лава 19

     Ночь на восточных склонах Саян наступает неторопливо. Горы окрашиваются лучами заходящего солнца в розовый цвет и начинают отбрасывать длинные угловатые тени, отчего еще мрачнее становится в речных долинах и ущельях. Где-то далеко на юге терялись в вечерних сумерках еще более высокие горы, но Артема сейчас волновали отроги Тагульского хребта, которые почти совсем скрылись за плотными снеговыми тучами. Час назад в сторону этих гор ушли Дмитрий, Пашка и увязавшийся за ними Синяев. И хотя журналист перед выходом клятвенно пообещал всем, что эту ночь они переночуют в тайге у подножия хребта, тем не менее у Артема закрались подозрения, что ребята все уже для себя решили, иначе зачем было Дмитрию пугать Синяева, что они пойдут через горы даже ночью...
     Артем вздохнул. Не в его силах проконтролировать двух молодых сумасбродов. Свою голову им не приставишь, и остается надеяться лишь на ту самую малость благоразумия, которая, он верил, все-таки у них сохранилась.
     Вместе с темнотой с гор спускались холод и тишина. Это были минуты, когда на совсем короткое время замирает тайга, немеют птицы, смолкают звери, даже вода в многочисленных ручейках журчит почти беззвучно и буйная река ревет на перекатах все глуше и глуше, не с таким остервенением, как днем. Но вот из тайги донесся крик филина:
     "У-у-уй... У-уй..." Птица словно оповещала всех о наступающей ночи. Артем плотнее запахнул куртку и направился к мосту.
     Профессор поднялся навстречу ему из камней.
     Артем спросил:
     - Кто сейчас дежурит? Вы?
     - Нет, Агнесса. Она здесь неподалеку. Сегодня она упражнялась с арбалетом, поднаторела в стрельбе и, кажется, стремится повторить подвиг Надежды Антоновны. Но на том берегу пока все спокойно, и она скучает без дела.
     Управляться с непослушной бочкой вдвоем оказалось гораздо проще, и через несколько минут они были рядом с тем местом, где лежала в засаде Агнесса. Она подползла к ним и возбужденно прошептала:
     - Слышите звук мотора? Они подогнали еще один грузовик. Можно подумать, что у них где-то поблизости своя автобаза. Вон, включили фары. Так что подобраться к мосту скрытно вряд ли получится.
     Я хотела выстрелить по фарам, но вовремя заметила, что они закрыты металлической сеткой.
     - Пока не будем рисковать, - сказал Артем, - надо экономить болты. Синяев там приготовил кое-какой запас, но не думаю, что он достаточно велик.
     Этот негодяй больше отлынивал от работы.
     Он подполз к самой кромке каменного бруствера и осторожно выглянул из-за него. Мост был хорошо освещен, так же как и все подходы к нему.
     Они просматривались на несколько десятков метров, и это сильно не понравилось Артему. Не было никакого сомнения, что с десяток пар глаз цепко держат мост в поле зрения. И пойти туда сейчас было бы форменным самоубийством.
     Артем отполз назад и посмотрел на бочку, которая изрядно помялась за время своего путешествия сверху вниз, но он надеялся, что она сможет прокатиться еще немного.
     Он жестом подозвал к себе Каширского:
     - Юрий Федорович, у меня есть план, как поджечь мост с нашей стороны. - Он поставил ногу на бочку и слегка покачал ее туда-сюда. - Если вы толкнете ее как следует, то она вкатится прямо на мост. Агнесса, - повернулся он к учительнице, - вы уверены, что сумеете попасть в бочку на таком расстоянии? Или все-таки стоит позвать Надежду Антоновну?
     - Оставьте, пожалуйста, бедную женщину в покое, - проворчала Агнесса, - я наловчилась попа дать в цель нисколько не хуже ее, тем более здесь гораздо меньшее расстояние... - Она из-под руки оглядела мост и удовлетворенно хмыкнула, потом, покачав арбалетом, сказала:
     - Не бойтесь, Таранцев, я не настолько щепетильна, как Надежда, и не буду трястись, если придется пристрелить кого-нибудь из этих ублюдков.
     Артем усмехнулся в ответ:
     - Крутая вы женщина, Агнесса Романовна. - И опять перешел к делу:
     - Вы будете лежать с арбалетом на изготовку чуть правее и, когда бочка окажется на мосту, выстрелите и пробьете ее болтом. Я тоже буду наготове. И опять буду стрелять горящими стрелами. Если все получится как надо, то огонь должен прилично подпортить настил, а в лучшем случае мост рухнет в реку. Но не будем пока загадывать.
     - Постучите по дереву или сплюньте три раза через левое плечо, - посоветовала Агнесса и тут же продемонстрировала, как это делается.
     - Придумано замечательно. - Каширский покачал бочку ногой.
     - Возвращайтесь на свое место, - велел Артем Агнессе, затем сказал профессору:
     - На самом деле все гораздо сложнее. Чтобы запустить бочку, вам необходимо выйти на открытое пространство... - Он замолчал, услышав, что шум двигателя на другом берегу вдруг стих. - Кажется, у них что-то неладно с мотором. Видите, - кивнул он в сторону моста, - и света поубавилось. Это нам только на руку. Теперь надо успевать, пока они возятся с грузовиком и не добавили света.
     Каширский мягко улыбнулся:
     - Мне кажется, вы в большей опасности, чем я: фаларики сделают из вас великолепную мишень.
     Сейчас они будут гораздо заметнее, чем днем, а вас и тогда, Артем, чуть не подстрелили.
     - Это дела не меняет, - отрезал Артем. - Будем действовать таким образом. Когда они вновь заведут свой грузовик, то, вероятно, какое-то время будут заняты тем, как его лучше расположить, чтобы осветить как можно большее пространство.
     Не думаю, что это слишком дисциплинированная публика. Суеты и суматохи будет предостаточно.
     Так что, пока они будут возиться с машиной, вы должны выполнить свою часть задачи.
     - Хорошо, - сказал Каширский, - постараюсь вас не подвести.
     Они перетащили бочку на исходную позицию, и в это время к ним подошла Ольга со вторым арбалетом в руках.
     Артем на мгновение привлек ее к себе и быстро прошептал па ухо:
     - Ты уже чувствуешь, когда нужна мне?
     - Я это почувствовала гораздо раньше, когда согласилась пересесть на твой гроб с пропеллером, - прошептала она язвительно и спросила более громко:
     - Что прикажете делать, товарищ командир?
     - Как только я дам сигнал профессору толкать бочку, зажигай первый фаларик. Если мы хотим выиграть, медлить больше нельзя.
     - Понятно, - сказала Ольга и взяла его за руку. - Ты не волнуйся, все будет хорошо.
     На том берегу послышались громкие торжествующие крики. Мотор грузовика закашлял, зачихал, но завелся. Проработал некоторое время и вновь заглох. "Боже мой, - подумал с тоской Артем, - будь у нас с десяток арбалетов да с десяток крепких мужиков, уж мы бы устроили им веселенькую жизнь!" Он кисло улыбнулся: с таким же успехом можно мечтать о пулеметном взводе...
     Мотор грузовика заработал опять, и свет автомобильных фар стал намного ярче. Артем поднял руку и резко опустил ее:
     - Давай!
     Это был сигнал Каширскому. Бочка со стуком покатилась по камням. Краем глаза Артем заметил, что Ольга поджигает тряпки. Через мгновение бочка выкатилась на освещенный склон. И тут же, наскочив на камень, изменила курс. Господи - Артем схватился за голову - все пропало!
     В этот момент профессор выбежал из своего укрытия и, нелепо согнувшись, помчался вслед за бочкой.
     - Идиот! - завопил Артем. - Назад!
     Но Каширский продолжал бежать, пока не настиг бочку, развернул ее на ходу в нужном направлении и ударом ноги прибавил ей скорости.
     Беспорядочно защелкали выстрелы. Вокруг бегущего назад профессора взвились струйки пыли, а затем одна из пуль звонко ударила в бочку. Фонтанчик отливающей серебром жидкости выплеснулся наружу. На какое-то мгновение враги на том берегу опешили и прекратили стрельбу. Видно, не успели сообразить, откуда исходит большая опасность, - от Каширского или от бочки. И это позволило профессору целым и невредимым вернуться в укрытие.
     Артем увидел, как Агнесса подняла арбалет.
     - Не надо, Агнесса Романовна, - остановил он ее. - Бочку продырявили без нас.
     Пули продолжали бить по бочке, и все больше и больше струек солярки стало появляться на ее поверхности. Но пули и шлейф солярки существенно замедлили ее движение и, докатившись до незаметного со стороны небольшого подъема, бочка остановилась в считанных метрах от места, откуда начинался деревянный настил.
     Артем выругался и повернулся, чтобы взять приготовленный Ольгой арбалет. Ночная стрельба из него оказалась очень трудным делом. Пламя полностью загораживало видимость, темнота рядом сгущалась, и Артему пришлось напрячь все свои силы и зрение, чтобы тщательно прицелиться. Глаза слезились, переносицу ломило от страшного напряжения, но он продолжал целиться в мутное пятно лужу солярки, которая натекла под бочку.
     На другой стороне реки послышались яростные крики, видно, заметили огонь, и тут же пуля, срикошетив от обломка скалы, просвистела рядом с его ухом, Артем мягко спустил крючок, и жгучий огонь полетел от него в направлении сверкающих фар.
     Вторая пуля щелкнула по камню совсем рядом, и он быстро нырнул в укрытие.
     Ольга стала быстро готовить второй фаларик, но в нем уже не было необходимости. Послышался легкий взрыв, в небо взвились языки пламени - это вспыхнула солярка. Тяжело дыша, Артем ящерицей прополз между камней и устроился в глубокой вымоине. На прежнем месте оставаться было опасно - враги хорошо пристреляли его укрытие.
     Сквозь узкую щель между двумя каменными глыбами он пытался рассмотреть, нанесен ли какой урон мосту. И с разочарованием увидел, что пламя бушует лишь над самой бочкой, хотя и очень близко от моста. Зрелище было впечатляющим. Артем долго смотрел на огонь в надежде, что бочка взорвется и горящая солярка выплеснется на настил. Но этого так и не произошло, а сотворенный его руками костер стал постепенно затухать, и вскоре от него остался лишь раскаленный металлический остов.
     Артем вернулся на прежнее место и с горечью сказал:
     - Ну вот, такую возможность упустили!
     - Надо мне было толкнуть ее посильнее, - отозвался профессор.
     Тут Артем не выдержал:
     - Простите, Юрий Федорович, но вы вели себя как последний идиот! Какого хрена вы выбежали и подставили себя под пули? Только попробуйте сделать что-нибудь подобное еще раз!
     Каширский невозмутимо ответил:
     - Тут каждый рискует своей жизнью, Артем.
     И не стоит переваливать всю опасность на вас одного.
     - Нужно было более тщательно рассмотреть все подходы к мосту, - сокрушенно сказал Артем и присел на камень, обхватив голову руками.
     Ольга слегка встряхнула его за плечо:
     - Не казни себя, Артем. Ты сделал все, что можно.
     - Конечно, - Агнесса, словно ребенка, погладила его по голове, - они поняли, что мы все еще здесь и не намерены сдаваться. Держу пари, они сейчас напуганы до полусмерти и долго еще не сунутся на мост, чтобы не сгореть заживо.
     - Пошли, Артем, - позвала Ольга и неожиданно рассмеялась. - Сегодня ужином занимается Аркадий Степанович, так что нас в худшем случае ждет его любимая каша с тушенкой, а в лучшем - жирные толстые улитки - кладовая белка и нужных нашему организму микроэлементов! - Она звонко причмокнула губами и взяла Агнессу под руку:
     - Пойдем, Агнесса, переодеваться в вечерние туалеты по случаю очередного сабантуя, что мы устроили этим уродам.

Глава 20

     - Давай сюда, - послышался голос Пашки. - Тропу нашел, ею пойдем.
     Он показывал себе под ноги, когда Дмитрий и Синлев приблизились к нему. На присыпанной пожелтевшей хвоей прогалине хорошо были заметны отпечатки копыт маралов. Совсем недавно два зверя прошли в направлении Тагульского хребта.
     Тропа немного пробежала вдоль русла неширокой, но бурной реки и стала взбираться по правому берегу на верх отрога. Дмитрий слегка приотстал, заглядевшись на целый каскад водопадов, чередующихся почти беспрерывно на протяжении более чем километра. Река, прорыв себе проход в скалах, бешеными скачками летела вниз в узкой щели, с жутким стоном и ревом низвергаясь в глубокие воронки. Вода в них кипела, словно бесовское варево Чем выше они поднимались в горы, тем протореннее становилась тропа. Дмитрий не заметил следов топора или лома, им не встретились остатки костров, биваков, похоже, человек никогда не бывал в этих местах. Но кто ж тогда эти дорожные мастера, что обнаружили столь удивительное знание местности и так удачно проложили путь среди каменных нагромождений, глубоких лощин, безошибочно определили броды через бурные реки? Незванов хотел узнать об этом у Пашки, но передумал, решил расспросить его более подробно, когда остановятся на ночлег.
     А день тем временем заканчивался, тени гор спустились в долину. Да и тучи все напирали и напирали, закрывая обзор и насыщая воздух влагой.
     Мрачный хребет поднимался все выше и выше.
     Его опоясывали стены непрерывных скал, полосы вечных снегов, темные ущелья, вклинивающиеся длинными коридорами в глубину хребта. На его крутых склонах громоздились россыпи скальных обломков, серые языки осыпей, следы зимних обвалов и схода лавин. Хребет в вечерних сумерках казался совершенно неприступным, и Дмитрий подумал, что будет слишком безрассудно штурмовать его ночью. И как бы им ни "хотелось его поскорее преодолеть, лучше это сделать при свете дня.
     - Пройдем, - уверенно сказал Пашка, когда они остановились у подножия невысокой сопки, решив там заночевать.
     - Но откуда ты знаешь. Ты ведь в этих местах никогда не бывал? - удивился Дмитрий.
     - Это не важно, главное - тропу не потерять, она сама выведет нас к перевалу. Это ведь не люди проложили. Звери по ней ходят, - пояснил Павел и, присев на корточки, раскопал рукой неглубокий слой не растаявшего до сих пор снега. - Смотри, под снегом - материковая тропа. Если медведь или марал хотя бы раз прошли этим следом, даже в самом раннем возрасте, то потом и через несколько лет пройдут по нему без ошибки. Никогда не забудут, где перебродили реку, с какой стороны обходили валежник, скалы и где по пути кормились...
     Мне дед рассказывал, когда я еще пацаном был. - Он огляделся по сторонам и сказал. - Нужно отойти от тропы в сторону и развести костер.
     Ощупывая ногами камни и цепляясь руками кусты и корни, они добрались до небольшой площадки под скалой и принялись готовиться к ночлегу.
     Даже Синяев, угрюмо молчавший все это время, вдруг принялся что-то насвистывать и натаскал вполне приличную кучу хвороста для костра, пока Дмитрий и Павел сооружали нечто среднее между палаткой и шатром из куска брезента и пихтовых лап, которые из-за отсутствия топора им пришлось ломать руками.
     Через некоторое время костер разгорелся, распространяя ласковое тепло. Оттесняя тьму, он ярким светом освещал стоянку и трех людей, разогревающих в банках неизменную тушенку на ужин.
     Павел ел не спеша в, в отличие от своих спутников, успевал при этом еще и рассуждать:
     - Один день у нас уйдет на перевал, два дня - на переход к поселку. Еще два дня - на объяснения, переговоры и снаряжение вертолета или вертолетов, там уж как решит начальство. Получается пять дней. Очень много. Таранцеву не выстоять столько. Поэтому надо сократить время. И когда мы переберемся на ту сторону гор, придется действовать очень быстро.
     - Только бы погода не подвела, - вздохнул Дмитрий, бросая в костер пустую банку. - Того гляди, снег пойдет.
     - Того гляди... - согласился Павел и покосился на сидящего в стороне от них Синяева.
     Синяев сидел, хмуро уставившись в огонь, и, казалось, не замечал их взглядов. Все терзался в сомнениях, правильно ли он поступил, напросившись идти с ними через горы. Путь, судя по всему, предстоял нелегкий...
     Дмитрий перевернул веткой обгоравшую в огне банку и сказал:
     - Когда мы шли по тропе, мне показалось, что я слышал стрельбу... - Лицо его приобрело беспомощное выражение. - Неужели бандиты пытались переправиться, если не хуже...
     - Не думаю, - быстро сказал Павел. - Эти твари не сумеют так быстро починить мост. У ребят есть еще в запасе автоматы. Если было бы что-то серьезное, то лупили бы очередями, а так, я тоже слышал, били одиночными. Как и раньше...
     Командир у меня - мужик толковый. Не иначе, уже придумал, как эту бочку солярки применить. И наверняка мост сейчас горит ясным пламенем.
     Дмитрий вымученно улыбнулся:
     - Остается только надеяться, что им удастся продержаться.
     Павел доел тушенку и тоже бросил банку в костер. Потом достал из водонепроницаемого пакета карту, и они принялись ее рассматривать, по-прежнему не обращая внимания на Синяева. И ему ничего не оставалось, как первым ускользнуть спать. А молодые люди сидели еще некоторое время у костра, разглядывали карту и тихо переговаривались.
     Вторым ушел Павел. Незванов остался один. На душе у него было тяжело, беспокойно. И он знал, что не уснет, пока не сделает то, к чему приучил себя еще со школы, готовясь к работе журналиста.
     Он долго вглядывался в темноту, озаряемую всполохами костра. На мгновение ему показалось, что он находится в громадной пещере, сводами которой служили скалы да низкое беззвездное небо, а курчавые кедры, валежник и каменные глыбы, окружавшие площадку, казались какими-то фантастическими существами, замершими при появлении людей.
     Прежде это зрелище только бы порадовало Дмитрия, но его не покидало то гнетущее чувство, которое он испытал при расставании со ставшими близкими ему людьми, - понимание, что они расстаются, вполне возможно, навсегда. Он едва сдерживал слезы, когда прощался с Артемом, Ольгой, Агнессой... Он расцеловал Надежду Антоновну и Каширского, обнялся с Шевцовым и Рыжковым, не обошел вниманием даже диковатого Малеева. Прощался и словно оставлял частичку своего сердца с каждым из них. Он никогда не считал себя слезливым и сентиментальным, но, расставаясь с этими людьми, готов был плакать навзрыд, потому что предчувствия его никогда не обманывали. Особенно горестные предчувствия. И чем дальше они удалялись от лагеря, тем больше эти предчувствия обострялись... И он уже ни о чем не мог думать, кроме как о том, что вес их усилия напрасны...
     Дмитрий вздохнул, достал из нагрудного кармана записную книжку, карандаш и стал заносить в нее сегодняшние события. Он делал это каждый вечер с самого первого дня. Пока это была простая констатация фактов, своеобразный дневник, который по окончании их эпопеи (он мысленно перекрестился) непременно выльется в серию газетных материалов. Правда, втайне даже от самого себя, он мечтал, что сумеет когда-нибудь написать книгу о людях, с которыми его свела судьба.
     Дмитрий понимал, что ему улыбнулось настоящее журналистское счастье. Попасть в самую гущу подобных невероятных событий в компании со столь удивительными людьми - такая удача сваливается на голову не каждому... И он жалел лишь об одном - что не в состоянии раздвоиться и присутствовать одновременно в двух местах.
     Он подкатил и заложил в костер пару толстых сухих валежин, чтобы они горели как можно дольше, и это было очень кстати. За ночь то один из них, то другой, то третий несколько раз вскакивали, чтобы отогреть у огня закоченевшее тело.
     Поднялись они затемно, лишь только зарозовело небо на востоке. Облака опустились совсем низко и сыпали мелким сухим снегом. Было очень холодно, но потухший к утру костер разводить не стали, решили, что согреются на ходу, так же как и позавтракают. Все той же осточертевшей тушенкой. У них, правда, было несколько жестяных банок с абрикосовым компотом, но Дмитрий решил их приберечь на то время, когда придется идти непосредственно через горы. На высоте только консервированные фрукты могут иногда помочь преодолеть отвращение к еде.
     У Дмитрия у единственного был рюкзак, но он и нес на себе большую часть снаряжения и продуктов.
     У Павла и Синяева вместо рюкзаков были мешки, сшитые женщинами из одеял. На ноги Пашка натянул солдатские ботинки, которые снял с одного из охранников, они подошли по размеру. Ботинки были страшноватыми на вид, но очень прочными и удобными. Синяев шел в своих уже достаточно истерзанных кроссовках. Их мешки были не слишком тяжелыми, но это означало только одно: в них