, что моя рука в полном порядке, как и все остальное. Признавайся, зачем позвонила?
     - Позови Тоню!
     - Не позову! Ей сейчас не до разговоров. И мне, к слову, тоже. Ты забыла, сколько мы с ней не виделись?
     - Ну прости, если не вовремя!
     - Тебе что, так срочно нужно с ней поговорить?
     Людмила вздохнула:
     - Да нет! Позвонила по привычке. Мы с ней перед сном обычно свои дела обсуждаем.
     - Теперь я эту практику прекращу! А то иногда по часу набираешь номер, а линия все занята и занята. Выходит, эго вы о делах треплетесь? А я, грешным делом, думал - о мальчиках.
     Людмила сердито фыркнула и бросила трубку.
     И зачем она только позвонила Антонине? Неужели непонятно, что после почти двухнедельного отсутствия Стаса ей будет чем заняться вечером помимо болтовни с подругой по телефону. Ей захотелось заплакать. Но зазвонил телефон, и теперь уже Тонька быстро зашептала в трубку:
     - Дура, почему не осталась! Ты бы видела, как расстроился Барсуков, даже Стас заметил. А я еще жару добавила, про Вадима и эту американку рассказала.
     - Кто тебя просил? - рассердилась Людмила.
     Но Тонька, не слушая, зачастила в трубку:
     - У него сразу глаза повеселели, но и только.
     Сразу разговор на другое перевел. А поначалу, когда я сказала, что ты не захотела остаться, у него глаза точно больными стали. Загрустил начальник и тоже засобирался домой. Вот и пришлось его порадовать - сказать, что ты со своим женишком почти что распрощалась.
     - Ну кто тебя просил, - повторила растерянно Людмила. - И с чего ты взяла, что мы с Вадимом распрощались?
     - Плевать я хотела на твоего Вадима, - сообщила в трубку Антонина. - Я Барсукову сгинул дала для продолжения знакомства. Хоть бы спасибо сказала, неблагодарная! Он-то уж точно не скажет, не того воспитания, так постарайся за двоих, поблагодари свою заботливую подругу.
     - Тебя не благодарить надо, а отлупить как Сидорову козу! - вздохнула Людмила. - Вечно ты наперед батьки в пекло лезешь!
     - Ладно, ладно, не сердись! Барсуков стопку всего выпил и домой как на крыльях полетел, так что готовься - авось и к тебе залетит... - Она не успела договорить. Стас, видно, перехватил у нее трубку, и после короткой борьбы, слегка задыхаясь, Тонька прокричала:
     - Чертов мент, не дает поговорить как следует, но ты учти, что я сказала, свет пока не выключай... - И трубка зачастила короткими гудками.
     Людмила несколько секунд продолжала держать ее в руках, потом бросила на аппарат и подошла к старинному, еще бабушкиному комоду. Выдвинула один ящик, другой... Наконец нашла то, что искала. Кусок плотного синего шелка, из которого она уже года два как собиралась сшить себе платье. Потом встала на стул и достала со шкафа стопку пыльных журналов. Опомнилась только через два часа, когда полностью раскроила и даже частично сметала платье. Платье, в котором она пойдет на Новый год. Возможно, этот вечер позволит быстрее понять, что же ей надо на самом деле.
     Она отложила платье в сторону, потерла виски пальцами и зевнула. Через четверть часа она потушила свет, нырнула под одеяло и, уже засыпая, подумала: нет, ошиблась на этот раз ее дорогая подруга, не привлек Барсукова свет в ее окошке. Так она и заснула, не подозревая, что объект ее беспокойства едва отогрелся у печного обогревателя после часового хождения под окнами. Ее окнами...

Глава 23

     Барсуков стоял над отвесной стеной из черно-желтого и коричневого камня на скальном карнизе, по которому узкой лентой пролегла дорога. Слева от дороги тянулось ложе реки, поросшее кустами ольхи, тополя и калины. Даже зимой не замерзают воды, лишь ледяные забереги сужают русло, отчего водный поток кажется еще злее и яростнее. Вода в этом потоке даже летом не голубая, а белая. Реку будто сперва заперли в узкой горловине ущелья, а потом свили в тысячи жгутов. Грохотало так, что заглушался даже рев мощных грузовиков и лесовозов, с надрывом взбиравшихся на перевал.
     Денис подошел к краю обрыва, поеживаясь от холодного ветра и пронизывающей насквозь сырости, и посмотрел на кипящую далеко внизу воду.
     Даже отчаянный хариус вряд ли сумеет преодолеть без потерь этот непрерывный, почти трехкилометровый водопад.
     Он вновь вернулся в машину. Сергей попытался начать разговор, но начальник не ответил, и водитель замолчал, не слишком довольный. За два часа пути подполковник вымолвил едва ли с десяток слов, и Сергей изнывал от невозможности скрасить долгую и трудную дорогу интересным разговором.
     Он уже заметил, что Барсуков на этот раз непривычно молчалив и задумчив, и объяснил это так: суровому начальству тоже совсем не хочется заниматься служебными делами за несколько часов до наступления Нового года.
     Стены ущелья тем временем сделались ниже, разошлись в ширину. Еще несколько минут езды - и они оказались на краю широкой замкнутой долины, по другую сторону высокого горного хребта.
     Прямо перед ними раскинулось небольшое село, вернее деревня, с кривыми улочками, тихими дымками, гомоном ребятишек, столпившихся неподалеку от Дома культуры.
     Барсуков вышел из машины, огляделся. Хребет со стороны села плавно, как кабанья спина, поднимался вверх и порос щетиной мелкого леса. В самой середине его чернела рваная рана ущелья, словно след от удара гигантского меча.
     Сергей остановил машину напротив здания сельской администрации. Денис вошел, поговорил о том о сем с нынешним сельским головой Трифоновым, бывшим школьным учителем. Потом сказал:
     - Нужен мне некто Потрошилов Александр Викентьевич. Как его найти?
     Трифонов засмеялся:
     - Ищите ветра в поле, Денис Максимович! Самый непоседливый мужичонка. Если отыщете его сейчас, считайте - повезло! Вечно в разгоне, все у него какие-то дела. Живет он... - Трифонов подошел к окну. - Видите алюминиевую крышу? Он у нас первый такую сварганил, а все плачет, что денег нет. Еще увидите, какой у него дом.
     - Работает где-нибудь?
     - Сколько помню - нигде. Правда, иной год уходил с колхозным скотом за перевал на выпаса.
     Зимой на турбазе около лыжников околачивается.
     В общем, случайные и маленькие заработки. Но говорит, что скоро пенсию получит. С чего только ее начислять будут?! - Он с интересом посмотрел на Барсукова. - Неужели натворил что-то?
     - Нет, познакомиться приехал. Посмотрю, что к чему, - туманно ответил подполковник и, приказав Сергею дожидаться его у деревенского магазина, пешком отправился разыскивать гражданина Потрошилова А. В.
     Дома Потрошилова не оказалось, а большой навесной замок на дверях подсказал, что хозяин удалился из дома надолго.
     Денис пошел дальше по улице, пустынной в этот предвечерний час. Похоже, народу в селе осталось совсем немного. Все, кто мог, подались в район или того дальше, в город. Он прошел до конца улицы, но так никого и не встретил. Огорченный неудачей, свернул к реке. Пробрался сквозь редкие лозняки и увидел мужика, который сидел на поваленном стволе и старательно плевал в поток. Стоящая рядом наполовину опорожненная бутылка водки, шматок розоватого сала и надкусанный кусок черного хлеба подсказали Денису, что незнакомец активно наслаждается досугом.
     На вид ему было под шестьдесят. Облысевший череп поблескивал из-под сдвинутой на самый затылок шапки, а волосы, не усидевшие на голове, без особых потерь перекочевали на лицо и превратились в небольшую, но густую бородку, тщательно причесанную и подрезанную квадратиком. Цветом она была пепельная, с проседью, как и пышные усы, теряющиеся концами в бороде. Заметное лицо, ничего не скажешь.
     Денис поздоровался и присел на другой конец бревна. Бородач равнодушно кивнул, даже не посмотрев в лицо. Потом медленно, словно воду, пару раз глотнул из стакана, не глядя отломил от горбушки кусочек хлеба и с той же скоростью отправил его в рот. Тщательно разжевал, проглотил и только после этого спросил, по-прежнему не глядя в сторону Барсукова:
     - Выпьешь?
     - Нет, спасибо, я за рулем, - отказался Денис.
     Помолчали.
     - Охотник? - внезапно спросил бородач.
     Денис молча кивнул.
     - Далеко ли собрался?
     - Да туда. - Барсуков наугад ткнул пальцем в гору, возвышавшуюся к югу от села.
     - Да-а, - протянул мечтательно бородач, - места там для охоты отличные. Всех к себе тянут.
     Охотнички, я тебе скажу, так и прут косяками.
     В бытность мою парнем какая там пихта стояла! Закачаешься! А сегодня подросток один да сорняк ольховый на полянах растет. Все подчистую срубили.
     Да и я тоже, грешным делом, рубил.
     - А зверя много там? - спросил Денис.
     - Раньше больше было. Прямо кишмя кишел.
     Без ружья чтобы войти - ни боже мой! Того гляди, ведьмедь на дерево загонит.
     Незнакомец так и сказал: "ведьмедь".
     - А нынче как?
     - Что нынче? Если мясца хоть, в заповедник надо шмыгать. А там, понимаешь, мил человек, статья грозит. Охрана кругом так и шныряет.
     - Медведя или марала можно ведь и не в заповеднике добыть, - намекнул Барсуков.
     - Можно, чего ж нельзя! - покосился на него бородач. Он далеко и ловко сплюнул сквозь зубы, ничуть не испачкав усов и бороды. - Я тех ведьмедей и маралов... - Он помолчал секунду, видно дожидаясь вопроса. Но Денис деликатно молчал, и бородач уже с явным хвастовством добавил:
     - Тута, в деревне, мое прозвище знаешь какое? Сто-пятцадцать-ведьмедей - во какое! А это что означает? - и довольно улыбнулся, заметив изумление на лице неожиданного собеседника. - То-то и оно, господин хороший!
     - Это вы столько убили медведей? - Денис и на самом деле удивился.
     - Было, сынок, было. Зарубки на винтаре делал.
     Потом посчитал - сам не поверил. Ведь я сызмальства в лесу и завсегда с винтарем. Еще когда заповедник только учредили, гулял по его тропкам всласть.
     Его сперва только обозначили, на карте границы карандашиком обвели, а так ничего не изменилось.
     Охраны поначалу не было.
     - Так вы без лицензии стреляли?
     Сто-пятнадцать-ведьмедей засмеялся, почесал под шапкой лысину:
     - Да кто там этими лицензиями занимался? Их уже потом для строгости и порядка сочинили. Ну, скажу тебе, трудно отвыкать от охоты, ох трудно.
     Шалил и потом, когда лицензии ввели и охрану поставили. А вот уже после перестройки попался раза два. Самогоном - тогда сухой закон ввели - едва-едва откупился, пришлось завязать. Перестал я ходить в одиночку. Потом один малый познакомил с такими людьми, что ничего не боятся. Вот и стал шастать вместе с ними вроде законного егеря при высоких охотниках. - Бородач перевел дыхание и сделал глоток из стакана. Закусывать не стал. - Приедут из городу или району господа хорошие, ведьмедя стрелить им желательно или пару-тройку маралов завалить, а одним в горы идти боязно. И ко мне, значит, подъезжают: давай, Сашка, поедем, загонишь на нас ведьмедя или на маралов наведешь.
     И заплатят хорошо, да еще несколько бутылок выставят. С такими-то грех не пойти. Едем, загоняю, они - пах-пах! - и мимо, а я опять же выручаю своим винтарем. Так вот и бивал - и ведьмедей, и маралов, и сокжоев, а уж сколько косуль да коз добыл, так и вообще море немереное, поле некошеное... Слух обо мне далеко прошел. За Сашкой-охотником и с Красноярска присылали, и из Новосибирска даже, а несколько раз гостей из Москвы обихаживал. Довольные уехали! - Он шмыгнул носом. - Без меня господа эти в тайге сразу бы, на первой же версте, потерялись! А я что? Я тропы знаю, все берлоги у меня на учете; приведу их на намеченное место, по номерам расставлю - стреляй, не хочу. Ведьмедь с лежки или с берлоги тольки на дыбки поднимется, стреляй - и вся недолга, они и зачинают палить, а я его тоже на мушке держу. Им приятно, когда безопасность рядом, а мне от их радости тоже перепадает.
     - Вон вы какой знаменитый! - Денис подчеркнуто уважительно посмотрел на бородача.
     - Ну уж и знаменитый... - Сто-пятнадцать-ведьмедей впервые открыто глянул на собеседника, остался доволен, но уточнил:
     - Так вы это.., насчет того, чтобы пальнуть?
     - Пока только приглядываюсь. Да и лицензии еще нет.
     - А то можно и сходить. Я тут знаю одного шатуна, он у нас овец задрал в прошлом годе. Стрелил я по ем два раза, да маху дал. Видно, рука дрожать зачала от неврозу. Такой шатун огромный - у кого хошь рука задрожит, если от страху не отвалится.
     Барсуков поднялся с бревна и спросил:
     - Сейчас, наверно, мало охотников приезжает?
     Я имею в виду тех, кто ничего не боится. Строго для них стало. Или нет?
     - Как сказать! - Кряхтя, бородач поднялся следом. - Для кого как! Реже, конечно, но приезжают.
     Моложе стали охотнички-то, и винтари у них не нашенские, и машины... А стрелки аховые, как и те... ранешние. - Он махнул рукой. - Да мне что с того?
     Платят, и ладно. А насчет строгости ты прав. Строгости больше стало. Слышал я, тут недавно нескольких в заповеднике поймали на незаконке. Говорят, даже срок кое-кому грозит?
     Барсуков пожал плечами, отвечать не стал, лишь уточнил:
     - Так у вас сто пятнадцать медведей на счету?
     Завязать не хотите?
     - Да-а, ведь как оно сказать... А може, и еще добавлю. Было б здоровье, глядишь - и подъедут какие важные. А им без дядьки Сашки никак нельзя.
     Призовут на службу, как тут отказаться?
     Сто-пятнадцать-ведьмедей достал кисет, протянул Барсукову. Денис отказался. Тогда Сашка закурил сам. Дым крепчайшей махорки даже видавшего и курившего всякое Барсукова заставил закашляться.
     - Ну и махра у вас! - сказал он весело.
     - Сам готовлю, томлю, понимаешь, в погребе.
     Не тольки ты вот закашлялся, эту махру даже ведьмеди как огня боятся. Они от нее за семь верст убегают.
     - А вы их потом что, на вертолете догоняете?
     - Не-е-ет! - засмеялся бородач. - Я перед охотой несколько дней не пью и не курю - дух выветриваю, чтобы зверь не учуял.
     Он опять засмеялся, улыбаясь снял шапку, почесал лысину и, не попрощавшись, зашагал в деревню. Барсуков остался на берегу.
     Из-за кустов ивняка он увидел: Сто-пятнадцать-ведьмедей остановился у крыльца дома, крытого блестящим алюминиевым шифером, и долго возился с замком.
     У Дениса отпали последние сомнения: это и был Александр Викентьевич Потрошилов, у которого Иван Цымбарь приобрел всего за пять литров спирта "манлихер" пропавшего без вести Асхата Эгерлы.
     Он достал сигарету, раскурил ее и, заложив руки в карманы дубленки, медленно и слегка вразвалочку направился к дому Потрошилова.

***

     - Я люблю его, люблю! Господи, как я люблю его... - повторяла про себя Людмила раз за разом.
     А потом, как заклинание:
     - Но его нет, нет, нет... - Спохватившись, она привычно ругала себя за то, что разбрасывается словами, на самом деле она совсем его не любит, просто вступило что-то в голову, наваждение какое-то, от которого она тут же избавится, как только он появится на пороге. И тут же опять мучительно морщилась: ну когда же он все-таки появится? Обещал ведь прийти...
     Почти весь вечер она просидела в одиночестве за столиком, изредка, чтобы не заметили, бросая взгляд на дверь, но Барсуков, вопреки обещанию, на празднике так и не появился. Вокруг вовсю веселились, пили шампанское, танцевали, пели хором и в одиночку. Иногда к столу подбегали то Тонька, то Стас, старались вытащить Людмилу из-за стола, несколько раз пытались сделать это вдвоем, призывали на помощь друзей и приятелей, подсылали перспективных кавалеров с приглашением на танец. Но она словно заледенела и все поглядывала и поглядывала на дверь: а вдруг Денис вернется вовремя из поездки, придет на праздник.
     Но вот и полночь уже миновала под выстрелы шампанского, женские визги и громкий смех мужчин. Никогда еще Людмила так люто не ненавидела этот праздник, когда-то самый любимый и желанный. Сейчас он окончательно разбил ее надежды, и она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос на виду у веселящейся толпы.
     Еще больше она ненавидела себя за то, что поверила, будто сможет вновь полюбить, придумала себе игрушку, впустую тратит время на никчемные переживания. Она судорожно вздохнула, чтобы избавиться от застрявших в горле рыданий, и сжала руки в кулаки. Зачем она сшила это чертово платье?
     Для кого, спрашивается, старалась? Не спала ночами, все пальцы исколола, и все напрасно, хотя платье получилось на редкость удачное и очень шло к ее глазам. Даже без льстивых Тонькиных уверений и восторженного огонька в глазах Стаса она знала, что выглядит как никогда великолепно. В этом уверил ее и проблеск зависти, мелькнувший в глазах Надьки Портновской и десятка ее подружек, занявших несколько столов напротив. Судя по Надькиным взглядам в сторону двери, она, в отличие от Людмилы, и не думала прятаться, подполковника здесь ждали с не меньшим нетерпением. И огорчение испытывали тоже неподдельное.
     Людмила посмотрела на часы. Второй час ночи.
     И где его черти носят? Или он напрямик, не заезжая в Вознесенское, отправился в город, вслед за отцом и сыном, которые уехали погостить на праздники к старинным друзьям Максима Андреевича?
     Людмила закусила губу. Кто его знает, может, там и не одни старики? И он сейчас веселится вовсю, напрочь забыв о своих обещаниях, да и что ему эти обещания? Он же не обязан проводить праздник с людьми, которые ему скучны и неинтересны.
     Она огляделась по сторонам. Антонина и Стас танцевали в дальнем темном углу зала и не обращали на нее никакого внимания. Она решилась. Быстро проскользнула между танцующими, миновала полутемный коридор с целующимися в закутках парочками. Гардеробщица тетя Ульяна осуждающе поджала губы, когда Людмила объяснила ей свое желание уйти с новогоднего бала внезапной головной болью. Поворчала для порядка, но шубу и сапоги взамен номерка подала, хотя и не преминула заметить:
     - Такая ты красавица сегодня, Людмила Алексеевна, а домой без провожатого уходишь. Али все мужики враз окривели, ежели такую бабу не заметили?
     Тетке Ульяне, скучавшей в одиночку в стороне от всеобщего веселья, страсть как хотелось поболтать, но Людмила разговора не поддержала, тихо и быстро оделась, попрощалась и направилась к выходу.
     Новогодняя ночь встретила ее резкими порывами ветра и почти кромешной темнотой, едва раздвигаемой светом единственного фонаря на фронтоне Дворца культуры. Она медленно сошла по ступеням вниз и тут же, испуганно вскрикнув, отпрянула в сторону. Из темноты вынырнула высокая мужская фигура и знакомый, слегка простуженный голос произнес:
     - Слава богу, вы еще не ушли, а то я боялся не выполнить приказ Антонины Сергеевны проводить вас до дому.
     - Так уж и боялись. - Она попробовала изобразить усмешку, но голос прозвучал слишком жалобно. А теплая, несмотря на мороз, мужская рука накрыла ее ладонь, и она потянулась к нему, совершенно забыв о том, что несколько минут назад готова была разорвать этого человека на части.

Глава 24

     - Осторожнее! - Барсуков придержал ее за локоть. - Куда вы торопитесь? - И предложил:
     - Давайте не спеша прогуляемся. - Он искоса посмотрел на Людмилу. - Но, если хотите, я могу вызвать машину.
     - Не надо, - едва слышно прошептала она и тут же почувствовала, что Барсуков уже более основательно взял ее под руку, отчего она еще плотнее прижалась к нему. Так они и пошли по улице, прильнув друг к другу, впервые никого не стесняясь, и в первую очередь самих себя.
     Кружившая возле ног поземка притихла так же внезапно, как и началась. Медленно они миновали центральную, более-менее сносно освещенную улицу, но уже на соседней их окутала кромешная тьма, которую изредка пробивали желтоватые пятна света из окон, за которыми вовсю шло новогоднее веселье.
     Низкие темные тучи сыпанули снежком, из-за забора гавкнула собака, лениво, больше для порядка, ее поддержала другая, но тут же смолкла.
     По-прежнему молча они продолжали идти вдоль улицы. Людмиле казалось, что мужские пальцы, горячие и жесткие, прожигают ее насквозь. Минуя один темный переулок за другим, она с отчаянием думала, что они прошли уже добрую половину пути и обменялись