдавил ему горло. Разве мог он поведать ей, с какими чувствами пробивался сквозь снежные завалы к этой Жалкой лачуге - средоточию его любви и на-Дежды, как молил Бога, чтобы Саша оказалась там. Когда распахнулась дверь и князь увидел ее живую и здоровую, с этим нелепым кинжалом в руках, он был счастлив.
     - Кого же вы собирались прикончить сим богатырским булатом? - спросил Кирилл, чтоб немного сгладить собственную резкость.
     - Я подумала, что это волки подкапываются под дверь, - девушка нерешительно подняла глаза. - Вы очень замерзли? У меня есть горячий чай.
     - Я понял! - усмехнулся полночный гость. - Вы предлагаете переменить тему? Что ж, за чай и приличный ужин я готов переключиться на что-нибудь более приятное.
     Саша шагнула к плите, но интонация, с которой были произнесены последние слова, заставила ее резко обернуться и захватить князя врасплох. Он смотрел на нее взглядом беспредельно голодного человека. Девушка с трудом перевела дыхание. Она поняла, какой голод мучит его. Многие мужчины желали ее, но в глазах князя желание смешалось с болью и отчаянием, словно он не мог переступить какую-то заповедную черту. Кирилл быстро отвел глаза. Саша так внезапно оглянулась. Но он ничего не мог с собой поделать. Эта непривлекательная, худенькая девушка притягивала его своей независимостью и острым умом, а главное, искренностью, которую он не находил в других женщинах. Но все-таки она была простой гувернанткой, и он не должен был в нее влюбляться. Впрочем, разве можно назвать влюбленностью острое желание видеть ее. Это скорее болезнь... Ему нужна женщина, но почему он хочет именно эту? Ведь у него уже есть одна, с которой незазорно переспать и до свадьбы. Он уверен, что Полина всегда с радостью примет его...
     Саша продолжала суетиться у плиты. А Кирилл не мог оторвать от нее глаз, удивляясь, что до сих пор не замечал, с каким изяществом и грацией она движется, ее горделивый поворот головы. Хотя нет, заметил! Еще тогда, на катке, но не придал этому значения. Хотя князю хорошо известно, что такому невозможно научиться, это переходит по наследству, передается через кровь многих поколений.
     Кирилл невольно сравнил ее с Полиной. Конечно, по красоте баронессе нет равных, но она явно проигрывает этой жалкой веснушчатой дурнушке. Хотя почему же дурнушке? Есть в ней какая-то особенная, скрытая прелесть и обаяние. А под этим грубым одеялом скрывается великолепная фигура. И закрыть ноги он предложил ей не просто из жалости. До сих пор перед его глазами стоит прекрасное видение, представшее перед ним на фоне полыхающего в печи огня в почти прозрачной коротенькой рубашке, с длинными стройными ногами, плавно переходящими в узкие изящные бедра... Тонкая талия, высокая полная грудь...
     Кирилл прикрыл глаза. Кажется, сегодняшней ночью ему суждено сойти с ума... Он вновь схватился за трубку, как за давно испытанное средство, помогающее успокоить изрядно разбушевавшееся воображение.
     Саша исподтишка наблюдала за тем, как меняется лицо ее любимого. Похоже, сейчас он был далеко отсюда, от этой бури, убогой хижины и несносной гувернантки, по вине которой лишен возможности, сидя в кресле, слушать сладкоголосое пение невесты, ловить ее томные взгляды. Полина Дизендорф отправится сегодня в постель без обязательного целования ручек. Девушка злорадно усмехнулась. Знала бы эта спесивая особа, с кем проводит эту ночь, и, возможно, не последнюю, ее жених!
     Александра нарезала хлеб, разложила на полотенце немудреную еду, разлила по большим фаянсовым кружкам чай. Потом они ужинали, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами, избегая смотреть в глаза друг другу. Напряжение, охватившее обоих с момента встречи, все усиливалось. В тайне от самих себя они испытывали огромную радость, что наконец-то остались одни, однако Саша и думать не смела, что Кирилл повторит то, что произошло между ними в кабинете. И князь не обольщался надеждами, что девушка разрешит ему переступить границы дозволенного.
     Адашев обвел взглядом тоненькую фигурку и опять остановился на девичьем лице. Несомненно, если бы не эти безобразные рыжие пятна, она была бы весьма привлекательной. Точеный носик, полные, словно созданные для поцелуев губы... Он еще помнил их вкус, запах лаванды, исходивший от ее волос и тела, такого податливого в его руках. Князь вздохнул. Девушка, волновавшая его более чем кто-либо на свете, босиком передвигалась от стола к плите.
     Саша, что вы делаете? - воскликнул он в испуге. - Пол же ледяной, простудитесь! - Неожиданно для нее и себя Кирилл подхватил девушку на руки и отнес на лавку рядом с печкой. Встал перед ней на колени, сжав холодные ступни ладонями.
     - Что вы! Не надо! - шептала Саша, отталкивая его руки, но губы ее и руки дрожали, как в лихорадке, и эта дрожь передалась мужчине. Прижавшись к маленьким ступням щекой, он вдруг в каком-то неистовом порыве приник к ним губами и стал целовать медленно и нежно пальчик за пальчиком.
     Вскрикнув, Саша вырвалась из его рук и поднялась.
     - Это уже лишнее! - с укором посмотрела она на князя и добавила, улыбнувшись:
     - Ничего страшного, если вдруг кто-то из нас и захворает! Все лекарства у меня при себе.
     Адашев молча поднялся с колен. Саша заметила, что сделал он это с трудом и даже поморщился от боли. Она положила руку на его плечо: Садитесь, князь, я посмотрю вашу ногу, меня есть мазь, которая снимает боль.
     - Не стоит беспокоиться! - глухо проронил Князь. - У меня часто так бывает на непогоду, но потом все проходит.
     - Когда-нибудь не пройдет! - Саша заказа ему штанину и вздрогнула: длинный широкий шрам протянулся от середины бедра почти до колена. - Господи, как вы это вынесли? - Девушка подняла на Кирилла глаза, полные слез. Однако она не догадывалась, какие муки он испытывает, ухватившись за край скамьи. Они вновь встретились взглядами, и Саша увидела в глазах любимого неподдельное страдание. Эта не была физическая боль. Он давно научился ее переносить. Саша знала, что только она; одна способна излечить его. Она чуть сильнее надавила на ногу. Князь непроизвольно попытался отвести ее руку. - Сейчас же уберите руку! - прикрикнула на него девушка. - Я не отрежу и не откушу вашу ногу. Позвольте мне ее спокойно осмотреть! - Кирилл убрал руку.
     Черная головка склонилась над его коленом. Тонкая шея с двумя закурчавившимися завитками манила прижаться к ней губами. У князя пересохло во рту, а тяжелая, тягучая боль как будто переместилась, свинцовым обручем сковав поясницу. Саша еще ниже опустила голову, принявшись накладывать повязку с мазью. Князь следил за тонкими пальцами, нежно касавшимися его кожи. Никогда прежде не довелось ему встречать женщин с такими красивыми и в то же время сильными ласковыми руками.
     - Ну, вот и все! - Саша легко поднялась с коленей. - Вы устали, замерзли, вот нога и разболелась! А теперь будете спокойно спать до утра. Завтра я сделаю вам еще один компресс, если понадобится. А доберемся домой, надо будет подлечиться более основательно. - Дерзко глянув на Кирилла, девушка с насмешкой произнесла:
     - К тому времени отпечатки моих рук исчезнут и вам не о чем будет беспокоиться!
     - Вы уверены, что я смогу спать этой ночью? - Князь схватил ее за полы сибирки, которую она успела набросить на плечи, и резко притянул к себе. Са