воей стране  и ее  короле Карле-Ксаве-
рии  Излюбленном,  так  что постепенно  выясняется,  что   Кинбот  и
есть  этот  самый  земблянский король, который в  результате револю-
ции попал  в плен  к повстанцам, но бежал  и эмигрировал  в Америку.
Поэма  Шейда,  текст  которой полностью  представлен  в  романе, со-
вершенно  явственно  не имеет  отношения ни  к королю,  ни к  его вы-
думанной  стране.  Впрочем,  сам рассказчик  без неуместной  для ко-
роля  скромности  признается,  что без  его комментариев  поэма Шей-
да не имеет никакой ценности:

      "Позвольте  же  мне  сказать, что  без  моих примечаний  текст Шей-
да  попросту  не  имеет  никакой человеческой значимости,  ибо чело-
веческой значимости такой поэмы, как эта, [...] не на  что опереться,
кроме  человеческой  значимости самого  автора, его  среды, пристра-
стий  и прочее  - а  все это могут ей  дать только  мои примечания".
Впрочем,  отчасти  сама  поэма провоцирует на такое  заключение, ибо
в ней сказано в  строках 939  - 940, что жизнь  человека -  это ком-
 ментарий  к темной  поэме  без  конца  или,  как уточняет коммента-
тор:  "Коли  я  верно  понял смысл  этого брошеного  вскользь замеча-
ния,  как поэт  полагает, жизнь человека есть  лишь череда  сносок к
громоздкому,   темному,   неоконченному шедевру".   Эта   сентенция
Шейда  -  Кинбота  представляет собой  двойной   интертекст:  помимо
того  что  эти  строки  отсылают к "Макбету"  Шекспира", -  "жизнь -
это  рассказ,  рассказанный  идиотом, не  имеющий  никакого  смысла,
но  полный  шума  и  ярости" (строки,  давшие название  роману Фолк-
нера  "Шум  и  ярость" (см.),  -  они  являются намеком  на название
самого  романа  и  поэмы, - "Бледный огонь",  которое тоже  взято из
шекспировской трагедии "Тимон Афинский":


             Луна - это наглый вор,

             И свой бледный огонь она крадет у солнца.


      Здесь  кроется  основная,  характерная для  ХХ  в.  эстетическая онто-
логия, в соответствии с которой текст (cм.) есть нечто первичное  и фун-
даментальное  по  сравнению  с материальной  реальностью (см.),  кото-
рая есть лишь кажимость (арреаrаnсе) (см. абсолютный идеализм).

      Впрочем,   чем   дальше читатель   продвигается  в   изучении  Кинбо-
това  "комментария"  к  поэме Шейда,   тем  больше   траектория  "стре-
лы    идентификации" двигается    одновременно    в противоположных
направлениях  (см.  время). С  одной   стороны,  читатель   все более
удостоверяется,  что  Кинбот  (Кинг-бот) -  это  и  есть  король  Земб-
лы,  но  с  другой  - у него, у  читателя, все  больше и  больше закра-
дывается   подозрение,  которое у  50%   потом  переходит   в  уверен-
ность,  что  рассказчик  - комментатор   -  Кинбот-король   просто су-
масшедший,   что   никакой Земблы   не   существует,   а Кинбот  при
этом  почти  воровски  завладел оригиналом   поэмы  и   теперь  подвер-
гает  ее  довольно  основательной деконструкции  (см.)  в   своем  ком-
ментарии.   Эту   скептическую точку   зрения   подтверждает  развязка
романа:  наемный  убийца  из Земблы  убивает   Шейда  по   ошибке, це-
лясь,  естественно,  в  короля, -  но  это  версия   комментатора,  уже
основательно    заподозренного в   параноидальной    мании   величия.
Согласно  скептической  точке  зрения убийца  метил  в  того, в  кого и
попал,  то  есть  в  Шейда, приняв  его  за  человека,  который некогда
упек его (убийцу) в сумасшедший дом.

      Так  или  иначе,  оба  варианта остаются  как  возможные, о  чем гово-
рит  и  сам  Кинбот:  "Я могу  подслужиться  к  простеньким  вкусам те-
атральных  критиков   и  состряпать пиесу,  старомодную   мелодраму  с
двумя    принципалами: умалишенным,    вознамерившимся    убить во-
ображаемого    короля, вторым    умалишенным,    вообразившим себя
этим   королем,   и  прославленным старым  поэтом,   случайно  забред-
шим на линию огня и погибшим при сшибке двух мороков".

      Как  бы  там  ни  было, и  поэма  и  комментарий  -  налицо.  При этом
и  то  и  другое   написано вполне   реальным  Набоковым,   поэтому не
лучше  ли  попытаться  понять, что  хотел  сказать реальный  автор сво-
им затейливым опусом.

      Как  известно,  Набоков  (так же,  как  и  король-Кинбот)  терпеть  не
мог  психоанализ.  Тем  не менее  Кинбот  все  время  подчеркивает свой
гомосексуализм.  И,  несмотря  на то  что,  по  заверениям  короля, его
чувства  к  Шейду  были  вполне дружескими  и  не более  того (впрочем,
описываемые   им   же события   -   постоянный  вуаеризм со  стороны
Кинбота,   подсматривающего за   окном   Шейда,  его   назойливость в
общении  с  поэтом,   как кажется,   не  долженствующая   быть  свойст-
венной  королям,  а  также взаимная  ненависть  и  ревность его  и жены
поэта   Сибил   -  явственно говорят  о   противоположном),  психоана-
литический   "комментарий" здесь   напрашивается  сам   собой.  Влече-
ние  Кинбота  к  Шейду  - некрасивому   разлапистому  старику   - суб-
лимируется у него в вожделении к его поэме, которую он буквально
выхватывает из цепенеющих рук убитого поэта.

      Однако  самый  факт  написания этого  в сущности  нелепого ком-
ментария располагает к истолкованию  скорее не  чисто психоанали-
тическому,  а психотерапевтическому (ср. терапия  творческим са-
 мовыражением).  Своим  "комментарием" Кинбот  реализует  одну из
древнейших  в  культуре гиперриторических фигур, а  именно фигу-
ру   персонифицированного текста-медиатора,   посредника  между
жизнью  и   смертью,  Текста, психотерапевтического  утешителя.
Традиция  эта восходит  по меньшей мере к  "Бхагавадгите", когда
впавшему  во  фрустрацию  царевичу Арджуне  является  бог Кришна
и преподает ему основы философии санкхья. В этом смысле  "Б. о."
более изощренным образом  повторил эту фигуру, явленную  в рома-
не  "Дар",  где писатель  Годунов-Чардынцев, чтобы  победить свои
комплексы,  пишет   "постмодернистскую" биографию   Н.Г.  Черны-
шевского. Да и  сам Чернышевский,  сидя в  Петропавловской крепо-
сти, не зря тешился романом "Что делать?", который для  него был
нечто вроде "Утешения  Философией" для Боэция, философа  и поли-
тика VI в. н. э., которому в тюрьме явилась сама Философия  и уте-
шила перед казнью своими догматами и аксиомами.

      Функция   персонифицированного текста-медиатора    состоит   в
том,  чтобы  победить  фрустрацию при  помощи  системы  идей, из
коих главнейших бывает, как правило, две: 1) что смерти нет  и 2)
что  поэтому надо  действовать, как велит высшая,  подлинная ре-
альность текста, а  кажущуюся реальность ("морок, по  слову Кин-
бота - Набокова) немедленно отбросить  как нечто  иллюзорное. Эту
свободу  от  реальности  дает механизм  снятия  оппозиций (между
жизнью  и  смертью,  между материей  и  сознанием,   вымыслом  и
правдой). Это механизм -  мифологический (см. миф), он  дает че-
ловеку  измененное  состояние сознания, в котором  бытовая иллю-
зорная реальность уже не мучит его  своими "мороками"  (ср. дзэн-
 ское мышление).

      В этом смысле речевой акт комментария  Кинбота -  был ли  он ко-
ролем или все выдумал (ср. набор  чисто русских параноидных сен-
тенций, столь близких  Кинботу: "Я  испанский король"  или "Важен
не Шекспир, а мои примечания к нему", - этот речевой акт оказал-
ся успешным (см. теория речевых актов), так как  вывел коммента-
тора  из  заблуждений  иллюзорной жизни.  Можно  также  сказать,
что  в состязании  между подлинной поэмой и  липовым комментари-
ем выиграл последний"ибо "истина, как  говаривал старик  Куайн, -
это  маленький  островок  в безбрежном море  вымысла". И  в этом
смысле  вымысел  всегда сильнее истины (см.  философия вымысла),
а писатель всегда долговечнее философа.


      Лит.:

      Пятигорский А М. Некоторые общие замечания о мифологии

      с точки зрения психолога // Учен. зап. Тартуского ун-та. -

      Тарту, 1965. - Вып. 181.

      Руднев В. Преодоление катастрофы. Персонифицированный

      текст-медиатор // Руднев В. Морфология реальности: Иссле-

      дования по "философии текста". - М., 1996.

в

     ВЕРИФИКАЦИОНИЗМ

(от  лат.  -   verus -   истинный  и facio  -
делаю)  - методологическая  концепция, согласно  которой научная
истина устанавливается путем эмпирической проверки ее фактов.

         В.  получил широкое распространение в  связи с  концепцией язы-
ка науки в логическом эмпиризме (одной из разновидностей логиче-
ского позитивизма и аналитической философии (см.).  Его разрабо-
тали  члены  Венского  логического кружка,   сформированного  в
1920-е гг. под председательством Морица Шлика, куда  входили из-
вестные  ученые и  философы Отто Нейрат, Фридрих  Вайсман, Курт
Гедель, Рудольф  Карнап, Ханс  Рейхенбах. Члены  Венского кружка
в  своей  философской деятельности руководствовались положения-
ми  "Логико-философского  трактата" Людвига  Витгенштейна  (см.
аналитическая философия, атомарный факт).

        Согласно  принципу  В., всякое  научно  осмысленное утверждение
может  быть  сведено к  совокупности так  называемых "протоколь-
ных  предложений",  фиксирующих данные  "чистого  опыта"  и вы-
ступающих в качестве фундамента любого знания.

        Вот  несколько  характерных высказываний  М.  Шлика   о  прото-
кольных предложениях и принципе В.:

        "Первоначально   под "протокольными   предложениями"   понима-
лись - как это видно  из самого  наименования -  те предложения,
которые выражают факты абсолютно просто, без какого-либо их пе-
ределывания,  изменения или  добавления к  ним чего-либо  еще, -
факты, поиском которых занимается всякая наука и  которые пред-
шествуют всякому познанию  и всякому суждению о  мире. Бессмыс-
ленно  говорить  о  недостоверных фактах.  Только  утверждения,
только наше знание могут быть  недостоверными. Поэтому  если нам
удается выразить  факты в  "протокольных предложениях",  без ка-
кого-либо искажения,  то они  станут, наверное,  абсолютно несо-
мненными отправными точками знания".


       "Наука  делает  предсказания, которые  опыт  проверяет.  Ее сущест-
венной  функцией  является  предсказание. Она  говорит,   к  примеру:
"Если в такое-то  и такое-то  время вы посмотрите в  телескоп, направ-
ленный туда-то и туда-то, вы увидите, что световая точка  (звезда) пе-
ресеклась  с  черной  риской (перекрестием)".  Допустим,  что, выпол-
няя  эти  инструкции,  мы действительно  сталкиваемся  с  предсказан-
ным  опытом.  Это  означает, что  мы  получаем  предвиденную  конста-
тацию,   мы   высказываем ожидаемое   суждение  наблюдения,   мы  по-
лучаем тем самым ощущение свершения, особого удовлетворения".

       "Когда  предсказание  подтверждено, цель  науки   достигнута:  ра-
дость познания есть радость верификации".

       Принцип  В.  основывался на  том,   что  предложение   науки может
быть   сведено   к протокольным   предложениям   и   верифицировано.
Впоследствии  наука  это не  подтвердила (показала,  что это  не так).
Второй  предпосылкой  принципа В.   была  идея   независимости  "чис-
того  опыта" от  самого экспериментатора. Все это  опровергла, напри-
мер,   квантовая   механика, которая   постулировала   существование
ненаблюдаемых  объектов  и  зависимость результата  опыта   от  нали-
чия  фигуры  экспериментатора (см.  о   соотношении  неопределеннос-
тей Вернера Гейзенберга в ст. принцип дополнительности).

       К  тому же  в 1930-е  гг. сам  логический позитивизм  претерпел кри-
зис.  Его  концепция  языка была  слишком узкой.  По сути  он рассмат-
ривал  только  предложения  в изъявительном  наклонении,  в  то время
как  речевая  деятельность  гораздо шире,  что первым  выразил Витген-
штейн  в  своей  поздней  работе "Философские   исследования",  введя
понятия  языковой  игры   (приказы, молитвы,   императивы,  восклица-
ния  и т.  д.). Язык  в концепции поздней аналитической  философии не
описывает реальность, а вступает  с ней во взаимодействие  (см. также
теория речевых актов). Поэтому принцип В. в  1930-е гг.  исчерпал се-
бя, и на смену ему пришел принцип фальсификационизма.

Лит..
Шлик М. 0 фундаменте познания // Аналитическая филосо-
фия: Избр. тексты. - М., 1993.

     ВЕРЛИБР

(франц.  vers libre  -  свободный  стих)  -  форма  метри-
ческой  композиции,  характерная для  ХХ  в.  В  целом  В. определяют
по  негативным  признакам:  у него нет  ни размера,  ни рифмы,  и его
строки  никак не  упорядочены по длине (см.  система стиха). Это оз-
начает,  что  можно  взять любой  кусок  прозы,  произвольно  разбить
его  на  строки  -  и в  результате  должен получиться  верлибр. Фор-
мально  это  так  и  есть. Но  здесь  чрезвычайно   важно  следующее:
один и  тот же  кусок прозы  может быть  разбит на  строки по-разному,
и это уже момент творчества - сам факт этого разбиения.


        Второе,  что  очень важно:  в  результате этого  произвольного разби-
ения  появляется   феномен стихотворной   строки,  то   есть  единицы,
лишь   потенциально   присутствующей в  нестиховой   обыденной  речи.
Вместе  со  стихотворной  строкой появляется  закон   двойной  сегмен-
тации,   или   двойного кодирования,   стихотворной  речи   -  наложе-
ние   обыденного  синтаксического разбиения  на   ритмическое,  кото-
рое   может  противоречить первому.  Обычные   стихи  с   размером и
рифмой   можно   записать прозой,   уничтожив    формальную строку,
как говорят,  in continio  - строка в этом  случае не  уничтожится, ее
концы  будут  показывать  рифмы и  метрическая  схема.  В   случае  В.
это  невозможно  -   это стих,   который  определяется   самим  фактом
наличия   "голой"   стихотворвой строки   как   "эквивалента   метра"
(термин  Ю.Н.  Тынянова).  Двойная сегментация  речи   проявляется  в
В.  прежде  всего  в  том, что  окончание  синтаксических  синтагм мо-
жет  не  совпадать  с окончанием строк, то  есть возникает  эффект ин-
тонационного переноса, enjambement.

И совсем неуважительной к занятиям
Болтовней.
(А. Блок. "Она пришла с мороза...")


      В возможностях вариантов разбиения:

И совсем неуважительной
К занятиям болтовней

      или
И совсем неуважительной к занятиям болтовней -
и кроется стиховая суть В.

         Свободный стих выражал в самой своей форме нечто чрезвычай-
но важное для ХХ в. Недаром католик Г. К. Честертон написал, что
"свободный стих, как свободная любовь, - противоречие в терми-
нах", а всемирно известный культуролог Вяч. Вс. Иванов назвал В.
"способом видеть мир". Может быть, суть заключалась в его раско-
ванности, в тотальной эмансипированности его формы. Недаром в
России верлибром активно писали лишь до 1920-х гг., а потом вновь
перешли на обычные 5-стопные ямбы и 3-стопные амфибрахии (де-
ло изменилось после "оттепели" 1950-х гг., что тоже характерно).
Между тем в Европе и во всем мире В. стал господствующей систе-
мой стиха. На Западе им стали даже переводить обыкновенный, ме-
трически организованный стих.

      Однако именно образцы русского В., в особенности те шесть текс-
тов, написанных В., которые оставил Блок, представляют огром-
ный интерес, причем не только для теоретика стиха, но и для фило-
софа и лингвиста.


        В.  -  не  отсутствие системы,  а, напротив,  чрезвычайно сложная
система,  можно  сказать,  метасистема. Для  того чтобы  понять это,
проанализируем  один  из  самых известных  В.  Блока.   Чтобы  было
понятно  и  наглядно,  приводим его  полностью,  пронумеровав стро-
ки:

1. Она пришла с мороза,
2. Раскрасневшаяся,
3. Наполнила комнату
4. Ароматом воздуха и духов,
5. Звонким голосом
6. И совсем неуважительной к занятиям
7. Болтовней.

8. Она немедленно уронила на пол
9. Толстый том художественного журнала,
10. И сейчас же стало казаться,
11. Что в моей большой комнате
12. Очень мало места.

13. Все это было немножко досадно
14. И довольно нелепо.
15. Впрочем, она захотела,
16. Чтобы я читал ей вслух "Макбета".

17. Едва дойдя до пузырей земли,
18. О которых я не могу говорить без волнения,
19. Я заметил, что она тоже волнуется
20. И внимательно смотрит в окно.

21. Оказалось, что большой пестрый кот
22. С трудом лепится по краю крыши,
23. Подстерегая целующихся голубей.

24. Я рассердился больше всего на то,
25. Что целовались не мы, а голуби,
26. И что прошли времена Паоло и Франчески.


        Посмотрим: строка 1 - чистейший 3-стопный ямб. Более того,
это метрическая автоцитата из стихов "второго тома":

Она пришла с заката.
Был плащ ее заколот
Цветком нездешних стран.

Звала меня куда-то
В бесцельный зимний холод
И в северный туман.


      Разбираемое стихотворение находится  в начале "третьего тома".
Поэт как бы издевается  над своими  прошлыми идеалами,  над Пре-
красной Дамой; строки 16 и 17 написаны  соответственно 5-стопным
хореем и 5-стопным ямбом. Первый размер  имеет в  русской поэзии
устойчивую  смысловую  традицию, идущую  от  стихотворения Лер-
монтова "Выхожу один я на дорогу..."  - "динамический мотив пу-
ти,  противопоставленный  статическому мотиву  жизни" (формули-
ровка профессора  К. Ф.  Тарановского, которому  принадлежит это
открытие). Теперь сравним строку 16 с лермонтовскими стихами:

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел.


         Вновь   метрическая цитата  (кстати,   следует  оговорить   тот факт,
что  ни  в  коем  случае нельзя  фамилию  Макбет,  произносить  с ударе-
нием  на  первом  слоге,  в этом  случае  разрушается  размер:  вспомним
ирландские    и шотландские    фамилии    - МакТаггарт,   МакКинси,
МакКартни,  МакАртур  -  везде ударение  на  втором  слоге.   Что  каса-
ется  строки  17,  то  белым (то  есть  нерифмованным)  5-стопным  ямбом
написаны трагедии Шекспира, среди них "Макбет", разумеется:

Земля, как и вода, имеет пары.
И это были пузыри земли.


        Мы  привели  лишь наиболее  очевидные случаи.  Все стихотворе-
ние Блока и любой В. состоит из строк,  соответствующих, "омони-
мичных" различным стихотворным размерам, - в  этом суть  В. как
системы систем.

      У Борхеса в  рассказе "Утопия  усталого человека"  есть следую-
щий пассаж:

      "- Это цитата? - спросил я его.

      - Разумеется. Кроме цитат, нам уже ничего не осталось.

      Наш язык - система цитат".


      Система цитат  - интертекст, определяющее понятие  поэтики мо-
 дернизма и постмодернизма. Вот почему  В. стал  символом поэзии
ХХ в.

Лит.:
Тарановский К.Ф. О взаимоотношении стихотворного ритма и
тематики // Аmеriсаn соntribution to 6-th International
Соngress of Slavists. Russian Cоntributions. Аn Аrbor, 1963.
Руднев В.П. Стих и культура // Тыняновский сб.: Вторые ты-
няноаские чтения. - Рига, 1986.
Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка. - М., 1965.
Антология русского верлибра / Сост. Орлицкий Ю. Б. - М.,
1989.
Руднев П.А Введение в науку о русском стихе - Тарту,1988

     ВЕРЛИБРИЗАЦИЯ.

ХХ   век   четко   сформулировал идею   необхо-
димости  семиотического  билингвизма в  культуре.  В  наиболее об-
щем  виде  эта  идея  выражена в принципе  дополнительности Нильса
Бора,  а  затем  переформулирована применительно  к  семиотическим
системам  Ю.  М.  Лотманом, писавшим,  что  неполнота  нашего зна-
ния  о  мире  должна  компенсироваться стереоскопичностью  тех то-
чек зрения, при помощи которых мы смотрим на мир.

      Сущность  В.  в  стихотворении начала  ХХ  в. заключается  в том,
что  метр  в  рамках  неомифологического сознания  возвращается  к
своим   праистокам,   к архаическому   "первобытному   синкретиз-
му",  по  выражению  А.  Н. Веселовского,  создателя  исторической
поэтики.

         Метр  (см.  система стиха)  в  архаическом  обществе  был  частью
синкретического ритуального  действа, в котором нет  разделения на
авторов и зрителей, в котором все - участники, все в  равной степе-
ни вовлечены в ритуал.

        Аналогом  архаического ритуала  была