онка. Хотя точно знала, что Вадим уже вернулся в Красноярск и звонил Кочеряну по поводу проекта. Правда, поговорить с ней не удосужился, из чего она сделала соответствующий вывод: Вадим продолжал на нее сердиться. Но и это не слишком огорчило ее, вернее, совсем не огорчило. Гораздо сильнее она переживала совершенно нелепый разрыв с Барсуковым. И не о том она жалела, что так быстро уступила ему. А о том, что так по-детски среагировала на вполне резонные вопросы Дениса о ее отношениях с бывшим женихом. Вся ее жизненная неустроенность, неуверенность в намерениях Барсукова, сомнения в собственных чувствах - все свилось в такую тугую пружину, что, распрямившись, ударило не только ее одну. Еще неизвестно, кого эта пружина задела больнее - ее или этого твердолобого мента, которого она так безоглядно полюбила.
     Девушка опять залезла в спальный мешок и, согревшись, наконец-то уснула. Но спала недолго. Внезапно в лагере поднялась суматоха. Люди вскакивали со своих мест, торопливо собирали вещи, потом сгрудились возле костра, с тревогой вглядываясь в небо.
     С запада надвигались темные тучи. Они ползли, касаясь вершин гор, скатываясь в ущелья и зависая над погибшими деревьями. Воздух наполнился шумом и грохотом. Людмила тоже выскочила из спальника, бросилась к своим товарищам, но не успела она и слова сказать, как шквальный ветер налетел на поляну. Затрещали, закачались мертвые деревья, полетели во все стороны обломки сучьев, остатки обгоревшей коры. Застонал, задрожал под порывами ветра огромный кедр. И тут же, как спичка, лопнул его ствол и с ужасающим шумом рухнул на землю, сокрушая попутно более мелких и слабых собратьев. Люди, сбившись в кучу, молчали, а ветер становился все сильнее и сильнее и вскоре превратился в настоящий ураган. Казалось, между бурей и мертвым лесом происходила последняя, решающая схватка. И, отступая, лес стонал, ломался, падал...
     Не успели люди прийти в себя и достать из-под обломков деревьев оставшиеся у костра вещи, а в воздухе закружились уже редкие пушинки снега.
     Они падали медленно, но все гуще и гуще, засыпая следы бесчинств, учиненных пролетевшим над тайгой ураганом.

***

     К утру на небе не осталось ни единого облачка. Из-за гор медленно и степенно выплыло солнце, явив взору безрадостную картину покалеченной тайги. Под лыжами слегка поскрипывал скованный ночным морозом снег. Люди спешили, чтобы до обеда выйти к жилью: хотелось побыстрее скинуть пропотевшую, пропахшую костром одежду, помыться в бане и избавиться, наконец, от ежедневной, изматывающей душу и тело усталости.
     Путь их начался с подъема на отрог гольца, возвышавшегося над мертвой тайгой. Склоны отрога также были завалены упавшим лесом. Впереди неторопливо шел Иван Шалгинов. Невысокий и коренастый, он обладал огромной силой. Его длинные руки и крепкие, слегка кривые ноги - наследие предков-кочевников - никогда не знали усталости. И сейчас он не проявлял ни малейших признаков утомления. Под его собственной тяжестью и тридцатикилограммовым грузом, который он нес на спине, лыжи выгибались лучком и глубоко вязли в снегу. Следом уже по готовой, хорошо спрессованной лыжне шел весь отряд.
     А подъем становился все круче и круче. Правда, выбравшись на ребро отрога, путники были вознаграждены сторицей. Перед ними расстилалась зеленая, живая тайга. Погибший лес остался позади.
     Внизу лежал обычный зимний пейзаж. У подножия гольца виднелись чаши стылых озер. Темную зелень пихтовой тайги с более светлыми пятнами кедров пронизывали стрелы заледеневших речушек и ключей, устремленных в синь далекого горизонта. Снежный покров чернили пятна курумников и недавних оползней.
     Пока весь отряд отдыхал, неугомонный Иван спустился чуть ниже и вдруг присел, пристально рассматривая что-то на снегу. Зная о чрезмерном любопытстве своего приятеля, Людмила поначалу не обратила на него никакого внимания, но лесничий вдруг скользнул на лыжах в сторону огромной кучи валежника, скрылся за ней и тут же вынырнул обратно, замахал руками, закричал, призывая к себе оставшихся наверху спутников.
     Ночная пурга пощадила вчерашний лыжный след.
     Человек, вероятно, остановился передохнуть, собирался развести костер, но что-то помешало ему. Иван показал на разбросанные дрова, потерянную варежку, на взрыхленную снежную целину: казалось, человек не просто топтался по ней, а метался по небольшой поляне в панике, проваливаясь в снег, падая и вновь поднимаясь.
     - Кажется, рысь на него напала, - пояснил Шалгинов и, присев на корточки, обвел рукой характерные круглые следы большой таежной кошки, уходящие в сторону от места схватки. - Ранил он ее... Но не сильно, крови совсем мало. - Иван поднялся на ноги и, прищурив глаза, всмотрелся в убегающую лыжню. - Надо бы проверить, что за человек. Охотников здесь вроде не должно быть, да и "мичуринцы" в одиночку сюда не заглядывают. И на туриста тоже .не похоже. Они на спортивных лыжах бегают, а этот на охотничьих. - Он посмотрел на Людмилу. - Позволь, Алексеевна, следом пробежаться, вдруг мужику помощь требуется.
     - Давай, - кивнула Людмила и спросила:
     - Что ж он, если помощь требуется, в обратную от дороги сторону побежал? - В ответ Иван лишь пожал плечами. Людмила посмотрела на остальных спутников:
     - До Ептаульского километров пятнадцать осталось.
     Думаю, часа через два выйдете к поселку. Баньку к нашему приходу протопите, а я вместе с Иваном по следу пройдусь. Посмотрим, кто это по заповеднику шастает...

Глава 26

     Уже на первом километре пути они убедились, что шел или очень уставший, или больной человек. Едва заметная лыжня петляла и все дальше и дальше уходила в глубь заповедника. Вскоре они увидели несколько темных смерзшихся пятен. Иван зачерпнул горсть снега, и тотчас его пальцы окрасились растаявшей кровью. Человек был ранен, но только самоубийца мог уходить по все усиливающемуся морозу в сторону от человеческого жилья, от помощи, которая, несомненно, ему требовалась. Пятна крови стали попадаться все чаще и чаще. Незнакомец то и дело садился, прислонясь спиной к камням. На одной из таких остановок они нашли кусок ткани в крови, очевидно от нижней рубахи.
     Людмила знала, что рысь крайне редко нападает на человека. Но в этот раз она то ли перепутала незнакомца с каким-то зверем, то ли так дошла от голода, что решилась прыгнуть на него с кучи валежника. Злобная и дикая кошка наверняка хватила человека за шею. И если бы он не был по-зимнему тепло одет, то вполне мог стать ее добычей. Однажды Людмила видела пастуха с рваной раной на шее, оставленной когтями и зубами старой рыси, которая уже не могла охотиться на тетеревов и другую мелкую лесную живность. Пострадавшего с трудом удалось довезти до больницы и спасти, но он так и остался с искривленной шеей: рысь успела перекусить одно из сухожилий.
     След лыжни то терялся под снежными заносами, то появлялся вновь. Наконец Иван остановился и крикнул Людмиле:
     - Не иначе как к Джимбулаку идет, к ущелью, но там хода нет...
     - Что ему там делать? - Людмила облокотилась на палки и из-под ладони вгляделась в голец Джимбулак, у подножия которого лежало мрачное ущелье.
     Вернее, узкая, не более ста метров, щель между двумя почти отвесными скальными стенами. Даже днем там было темно, а летом еще и сыро. Многочисленные ручьи сбегали со склонов. Воздух был затхлым и отдавал погребом. Сюда не забегал зверь, не селились птицы...
     - Думаю, следует туда заглянуть. - Иван проследил за взглядом Людмилы, потом перевел его на вершину Джимбулака. - Странный какой-то гражданин попался, ты не находишь, Людмила Алексеевна?
     - Боюсь, что сегодня мы с тобой опять в Ентаульский не попадем. Придется в тайге ночевать.
     - Чует мое сердце, Людмила Алексеевна, что у этого хмыря тут где-то берлога поблизости, и не иначе, как в ущелье. Только с чего бы ему в этой дыре прятаться?
     - Я тоже об этом подумала. Кстати, ты когда в этих местах последний раз бывал?
     Иван сдвинул шапку на затылок:
     - Кажись, еще в апреле, когда оленей считали.
     А больше никто из егерей сюда не заглядывал. Точно знаю. Гиблое здесь место, гнилое. Зверь и то стороной обходит.
     - В том-то и дело, что гиблое и людьми мало посещается. Тебе не кажется, что этот человек от кого-то тут скрывается?
     - Беглый, что ли? - посмотрел на нее Иван. - Он что, дурак - зимой в такой дурнине прятаться?
     Да в городе сейчас гораздо легче укрыться - там и сытнее, и теплее.
     - Ладно, пошли! - прервала Людмила лесничего. - Только осторожнее смотри! Раненый-то он раненый, а вот что у него на уме?
     Они скользнули в распадок, потом на увал, с которого был ясно различим вход в ущелье. Летом он практически незаметен - так густо закрывают его заросли ольхи и карликовой березы, но сейчас деревья стояли без листьев, и черная щель в скале виднелась уже за километр.
     Людмила в последний раз окинула взглядом вершину Джимбулака. Над гольцом зависла тонкая полоска мутного тумана. Но разве могла она вызвать подозрение, когда вокруг царила тишина и небо было чистое, почти бирюзового цвета.
     Из ущелья на них пахнуло холодом, вырвавшийся навстречу ветер ударил в лицо снежной крупой.
     Лыжня вела дальше, в самую глубину, и они нырнули вслед за ней в мрачный зев ущелья.
     И увидели настоящую тропу, проторенную среди высоких надувов снега. Неизвестный лыжник постарался на славу. Видно, не раз приходилось ему проходить этим путем в ущелье и обратно. По краям тропы он расставил длинные вешки, которые уже наполовину занесло снегом.
     Теперь они шли молча и медленно, настороженно вглядываясь вперед. Неожиданно тропа резко вильнула в сторону и скрылась за огромным нагромождением камней, свалившихся когда-то с гольца.
     Чтобы заглянуть за поворот, они стали подниматься на более пологий откос вправо. Но так ничего и не увидели. Все то же пустое и мрачное ущелье.
     Они долго вглядывались в снежное полотно, застилавшее дно ущелья, потом в недоумении переглянулись. Тропа терялась среди курумов, и никаких признаков жилья, никаких следов пребывания здесь человека.
     - Смотри, смотри, - прошептал вдруг возбужденно Иван и поднес к глазам девушки бинокль. - Кажись, дым среди камней.
     Но Людмила разглядела не только дым, но и тонкую железную трубу, из которой выбивалась почти незаметная глазу тонкая сизоватая струйка.
     Они все-таки нашли убежище незнакомца - низкий балаган, по самую трубу занесенный снегом. Его было почти невозможно заметить невооруженным взглядом, и, если бы не дым из трубы, они могли бы запросто пройти мимо.
     - Надо разделиться, - предложил Иван, - я пойду к избушке, а ты прикрывай меня. Кто его знает, что это за Робинзон в наших краях объявился.
     - Хорошо. - Людмила скользнула к черной стене ущелья, а Иван, скинув лыжи и прячась за камнями, осторожно приблизился к балагану. Людмила переместилась правее, чтобы видеть вход в это примитивное убежище, приют неизвестного отшельника, по непонятной пока причине решившего укрыться в одном из самых недоступных мест заповедника.
     Внезапно стемнело. Людмила в недоумении подняла голову. До наступления сумерек не меньше трех часов. И сразу поняла причину. Сверху ущелье закрыло плотное серое одеяло тумана. И оно опускалось все ниже и ниже, размывая очертания гольцов, отдельно торчащих скал, а вместо четких контуров огромных пихт виднелись лишь размытые бесформенные силуэты. Как только солнце нырнет за голец, в ущелье станет совсем темно.
     Иван тем временем осторожно приблизился к балагану и, присев за высоким сугробом, попахал Людмиле рукой, дескать, жив-здоров пока! Затем так же осторожно прокрался к входу, замер на минуту, прислушиваясь, поднес руку к двери и толкнул ее И вдруг окружающая их гнетущая тишина словно взорвалась. Людмила вскочила на ноги, передернула затвор карабина, досылая в ствол патрон. Хозяин балагана выстрелил первым, сквозь дверь, и сразу все встало на свои места: внутри скрывался враг.
     Забыв об опасности, девушка бросилась к Ивану, который отскочил от двери, схватившись за плечо.
     - Иван, - крикнула она на бегу. - ты ранен?
     Лесничий повернул к ней голову, и Людмиле увидела его побледневшее, искаженное болью лицо.
     От отнял руку от плеча, вся ладонь была залита кровью Пытаясь что-то сказать, Иван вытянул вперед руку и вдруг повалился навзничь, захрипел и странно вытянулся.
     - Иван! - закричала Людмила не своим голосом, бросилась к нему, но добежать не успела. Двери распахнулись настежь, и выскочил, как ей показалось, огромного роста детина, заросший черной бородой без шапки, в распахнутом полушубке. Не оглядываясь, он бросился влево, в глубь ущелья - Стой, сволочь! - Людмила навела карабин в спину убегающему. - Стой, стрелять буду!
     Но человек даже не оглянулся, а продолжал бежать к огромной куче камней, перегораживающих русло ущелья Еще мгновение, и он скроется за ними.
     И тогда она выстрелила...
     Никогда прежде Людмила но поступала столь безрассудно. Что стоило глянуть наверх, на противоположную стену ущелья еще до того, как ее затянуло туманным маревом. Нет, увлеченная происходящими возле балагана событиями, не осмотрелась она вокруг как следует, не заме! ила небольшого снежного карниза, нависшего над ущельем.
     Выстрел всколыхнул воздух, и хотя эхо увязло в тумане, но и этого звука было достаточно...
     Белоснежную поверхность слежавшеюся козырька перечеркнула вдруг извилистая черная линия - место отрыва лавины. Снег вспучился горбом и поначалу медленно, а потом все быстрее и быстрее помчался вниз. Людмила не увидела схода лавины, потому что низкие темные тучи накрыли ущелье, как покрывалом, не она услышала тяжелый приглушенный гул, словно огромный самолет вдруг пошел на посадку. Мгновенно он превратился в рев, раздирающий перепонки. На дне ущелья метров на сто взлетел фонтан из комьев и снежной пыли. Это приближалась разрушительная воздушная волна, порожденная движением огромных масс снега.
     Краем глаза Людмила заметила, что убегавший человек развернулся и теперь мчится ей навстречу.
     В последний момент успела разглядеть его искривленный в крике рот, безумно вытаращенные глаза.
     Метнувшись в сторону балагана, она инстинктивно попыталась найти хоть какое-нибудь укрытие от надвигающейся беды. Но сдавленный, спрессованный воздух толкнул ее в спину. Воздушная волна подбросила ее, перевернула несколько раз, и тут же гигантская снежная лапа прихлопнула ее, как муху на стекле. На мгновение в месиве из камней и снега мелькнула рука в красной варежке и исчезла в снежной пучине.
     Напоследок точно парочка бомб взорвалась над ущельем. Это захлопнулась вакуумная труба. И тут же все стихло. Будто ничего не произошло. Лишь какое-то время еще стояла в воздухе туча снежной пыли, обозначившая границы падения лавины. Теперь дно долины представляло собой абсолютно ровное место. Словно легкий белый саван прикрыл погребенных под снегом людей. И только черная печная труба осталась торчать над снежной равниной. И сизый дымок, как ни в чем не бывало, продолжал куриться над ней.

***

     Крупный серый волк долго стоял на краю ущелья, вглядываясь в снежное покрывало, укрывшее все следы пребывания человека. Иногда, когда не удавалась охота, волк приходил сюда, к балагану, вернее, к узкой расселине, в которую человек сбрасывал кабарожьи тушки. Конечно, только что забитый олень или горный козел ни в какое сравнение не шел с мерзлым мясом крошечной кабарги. Но когда на тайгу обрушивались метели, день-деньской дул пронизывающий ветер и все живое старалось как можно быстрее найти убежище, выбирать не приходилось. Волк крадучись пробирался ночью в расселину, чтобы разжиться дармовым мясом.
     Несколько раз он уносил мертвую кабаргу прямо из ловушки, а потом наблюдал, сытый и умиротворенный, как злится и что-то громко выкрикивает огромный, заросший, словно шерстью, густым черным волосом человек, с недавних пор поселившийся неподалеку от логова одинокого волка.
     В этот день охота была не совсем удачной. За весь день ему удалось разжиться лишь ошалевшим полусонным тетеревом, вылетевшим из-под ног волка, когда он перепрыгнул через куст шиповника. В стороны полетели черные перья, но добычи хватило только на то, чтобы разжечь аппетит. Волк окинул скорбным взглядом остатки трапезы, понюхал снег и тут же поднял голову, насторожился. Вытянув ее вперед, он некоторое время прислушивался, тщательно вынюхивал воздух, донесший сильный, протяжный гул.
     Волк резко изменил направление. Теперь он бежал на этот знакомый, обнадеживающий звук.
     Неподалеку упала лавина. Там можно найти поживу.
     Выждав некоторое время, он спустился по камням к границе свалившегося снега и, опустив нос, шустро пробежался вдоль нее взад и вперед. Его шуба покрылась снежной пылью. Тут он почувствовал нечто такое, отчего сделал в прыжке сложный пируэт и, приземлившись, опустил голову и почти уткнулся носом в снег. Он уловил запах человека.
     Вздыбилась шерсть на загривке, хвост прижался к ногам, но волк и не подумал удирать. Наоборот, принялся кружить на одном месте. Сужая и сужая круги, он все ближе и ближе подходил к месту, откуда шел этот запах - запах живого человека!
     Но внезапно волк забеспокоился, заметался, занервничал, воткнул нос прямо в снег, зафыркал и вдруг сел, поднял голову и тоскливо, с надрывом завыл. Потом прислушался и снова завыл. Словно звал кого-то или оплакивал.
     Но никто не отозвался на его вой. Вокруг стояла тишина, даже ветер утих, перестал тревожить туман, окончательно заполнивший расселину. Звуки застревали в нем, как в вате, и волк не выдержал, принялся раскапывать снег. Сильные лапы легко отбрасывали еще не слежавшуюся снежную пыль. За минуту он весь зарылся в яму, сердито рычал там и фыркал, выбрасывая фонтаны белой пыли. Наконец он показался из ямы, вытягивая за ремень карабин, что уж вовсе необычно для дикого зверя, который как огня боится этого страшного изделия, пахнущего железом и порохом.
     Волк оттащил в сторону карабин и бросил его.
     А потом вновь завыл. Прислушался. Ничего. Только звон проснувшейся поземки. Тогда он снова влез в яму и, хрипло дыша, стал расширять ее, пока не показалась неуклюже подвернутая рука, потом склоненная голова без шапки и часть белого лица, от которого отвалилась, как маска, обледеневшая корка снега.
     Волк зарычал. Глаза человека, а это была женщина, не открылись, но она задышала глубже и увереннее. Волк потянул ее за рукав, ткань бушлата с треском порвалась, но рука выпрямилась. И тогда неожиданно волк лизнул женщину в холодную влажную щеку и заскулил жалобно, по-щенячьи, словно умолял ее скорее очнуться и освободиться от мертвяще ледяных объятий снега.

***

     Людмила находилась в глубоком обмороке. Постепенно сознание возвращалось к ней, но вместе с тем нарастало удушье, и ей мучительно хотелось освободиться, выйти из этого страшного состояния.
     Каким рыхлым ни казался заваливший ее снег, воздуха под ним явно не хватало, дыхание стало мелким и частым, а мозг не прояснялся. Чувство реальности так и не приходило, зато стали рождаться галлюцинации. Она все время куда-то проваливалась, плыла, раскачивалась на гигантских качелях, и этот полусон-полуобморок, не раскопай ее волк, мог бы очень плохо для нес кончиться.
     Внезапно ей с гало легче, воздух свободно пошел в легкие, но галлюцинации продолжали цепко держать ее в плену. Неожиданно они приняли более ясную и четкую форму. Ей показалось, что она уже мертва и что безобразные, похожие на гиен существа отрывают ее из снега, чтобы... Она хотела закричать, но из горла выбился лишь слабый, почти неслышный стон.
     Она с ужасом ощутила на своем лице дыхание отвратительных животных, по не могла даже поднять руку, не могла пошевелиться; чтобы защитить себя. Ей мерещилось, что она бежит изо всех сил, но в тот момент, когда чудовища почти настигли ее, ноги словцо одеревенели и окончательно перестали слушаться.
     А опасность была уже рядом, дыхание оскаленной пасти ощущалось за спиной. Она оглянулась, чтобы запеч