ли по  нему  огонь.
Им ответили Митя и Антон И Маша поняла, что за птичка пролетела  над  ее
ухом Теперь подобные "птички" засвистели и над  головами  ее  спутников.
Казаки продолжали  беспорядочно  и  почти  без  остановки  палить  в  их
сторону. Митя и  Антон  отвечали,  но  реже:  берегли  патроны.  Эхо  от
выстрелов  металось  по  ущелью  и,  многократно  отражаясь  от  скал  и
усиливаясь,  создавало  дьявольское  нагромождение  звуков  -   истинную
какофонию, невыносимую для человеческого слуха.
   Внезапно Цэден вскрикнул и  выронил  топор.  Одна  из  пуль  вошла  в
топорище, отколола приличную щепку и вонзилась ему в ладонь.
   Из своего укрытия Маша видела, что  руку  Цэдена  заливает  кровь,  и
бросилась к нему.
   - Не стрелять! - донеслось до нее с противоположного края  ущелья,  и
тот же голос, более громко, и это,  несомненно,  был  голос  Мордвинова,
прокричал:
   - Мария Александровна! Позвольте переговорить с вами!
   Маша оглянулась назад, увидела потемневшие от бешенства Митины глаза,
кажется, он пытался остановить ее, но она  предпочла  его  не  услышать,
отвернулась и прокричала коменданту в ответ:
   - Согласна, но сначала я перевяжу раненого!
   Она склонилась над Цэденом Он сидел на земле, прислонившись к  камню,
зажимал рану краем мундира и виновато улыбался:
   - Глупо получилось, и рана-то пустяковая, а крови как от барана.
   Маша оторвала от нижнего края своей рубахи длинный лоскут, перевязала
им руку "амура" и только тогда прошептала:
   - Простите меня, ради бога! Я  позволила  себе  усомниться  в  вас  и
подумала, что вы нас сюда намеренно завели.
   Вместо ответа Цэден тоже прошептал:
   - Не отказывайтесь от разговора с Мордвиновым. Вероятно, он предложит
вам сдаться. Постарайтесь потянуть время, торгуйтесь, придирайтесь к его
условиям, а когда он окончательно расслабится, настроится на то, что  вы
готовы броситься в его теплые объятия, ударьте ногой по тому бревну, что
я не дорубил. Там совсем тонкая перемычка осталась. - Он тяжело вздохнул
и с сожалением посмотрел на топор с отслужившим свое топорищем. -  Топор
вот жаль. Чем теперь дрова для костра колоть будем?
   Маша улыбнулась ему, встала с колен, подошла к краю ущелья и крикнула
Мордвинову:
   - Что вы хотели от меня услышать, Константин Сергеевич?
   Мордвинов поднялся из-за  камня  и,  Слегка  прихрамывая,  подошел  к
противоположному краю моста.
   - Я хотел бы,  Мария  Александровна,  обратиться  к  вашему  здравому
смыслу. Вы не можете не знать, что своим поступком  поставили  себя  вне
закона. Ваш муж также усугубил свое положение побегом. Но  мы  с  графом
Лобановым  испытываем  к  вам  подлинное  благорасположение   и   потому
призываем вас сложить оружие  и  сдаться,  уповая  на  милость  Государя
императора.  Граф  Лобанов  согласен  забыть  о  недоразумении,  которое
произошло между вами, и не  сообщать  о  побеге  генерал-губернатору.  -
Мордвинов широко открытым ртом несколько раз глотнул воздух и  уже  тише
произнес:
   - Поймите, Машенька, я искренне сочувствую вам, и у  вас  нет  повода
упрекать меня в дурном отношении и необоснованных преследованиях...
   - Поводов, конечно, нет, если не считать, что вы  приставили  ко  мне
шпиона, по  вашему  приказу  убили  Янека  Снешневича,  усыпили  Меня  и
посадили в клетку моего мужа!
   - Я на службе у Государя, и это входит в мои должностные обязанности.
Но я обещаю вам, Мария Александровна, что не  дам  ходу  вашему  делу  и
никто, кроме меня и графа, об этом не узнает, однако это  только  в  том
случае, если вы и ваши спутники  откажетесь  от  сопротивления,  бросите
оружие и сдадитесь.
   - А что будет с  ротмистром  Гурджиевым,  генерал?  -  спросила  Маша
вкрадчиво и быстро оглянулась на бурята. Тот  отполз  за  камень  и  уже
лежал на животе с ружьем на изготовку.
   - С Георгием будет сложнее, но думаю, мы  сможем  и  для  него  найти
смягчающие его вину обстоятельства. Хотя, согласитесь,  предательство  -
тяжкий грех  и  должно  быть  наказано.  Но  в  случае  вашего  согласия
добровольно   вернуться   в   Терзю    мы    постараемся    в    докладе
генерал-губернатору представить это  как  задание,  которое  он  получил
лично от меня.
   - Ой, что-то вы мягко стелете, Константин  Сергеевич!  -  рассмеялась
Маша. - Я признаю, что вы многое сделали не только для меня,  но  и  для
заключенных в остроге. Но, к сожалению, вся ваша доброта и забота  ничто
по сравнению с  вашим  стремлением  выслужиться  перед  начальством.  По
правде, я относилась к вам с большим уважением  и  испытывала  настоящие
муки совести, когда думала  о  том,  что  обманываю  вас.  Но  сейчас  я
подобных чувств не испытываю и соглашаться на ваши условия не  намерена.
И убеждена, что мои спутники придерживаются того же мнения.
   - Вы поступаете крайне опрометчиво, дорогая  Мария  Александровна,  -
произнес Мордвинов с угрозой, тем не менее продолжая улыбаться. - Вы еще
не знаете, что вас ожидает в случае отказа принять наши предложения.  На
всех дорогах стоят казачьи кордоны, а Онгонур, куда намеревался привести
вас Гурджиев, заняли солдаты. Вам некуда деваться, рано  или  поздно  вы
попадете в руки солдат, и тогда отношение к вам будет совершенно другим,
чем сейчас. И не только вашего мужа, но и вас закуют в цепи и посадят  в
клетку.
   - А вы сначала попробуйте нас поймать! - выкрикнула Маша и  что  было
сил ударила ногой по узкой перемычке, соединяющей два  конца  деревянной
балки, удерживающей цепи. И едва успела отскочить в  сторону,  с  ужасом
наблюдая, как деревянное сооружение с грохотом рушится в пропасть.
   Мордвинов с громкими проклятиями отпрянул от края ущелья.  Тотчас  же
со стороны казаков прогремел одиночный выстрел, но в долю секунды  Цэден
метнулся из-за камня и прикрыл ее своим телом. Маша вскрикнула,  услышав
глухой удар. Это пуля вошла в грудь ее "амуру". Он стал медленно оседать
на землю, и Маша не сумела поддержать его вмиг отяжелевшее тело.
   Цэден со стоном упал на камни. Еще гремело  в  долине  эхо  ружейного
выстрела, а ротмистр уже лежал, скорчившись, на  земле,  зажимая  обеими
руками рану  в  груди,  -  кажется,  смертельную  рану.  Вслед  за  этим
раздалось еще несколько выстрелов. Пули ударили  в  камень,  за  который
Маша пыталась оттащить Цэдена.  Кусочки  гранита  разлетелись  в  разные
стороны, а один из них прочертил у нее на лбу кровавую полоску. Но  Маша
не почувствовала боли, а лишь прикрыла, защищая, глаза  ладонью,  и  тут
Митя, а следом и Антон подползли к ней на помощь, подхватили раненого за
ноги и под мышки и, прячась за камнями, отнесли его в укрытие.
   - Потерпи, Цэден, ради  бога,  потерпи!  -  умоляла  его  Маша,  пока
мужчины не слишком ловко укладывали раненого среди камней.
   Цэден был еще жив. Но пульс уже почти  не  прощупывался,  и  огромное
пятно крови проступило на его мундире.
   В крови были и руки Маши, и руки  Мити,  и  более  всего  Антона.  Он
бережно  поддерживал  Цэдена  под  спину  и  жалобно  кривился,   словно
собирался заплакать.
   Раненый открыл глаза, на губах  у  него  выступила  розовая  пена.  С
трудом шевеля губами, он произнес:
   - Простите, что все так неудачно получилось! - Он опять прикрыл глаза
и едва слышно проговорил:
   - Расстегните мундир...
   Маша почти ничего не видела от слез, застилающих глаза,  и  никак  не
могла справиться с пуговицами, так как петли намокли от крови.
   Митя мягко отстранил ее и достал из-за пазухи раненого три  слипшихся
от крови орлиных пера. Все-таки не  сумела  уберечь  Цэдена  "солнечная"
птица!..
   Ротмистр медленно поднял руку,  словно  собирался  перекреститься,  а
возможно, дотронуться до перьев священного орла. Но сил уже не  хватило,
рука упала на грудь; Цэден,  захрипев,  вытянулся  и,  открыв  глаза,  в
последний раз взглянул на небо. Грудь его испустила короткий  судорожный
вздох, и Цэден умер.
   Митя скрипнул зубами, притянул к себе Машу и попросил:
   - Только не плачь! Он сделал все, чтобы помочь нам!
   Правда, теперь шансов на спасение у нас почти не осталось!
   Но мы должны постараться  выбраться  из  этой  западни.  Нам  некогда
хоронить Цэдена, поэтому придется завернуть  его  в  одеяло  и  взять  с
собой.  Теперь  у  нас  один  путь:  возвращаться  на  заимку  Прасковьи
Тихоновны. Возможно, так мы сможем обмануть Мордвинова. Он  думает,  что
мы будем пробиваться в Китай. А мы пойдем на восток, где нас  искать  не
будут.
   На противоположном краю ущелья галдели, изредка постреливая,  казаки,
сердито ругался Мордвинов. А  на  этой  стороне  беглецы  обернули  тело
Цэдена  одеялом  и,  прячась  за  камнями,  перенесли  его  к   лошадям,
удивившись его  необыкновенной  легкости.  До  этого  никто  из  них  не
замечал, насколько бурят был тщедушен и мал ростом.
   Маша завернула перья в платок и  передала  Мите.  Он  положил  их  за
пазуху и вскочил в седло. Через мгновение беглецы  покинули  место,  где
они понесли очередную тяжелую утрату. Им предстояло вновь  вернуться  на
тропу контрабандистов и  постараться  опередить  своих  преследователей,
которые рано или поздно найдут переправу через каньон  и  устремятся  за
ними в погоню. На стороне беглецов будет лишь небольшое преимущество  во
времени, и насколько успешно они им воспользуются,  зависело  теперь  от
них самих и от воли Провидения, пока не очень спешившего прийти к ним на
помощь.
   Все трое хорошо понимали,  что  исчерпали  все  авансы,  выданные  им
госпожой фортуной, и оставалась надежда только на собственную смекалку и
выдержку, все их  предыдущие  мытарства  были  лишь  прелюдией  к  более
продолжительным и опасным испытаниям.

35.

   Солнце клонилось  к  западу.  С  далеких  снежников  прилетела  струя
холодного воздуха. И это напоминание о близкой ночи заставило людей  все
чаще покрикивать на лошадей.
   И те торопились,  словно  понимали,  что  надо  скорее  добраться  до
спасительного  леса,  укрыться  в  надежной  чаще  среди   валежника   и
нагромождения камней Прошло  полдня  с  момента  сражения  у  подвесного
моста, постепенно подкрался вечер, но они пока не встретились с казаками
Вероятно, решение идти на восток было правильным Но надеяться на то, что
легко удалось обвести Мордвинова вокруг пальца, тоже не стоило.
   Старый хитрец был не так прост, чтобы купиться на подобную уловку,  и
если еще не выставил посты на дорогах, ведущих в  Терзю,  то  непременно
выставит в самое ближайшее  время,  на  всякий  случай,  для  успокоения
совести.
   Поэтому и приходилось спешить, чтобы опередить Мордвинова, не попасть
в засаду и благополучно добраться до цели - зимовья Прасковьи Тихоновны,
где беглецы мечтали отсидеться до появления  Кузевановых.  Единственное,
чего опасался Митя, что Мордвинов велит тщательно обыскать обоз, и  худо
придется купцам, если комендант обнаружит незаявленное оружие и припасы.
Оставалась  одна  надежда,  что  Васена  и  Прасковья  Тихоновна  сумеют
каким-то образом перехитрить  генерала  и  предупредить  Кузевановых  об
опасности,   ведь   их   слишком   тесные   связи   с   государственными
преступниками, бесспорно, вызовут у Мордвинова серьезные подозрения.
   Ночь, зачернив ущелье,  выползла  на  горы  и  тайгу  и  затянула  их
траурной  вуалью.  Вспыхнули  и  замигали  равнодушные  звезды.   Черная
пирамида огромной ели, подсвеченная восходящим месяцем, четко  выступила
на фоне звездного неба.  Простонала  в  распадке  ночная  птица,  видно,
сетовала на неудачную охоту. Где-то  рядом  тявкнула  лисица  и,  почуяв
людей, быстро прошуршала по камням, стараясь поскорее  миновать  опасное
место. Потом раздался треск и глухое  сопение:  это  сохатый  или  олени
пришли на водопой.
   Жизнь продолжалась, все шло своим чередом...
   Остроносый молодой месяц выплыл из-за ели и, удивившись широте  мира,
который открылся ему  с  высоты,  застыл  на  месте,  потеснив  соседние
звезды. Света он не прибавил, но ночная  жизнь  потекла  более  шумно  и
быстро. В ущелье завыли молодые волки, которым пока  не  слишком  везло.
Желудки их все еще были пусты, и потому  серые  разбойники  пребывали  в
дурном  расположении  духа.  Рявкнул  медведь,  скорее  добродушно,  чем
сердито, вероятно, напоминал мелкой лесной братии,  кто  в  этих  местах
хозяин. Громко и страстно  заухал  филин,  разбудив  эхо,  и  вновь  все
стихло, затаилось в унылой темноте ночи.
   Людям ночь казалась еще более беспросветной  и  мрачной  оттого,  что
они, боясь обнаружить себя, не могли разложить костер и  вынуждены  были
укрыться в небольшом гроте под скалой. Он с трудом вмещал трех  человек,
причем ноги все равно находились снаружи. Но в этой тесноте было тепло и
уютно, и Маша даже умудрилась задремать, прислонившись к Митиному плечу.
   Мужчины изредка  шепотом  переговаривались,  обсуждая,  как  лучше  и
безопаснее выйти к заимке. До нее оставалось не более пяти верст, и  они
решили отвести час на отдых, чтобы потом уже без остановок добраться  до
места.
   Антон  только  что  вернулся  из  разведки  Вокруг  по-прежнему  было
спокойно, и, что удивительно, они до сих  пор  не  встретили  ни  одного
человека. Словно все вымерло  окрест,  ни  тебе  казачьих  кордонов,  ни
рыбаков, ни охотников. Маша видела, что это вызывало у Мити  несомненное
беспокойство. Но он молчал, не желая, вероятно, особо пугать ее.
   Наконец Митя мягко отстранил Машу и прошептал:
   - Устала, голубушка? Ничего, через часок-другой, дай бог,  .будем  на
заимке. Только бы хозяйка твоя  не  надумала  на  этот  момент  в  Терзю
уехать. Она ж не знает, что мы раньше времени заявились.
   - Они небось еще сами не обернулись, - пробасил угрюмо Антон. - Вдруг
надумают дня два на озерах провести, чтобы рыбы наловить. А  то  ведь  в
поселке не поверят, что на рыбалке были.
   - И правда, Митя, что делать будем, если  они  еще  не  вернулись?  -
забеспокоилась Маша. - Прасковья Тихоновна нас не иначе как через неделю
ждет. Сами же с Цэденом сроки обговаривали.
   -  Видишь,  как  получилось,  -  вздохнул  Митя,  -  все  наши  планы
нарушились. Но, как ни крути, к заимке идти надо Будем на месте  сидеть,
живо в руки Мордвинова попадем.
   - А я думаю, мне надо до заимки сгонять  по-быстрому,  все  на  месте
разузнать, - предложил Антон. - Один-то я  щучкой  везде  проскользну  и
улизну, если потребуется. - Он усмехнулся и добавил уже серьезно:
   - А вам следует здесь отсидеться, Дмитрий Владимирович. В этих камнях
спрятаться - проще пареной репы, а коней я за тот увал уведу, и недалеко
вроде, а если кто их и найдет нечаянно, до вас  не  сразу  доберется.  И
скрытно к ним не подойти, в тайге они всегда настороже. Чужака  заметят,
ржать начнут и вас упредят, чтобы лучше схоронились, значит.
   - А если там засада, Антоша? Если  раньше  нас  догадался  обо  всем,
поэтому по тайге нас никто не ищет? - Маша взяла его за руку и заглянула
в глаза. - Я ведь никогда себе не прощу, если  и  с  тобой  какая-нибудь
беда случится.
   - Ой, Мария Александровна, я, бывало, сквозь такие  засады  проходил,
что и не поверите даже! - Антон с явным озорством улыбнулся и  посмотрел
на Митю. - Помните,  барин,  как  по  садам  да  по  баштанам  лазили  с
приятелями нашими деревенскими? Вот уж страшно было, особливо если ружье
у сторожа фунтом соли заряжено!
   - Ну, хорошо! - согласился вдруг Митя и, виновато улыбнувшись, развел
руками. - Нет у нас, Машенька, другого выхода.  По  крайней  мере,  если
Антон и попадется, его не сразу в цепи закуют. А пока суд да  дело,  под
солнцем многое может измениться!
   - Ты бы по дереву постучал, прежде  чем  подобные  вещи  говорить,  -
рассердилась Маша. - Отправляешь Антона чуть ли не в пасть коменданту  и
такое себе позволяешь! - Она отвернулась  от  Мити,  подошла  к  Антону,
обняла его и расцеловала в обе щеки.
   Парень заметно стушевался,  молча  поклонился  и,  вскочив  в  седло,
подхватил в поводья их лошадей.
   - Не поминайте лихом, если что! - Антон посмотрел  сначала  на  Машу,
потом на Митю и непривычно дерзко проговорил:
   - Берегите Марию Александровну, барин! Лучше ее жены  на  всем  белом
свете не сыщете...
   Они проследили взглядом, как Антон уводит лошадей за увал,  машет  им
оттуда рукой и  скрывается  в  густой  причудливой  тени,  отбрасываемой
полуразрушенным утесом.
   Маша вздохнула,  повернулась  и  встретилась  с  Митей  взглядом.  Он
смотрел на нее со странной, немного грустной улыбкой.
   - Что с тобой? - спросила она обеспокоенно.
   - Знаешь, я столько мечтал о том, чтобы остаться с  тобой  наедине  и
сказать... - Он помолчал и произнес уже с другой интонацией:
   - Хотя нет, сейчас я не имею на это никакого права. - Привлек Машу  к
себе, поцеловал ее в лоб. - Давай  вернемся  в  грот.  Я  подстелю  тебе
одеяло, и ты сможешь немного поспать.
   - А ты как же?
   - А я тебя покараулю!
   Митя обнял ее за талию и увлек к их секретному убежищу  под  камнями.
Когда она улеглась, Митя бережно подоткнул  ей  одеяло  с  боков,  опять
поцеловал, но теперь уже в щеку, и вдруг спросил:
   - Если я правильно понял, Антон знает, что мы не муж и жена?
   - Да, с самого начала, еще с Петербурга!
   - И как же он отнесся к тому, что мы  с  тобой,  хм..,  провели  ночь
вместе?
   - А с каких это пор тебя стало интересовать мнение слуги? -  с  явным
ехидством ответила вопросом на вопрос Маша  и,  не  дождавшись  Митиного
ответа, уже без прежней язвительности произнесла:
   - Антон ничего не сказал, потому что не осмелился бы, но вот как-то в
разговоре заявил, что любой грех во спасение, по его мнению,  грехом  не
является.
   Возможно, он и это имел в виду.
   Митя вздохнул, посмотрел на  небо,  где  молодой  месяц  основательно
сдвинулся с одной стороны горизонта на противоположную.
   - Скоро рассвет! Все-таки поспи немного, а  то  неизвестно,  как  еще
завтра все повернется...
   - Ты не веришь, что мы спасемся? - Маша подняла голову  и  с  упреком
посмотрела на него. - Самое страшное мы уже пережили, и  хуже  не  может
быть. Просто не должно быть, я знаю это!
   - Маша, родная! - Митя пододвинулся к ней, взял  ее  руки  в  свои  и
поднес их к губам, словно собирался поцеловать, но не поцеловал, а  лишь
легонько подул на них, будто согревал  своим  дыханием.  -  Ты  смешная,
наивная девочка! Я тоже знаю, что все плохое в нашей жизни  закончилось,
поэтому хочу признаться тебе в том, о чем не смел говорить  раньше...  -
Он замолчал, то ли подбирая слова, то ли не решаясь  произнести  наконец
то, что так сильно хотел сказать ей в бесконечно долгие ночи в  остроге,
а потом  во  время  их  слишком  коротких  свиданий...  Сколько  раз  он
прокручивал  в  голове  этот  разговор,  сколько  раз  представлял  этот
долгожданный момент, когда он возьмет ее руки в свои и...
   - Митя! - Маша медленно поднялась с одеяла. Ее глаза округлились. Она
испуганно вскрикнула, прижала левую руку к горлу, словно  задыхалась  от
недостатка воздуха, вторую вытянула вперед,  за  Митину  спину  и  вновь
прошептала:
   - Митя!..
   Он оглянулся и тут же вскочил на ноги, сжимая  в  руках  ружье.  Чуть
выше их убежища застыли на камнях странные человеческие фигуры в  темных
одеждах. Тень от утеса скрывала их лица, но и так было понятно, что  это
не казаки.
   Маша выползла из грота и, прихватив ружье, встала рядом с Митей.  Они
настороженно  вглядывались  в  незнакомцев.  Те,  похоже,  нападать   не
собирались, продолжали стоять неподвижно, как будто чего-то ожидали.
   Сзади раздался едва различимый шорох, и если бы  нервы  не  были  так
напряжены, то беглецы вряд  бы  его  расслышали:  просто  струйка  песка
скользнула по гранитному  боку  огромной  глыбы,  возвышавшейся  над  их
убежищем Митя мгновенно развернулся, вскинул ружье. И тут Маша  услышала
голос, показавшийся ей знакомым, но раздумывать,  кому  он  принадлежит,
времени не оставалось. И в самый последний момент, когда Митя уже  нажал
на курок, она успел