оилась. - Она уткнулась носом ему в плечо и прошептала:
     - Несколько дней я не находила себе места, даже Лайза заметила, что со мной неладно. Вызвала к себе и, когда я ей все рассказала, отругала меня на чем свет стоит. Велела отправляться в Вознесенское. И знаешь, что она сказала мне напоследок? "Я тебя до работы не допущу, пока не разберешься со своим Барсуковым!" - Людмила слегка потерлась носом о его плечо и смущенно продолжала:
     - Но не это меня заставило приехать сюда.
     Даже после разговора с Лайзой я сомневалась, боялась, тянула с отъездом. А три дня тому назад задержалась на работе, смотрю, на часах восемь вечера.
     Знаю, что ты должен быть в своем кабинете, и.., набрала номер. - Людмила нервно сглотнула, приподнялась на локте и сверху вниз посмотрела в глаза Денису. - Ты не представляешь, что я почувствовала, когда услышала твой голос. Всего пару слов, каких, не помню... И тут же бросила трубку. Меня трясло так, что ручка вывалилась из рук. И я поняла, что безумно люблю тебя и никогда не прощу себе, если не увижу снова. Пойми, я не хотела вставать между тобой и Надькой, я просто хотела еще раз увидеть тебя.
     - Люда, - Денис осторожно отвел прядку волос с ее лба, - я влюбился в тебя моментально, вероятно еще в кабинете у Кубышкина. Но после каждой нашей встречи я чувствовал себя боксерской грушей, которую основательно поколотили. И в прямом, и переносном смысле. Я думал о тебе даже тогда, когда по долгу службы обязан был заниматься другим. Я многое пережил и многое повидал.
     И всегда считал, что не стоит отвлекаться на женщин, которые знают себе цену, к которым трудно подступиться. Гораздо больше доступных и нетребовательных баб, с которыми легко утешиться и так же легко о них забыть. Я постоянно пытался оправдать свою нерешительность тем, что чрезмерно занят, работа отнимает у меня все время, кроме сна. Я, конечно, понимал, что веду себя как последняя скотина, но не хотел себе признаваться, что на самом деле боюсь услышать твой отказ. Потом ты уехала, не позвонила, не попрощалась. И тогда мне стало ясно, что я тебе не нужен, да еще с такой обузой - Костей, отцом. Ты молодая, красивая. Тебе надо делать карьеру, получать ученые степени, общаться с интересными людьми, а тут - жалкий, никчемный милиционер, который ничего не может дать, кроме своей любви.
     - Денис. - Людмила обняла его за плечи, прижала к себе. - Никогда, слышишь, никогда не смей унижать себя даже перед самим собой. Я ничего не слышала про жалкого и никчемного милиционера, потому что дороже тебя у меня никого нет. - Она быстро поцеловала его в губы и вдруг, рассмеявшись, откинулась головой на подушки. - Признайся, обложили вы меня с Антониной профессионально. Даже Славка и тот на твою сторону встал. Он ведь со мной недели две отказывался по телефону разговаривать, когда я в Красноярск уехала, с тобой не повидавшись. Это ты его тут потихоньку подначивал или все-таки Антонина?
     - Он у тебя и сам парень с головой. Учти, в институт пошел не по нашему со Стасом наущению, а по собственному желанию. Я его даже пытался на, пугать всякими сложностями и не слишком приятными подробностями. Но он уперся, ничем его не смог пронять. А потом, думаю, была не была, оправдаюсь как-нибудь перед Людмилой свет Алексеевной. - Он с интересом посмотрел на нее. - Ты знала, что он мне после каждого экзамена звонил, в курс дела, так сказать, вводил? И попутно кое-какие подробности сообщал о твоей личной жизни..
     - Ну вы даете! - Людмила села и покачала головой. - Славка тоже, выходит, в вашей команде?
     Ну, мошенник! А я думаю, с чего это он после каждого экзамена на главпочтамт бегал. А он, оказывается, отчитывался о проделанной работе. Ох и покажу я ему при случае, как родную сестру закладывать!
     - Не сердись - Денис опять привлек ее к себе. - Брат у тебя - мировой парень и, между прочим, сестру оправдывал и защищал, когда я попытался на нее навечно обидеться.
     - А что, было и такое?
     - Конечно. Никогда мне не было так обидно, как в тот день, когда ты уехала и не попрощалась.
     Думаю, так тебе и надо, товарищ Барсуков! Потому что нужен ты на этом свете только для того, чтобы дерьмо разгребать да сволочь всякую к ногтю прижимать! И плевать, что у тебя и сердце есть, и душа, и мозги какие-никакие. Рассердился я тогда на свою проклятую жизнь и уехал к Банзаю...
     - Про Банзая Антонина мне уже доложила. - Людмила усмехнулась. - Откуда ж тебе было знать, что более всего на свете я боялась показаться тебе навязчивой и беспринципной? Но что тебе стоило позвонить мне вечером в день нашего возвращения из тайги? Что тебе помешало?
     - Если я скажу, что занят был по делу Надымова, то не правда, это я для себя отговорку придумал на всякий случай. А на самом деле свое дурацкое самомнение не сумел перебороть и, получается, сам себя и наказал. Но давай не будем об этом. - Он поцеловал ее в губы и прошептал:
     - Я умираю от голода, может, прервемся на время?
     - Нет, насколько я знаю, подержать тебя некоторое время голодным - единственно верный способ заставить признаться во всем!
     - Хорошо, сдаюсь! Но в чем еще я должен признаться?
     - В первую очередь в том, кому в голову пришло использовать вместо живца Надьку Портновскую? И я ведь заглотила наживку, поверила в ту ахинею, что Антонина несла по телефону.
     - Вполне с этим согласен. Причем заметь, Надежда даже не подозревает о той роли, которую она сыграла в нашей жизни благодаря твоей Антонине.
     Честно сказать, я был поражен ее организаторскими способностями. Только-только успела родить, у самой забот полон рот, а она уже бросилась решать наши с тобой проблемы. Целую операцию разработала, меня убедила и Стаса, что только ревность заставит тебя примчаться в Вознесенское и убедиться во всем собственными глазами. А остальное уже было делом техники.
     - Какой еще, к черту, техники?
     - Самой обыкновенной. Стас позвонил в Красноярск своему приятелю. Тот работает в УВД на транспорте, и через час после того, как ты купила билет на поезд, мы уже знали, когда ты выезжаешь.
     Даже вагон и место нам этот товарищ сообщил.
     - Проходимцы! - прошептала она потрясение.
     А Денис улыбнулся и пожал плечами:
     - Просто ты забыла, в какой системе работает твой будущий муж и его лучший приятель. - Он хитро прищурился. - Не буду останавливаться на подробностях, но к тому моменту, когда ты подошла к своей калитке, я уже знал про тебя все: и что со Светланой встретилась, и что до дому добиралась кружным путем, мимо здания РОВД.
     - Нет, кажется, я все-таки ошиблась, - пробурчала Людмила, изо всех сил стараясь сохранить серьезный вид. - Ты действительно гнусный проходимец, Барсуков, в компании с еще более гнусным проходимцем Стасом Дроботом! Ну ничего, дай время, я разберусь и с тобой, и с Антониной, и со Стасом!
     Денис рассмеялся:
     - Что касается нас с Антониной, тут - без проблем, а вот со Стасом будь осторожнее. Вернее, теперь уже с начальником Вознесенского РОВД. А это тебе не комар чихнул, дорогая!
     - Стас - начальник милиции? - Людмила всплеснула руками. - А тебя, что же, сняли? Неужели за Надымова?
     - Надымов маловато тюремной баланды похлебал, чтобы меня из-за него снимать. И хлебать ему ее не перехлебать вместе со своими подельниками до самого суда, пока следствие не закончится. А там как суд посмотрит, по я думаю, лет на десять Игорь Ярославович точно загремит в колонию строгого режима. И потом, разве ты не видишь, что я переезжаю? Костя и дед уже в Красноярске. А перед Отъездом в город съездили, в зоопарк. С приятелем Смелого, что Костю заставил заговорить, на память сфотографировались. Вырос, говорят, твой медведь, но Костю узнал. А вчера дед звонил: ждет не дождется Константин, когда мы с тобой приедем. Он ведь в первый класс пошел. И знаешь, наконец рассказал, почему так боялся меня сначала. Оказывается, его покойная матушка незадолго до взрыва сдуру брякнула, что я собираюсь забрать его к себе насовсем и посадить на цепь, если не будет слушаться или захочет убежать. А он, дурачок, поверил и все ждал, когда это случится.
     - Бедный малыш, - вздохнула Людмила, - я ведь тоже так соскучилась по нему. - И переспросила:
     - Выходит, тебя перевели в Красноярск? Ты рад этому?
     - Есть такое дело! - усмехнулся Денис. - Перевели, и даже с повышением. На полковничью должность. Работы, конечно, прибавится, и чует мое сердце, тебе это не слишком понравится.
     - Я уже научилась тебя ждать, Барсуков. - Людмила обняла Дениса за плечи, заглянула в глаза и не удержалась, съязвила:
     - Мой ласковый и нежный мент! Черт бы тебя побрал! Если ты еще раз попытаешься улизнуть от меня, я тебя пристрелю на месте. А как я стреляю, ты знаешь!

***

     Крупный серый волк проснулся ночью. Широко и со вкусом зевнул. Прислушался. Рядом завозилась и вскочила на ноги молодая проворная волчица с более темной, чем у приятеля, спиной. Волк одобрительно глянул на подругу, принюхался, вытянув нос по ветру. Тайга спала, темная, неуютная в ожидании снега, который наконец прикроет облетевшую листву, упрячет под сугробами тропы и мелкую лесную живность. На высоком чистом небе появился молодой месяц. Его серебряный серп завис над горизонтом, бледный, неяркий свет не гасил звезд.
     Волчица толкнула волка боком и побежала. Она проголодалась и звала его поохотиться. Он тоже решился побежать, но споткнулся и остановился. Конечно, еще совсем не охотник. Слаб на ногах.
     Волчица вернулась, поскулила и резко метнулась в сторону, поняла, что ее приятелю с ней не тягаться. Ушла одна.
     Волк не вернулся на лежку, а потихоньку пошел прямо на месяц. Его неокрепшие лапы скользили по камням, он продирался сквозь заросли кашкары, повизгивая всякий раз, когда ветка хлестала по искалеченной спине. Но, встав в первый раз на ноги после тяжелейшего ранения, уже не мог не идти.
     Впереди на поляне проревел марал. Волк был опытен и знал, как опасен олень во время гона, особенно для него, лишенного спасительной быстроты в ногах. Поэтому осторожно обогнул поляну и снова взял направление на сияющий в небе молодой месяц.
     Он не вспоминал о своей молодой подруге и не боялся потерять ее. Она все равно отыщется. Тайга не представлялась им запутанным царством, тропы и запахи способны рассказать сотни и сотни историй, прошлых или продолжающихся во имя жизни и потомства. Это был обжитой, привычный дом. Но все устремления волка были нацелены на другое. На то, что тревожило все эти нескончаемые дни и недели с тех пор, когда он каким-то чудом выбрался из речного порога с огромной рваной раной на спине...
     За горбатой горой посерело небо. Начиналось утро. Волк очень устал. Он шел валкой, тяжелой походкой измученного зверя, чутье притупилось. Даже когда на него из-за реки накинуло острым собачьим запахом, только вздыбил на затылке шерсть, но не почувствовал обычного боевого задора.
     Тем временем еще больше посветлели вершины гор, только у реки по-прежнему держалась влажная, простеганная туманом темнота. Волк медленно поднялся на крутой взлобок горы и прилег среди кустов дикой малины, положив на лапы свою измученную, отяжелевшую голову.
     Над селом разгоралась утренняя заря. Вот-вот покажется солнце. А волк лежал и смотрел вниз на серые крыши домов, над которыми струились первые дымки, и ему казалось, что он слышит тихий и ласковый женский голос:
     - Темуджин, паршивец, откуда ты взялся?
     И волк был счастлив, потому что хозяйка рядом.
     Потому что ей хорошо и спокойно. Как хорошо и спокойно бывает ранним сентябрьским утром в этом лучшем из миров!

     Ноябрь 1998 г. - февраль 1999 г.
     Абакан



132
132


129
129





ГОРЯЧИЙ КЛЮЧ

Валентина МЕЛЬНИКОВА






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     Рейс на курорт Горячий Ключ стал роковым для Ольги Прудниковой и девяти пассажиров "МИ-4", которым управлял Артем Таранцев. Двое бандитов, угрожая оружием, приказали пилотам изменить курс. В перестрелке погибла пожилая семейная пара, остальные чудом выбрались из зависшего над пропастью вертолета. На долю горстки безоружных смельчаков, столкнувшихся в глухой сибирской тайге с шайкой преступников, выпало немало опасных приключений.
     Выжить в экстремальной ситуации Ольге помогает светлое чувство любви к Артему...

     Спасателям МЧС России и Хакасии посвящается

Глава 1

     Будильник звонил, похоже, долго. Артем Таранцев успел за это время увидеть еще пару снов.
     В одном его пытались распилить на части циркулярной пилой, в другом - стучали по голове большой деревянной колотушкой - баидоном, которым он прошлым летом весьма успешно обивал шишки с кедров. И эти удары отзывались в его голове мерным гулом и мерзким дребезжанием, так дребезжит чайная ложечка, оставленная на ночь в стакане на столике в купе поезда.
     Артем сморщился от отвращения, попытался прикрыть голову подушкой, но дребезжание не прекращалось. Тогда он потянул на себя простыню, обнажив при этом худые волосатые ноги, и только тут догадался, что звонит будильник. Не открывая глаз, он пошарил рукой по соседней подушке. Потом приоткрыл один глаз, чтобы удостовериться в том, что уже донесла ему рука: подушка была пуста. Значит, он один.
     Артем закрыл глаз и чертыхнулся. Теперь придется перекатываться на другую сторону широкой, как аэродром, кровати, чтобы заткнуть эту дребезжащую глотку. Он вздохнул и с трудом, но все-таки дотянулся до будильника и с мстительным удовольствием швырнул его на пол.
     Но звон продолжался.
     Артем едва разлепил глаза, несколько мгновений тупо всматривался в темноту, соображая, какой идиот мог заявиться в гости за полночь да еще столь настойчиво давить на кнопку дверного звонка, и, наконец, понял: звонил телефон.
     Он приподнялся на локте и с ненавистью посмотрел в сторону аппарата. С тех самых пор, как ему пришлось установить телефон, он неоднократно божился по утрам, что вечером уж непременно перенесет его ближе к кровати, но благие помыслы так благими и оставались, а телефон уже более года продолжал изводить его звонками на безопасном от выплесков хозяйского гнева расстоянии.
     Артем встал и, не зажигая света, босиком прошлепал на кухню. Открыл кран с холодной водой, плеснул в лицо, потом сделал несколько глотков прямо из ладони. Телефон продолжал звонить.
     Пробормотав парочку непечатных выражений по поводу чьей-то непомерной настырности, Артем подошел к кухонному окну и, отогнув занавеску, выглянул на улицу. За окном, в темноте, моросил дождь. До рассвета оставалось часа три, если не больше... А телефон все надрывался...
     И тогда пришлось снять трубку и недовольно проворчать:
     - Таранцев. Черт бы тебя побрал!
     - Черт приберет не меня, а тебя в первую очередь! - прозвучало не менее ворчливо с другого конца провода. - Целый час звоню - ни ответа ни привета!
     - Между прочим, я спал! - ответил Артем и со вкусом зевнул прямо в трубку. - И я уже грозился оторвать башку всякому, кто помешает мне выспаться как следует!
     В трубке достаточно язвительно хмыкнули и спросили:
     - На ком, интересно, выспаться? Из столовой ты ушел с Оксаной, а Стаднючиха видела, как в твой подъезд заходила Любаша из багажного...
     - Очень смешно! - сухо сказал Артем и, нащупав выключатель, зажег торшер с расплавленным синтетическим абажуром. Прищурившись, оглядел скомканную простыню и смятые подушки. Кажется, и вправду кто-то переночевал в его постели. Но вот кто именно, сообразить не удавалось: даже незначительное напряжение мозговых извилин вызвало приступ такой боли, что он едва сдержался, чтобы не послать по матушке своего ночного собеседника. "Сдаешь, полковник!" - подвел он итог напрасным попыткам вспомнить, кого затащил на этот раз в постель, и пробормотал в трубку:
     - Что там стряслось?
     - Давай-ка ноги в руки и подваливай в аэропорт. На все про все у тебя час, не больше. Перспективный рейс намечается. И не смей волынку тянуть! А то соседи очухаются, живо его перехватят! - зачастил в трубку владелец компании "АвиаАрс" и он же организатор полетов Геннадий Михайлович Арсеньев.
     - Что за черт! Я еще от последнего рейса в себя не пришел! Ты же сказал, что позволишь мне отдышаться пару дней!
     - Какая, к дьяволу, пара дней? - Арсеньев недовольно посопел в трубку и уже более мягко сказал:
     - Думаешь, я не устал? Думаешь, мне не хочется сейчас в мягкую постель да под теплый бабий бочок? Но дело в том, что борт до Кызыла совершил вынужденную посадку в нашем аэропорту.
     Контрольная служба держит его на привязи, не выпускает пока. Пассажиры в бешенстве. Там какая-то правительственная делегация летит, их-то нам точно не отдадут. Но есть еще группа туристов. Человек десять, не больше... Желают попасть в Горячий Ключ...
     - Держи карман шире, - усмехнулся Артем, - тебя к ним ближе чем на пушечный выстрел не подпустят. Наверняка какие-нибудь навороченные или совсем уж Богом обделенные, если в нашу глухомань забрались.
     - А, попытка не пытка! - с присущей ему лихостью ответил Арсеньев и с уже начальственной ноткой в голосе приказал:
     - Давай двигай сюда, да поживее!
     Артем почесал в затылке, тоскливо посмотрел в сторону по-прежнему темного окна, хотел было сказать, что до конца месяца еще неделя, а он превысил уже полуторамесячную норму налета часов, но передумал и лишь вздохнул:
     - Ладно, скоро буду, - и бросил трубку.
     Он знал, что слова "норма", "инструкция" и "безопасность полетов" действуют на Арсеньева как красная тряпка на быка. При их упоминании он надувался, как индюк, пыхтел, ругался и все равно делал по-своему. Потому что всю свою пятидесятилетнюю с хвостиком жизнь прожил с единственным, по стойким убеждением, что всяческие уставы, кодексы, законы, а тем более инструкции для того и существуют, чтобы их обходить, нарушать, игнорировать, а то и вовсе плевать на них, особенно если дело пахнет какими-никакими деньгами... И Артем прекрасно понимал: вздумай вдруг Михалыч скрупулезно выполнять все инструкции, его трехкопеечная фирма вмиг бы вылетела в трубу.
     В этом случае Таранцеву тоже пришлось бы несладко. В России развелось слишком много отставных и безработных пилотов, готовых взяться и за менее престижную, если не сказать хуже, работу, а вакансий - раз-два и обчелся... Латаная-перелатаная техника Арсеньева все-таки еще летает, и, не иначе благодаря какой-то сверхъестественной чертовщине, пока без аварий. Артем сплюнул три раза через левое плечо и выругался. В последнее время жизнь стала напоминать бег вверх по эскалатору в противоположную движению сторону. Бежишь, напрягаешься изо всех сил, дыхалку сбиваешь, селезенка екает, а все на том же самом месте, и стоит затормозить - тут же скатываешься вниз...
     Он с еще большей тоской посмотрел в окно, пытаясь разглядеть небо. Дождь прекратился, даже проступила серая предрассветная муть, а сквозь нее горы, куда ему опять же наверняка придется сегодня лететь. Арсеньев просто так среди ночи поднимать не будет. Если запахло деньгами, он тебя из-под земли выроет...
     "Дай бог, чтобы этот живодер получил хорошую метеосводку". С этой мыслью Артем уныло побрел к кровати. Под ноги подвернулась одна пустая бутылка, вторая... Он с досадой отшвырнул их ногой. Врача придется опять умасливать. Он выдвинул ящик прикроватной тумбочки, где у него всегда лежала наготове пара-тройка шоколадных плиток, но увидел лишь пустую обертку, вторая обертка валялась за тумбочкой. Третью Артем обнаружил на полу рядом с диваном в соседней, совсем уж крохотной комнатенке. На самом же диване в весьма рискованной позе спала пышнотелая брюнетка. Она лежала навзничь, раскинув руки и ноги, и храпела, как заправский мужик, с натугой, но басовито.
     Артем окинул брюнетку задумчивым взглядом.
     Убей бог, но он видел ее впервые, к тому же даже сейчас не мог вспомнить, при каких обстоятельствах она оказалась в его квартире. И занимались ли они; чем-либо еще помимо выпивки, об этом история, вернее, память Артема тоже умалчивала.