лишь десятком слов, но до сих пор Барсуков не предпринял ни единой попытки показать ей свое особое расположение. И раньше бывало, что ее провожали до дому, и раньше кавалеры пытались выбирать более темные закоулки или более длинный путь до калитки, но провожания так на том и заканчивались, до объятий и, тем паче, поцелуев дело никогда не доходило. И не потому, что она не вызывала у провожающих определенных чувств или желаний, скорее наоборот, но держала себя слишком холодно и равнодушно, разбивая в пух и прах сокровенные мечты даже самых пылких кавалеров.
     Дорога пошла под уклон. Барсуков опередил Людмилу на шаг. Продолжая придерживать ее за локоть, он принялся медленно спускаться вниз. Занятая мыслью о том, как бы не поскользнуться и не сбить с ног своего провожатого, Людмила совсем забыла о коварной ловушке, слегка присыпанной недавно выпавшим снегом. В дневное время она обходила этот переулок стороной: того гляди собьет с ног ребятня, летящая с ледяной, хорошо раскатанной горки на санках и кусках фанеры. Вспомнив про опасность, она судорожно схватила Барсукова за рукав, потянула в сторону, но подполковник уже ступил на катушку, нелепо взмахнул руками и, охнув от неожиданности, покатился вниз, увлекая за собой Людмилу.
     - Осторожнее! - только и успела она крикнуть и уже в следующее мгновение приземлилась рядом.
     Больно ушибла локоть и зашипела от боли.
     - Что с вами? - Барсуков первым поднялся на ноги и подал ей руку.
     - Шапка. - Она потрогала рукой голову. - Шапку потеряла...
     - Да вот же она! - улыбнулся Денис. - Под вашей.., э-э-э... - Он замялся, подыскивая слово, и, найдя наконец, обрадовался:
     - Вы на ней сидите!
     Людмила в сердцах резко выдернула из-под себя шапку, нахлобучила се на голову. Барсуков присел рядом на корточки и принялся заботливо отряхивать снег с ее шубы.
     - Не надо! - прошептала Людмила и взяла его за руку. - Помогите мне подняться.
     Барсуков подхватил ее под локоть, она закусила губу: руку зашибла основательно, но на ноги поднялась достаточно ловко и, что ей больно, видом своим не показала.
     - Подождите, - внезапно попросил Барсуков и приблизился к ней вплотную. - Кажется, у вас сережка расстегнулась. Того гляди потеряется.
     Людмила испуганно поднесла руку к уху: сережки были последним подарком отца, надевала она их только по особым случаям. Дотронувшись пальцами до замочка, она с недоумением посмотрела на Барсукова:
     - Застегнуто!
     - Не эта... Другая...
     Его лицо приблизилось почти вплотную, и Людмила заметила, как сузились вдруг его глаза, встретившись с ее взглядом. Мужские пальцы осторожно коснулись мочки ее уха, слегка потянули за нее, поколдовали над ней какое-то мгновение, но боли не причинили. Но она не успела удивиться неожиданной ловкости милиционера, потому что ощутила на своей щеке слегка затрудненное дыхание, словно ее попутчик только что вбежал на весьма крутую гору.
     - Готово! - выдохнул Денис едва слышно, и тут же горячие губы нашли ее рот, язык настойчиво раздвинул зубы, и она, задохнувшись от непривычной, подступившей к самому горлу нежности к этому большому и сильному человеку, обхватила его голову руками и почувствовала, как земля уходит из-под ног от непередаваемого вкуса долгожданного поцелуя.
     Но, похоже, земля действительно ушла у них из-. под ног, потому что уже в следующую секунду, не разжимая объятий, они опять кубарем покатились вниз. Сверху сначала оказалась она, потом Барсуков исхитрился и на последнем, самом крутом участке косогора встал на колени, обхватил Людмилу за талию и вновь попытался подняться. Но детвора знала свое дело и раскатала горку как следует: Барсуков опять не удержал равновесия и упал на бок, самым неловким образом подмяв Людмилу под себя.
     Правая рука у нее оказалась под спиной, левой она попыталась оттолкнуться от утрамбованного множеством детских ног снега. Но мужская ладонь проникла ей под шубу, легла на грудь, и Людмила лишь глубоко вздохнула, вмиг позабыв и про неловко подвернутую руку, и про то, что лежит навзничь чуть ли не посреди улицы под мужчиной и почему-то нисколечко не боится, что кто-то из односельчан обнаружит их в этой не слишком целомудренной позе.
     ...Никогда еще не целовали ее так неистово и самозабвенно. И никогда она так сильно не боялась, что эти слегка сумасшедшие, торопливые поцелуи вдруг прекратятся и губы, прикосновения которых мучили ее во сне и были так нежны наяву, вдруг оторвутся от ее исстрадавшегося от долгого ожидания рта и едва слышно прошепчут:
     - Прости, я не хотел тебя обидеть...
     Но именно это они и прошептали. Людмила с досадой освободилась из рук Барсукова, села и обнаружила, что шапка опять отлетела в сторону и ей нужно встать на ноги или хотя бы на колени, чтобы дотянуться до нее.
     - Ты обиделась? - уже более настойчиво повторил Денис и неловко улыбнулся. - Прости, все так неожиданно получилось.
     - Послушайте, подполковник... - Людмила все-таки умудрилась подняться на ноги без его помощи и добралась до шапки. Отряхнула ее от снега, надела на голову и лишь после этого, напитав до предела слова ядом, спросила; - Вы, случайно, не в институте благородных девиц воспитывались? То и дело в реверансах приседаете, извиняетесь, сожалеете о содеянном.
     А я вот в Смольных не училась, кружевных юбок отродясь не носила, поэтому совершенно ни о чем не жалею. Что случилось, то случилось! - Она перевела дыхание, застегнула шубу и произнесла с подчеркнутым вызовом:
     - Не бойтесь, за подобные штучки к суду не привлекают и в ЗАГС за уши не волокут. Оставайтесь, пока! - Она помахала Барсукову рукой и быстрым шагом направилась к дому, до которого оставалось не более сотни метров. В обычном состоянии она преодолевала их за минуту, не больше.
     На этот раз она добежала еще быстрее, но Барсуков каким-то непостижимым образом обогнал ее и загородил калитку.
     - Люда, послушай. - Он шагнул ей навстречу и, положив руки на плечи, привлек к себе. - Я целый день ждал этой встречи. Тысячу раз проговаривал все слова, которые так давно собираюсь тебе сказать. Но эта проклятая катушка окончательно отшибла мне мозги и память. И я думал лишь о том, что если тебя не поцелую, то не прощу себе этого всю оставшуюся жизнь.
     - Ты считаешь, что провинился? - Она осторожно коснулась ладонью его щеки. - Не надо ни о чем жалеть, тем более извиняться. - Она чуть виновато улыбнулась. - Честно сказать, я и подумать не могла, что сегодняшняя ночь так здорово для меня закончится...
     - Но она еще не закончилась. - Денис поднес часы к глазам. - Три часа ночи. Самое детское время. - И умоляюще посмотрел на нее. - Пригласи меня к себе. Не заставишь же ты меня встречать Новый год в одиночку?
     - А мы уже и так врозь встретили Новый год, - улыбнулась Людмила. - Значит, все оставшиеся триста шестьдесят четыре дня так и проживем, каждый за себя в ответе.
     - Не скажи. - Он еще сильнее прижал ее к себе, нашел губами ее ухо и прошептал, слегка задыхаясь:
     - Только от тебя зависит, проведем мы эту ночь и всю нашу жизнь вместе или нет. Я, по крайней мере, надеюсь на твой здравый смысл. До меня уже дошло, что нам не прожить друг без друга. И я почти стопроцентно уверен, что ты хочешь этого не меньше, но постоянно находишь тысячу причин, чтобы оттянуть то, что давно должно было случиться.
     - Ты предлагаешь мне.., выйти за тебя замуж? - едва не потеряла дар речи Людмила. - Но мы так мало знакомы! Я почти ничего о тебе не знаю.
     Денис слегка отстранился от нее, заглянул ей в глаза и улыбнулся:
     - Ты слабо представляешь, с кем имеешь дело.
     Мне кажется, я знаю о тебе столько, что здесь уже клеточек не хватает, - он постучал пальцем себя по лбу, - чтобы вместить всю информацию.
     - Ты что ж, собираешь на меня досье? - поразилась Людмила. - Или как это у вас называется?
     Выясняешь, не имею ли я порочащих связей и тайного криминального прошлого? Ну как? Нашлись темные пятна в моей биографии?
     - Остынь, пожалуйста. - Барсуков, похоже, сконфузился. - Я уже понял, что с тобой, как на минном поле, всегда уши топориком держать надо.
     Один неверный шаг - и все, вывешивай кишки на просушку! Никакого досье я па тебя не собираю, мне достаточно того, что о тебе ежедневно рассказывает дед, с которым ты общаешься гораздо чаще и успешнее, чем со мной. Они, похоже, с твоим братом чуть ли не закадычными друзьями стали. И Костя к тебе по-особому относится. Ты еще не видела, какую картину он нарисовал перед отъездом в город.
     - Денис вздохнул и еще крепче прижал Людмилу к себе, коснулся ее щеки губами и глухо проговорил:
     - Я ведь как ее увидел, у меня в голове словно выключатель щелкнул и свет включился. Е-мое, думаю, что же я тяну?
     - По-моему, прежде всего ты тянешь кота за хвост, - рассердилась Людмила, - говори скорее, что там Костя нарисовал?
     - Три весьма страшненьких человечка. Стоят под елкой, держатся за руки, и под каждым подпись соответствующая сделана. "Папа, Костя", - он перевел дыхание, - и "Люда". А чуть дальше еще несколько фигурок. Под ними тоже необходимые пояснения: это Слава, дед и кошка Мавра со своим выводком.
     По правде сказать, ты самая красивая получилась.
     В длинном платье и с бантом в прическе.
     - Ну тогда это точно другая Люда, не я! - рассмеялась Людмила. - Чего-чего, но длинных платьев и бантиков никогда не носила. Ошибаешься, Денис Максимович, не меня твой Костя нарисовал.
     - Он не просто нарисовал, - упрямо повторил Денис, - но и подписал. Это у него пока лучше получается, чем говорить. И то слава богу, теперь знаем хотя бы, что он хочет. Дед удивляется: сколько ни пытался научить его писать, ничего не получалось, а со Славкой, паршивец, за неделю все буквы выучил. Теперь целыми днями они с дедом письма друг другу пишут.
     - Очень ему хочется говорить, Денис. - Людмила впервые назвала Барсукова по имени и удивилась, как легко, оказывается, оно произносится. - И я думаю, что в скором времени он еще надоест нам своей болтовней.
     - Нам? - тихо переспросил Барсуков.
     - Нам! - Она ласково провела ладонью по его щеке. - Уже щетиной зарос...
     - Сущее наказание, а не щетина. - Денис накрыл ее ладонь своей рукой. - Растет прямо с космической скоростью. Как у цыгана. - И прошептал:
     - Ты меня накормишь ужином? Или завтраком? - Он опять посмотрел на часы и взмолился:
     - Людмила, не дай пропасть с голоду! В восемь я должен уже оперативных дежурных заслушать, а дома хоть шаром покати.
     - Я словно знала - наготовила, как на Маланьину свадьбу. Но, как мне кажется, это только на раз позавтракать одному голодному милиционеру.
     Или поужинать? - рассмеялась Людмила, распахнула калитку и, пропустив Дениса вперед, спросила:
     - Скажи, когда ты последний раз ел?
     - Не помню, - пожал он плечами. - Сегодня я у черта на куличках, в Мартыновке был. Познакомился с одним очень занятным гражданином. Может, слышала - Сто-пятнадцать-ведьмедей?.. Он меня и напоить хотел, и накормить, но беседа наша, увы, к дружескому обеду не располагала.
     - Выходит, попался стервец? - Людмила остановилась перед входной дверью да так и замерла с ключом в руке. - Давно у меня на него руки чешутся! Хотели на будущей неделе совместно с охотинспекцией побывать в тех краях. По слухам, Сашка и "струей" балуется, а по лету и сапсанами не брезгует. В Эмиратах за хорошего сокола от двадцати до ста тысяч в долларах платят. А Сашка всего по сотне их продает. Желающие есть, покупают. В позапрошлом году на таможне одного турка задержали. Пытался провезти десять сапсанов в коробке из-под телевизора. А отверстия для доступа воздуха сделал маленькие, чтобы в глаза слишком не бросались. Словом, когда открыли ящик, все птицы уже задохнулись. Турка выдворили, а соколов уже не вернешь. И никто этим делом даже заниматься не стал.
     - Постой... - Денис взял ее за плечо, развернул лицом к себе. - Турок, говоришь? А ты, случайно, не помнишь, как его звали?
     - Можно подумать, мне об этом доложили.
     Ашота вызывали, чтобы бумаги подписал, возможно, он помнит. Да и что имя? Выперли его как миленького, под зад коленкой, чтобы неповадно было.
     - Ну хорошо! - Денис обнял ее, и они наконец вошли в дом - Но скажи хотя бы, откуда ты взяла, что этих сапсанов турку продал Потрошилов?
     - Не знаю я, кто их турку продал, но чует мое сердце, что без Сашки тут не обошлось, потому что не так много у нас мест гнездования сапсанов осталось. И вблизи Мартыновки как раз одно из них.
     Причем крайне удаленное и труднодоступное. А в Мартыновке даже дошкольнику известно, кто первейший "мичуринец" в селе. Сто-пятнадцать-ведьмедей его до перестройки звали, а сейчас не иначе как Джеком Потрошителем величают. Гнусный старикашка, пакостливый. Видел, какой домину себе отгрохал?
     - Видел, еще бы не видеть! - вздохнул Денис. - У меня к этому Джеку тоже много вопросов накопилось, вот потому остался я и без обеда, и без ужина.
     - Бедный ты мой, бедный! - Людмила потерлась носом о шершавую мужскую щеку и прошептала:
     - Что ж это за служба такая, что Новый год встретить некогда, не то что нормально поужинать? - Она отстранилась от Барсукова и преувеличенно грозно произнесла:
     - Шагом марш раздеваться, мыть руки и - за стол!
     - Слушаюсь, товарищ командир! - вскинул ладонь к виску Барсуков и вдруг подхватил девушку на руки, слегка прикусив губами ее мочку, прошептал в самое ухо:
     - Все, пропал подполковник, окончательно и бесповоротно...
     - Не сходи с ума! - едва успела она прошептать.
     Сильные руки бережно опустили ее на кровать, и Барсуков склонился над ней:
     - Я согласен позавтракать чуть позже, а то ты опять что-нибудь придумаешь, чтобы избавиться от меня.
     - Куда от тебя денешься, - притворно сердито вздохнула Людмила, обняла его за шею и притянула к себе, - упрямее и настойчивее человека я еще в жизни не встречала.
     - Взаимно, - рассмеялся он и, прокравшись рукой под спину, весьма ловко расстегнул застежку на платье.
     - Денис, шальной, - задохнулась она от неожиданности, когда в доли секунды он освободил ее от одежды и даже от последней, весьма условной кружевной преграды. Людмила попыталась прикрыть грудь рукой, потянула на себя одеяло, но оно тут же отлетело в сторону и даже, кажется, свалилось на пол. Но она не успела возмутиться не слишком учтивым обращением. Горячая, слегка подрагивающая от возбуждения мужская ладонь легла ей на грудь, вторая скользнула под затылок, приподняла голову, и, прошептав нечто непонятное, Барсуков припал к ее губам с неожиданной силой. Девушка поняла, что недавние поцелуи были лишь своеобразной разминкой, а не высшим проявлением страсти. Его напряжение, неистовое, так долго сдерживаемое, проявилось вдруг в столь необузданных и самозабвенных ласках, что через несколько мгновений она напрочь забыла о том, что впервые не просто лежит в объятиях мужчины, но лежит обнаженная и к тому же весьма успешно помогает ему избавиться от остатков одежды.
     Она не понимала ни слова из того, что шептали ей губы Дениса, потому что тоже шептала какие-то слова в ответ, совершенно не задумываясь об их смысле и значении. И очень жалела, что у него всего лишь две руки, которые не в состоянии дотянуться до всех участков ее тела, жаждущих ласки и поцелуев.
     И поцелуев ей тоже уже не хватало. Когда его пальцы, пробежавшись по внутренней стороне бедра, слегка коснулись самого нежного участка ее тела, она выгнулась навстречу, вскрикнула и забилась в его руках от впервые испытанных восторга, нежности и радости, от того, что чувства эти помог ей обрести именно этот мужчина, которого она впервые в жизни, теперь уже не было никаких сомнений, полюбила всем сердцем и душой.
     - Люда... - прошептал он и, подхватив за талию, слегка приподнял ее бедра над постелью. В тот же миг она ощутила его в себе, не поверив собственным ощущениям: она ожидала мгновенной и сильной боли. И она пришла, когда Денис сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее задвигался в ней. Но боль эту, слегка саднящую, причиняющую скорее неудобство, чем страдания, заслонила вдруг новая волна восторга, еще более мощная, еще более волнующая. И уже не стесняясь, Людмила закричала во весь голос, а потом обхватила Дениса руками за плечи, прижалась теснее к его груди и, подчиняясь заданному темпу, задвигала бедрами в такт, боясь, что он вдруг покинет ее и не позволит вновь насладиться тем взрывом счастья, которое ей хотелось испытывать снова и снова. Он подхватил ее руками под колени. Толчки стали еще сильнее, теперь он проникал в нее глубже, но ей и этого было мало.
     Людмила оперлась локтями о постель и все шептала, шептала пересохшими губами:
     - Денис, родной, не бросай меня!
     Третья волна, захлестнувшая их с головой, была настолько сильной, что ей показалось: еще мгновение - и она потеряет сознание. Людмила словно захлебнулась, задышала часто и глубоко, несколько раз сильно и высоко подняла бедра, вскрикнула раз, другой... И вдруг ослабла в мужских руках и откинулась на подушки, разомкнув руки на его спине.
     Денис простонал что-то в ответ, с силой сжал ее бедра и медленно опустился рядом на постель.
     - Я думаю, мы должны немедленно пожениться, - Он мягко привлек ее к себе и поцеловал в обнаженное плечо. - Если, конечно, не забоишься взвалить на себя обузу в лице трех мужиков разного возраста.
     - А мне не привыкать! - засмеялась она в ответ и уткнулась носом в его грудь. - Вот Тонька удивится! Она ведь чуть ли ни с первого дня твоего появления в селе пытается нас свести.
     - А ты что же?
     - А ничего! Я всячески этому сопротивлялась... - Она обняла Дениса за шею и потянулась губами к его уху. - Тогда, в кабинете у Кубышкина, ты мне жутко не понравился!
     - Честно сказать, я тоже не в восторге был от тебя. Послушай, - Денис заглянул ей в глаза, - почему ты решилась променять своего умного и интеллигентного Вадима на тупого и ограниченного мента?
     - Не кокетничай! - Людмила потянулась к нему и поцеловала в щеку. - На самом деле ты так не думаешь, и попробуй кто-нибудь обозвать тебя тупым и ограниченным - голову оторвешь, не так ли?
     - Вероятно, ты права, оторвал бы не задумываясь!
     На тупого и ограниченного я, конечно, не тяну, но изысканным и утонченным тоже никогда не стану.
     - А с чего ты взял, что Вадим - изысканный и утонченный?
     - Ну, с того, наверно, что он предпочитал изъясняться в любви и не спешил затащить тебя в постель, как я, например.
     - Ты жалеешь, что он не затащил меня в постель раньше тебя?
     - Не говори глупостей! - Денис сел, взглянул на часы. - Три часа осталось до подъема. Поспим или все-таки перекусим немного? - Он потянулся к Людмиле, осторожно коснулся рукой се щеки. - Прости, но я что-то еще сильнее есть захотел. - И усмехнулся:
     - Не пойму, с чего бы это?
     - Все ты понимаешь. - Она шлепнула его по голой спине. - Подай мне халат и отвернись. - И пояснила; - Не привыкла я, чтобы меня голышом видели.
     - Ох и дурная же ты, - покачал головой Барсуков, - я ведь тебя всю успел рассмотреть, чего теперь стесняться?
     - Все равно отвернись, - приказала Людмила более сердито, - или не встану и кормить тебя не буду!
     Денис слышал, как она шуршит за его спиной одеждой, и улыбнулся про себя. Наивная, смешная дурочка! Как долго она водила его за нос, то приближая к себе, то прогоняя. Как часто он был на грани того, чтобы потерять голову, и вот, кажется, потерял ее окончательно и бесповоротно. Женская рука легла ему на плечо, он стремительно оглянулся. В легком ситцевом халатике, раскрасневшаяся от недавних ласк, слегка смущаясь его настойчивого взгляда. Людмила стояла перед ним, прикрывая руками глубокий вырез халата, под которым, он был уверен, ничего не было.
     - Люда, - простонал он и привлек ее к себе. - К черту завтрак, я снова хочу тебя...
     И только очень глупая, полностью слетевшая с катушек женщина могла вновь ответить на его сумасшедшие поцелуи, разомкнуть губы и обнять его за шею.