сть  З.  образует  знаковую систему,  или  язык  (см.  семиотика).
З.  представляет  собой  двустороннюю сущность.  С  одной  стороны,  он
материален  (имеет  план  выражения, или  денотат),   с  другой   -  он
является   носителем нематериального   смысла    (план содержания).
Структуру  З.  удобно  представлять в  виде  так  называемого треуголь-
ника  Фреге  (Готлоб  Фреге -  немецкий  философ и  логик, один  из ос-
нователей    логической семантики).   Выглядит    треугольник Фреге
танк:
*[Image]

знак

смысл денотат

             (план выражения) (план содержания)

       Наиболее  простым  языковым знаком  естественного   языка  явля-
ется  слово.  Так,  у слова "дом" смыслом  будет само  это понятие
"дом",  а  денотатом  -  некий абстрактный  дом  (у словосочетания
"этот  дом"  денотатом  будет конкретный дом, на  который указыва-
ют, говоря "этот дом").

       Но  знаком является  также и предложение. Согласно  Фреге, смыс-
лом  предложения  является  высказанное в  нем суждение,  а денота-
тов у предложения может  быть только два -  "истина" и  "ложь", то
есть  соответствие  или  несоответствие высказанного  в предложении
суждения  реальному  положению вещей.  Вот  пример  истинного зна-
ка-предложения, изображенного в виде треугольника Фреге:

*[Image]
знак-предложение

смысл денотат

             (план выражения) (план содержания)

         Г.Фреге - немецкий философ истина


       А вот пример ложного знака-предложения:

* [Image]
знак-предложение

смысл денотат

             (план выражения) (план содержания)

         Г.Фреге - французский поэт ложь


       Американский  философ  Чарлз Сандерс  Пирс  еще  в конце  ХIХ в.
создал классификацию З. Он разделил их на три группы:

       1.  Иконические  З.  - такие,  план  выражения которых  похож на
план  содержания  (примером  может служить  портрет  или  фотогра-
фия).

       2.  Конвенциональные  (условные) З.  -  такие,   план  выражения
которых  не  имеет  ничего общего с  планом содержания.  Это боль-
шинство  слов  любого  языка. Слово "кошка" не  похоже на  кошку в
отличие от изображения кошки.

       3.  Индексальные  3. -  такие, план  содержания которых  связан с
планом  выражения  по смежности, то есть  похож, но  отчасти. При-
мерами  индексов  могут  служить З.  дорожной  сигнализации. Знак,
запрещающий   проезд,   "кирпич" действительно   напоминает  некую
преграду,  но  он  означает не саму  преграду, а  инструкцию "сюда
въезд  запрещен".  Если  на щите  нарисованы  черные  очки, то  это оз-
начает,  что  здесь  следует пропускать  слепых.   З.,  представляющий
собой  две  параллельные  линии, сужающиеся   к  концу   наподобие  бу-
тылки, означает, что дорога впереди сужается.

      Традиционная    точка зрения    структурной    лингвистики, идущая
от  ее  основателя  Ф.  де Соссюра,  заключалась  в  том,  что языковые
знаки     являются конвенциональными,     произвольными. Русский
лингвист  и  семиотик  Р. О. Якобсон считал,  что все  обстоит сложнее.
Во-первых,   в   языке существуют   звукоподражательные   слова  (меж-
дометия:  "Ух!",  "Хрясь!",  "Трах!"), которые  похожи  на  свои  планы
выражения   -  соответствующие звуки.  А   поскольку  от   таких  меж-
дометий  образуются  глаголы  - ухнуть,  хряснуть,  трахнуть   (в  зна-
чении  "ударить"),   то  область неконвенциональных  знаков   в  языке
расширяется.  Кроме  того,  Якобсон заметил,  что   порой  грамматиче-
ские  формы  индексально  напоминают то,   что  они   изображают.  Так,
в  ряде   языков  положительная, сравнительная  и   превосходная  сте-
пени   прилагательных   различаются по   количеству  букв   в  сторону
увеличения:  белый  -  белее -  белейший;   simple (простой)   -  sim-
pler (более простой), simplest - (самый простой).

      Исчерпывающая   теория   знака на   основе   современных   лингвисти-
ческих  и  семиотических  достижений так  и   не  была   создана,  по-
скольку   семиотика   на протяжении   ХХ  века   больше  интересовалась
не самим З., а последовательностью З. - текстом (см.).


           Лит.:

           Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика. - М.,

           1977.- Вып. 8.

           Моррис Ч. Основания теории знаков // Семиотика / Под ред.

           Ю. С. Степанова. - М., 1983.

           Якобсон Р.О. В поисках сущности языка // Там же.

           Степанов Ю. С. Семиотика.- М., 1972.

     ИЗМЕНЕННЫЕ СОСТОЯНИЯ СОЗНАНИЯ.

Один  из  основателей
американского   прагматизма Уильям   Джеймс   писал   еще в   начале
ХХ  в.:   "Наше  нормальное бодрствующее  сознание,   разумное  созна-
ние,  как  мы его  называем, - это не  более, чем  один особый  тип со-
знания,  в  то  время  как повсюду  вокруг  него,  отделенные  от  него
тончайшей   преградой,   лежат потенциальные   совсем   другие   формы
сознания.  Мы  можем  прожить жизнь  и  не  подозревая  об  их  сущест-
вовании;  но  стоит  применить уместный  стимул,   -  и   они  появятся
во  мгновение  ока  и  во всей  полноте:  -  определенные умонастрое-
ния,  которые,  возможно,  где-то могут  быть  применены   и  приспо-
соблены".

      В  середине  ХХ  в.  наркомания и  токсикомания   сделали  проблема-
тику И. с. с. более чем своевременной. Хотя И. с. с. совсем  не обяза-
тельно  связаны  с  чем-то дурным  и  антисоциальным, это  могут быть
И.  с.  с.,  вызванные  какими-то экстремальными   условиями,  напри-
мер  когда  человек  долго находится в горах  или, наоборот,  на под-
водной  лодке.  Это  могут быть  состояния  после  введения  наркоза,
или  же  состояния,  в  которые люди вводят  себя сами  путем различ-
ных   психотехник,   например йогической   медитации.   Наконец,  мы
каждую ночь пребываем в И. с. с. - см. сновидение.

      И.  с. с.  характеризуется, в частности, тем,  что в  них изменяются
язык  и  речь  человека (ср. функциональная асимметрия полушарий
 головного  мозга,   виртуальные реальности,   гипотеза  ливгвистичес-
 кой относительности).

      Современный    русский лингвист    Дмитрий    Леонидович Спивак
разработал   новую лингвистическую    дисциплину    - лингвистику
И. с. с. О ней мы в основном и поведем речь.

      Д.С.  Спивак  заметил,  что тексты, рожденные И.  с. с.  или, наобо-
рот,  призванные  ввести  человека в  И. с.  с., построены  в языковом
отношении   совершенно   особым способом.  Этот   способ  исследова-
тель  назвал  матричным.  Простым примером  матричного   текста  мо-
жет служить "мантра" обыкновенного аутотренинга:

      1Руки  тяжелеют  и   теплеют. 2Ноги   тяжелеют  и   теплеют. 3Живот
теплеет. 4Руки  тяжелые  и  теплые. 5Ноги  тяжелые,  теплые.  6Живот
теплый. 7Руки...  тяжесть...  тепло... 8Ноги...  тяжесть... тепло...
9Живот... тепло..."

      Цифры наглядно дают представление о матрице этого текста:

123
456
789


      Получается нечто вроде стихотворения.

      Вот  что  пишет  по  этому поводу  автор  матричной  концепции текс-
тов  про И.  с. с.:  "По мере освоения метода  мы проходим  эту схему
строка  за  строкой,  учась вызывать  у  себя  соответствующие ощуще-
ния.  Но  виртуозы  этого дела  могут  заставить зазвучать  всю схему
сразу. [...] Главный ее секрет в том, что в каждой строке,  если смот-
реть по столбцу цифр сверху вниз, говорится одно и то  же, но  с раз-
ной  гармматикой.  [...]  Матричный текст  не рассказывает  о некото-
ром  отрезке  реальности,  а прямо  повторяет  всеми  своими изгибами
ее  строение.  При  правильном чтении мы попадаем  в резонанс  с этим
отрезком реальности и изменяем его. Собственно, текст  не читается,
он исполняется, сбывается" (ср. теория речевых актов).

        Подобные  матричные  тексты встречаются  и  в  литературе,  кото-
рая, как известно, обладает большим  воздействием на  сознание. По-
этому Д. Л. Спивак с  полным правом говорит о  филологии И.  с. с.
Так,  например,  матричным  способом написан  один  из  фрагментов
русского  писателя  ХV  в. Епифания Премудрого.  Д. Л.  Спивак пи-
шет: "Автор спокойно плетет (речь идет  о стиле,  который называет-
ся плетением словес. - В.Р.)  житие, мысль движется тяжело  и ров-
но, наконец он подходит к месту, где  нужно сказать  о несказуемом,
внедрить его как образец  в сердце  читателя. Текст  начинает набу-
хать, топчется на месте -  и вдруг  разламывается на  слитки матри-
цы: "...1место то было  прежде лес, 2чаща, 3пустыни, 4идеже живяху
заици,  лисици,  волци, 5иногда же и медведи  посещаху, 6другоици
же и бесы обретахуся, 7туда  же ныне церковь поставлена  бысть, 8и
монастырь  велик  възгражден  бысть, 9и  инок  множество  съвокупи-
ся, 10и славжловие и в церкви, 11и в  келиях, 12и  молитва непристаю-
щиа... (орфография упрощена).

      Схема матрицы такова:

1   2   3
4   5   6
7   8   9
10 11 12


        "Просматривая   матрицу по  строкам,   сверху  вниз,   мы  видим
стройное  движение  от дикости к культуре  (поддержанное изменени-
ем  грамматики,  особенно сказуемого). По строкам,  слева направо.
мы  переходим  от повседневного к необыкновенному.  А в  целом эти
четыре  тройки  укореняют  в сознании читателя  образец правильно-
го действия,  внесения порядка  в мир, разобранный на  примере ос-
нования монастыря".

        "Филология   измененных состояний   сознания   охватывает  широ-
кий  круг  содержательных  и необычных  текстов;   умение  пользо-
ваться ими - дело  техники; настало время вернуть  их в  круг зна-
ний  культурного  человека; двери к  внутренней свободе  всегда от-
крыты;  в  каждом  поколении находятся  люди,  решившие  войти..."


           Лит.:

           Спивак Д. Матрицы: Пятая проза? (Филология измененных

           состояний сознания // Родник. 1990. - М 9.

           Сливак Д.Л. Язык при измененных состояниях сознания. -

           Л., 1989.

     ИМЯ  СОБСТВЕННОЕ.

И.  с. не  обладает  значением  (см.  ниже),  но
обладает   смыслом   (внутренней формой,   этимологией).   Поэтому,
как будет показано ниже, И. с. тесно связано с мифом,  а это,  в свою
очередь, не менее тесно связывает его с культурой ХХ в.,  где господ-
ствует поэтика неомифологизма.

         В  отличие от  нарицательного имени  И. с.  не обладает  значением в
том  смысле,  что  оно  не обозначает  класса предметов,  а называет
(именует)  только  один  предмет, именно  тот, который  называется -
нарекается (ср. теория речевых актов) - данным именем.

        И.  с.  Иван  не может обозначать  класс людей,  объединенных свой-
ством быть Иванами. потому  что такого свойства нет.  Но зато  И. с.
Иван  связано  тесной,  почти мистической  связью  со  своим носите-
лем. Перемена И. с. равносильна перемене судьбы:


             А ну-ка Македонца или Пушкина

             Попробуйте назвать не Александром,

             а как-нибудь иначе! Не пытайтесь.

             Еще Петру Великому придумайте

             Другое имя! Ничего не выйдет.
(Арсений Тарковский)


         В  мифологическом сознании,  как  показал  Ю.  М.   Лотман, каждое
слово стремится к тому, чтобы стать  И. с., так как  для мифологиче-
ского   сознания   вообще нехарактерно   абстрактное  подразделение
предметов  на  классы. Каждый  предмет для  мифа уникален  и в  то же
время  связан  с  другими предметами  (ср.   также  парасемантика).
Французский  антрополог  Люсьен Леви-Брюль  назвал   эту  мистичес-
кую  связь   между  предметами в  мифологическом   мышлении  парти-
ципацией, то есть сопричастием.

         Поэтому  в  мифологическом сознании  наличие   у  индивида   И. с.
гораздо  важнее,  чем  наличие каких-то  постоянных,  с  нашей точки
зрения, признаков.

         Но   и в  современном   быту  черты   мифологических представлений
не утрачены. Когда ребенка называют И. с. его отца  или деда,  то на
него  чисто  мифологически  переносят черты  этого  отца  или  деда.
чтобы он был похожим на него.

        У  каждого  И.  с. есть  свои  внутренняя форма,  этимология, кото-
рым  обладает и  каждое слово. Но другие  слова обладают  также зна-
чением. У И. с. этимология - это все,  что у  него есть,  поэтому она
для   него  чрезвычайно важна.  Александр   означает  "победитель",
Наталья  -  "родная".  Когда ребенку  дают  имя,  то вольно  или не-
вольно эта этимология актуализируется.

        В   художественной литературе   называние   персонажей   говорящи-
ми  именами  было  распространено в  классицизме.   Эту  особенность
отразил  еще  А.  С. Грибоедов в "Горе  от ума",  где почти  все персона-
жи    названы   говорящими фамилиями:   Молчалин,    Фамусов (извест-
ный,  ср.  анг. famous), Скалозуб,  Чацкий   (намек  на   его прототип
П. Я. Чаадаева).

      Позитивистская   эстетика реализма    ХIХ   в. пренебрегала   мисти-
ческой  ролью  И.  с.  Только Достоевский,   предшественник  и   в  опре-
деленном  смысле  современник культуры  ХХ   в.,  придавал   И.с. боль-
шое   значение.   Так, фамилия   Раскольников  ассоциируется   с раско-
лом  в  сознании  персонажа, Ставрогин  -  (др.-гр.  Stauros  -  "крест")
тот, кто несет крест, мученик собственной души.

      Для  культуры  ХХ  в.  характерно наделение  героев  И.  с.  в  духе ми-
фологического   сознания. Так,   в  романе   Гарсиа  Маркеса "Сто  лет
одиночества"   мужчин   всех поколений   зовут   либо   Аурелиано, либо
Хосе  Аркадио,  благодаря  чему создается   впечатление,  что   герой  не
умирает или умирает и воскресает, как в мифе.

      На   бытовом   уровне эту   ситуацию   наблюдаем   в "реалистическом"
романе   (о  поверхностном характере  реализма   ХХ  в.   см. социалис-
 тический  реализм)  Джона Голсуорси  "Сага   о  Форсайтах",   где сыно-
вей  называют  именами  отцов. В   результате  этого   появляются  цепоч-
ки  вроде  Роджер   (старый Роджер)   -  молодой   Роджер  - очень  мо-
лодой   Роджер   (в конце    повествования   "очень молодой   Роджер"
предстает весьма солидным пожилым джентльменом).

         В   романе Макса   Фриша    "Назову   себя Гантенбайн"   рассказчик
предстюляет    себя попеременно    двумя   персонажами -   Гантенбай-
ном  и  Эгдерлином,  у  каждого из  которых   своя  судьба   и  различные
стратегии   жизненного   поведения. Здесь   используется    тот   эффект
И.  с.,  что  оно  сообщает индивиду  статус  реальности,  статус сущест-
 вования: раз человек как-то назван, значит, он существует.


             В мире многообразном

             Есть ясность и туман.

             Пока предмет не назван,

             Он непонятен нам.


             Спрашиваем в страхе:

             Кто он, откуда, чей?

             Слова - смирительные рубахи

             Для ошалевших вещей. (Давид Самойлов)


             Лит.:

             Рассел Б. Введение в математическую философию. - М.,

             1996.

             Лотман Ю.М., Успенский Б.А Миф - имя - культура //

             Лотман Ю. М. Избр. статьи. В 3 тт. - Таллинн, 1992. - Т. 1.

             Руднее В. "Назову себя Гантенбайн":  Собственные имена в

             культуре ХХ столетия // Даугава. - Рига, 1989. - Э 12.

     ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ   ЯЗЫК

(private language).   В  ¤ 243  "Фило-
софских   исследований"   (см. аналитическая   философия)  Витген-
штейн  пишет:  "Но  мыслим ли такой язык,  на котором  человек мог
бы  для  собственного   употребления записывать   или  высказывать
свои внутренние переживания? [...] Слова такого языка  должны от-
носиться к тому, о чем может знать  только говорящий,  - к  его не-
посредственным,   индивидуальным впечатлениям.  Так   что  другой
человек не мог бы понять этого языка".

      Зачем же мы тогда говорим об  И. я., если, по  словам Витгенштей-
на, он невозможен? Но ведь и сновидение  (см.) тоже  является инди-
видуальным переживанием.

      В 1930-е  гг. была  популярна теория Ж. Пиаже  и Л.  С. Выготско-
го о внутренней речи  как одном  из этапов "внутреннего программи-
рования  в процессе  порождения речевого высказывания" (А.  А. Ле-
онтьев).  Признаками  внутренней речи  считались   ее  незакончен-
ность, свернутость, эмбриональность.  Предполагалось, что  на опре-
деленном  этапе  порождения  высказывания существует  нечто  вроде
набросков,  которые  делают  писатели в  своих  записных  книжках,
используя сокращения или одним им понятные значки.

      Однако, изучая  внутреннюю речь,  мы исследуем  то, что  не подда-
ется  исследованию.  Приборы  могут регистрировать   лишь  косвен-
ные  показатели,  которые  даже не являются  доказательством того,
что  внутренняя  речь вообще  существует как  нечто феноменологиче-
ски  данное,  как  нечто, что  можно  ощущить  при  помощи органов
чувств. Точно так же при изучении "быстрого сна" исследуют  по ко-
свенным  данным  то,  феноменологический статус   чего  совершенно
не выяснен.

      Внутренняя  речь  была  введена в  научную  терминологию  явно по
аналогии  с  литературой  ХХ в., заинтересовавшейся  процессом по-
рождения  речи  и  передачей внутренних переживаний  человека (см.
поток сознания).

      Но  если  прав Витгенштейн  и мы не можем  заглянуть в  душу дру-
гого человека, а можем знать  о его переживаниях только  исходя из
двух критериев  - его  поведения и его свидетельств  о собственных
внутренних процессах, то  внутренняя речь есть совершенная  вещь в
себе  и  советские  психологи были  идеалистами   в  традиционном
смысле слова.

      Такая  позиция,  на  первый взгляд,  близка  бихевиоризму. Однако
от  формулы  "стимул  -  реакция" позиция  Витгенштейна  отличает-
ся тем, что в поведенческой психологии отказ от заглядывания  в чу-
жую  душу  был  жесткой  методологической предпосылкой  для  даль-
нейшего  изучения  психики  как черного  ящика. Витгенштейн  же не
настаивает на этом,  он просто  говорит, что  не видит  пути, каким
можно  было  бы проникнуть  в "чужое сознание" Во-вторых,  из двух
критериев  -  поведения  и свидетельства -  Витгенштейн, как  и его
ученик  Н.  Малкольм  при изучении понятия сновидения  (см.), часто
отдает предпочтение второму.

      Пользуясь   семиотической терминологией  (см.   семиотика),  мож-
но  сказать,  что  внутренним является  лишь смысл,  план выражения
высказывания,  а  внешним  - его  знаковое,  материальное  воплоще-
ние.

      Доказательство  невозможности  И. я.  -  признак   ориентации  фи-
лософии ХХ в. на лингвистику и семиотику.


             Лит.:

             Витгенштейн Л. Философские исследования // Витген-

             штейн Л. Философские работы. - М., 1994. - Ч. 1.

             Выготский Л.С. Мышление и речь // Собр. соч. - М., 1982.

             - Т. 2.

             Уиздом Дж. Витгенштейн об индивидуальном языке // Логос.

             - 1995. - Э 6.

     ИНТЕРТЕКСТ

-  основной вид   и  способ   построения  художествен-
ного  текста  в  искусстве модернизма  и  постмодернизма, состоящий
в том, что текст строится из  цитат и реминисценций к  другим текс-
там.

      Поэтика  И.  опосредована  основной чертой  модернизма ХХ  в., ко-
торую  определяют  как  неомифологизм (см.).   В  неомифологическом
тексте  в  роли  мифа, конституирующего  смыслы  этого  текста, вы-
ступают, как  известно, не  только архаические мифы, но  античные и
евангельские  окультуренные   мифы и,   наоборот,  мифологизирован-
ные   тексты   предшествующей культурной   традиции,   такие,  как
"Божественная  комедия",  "Дон-Жуан", "Гамлет",  "Легенды   о  док-
тора Фаусте".

      Что  касается цитаты,  то она перестает в  поэтике И.  играть роль
простой  дополнительной  информации, отсылки  к   другому  тексту,
цитата становится залогом самовозрастания смысла текста.

      "Цитата,  -  писал  Осип Мандельштам,  -  не  есть  выписка. Цита-
та есть цикада - неумолкаемость ей свойственна".

      Анна Ахматова, говоря о сути  поэзии, конечно прежде всего  ХХ в.,
обронила таки