рами перестал нас с Костей навещать.
     - О господи! - Людмила с ужасом посмотрела на соседа. - Я чувствовала, что с ним нехорошее творится, но не до такой же степени!
     - Успокойтесь, пожалуйста, - еще больше смутился Максим Андреевич, - я думаю, все его смятение от этой девочки, от Светы, которая живет сейчас у моих родственников в городе. Денис пытался поговорить со Славой, но все напрасно. Одно только и твердит: "Она меня предала! Красивой жизни захотела! А я предателей не прощаю!" Гордый он у вас парень, неуступчивый.
     - В том-то и дело! - вздохнула Людмила. - И я вот некстати в больницу попала. Сейчас мне надо рядом быть, стараться, чтобы глупостей не наделал. А то приедет раз в неделю - как следует поговорить времени нет, не то что на путь истинный наставить. - Она удрученно вздохнула, прижала Костю к себе и заглянула мальчику в глаза:
     - А ты, проказник, сильно дедушку огорчаешь?
     Костя улыбнулся во весь рот, замычал и отрицательно покачал головой. Потом потянулся к сумке, которая стояла у деда на коленях, вытащил оттуда картонную папку и раскрыл ее. В папке лежало несколько листов чистой бумаги и ручка.
     Высунув язык от напряжения, мальчик крупными печатными буквами написал ее имя и с торжеством посмотрел на нее, видимо ожидая похвалы.
     - Умница, молодчина. - Людмила ласково погладила его по голове. - А ну-ка покажи, что ты еще умеешь писать?
     Костя серьезно посмотрел на нее, слез с колен и, придвинув стул к тумбочке, принялся то ли писать, то ли рисовать все на том же листе бумаге. Когда дед попытался заглянуть за его ладонь, сердито сверкнул на него глазами и, что-то пробурчав, повернулся к нему спиной, загораживая написанное.
     - Ишь ты! - почесал в затылке Максим Андреевич и сокрушенно покачал головой. - И у этого уже свои секреты. Вы знаете, Людмила Алексеевна...
     - Зовите меня просто по имени, - перебила она старика, - мне этот официоз на работе надоел.
     - Хорошо, Людочка, мне и самому давно хотелось так вас называть, но все как-то не решался! - Он слегка понизил голос. - Денис навещал вас?
     - С какой стати? - Людмила пожала плечами. - У него своих забот хватает!
     Максим Андреевич нахмурился:
     - Не пойму, что с ним происходит! В последнее время стал таким раздражительным! Или по работе что-то не ладится? Слышал я, упустили они этого подонка Надымова?
     - Упустили, - подтвердила Людмила, - да еще на пару с Дроботом нагоняй получили от начальства.
     - Ну, нагоняи ему не впервой получать, тут что-то другое. - Старик окинул ее задумчивым взглядом. - Я уж думаю, не влюбился ли он в эту девочку. В городе чаще стал бывать, ночами не спит, все сидит около печки, курит без конца. После смерти Лидии он тоже ночами не спал, но, по крайней мере, не нервничал, как сейчас...
     Максим Андреевич продолжал говорить, но Людмила перестала не просто понимать его, а даже слышать, словно что-то сломалось в ней и не осталось больше ни сил, ни желания воспринимать то, что происходит вокруг. Что еще страшнее он мог сообщить ей, кроме этой новости, ошеломившей и поразившей ее, казалось, в самое сердце. Никогда Барсуков не любил ее, и почему она не поняла это сразу? Он до сих пор не может прийти в себя после гибели жены, вот и попытался забыться в постели с очередной не очень требовательной женщиной. Она отказала - на Светку перекинулся, какая ему разница, с кем любовь крутить в свободное от работы время? И под влиянием какого колдовского зелья, какого дурмана она возомнила, что он неравнодушен к ней и страдает от неразделенной любви? Да и в состоянии ли он испытывать нормальные человеческие чувства?
     - ..Три командировки в Таджикистан, две в Чечню, одна - в Дагестан, - ворвался в ее сознание голос Максима Андреевича. - Приезжал выжатый как лимон, черный от загара, а Лида сразу в атаку.
     Дескать, сидит, как привязанная, дома с маленьким ребенком, белого света не видит! Так и молодость пройдет! Я понимал, что не ладится у них, а все уговаривал Дениса потерпеть. А она чем дальше, тем больше! Уехал он в академию поступать, а она в это время собрала вещи и перебралась к своему бывшему однокласснику. У того и машина шикарная, и квартира. А с Денисом они в однокомнатной жили, кухня - четыре метра. Он вернулся из Москвы, пытался поговорить с ней, но куда там - она успела, оказывается, на развод подать! А новый муж уже норковую шубу ей купил, Костю в круглосуточный садик устроили. Нам раз в месяц позволяли с ним встречаться, чтобы не травмировать излишне детскую душу. В детской психологии Лида была хорошо подкована, хотя в школе ни дня не работала. Да так и не успела поработать...
     - Денис Максимович был в Чечне? - спросила Людмила, стараясь не выдать голосом, что почти раздавлена предыдущим сообщением.
     - Был, но в боевых действиях не участвовал, их отряд охранял административную границу. И перестрелки были, и минометные обстрелы, и прямые стычки с боевиками... Денис, слава богу, вернулся жив и невредим. А вот в Таджикистане его слегка задело, в госпитале неделю лежал. Вот такие пироги получаются, Люд очка! - вздохнул Максим Андреевич. - О новой женитьбе поначалу даже слышать не хотел. Потом, когда это случилось с Лидой и с Костей, много мы с ним по этому поводу говорили, и он признался, что смотрит теперь на каждую женщину с предубеждением, подсчитывает, какой срок она выдержит в роли милицейской жены...
     - Да уж, - усмехнулась Людмила, - ваш сын великий мастер сроки определять!
     - Вам он почему-то сильно не нравится, Людочка? - осторожно спросил Максим Андреевич. - А я-то, старый дурак, надеялся... - Он посмотрел на Костю, продолжающего пыхтеть над листком бумаги, и печально улыбнулся. - Разве Косте такая мать, как Света, нужна? И потом, эта девочка уже попробовала красивой жизни. Не пойму я Дениса, никак не пойму!
     - Что ж, сердцу не прикажешь! - Людмила пожала плечами, надеясь, что достаточно убедительно изобразила равнодушие. Боль разрывала сердце, она почти задыхалась от желания броситься головой в подушку и зарыдать во весь голос, забиться в истерике от отчаяния: все ее надежды рухнули в одночасье. Ох, как права оказалась Тонька, предрекая печальный момент, когда любимый мужчина уйдет к более молодой и красивой женщине.
     Детская ладошка погладила ее по руке, заставив прийти в себя и вспомнить, что она во что бы то ни стало должна держать свои нервы в кулаке. Костя смотрел на нее не по-детски серьезно, без улыбки, и она поняла, что этот маленький человечек чувствует ее тревогу и даже пытается успокоить, прижавшись щекой к ее ладони.
     - Костя, маленький мой, - прошептала она, едва сдерживая слезы, - покажи, что ты там написал?
     Мальчик улыбнулся и протянул ей исписанный крупными каракулями лист. В верхней его части был нарисован человек с погонами и в фуражке с кокардой. Рядом, чтобы не было сомнений, написано:
     "Папа". Чуть ниже красовались еще две фигуры, обозначенные как "Деда" и "Слава". А в самом низу - определенно женская фигурка держала за руку другую, маленькую. "Мама и Костя", - подписал мальчик, и Людмила, вздохнув, погладила его по голове:
     "Молодец, Костя, ты очень похоже всех нарисовал, и мама у тебя очень красивая..."
     Мальчик замотал протестующе головой, замычал, ткнул пальцем сначала в рисунок, потом - в Людмилу и, видя, что она не понимает, растерянно посмотрел на деда.
     Старик виновато улыбнулся:
     - Вы уж простите Костю, сам не знает, что творит, спасуют него нет! - и, слегка замявшись, пояснил:
     - Похоже, он вас уже определил себе в.., матери. Да вы не расстраивайтесь, - попытался он успокоить, заметив, что соседка крайне изумлена этим сообщением. - Мы пытаемся его каждый раз убедить, что нельзя так делать, некрасиво, а он все равно вашими портретами все стены завесил и не дает снимать. А когда узнал, что с вами несчастье случилось, очень долго плакал, а потом стал каждый день проситься навестить вас.
     Людмила потерла виски. Господи, и за что ей такое наказание? Она прижала мальчика к себе, не замечая, что слезы бегут по щекам, оставляя блестящие мокрые дорожки на багровых рубцах.
     Максим Андреевич отвернулся, стал торопливо собирать с тумбочки карандаши, бумагу, и все молча, словно боялся вновь заговорить о привязанности мальчика к этой обезображенной морозом женщине, которая никогда не станет женой его сына, а значит, и матерью его внука.
     - Простите меня, Людмила Алексеевна. - Пряча глаза, он взял Костю за руку. - Пошли, малыш, а то папа нас, наверно, заждался.
     Но мальчик выдернул руку и вновь прижался к Людмиле, обхватил ее колени и вдруг тоненько-тоненько заплакал.
     Людмила снизу вверх взглянула на Барсукова-старшего и с трудом произнесла:
     - Костик, милый, успокойся! Я скоро выйду из больницы, и тогда и в тайгу с тобой сходим, и на лошади покатаемся, а будешь хорошо себя вести - я тебе щеночка подарю, вот такого, мохнатого, зубастого. - Поцеловав мальчика в макушку, она улыбнулась сквозь слезы и быстро нарисовала на исписанном Костей листке бумаги крупного пушистого щенка с высунутым языком и задиристо торчащим хвостом. - А назовем его... Хватай!
     Мальчик улыбнулся, вгляделся в рисунок и, помотав в знак несогласия головой, приписал рядом:
     "Смелый".
     - Ну и отлично! Пусть будет Смелый! Самая подходящая кличка для собаки! - Людмила взяла рисунок из его рук. - А я, с твоего позволения, повешу это произведение над своей кроватью. Согласен?
     Глаза ребенка радостно вспыхнули, он опять закивал, но теперь уже в знак согласия, а потом приподнялся на цыпочки и поцеловал ее в щеку.
     Барсуковы ушли, а она, отказавшись от ужина, уже привычно уткнулась лицом в наволочку. Да так и пролежала всю ночь напролет, не сомкнув ни на мгновение глаз и промочив слезами злополучную подушку почитай насквозь.

***

     А в воскресенье ее навестила Лайза Коушелл.
     Американка возникла на пороге несколько похудевшая, но по-прежнему улыбающаяся во весь рот, лохматая, в джинсовом, похожем больше на робу газосварщика комбинезоне и толстом свитере, из-под которого выглядывала клетчатая фланелевая рубаха. Как подозревала Людмила, в вечернем или просто нарядном платье она смотрелась бы еще более нелепо.
     - Хай! - Она, словно старая добрая подруга, еще от порога помахала всей палате рукой и, расплывшись в улыбке, прошествовала к Людмилиной кровати. Присела рядом на стул. Развернув бумагу, достала букет гвоздик. - Это от Вадима, - произнесла она довольно сносно по-русски и добавила:
     - Он не может приехать... Диссертация!
     - От Вадима? - с удивлением протянула Людмила и, приняв букет, положила его поверх одеяла.
     Интересно, случайно ли выбраны в подарок эти особенно нелюбимые ею цветы? Вадим пару раз покупал ей именно гвоздики. Когда она, возмутившись, спросила: "Я что тебе, памятник?" - он несказанно удивился:
     - При чем тут памятник?
     - При том, что гвоздики к памятникам возлагают да к надгробиям.
     Вадим с недоумением посмотрел на нее, но так и не понял: то ли она пошутила, то ли действительно рассердилась...
     Лайза тут же взяла быка за рога:
     - Людмила, я в курсе, что вы нуждаетесь в лечении. Вы очень красивая женщина, и нужно немедленно... - Она замялась на мгновение, подбирая слова, покрутила рукой возле лица и добавила уже по-английски:
     - То do this deformity away <Уничтожить это безобразие (англ.).>.
     - Интересно, как вы это себе представляете? - вежливо справилась Людмила. - Операция, причем не одна, стоит бешеных денег. Мне их и за десять лет не заработать.
     - Мой Центр заплатит за все. - Лайза улыбнулась и взяла ее за руку. - Соглашайтесь. Людмила!
     Мой друг Дэйвид Нейл есть владелец клиники в Петербурге. Его врачи делают пластические операции по новой technology <Технологии (англ.).>. Без пересадки кожи. Специальное лечение и лекарства.., это, как сказать, smooth out scars and cicatrices <Разглаживают рубцы и шрамы (англ.).>. И морщины тоже. - Она совсем уж громко расхохоталась и, наклонившись, поцеловала Людмилу в теку. - Вы - смелая женщина и очень мне нравитесь.
     - И как долго будет продолжаться Лечение? - спросила Людмила.
     - Это зависит от состояния вашей кожи. Я спрашивала Дэйвида. Нужно два или три месяца.
     - Три месяца? - Людмила прикинула в уме, что для нее будут стоить эти три месяца. Из школы определенно придется уйти, масса работы по заповеднику не будет выполнена, и к тому же Славка... Она не имеет права оставить брата одного в такой тяжелый для него момент. Того гляди школу бросит... Да и как он будет вообще жить без нее? Ведь он даже пенсию за отца не получает, потому как факт смерти до сих пор не подтвержден.
     - Спасибо, Лайза! - Она неловко улыбнулась. - Но, кажется, мне придется отказаться от вашего предложения. У меня столько всяких проблем, и никто, кроме меня, не в состоянии их решить.
     - Stop this nonsense <Бросьте эту ерунду! (англ.)>. - Лайза решительно тряхнула головой, от чего ее шевелюра и вовсе стала походить на стог сена. - Ваш брат - достаточно взрослый человек. Я говорила с вашей подругой Антониной. Она и ее husband (муж), очень приятные люди, обязательно позаботятся о нем, а со школой и заповедником я тоже улажу everything <Все (англ.).>. Так что все будет о'кей, my darling <Моя дорогая (англ.).>.
     - Вадим знает, что вы решили помочь мне?
     - Вадим? - рассмеялась Лайза. - Нет, пока не знает. У русских есть поговорка: "Меньше будет знать, лучше будет спать!" - Она расхохоталась во весь голос. - Видите, я совсем хорошо говорю по-русски. Вадим - замечательный человек и много занимается со мной русский язык. И перспективный ученый. Some his ideas <Некоторые его идеи (англ.).> меня прямо.., о-ша-ра-ши-ва-ют! - Лайза с трудом справилась с последним словом и победно улыбнулась. - Он будет very useful <Очень полезен (англ.).> нашему Центру!
     - Вадим будет работать в вашем Центре?
     - Of course! <Конечно! (англ.)> Я не могу отказаться от ценного специалиста. После защиты диссертации мы вместе совершим визиты в заповедники и национальные парки Африки и Южной Америки.
     - Вместе? Значит, он все-таки едет за границу?
     - Вы удивлены? Но я думала, вы будете рады за своего друга. Он много рассказывал о вас и что вы хотели даже жениться. В молодости мы не всегда думаем над свои поступки. А потом очень жалеем!
     - Жалеем? Вадим жалеет, что когда-то хотел жениться на мне?
     - Нет, что вы! Он говорит, что это была почти детская любовь, но вы поняли это и, как это сказать, parted.., расстались. Он говорит, что вы тоже любите другого человека.
     - Тоже? - Людмила рассмеялась. - Выходит, Вадим влюбился, и я подозреваю, в кого...
     - Вы сердитесь на меня? - неожиданно смутилась Лайза. - Но Вадим сказал, что вы теперь просто друзья.
     - Конечно, мы только друзья! И я очень рада за вас.
     - Летом мы будем жениться! - Лайза с облегчением вздохнула. - Вы будете моя подружка.
     - Прекрасно! - Людмила протянула ей руку. - Я искренне рада за вас и поздравляю с предстоящей свадьбой. И кажется, приму ваш подарок!
     - Oh! Yes! - радостно вскрикнула Лайза и подпрыгнула на стуле от избытка чувств, Людмила подумала: известие, что Вадим заочно дал ей отставку, не столько огорчило ее, сколько позабавило. Антонина, как всегда, оказалась права, предсказывая дальнейший ход событий. Вадим к моменту их последней встречи наверняка все подсчитал и решил для себя. Слава богу, теперь, после разговора с Лайзой, у нее появилась возможность не выяснять с ним отношения. В крайнем случае она напишет ему письмо. Но, скорее всего, не напишет... Что можно объяснить человеку, которого, оказывается, никогда по-настоящему не любила?
     - Передайте Вадиму мои поздравления! - Людмила почти искренне улыбнулась американке и дружелюбно спросила:
     - Объясните, пожалуйста, что я должна сделать, чтобы поехать на лечение в Петербург?..

Глава 30

     Прежде у нее никогда не болело сердце. До встречи с Барсуковым она и не помнила, где оно находится. Но вот сейчас, остановившись посреди поляны, усыпанной распустившимися фиалками и огненными всполохами жарков, вдруг почувствовала приступ особенной щемящей тоски и мгновенно возникшую боль в левой стороне груди. Где ты, Денис? Вспоминаешь ли?
     Из писем Антонины и Славки она знала, что Барсуков в составе группы работников МВД находится сейчас в Германии, а осенью ждет немцев с ответным визитом. Это событие несказанно удивило жителей Вознесенского, но их не слишком улыбчивый начальник милиции и вправду оказался вдруг победителем заочного профессионального конкурса, объявленного журналом "Police Review". И теперь пожинал лавры в заграничном турне, обмениваясь опытом с немецкими коллегами.
     Уже на следующий день после возвращения из Петербурга Людмила, к великой радости Кочеряна, вновь приступила к работе. Она безмерно устала за эти три месяца и от пребывания в непривычной обстановке, среди людей, говоривших в основном по-английски, и от изматывающе болезненных процедур, и от ежедневного ожидания писем от Антонины и Славки, и от предчувствия каких-то неведомых бед и несчастий, которые вот-вот должны обрушиться на ее голову. Хотя она понимала, что все ее тревоги - следствие недавнего стресса, но мучилась и переживала от этого не меньше.
     Благодаря заботам Антонины и угрозам Стаса выдрать кое-кого как Сидорову козу. Славка закончил школу без троек и теперь готовился к выпускным экзаменам. Внешне он, казалось, вновь стал прежним Славкой, добрым и рассудительным братцем, только еще больше похудевшим и словно уменьшившимся в росте.
     Сегодня Людмила впервые после долгого перерыва отправилась в обход вдоль границ заповедника. Но основной ее задачей был пересчет оленей в горных долинах по обе стороны хребта, на который она сейчас поднималась. Сапоги скользили по мокрой прошлогодней листве, под ней кое-где еще скрывался слой льда, а в затененных скалами местах по-прежнему лежали снежники, рыхлые и зернистые под лучами майского солнца.
     Вскоре девушка оказалась на вершине, поросшей карликовой березкой и кашкарой. С двух сторон разлеглись глубокие долины, заросшие черным лесом, со скальными выступами и россыпями огромных камней. Видимость была плохой, и пришлось взбираться на соседнюю, более высокую гору. Тут было холоднее, свободнее дул морозный ветерок.
     Людмила застегнула куртку, надела перчатки, натянула поглубже вязаную шапочку. Думала, что быстро начнет мерзнуть лицо, но, видно, лечение и впрямь пошло ей на пользу: почувствовала только, как кожа загорелась румянцем. При встрече Тонька сразу отметила, что подруга посвежела и, кажется, даже помолодела: на коже и пятнышка не осталось от былых безобразных рубцов и похожих на лишай следов отморожения.
     Людмила шла в легкой штормовке, с рюкзаком за плечами, где лежали более теплая куртка и кусок брезента вместо палатки. На поясе висел отцовский нож в кожаных ножнах, поперек груди - карабин, на который она, тоже по-отцовски, положила руки. Походка была неторопливой, слегка пружинящей, благодаря усвоенной с детства особой горской манере, которой Алексей Ручейников научился на Кавказе, работая в одном из тамошних заповедников начальником лесной охраны, и передал дочери.
     Наконец она добралась до бокового уступа, с которого хорошо просматривались обе долины. Каменная стенка с неглубокой нишей служила хорошей защитой от верхового ветра. Две крестовины, установленные впереди, образовали опору для куска брезента, ветки пихтарника усыпали пол - вышло приличное временное стойбище. Затем она легла, подняла бинокль, осмотрела обе долины и поняла, что пришла рано. Достала из рюкзака книгу и притихла над рассказами Джека Лондона.
     Внутреннее чутье заставило ее через некоторое время отложить книгу в сторону и поднести бинокль к глазам. Она увидела то, что искала весь день. Среди черных, обросших бородатым мхом елей мелькали светлые тени. Это шли маралы.
     Их движение нельзя было определить как переход в прямом смысле этого слова. Олени просто паслись, хотя потихоньку у