акой-то  степени предвари-
ло открытие четырех элементов генетического кода):

          "[...]  теория Марра  не  имеет под  собой никаких  рациональных ос-
нований,   она   противоречит и  логике   современной  теоретической
лингвистики,  и  языковой  эмпирии. [...]  Но теория  эта, представля-
ющая  своеобразную  модель  языка, весьма  близкую   к  генетическому
коду,  [...]  может  послужить иллюстрацией  проявления в  ученом ин-
туитивных   и   неосознанных представлений  [...]".   Иначе  говоря,
Марр,  возможно,  в  своей безумной  теории  предсказал  типологичес-
кие основы тогда еще не существовавшей генетики.

         В  конце  ХХ в.  труды   Марра  постепенно   стали реабилитировать,
особенно  его  штудии  по семантике  и  культурологии.  Появилось да-
же  понятие  "неомарризм".  Это произошло  при  смене  научных  пара-
 дигм,  при  переходе  от жесткой  системы  структурализма   к  мягким
системам   постструктурализма и   постмодернизма,  где   каждой бе-
зумной теории находится свое место.


          Лит.:

          Алпатов В.М. История одного мифа: Марр и марризм. - М.,

          1991.

          Фрейденберг 0.М. Воспоминания о Н. Я. Марре // Восток - За-

          пад. - М., 1988.

          Гамкрелидзе Т.В. Р. О. Якобсон и проблема изоморфизма между

          генетическим кодом и семиотическими системами // Материалы

          международного конгресса "100 лет Р. О. Якобсону" - М., 1996.

     НОВЫЙ РОМАН

(или "антироман")   -    понятие,   обозначающее
художественную   практику французских   писателей  поставангарди-
стов 1950 - 1970-х гг.

         Лидер   направления -   французский   писатель   и  кинорежиссер
Ален  Роб-Грийе.  Основные  представители Н.  р. -  Натали Саррот,
Мишель Бютор, Клод Симон.

         Писатели  Н.  р. провозгласили  технику   повествования  традици-
онного  модернизма  исчерпанной (см.  принципы  прозы  ХХ   в.)  и
предприняли   попытку   выработать новые   приемы  повествования,
лишенного  сюжета  и  героев в  традиционном  смысле.  Писатели Н.
р.  исходили из  представления об устарелости самого  понятия лич-
ности как оно истолковывалось в  прежней культуре - личности  с ее
переживаниями и трагизмом.

         Основой  художественной идеологии  Н. р.  стали "вещизм"  и анти-
трагедийность.

         На  художественную практику  Н.  р.  оказала  философия  француз-
ского  постструктурализма,  прежде всего   Мишель  Фуко   и  Ролан
Барт,  провозгласившие  "смерть автора".  В   определенном  смысле
Н. р. наследовал  европейскому сюрреализму с его  техникой автома-
тизма,  соединением  несоединимого и   важностью  психоаналитичес-
ких установок (см. психоанализ). Проза Н. р.  культивирует бессоз-
нательное  и,  соответственно, доводит  стиль потока  сознания до
предельного выражения.

         Вот  что  пишет о  прозе Роб-Грийе  французский писатель  и фило-
соф Морис Бланшо:

         "Мастерство  Роб-Грийе достойно   восхищения,  как   и  осмыслен-
ность, с которой он исследует неизвестное. То же относится  к экс-
периментальной  стороне  его  книг. Но  столь  привлекательным де-
лает  эти  книги  прежде всего пронизывающая их  прозрачность; по-
следняя  наделена   отстраненностью невидимого   света,  падающего
из  некоторых  наших  великих снов. Не следует  удивляться сходст-
ву  между  "объективным"  пространством, которого  не без  риска и
перипетий   стремится   достичь Роб-Грийе,  и   нашим  внутренним
ночным  пространством.  Мучительность снов  (см.   также  сновиде-
 ние,  измененные  состояния сознания. - В.  Р.), присущая  им спо-
собность откровения  и очарования  заключены в  том, что  они пере-
носят нас за пределы нас самих, туда, где то, что внешне  нам, рас-
текается  по   чистой  поверхности при  обманчивом   свете  вечно
внешнего".

         А вот что пишет о творчестве Роб-Грийе Ролан Барт:

         "В творчестве  Роб-Грийе, по  меньшей мере  в виде  тенденции, од-
новременно  наличествуют: отказ  от истории, от фабулы,  от психо-
логических  мотиваций  и от  наделенности предметов  значением. От-
сюда  особую  важность приобретают в произведениях  этого писателя
оптические  описания:  если  Роб-Грийе описывает  предмет квазигео-
метрическим  способом, то  делается это для того,  чтобы освободить
его от человеческого значения, излечить его от метафоры  и антропо-
морфизма.  [...] Поэтика  взгляда у Роб-Грийе по  сути представляет
собой  очистительное  поведение, мучительный   разрыв  солидарности
между  человеком и  вещами. Стало быть, этот  взгляд не  дает ника-
кой пищи  мысли: он  не возвращает ничего человеческого;  ни одино-
чества,  ни  метафизики.  Самой чужой, самой  антипатичной искусст-
ву Роб-Грийе является, конечно, идея трагедии. [...] По  моему мне-
нию,  именно  радикальный  отказ от  трагедии  придает эксперименту
Роб-Грийе особую ценность".

         Приведем  фрагмент одного  из  романов  Роб-Грийе  "Проект  рево-
люции в Нью- Йорке":

         "Первая  сцена  разыгрывается стремительно.  Сразу  видно,  что ее
повторяли  несколько  раз:  каждый участник  знает  свою  роль наи-
зусть. Слова и  жесты следуют  друг за другом со  слаженностью шес-
теренок в хорошо смазанном  механизме. [...] В этой  запутанной се-
ти  линий  я уже  давно обнаружил очертания человеческого  тела: на
левом  боку, лицом  ко мне  лежит молодая  женщина, по  всей видимо-
сти обнаженная, ибо  можно отчетливо видеть соски  на груди  и тре-
угольник курчавых волос  в паху;  ноги у  нее согнуты,  особенно ле-
вая,  с выставленным  вперед коленом, которое почти  касается пола;
правая  же  положена  сверху, щиколотки тесно соприкасаются  и, су-
дя по всему, связаны, равно как и  запястья, заведенные,  по обыкно-
вению, за спину; ибо рук словно бы нет: левая исчезает за  плечом, а
правая кажется отрубленной по локоть".

         С  той  же  невозмутимостью далее  описываются   чудовищные  пыт-
ки,  которые  проделываются  над девушкой, потом  эта же  сцена по-
вторяется, варьируясь, много раз, так что уже непонятно, та  же это
девушка или другая  и кто  ее мучители. Все это  позволяет говорить
о  серийности  (см.  серийное мышление)  повествовательных  элемен-
тов у Роб-Грийе.

         Вот что об этом пишет русский философ Михаил Рыклин:

         "В  рамках каждой из серий  Роб-Грийе упорно  повторяет одно  и то
же,  но  с  минимальными  вариациями, так что  постепенно стирается
разница   между   тождественным, равным,  различным,   отличным  и
противоположным.  [...]  В  результате мы так  и не  знаем, сколько
рассказчиков в "Проекте революции в Нью-Йорке". [...]

         Роб-Грийе   сам сформулировал   основные  правила   своего метода
так:  хороший  герой  - тот, у которого  есть двойник;  хороший сю-
жет  -  максимально  двусмысленный; в  книге  тем  больше  истинно-
сти, чем больше в ней противоречий".

         Н.  р.  -  последняя предпостмодернистская  попытка  жестко  орга-
низованной технически  прозы, и  хотя бы  этим он  родственен тради-
ционному модернизму. Постмодернизм отказался и от технической
сложности.

Лит.:
Бланшо М. Роман о прозрачности // Роб-Грийе А. Проект ре-
волюции в Нью-Йорке. - М., 1996.
Барт Р. Школы Роб-Грийе не существует // Там же.
Рыклин М. Революция на обоях // Там же.

     НОРМА.

В 1970-е  гг.  Ю.  М.  Лотман  в  своей структурной  культу-
рологии  высказал  идею,  что культура  в принципе  есть система  Н. и
запретов, ограничений и разрешений.

        Что  такое  Н.  в культуре ХХ  в.? И  есть ли  вообще, может  ли быть
какая-либо Н. в такой "ненормальной" культуре, как наша?

        Н.  складывается  из трех  понятий  -  должно,  запрещено   и разре-
шено (см. также модальности). Плюс, минус и ноль.

        Наиболее обязательными в культуре являются социальные Н.

        Должно:   соблюдать правила   уличного   движения,   платить нало-
ги,  содержать  свою  семью, при  пожаре   звонить  01,   соблюдать в
квартире тишину после 23 часов.

        Запрещено:  переходить улицу  на   красный  свет,   убивать, красть,
насиловать,    распространять наркотики,    ругаться    неприличными
словами на улице, курить и сорить в общественном транспорте.

        Социальные   Н. контролируются   жестко:   за  их нарушение  штра-
фуют, сажают в тюрьму, а иногда и расстреливают

        Все,  что  не  запрещено, -  разрешено.  Здесь  человек  волен  выби-
рать  -  переходить  ли  ему вообще  эту улицу  или оставаться  на той
стороне, что  он был;  ходить ли в церковь  или быть  атеистом; худеть
или полнеть; делать карьеру или прозябать и так далее.

        Но  то,  что  входит в  область  разрешенного в  социальной норматив-
ной   сфере,  может быть  поощряемым   или  непоощряемым   в этичес-
кой  сфере  Н.,  которая  гораздо гибче  и  регулируется нравственными
законами.  Вместо  понятия "запрещено"  здесь   испольауется  понятие
"следует" или "не следует". Так, не  следует изменять  жене, но  за это
не  посадят  в  тюрьму.  Следует уступать  женщинам  преклонного  воз-
раста место в троллейбусе, но если не уступишь, - не оштрафуют.

         Нравственные   нормативные установки   человек   формирует   у себя
сам,  или  ему  формируют их  его  воспитатели,  родители. Но  в любом
случае  они  носят  гораздо более  индивидуальный  характер,  чем  со-
циальные  установки.  Человек  сам решает,  можно  ему  или  нет изме-
нять  жене,  уступать  ли место  старушке  в  троллейбусе,  можно  или
нельзя  врать,  а  если  этот последний вопрос  трудно решить  в общем
и  целом,  то  его  можно решить  в  каждом  случае  индивидуально.  В
большинстве   каждый  - нормальный  в   нравственном  смысле   - че-
ловек  скажет, что  врать нельзя, но в  некоторых случаях  можно, а,
может  быть,  даже  иногда следует  соврать.  Существует  даже такое
понятие - "ложь во спасение".

       Как  правило,  к   проблеме лжи   -  пробному   камню  нравственных
Н. - люди  относятся тем  или иным образом в  зависимости от  их ха-
рактера  (см. характерология). Истерики не  могут не  врать. Сангви-
ник  может  соврать  для  собственного или чужого  спокойствия. Пси-
хастеник  может  соврать,  но потом  будет  целый год  мучиться. Как
правило,  правдивы  прямолинейные эпилептоиды,  с   одной  стороны,
и  сложные  углубленные  шизоиды -  с  другой.  Первые  от  прямоли-
нейности,   вторые  от сложной  углубленности.   Последняя  позиция
довольно  опасна.  Так,  один из  самых   великих  шизоидов-аутистов
(см.  также  аутистическое  мышление) в  мировой  культуре,  Имману-
ил Кант, считал,  что врать  нельзя ни в каком  случае. Даже  если у
тебя в доме  прячется от  полиции твой друг, а  за ним  пришли, если
ты скажешь что  его у  тебя нет, ты, может  быть, спасешь  друга, но
все  равно  увеличишь  количество лжи  в  мире.  Примерно  таким  же
был  и  великий  философ  ХХ в.   Людвиг  Витгенштейн.   Такие  люди
весьма  неудобны  в  обществе -  они  деформируют  Н.  вранья  и не-
вранья.

         В  любой  нормативной сфере  актуальными  являются   два  вопроса.
Первый  состоит  в  следующем: запрещено  ли  то, что  не разрешено?
Ответ зависит от того общества, в котором задается этот  вопрос. "Ес-
ли нечто эхсплицитно не разрешено,  это не значит, что  оно запреще-
но"  - это,  ответ в  демократическом духе.  "Если нечто  не разреше-
но, то оно тем самым запрещено" - ответ в тоталитарном духе.

         Второй  вопрос: можно  ли   одновременно  делать   запрещенное и
должное?

         Вот  что  пишет по  этому  поводу один  из самых  известных совре-
менных  философов,  создатель  логики Н.,  Георг  Хенрик  фон Вригт:
"Ни "в логике",  ни "в  реальной жизни" нет ничего,  что препятство-
вало  бы  одному  и  тому же  единичному  действию  (или воздержанию
от  действия)  быть  и  обязательным и  запрещенным.   Если  Иеффай
принес  в  жертву  свою  дочь (Иеффай  -   ветхозаветный  военачаль-
ник,  давший  клятву  Богу, что в случае  победы над  врагом принесет
Ему в жертву первого, кто встретит  его на пороге своего  дома; пер-
вой его встретила дочь. - В. Р.),  то его действие должно  было быть
обязательным  потому,  что  оно было  выполнением   клятвы  Господу,
и запрещенным потому, что оно было убийством".

         Естественно,  что системы  Н.  меняются  в  историческом развитии.
Так,  до  указа  о  вольности дворянства  Екатерины  Великой  каждый
дворянин  в  Российской  империи обязан был  служить, потому  что он
был   по   определению "служилый"  человек.   Екатерина  освободила
дворян от обязанности служить  и тем самым перевела  эту Н.  из раз-
ряда  социальных  в разряд  этических. Дворянин  мог не  служить, но
это  в  обществе  не  поощрялось ("А  главное, поди-тко  послужи", -
говорит Фамусов в  "Горе от  ума" Чацкому в ответ  на прелиминарное
сватовство к дочери).

       В  нашем  распавшемся  государстве, Советском  Союзе,  было обяза-
тельной  Н. работать.  На этом был построен  суд над  Иосифом Брод-
ским  - его  судили за  тунеядство. Он  нарушал социальную  Н. тота-
литарного государства.

       Конечно,  Н.  обусловлена различными  контекстами   -  историчес-
ким,   профессиональным, конфессиональным,   этническим,  возраст-
ным,  бытовым.  "Голый  человек в  бане не  равен голому  человеку в
общественном собрании", - писал когда-то Ю. М. Лотман.

       Наряду  с  социальными  и этическими  Н.  существуют  Н. языковые
и эстетические. Они тоже  меняются, но по-разному, с  разной скоро-
стью  в  зависимости  от  эпохи, их  породившей и  их упраздняющей.
Так,  после  Октябрьской  революции была  отменена  старая орфогра-
фия.  В  сущности,  это  было разумное  мероприятие: из  алфавита уб-
рали букву "ъ" на конце слова, так называемый "ер", так как  он уже
ничему не соответствовал, и букву "ять", так как она  по произноси-
тельным  нормам  совпадала  с обыкновенным  "е" (когда-то  это были
разные  звуки,  произвосившиеся по-разному  и  имевшие  разное про-
исхождение).  Однако  такая  резкая смена  орфографической  Н. име-
ла  явный  политический  смысл. И  интеллигентам  "из  бывших"  но-
вая орфография казалась дикой, как все затеи большевиков.

       Существуют    московская и    ленинградская    произносительные
Н.  Так,  москвич  произносит слово  "дождь"  или  "дощ",  а ленин-
градец  -  как  "дошть".  Но постепенно  эти  две  Н. конвергируют,
причем  в  сторону  ленинградской, менее  архаической   Н.  Теперь
даже  дикторы  московского  радио -  оплота  языковой  Н.  -  редко
говорят  "московскый".  Вероятно, только  в  Малом  театре  еще  не
перестали так говорить.

       Самые жесткие  эстетические Н. в культуре  были во  времена клас-
сицизма,  наиболее  нормативного из  всех  типов   культуры  Нового
времени:  знаменитые  "три штиля", правило трех  единств в  драме -
действие должно было проходить  в одном месте (единство  места), на
протяжении не  более одних  суток (единство времени) и  быть сосре-
доточено  вокруг  одной интриги (единство действия)  (кстати, "Горе
от ума", которое цензура долго не пропускала в печать и на  сцену по
политическим  соображениям,  соблюдало все  три  единства  - Грибо-
едов  был человеком  достаточно консервативным в том,  что касалось
поэтики).

       Ломка  всех  Н.  наблюдалась в  начале  ХХ  в. В  литературе реа-
 лизм  -  установка  на среднюю  Н.  литературного  языка  -  сменил-
ся  модернизмом  с  его установкой  на   деформацию  семантических
Н. и  авангардным искусством с его  установкой на  деформацию ху-
дожественной прагматики. В  поэзии на  смену 4-стопному  ямбу при-
шел дольник и верлибр.  В музыке  венская гармония,  которая каза-
лась такой же вечной, как и реализм,  сменилась на  атональную до-
 декафоиию.  Классическая  физика подверглась   воздействию  новых
парадигм  -  теории относительности и квантовой  механики. Старая
психология  стонала  от  ужаса, который  наводил на  нее психоана-
 лиз. Появилось и закрепилось совершенно новое искусство - кино.

      Но  полтора-два  десятилетия  спустя ко всем  новшествам привык-
ли, все снова "вошло в Н.";

      История  искусства  -  это постоянный  мятеж  против Н.  (Ян Му-
каржовский),  и  каждое  выдающееся произведение  искусства всегда
ее ломает.

      В современной  культуре, однако,  господствует плюрализм  Н., ко-
торый  мы,  пользуясь,  "высоким штилем",  называем  - постмодер-
 низм.


             Лит.:

             Кант И. Трактаты и письма. - М., 1980.

             Лотман Ю.М. Избр. статьи. В 3 тт. - Таллин, 1992.

             Вригт Г.Х. фон. Нормы, истина и логика // Вригт Г. Х. фон.

             Логико-философские исследования. - М., 1986.

             Мукаржовский Я. Эстетическая функция, норма и ценность

             как социальные факты // Учен. зап. Тартуского ун-та. - Тар

             ту, 1975. - Вып. 365.

     "НОРМА"   /   "РОМАН"

-   своеобразная   дилогия   современного
русского прозаика  Владимира Сорокина (1995), одного  из крупней-
ших  представителей  концептуализма (см.).  Оба  романа  появились
одновременно  и  были  одинаково полиграфически  оформлены.  Сами
слова "норма"  и "роман"  являются полной анаграммой -  все буквы
повторяются. Все  это позволяет  рассматривать Н.  и Р.  как некий
единый текст.

      Оба романа  -  будучи  образцами поэтики  постмодеринзма   -  в
сущности  посвящены  истории деградации  русского   романа,  да,
впрочем, не только русского.

      В самой  структуре своих  текстов Сорокин показал, как  два фун-
даментальных  типа  романа  в европейской традиции  можно довести
до абсурда, предельно обнажив их структуру.

      Первый  тип  романа  возник как  нанизывание  цепи  новелл.  Яр-
чайший  пример  такого  романа в  европейской  куль -  это "Дека-
мерон"  Боккаччо.  С  развитием этой  формы  простое  нанизывание
сменяется утонченной иерархией (см. текст в тексте) -  так постро-
ен  "Мельмот-скиталец"  Чарльза Метьюрина,  "Рукопись,  найденная
в Сарагоссе" Яна Потоцкого.  Это барочно-модернистский роман. Ус-
ловно говоря, в нем форма побеждает содержание.

      Второй  тип  романа в  мировой культуре  вырастает как  одна раз-
бухшая  новелла и  представляет собой единый сюжет.  В античности
один из  ярчайших образцов  этого жанра - "Золотой  осел" Апулея,
в ХIХ в. это классический "реалистический" (см. реализм)  роман. В
ХХ  в.  эта  форма  вырождается в  анахронистские полуграфоманские
творения  типа  "Американской  трагедии" Теодора Драйзера  или "Мо-
лодой  гвардии"  Александра  Фадеева. Это  антимодернистский  ро-
ман. Условно говоря, содержание  в нем побеждает форму  и уничто-
жает ее.

      Вырождение романа первого типа показано в Н., второго - в Р.

      В  своей  дилогии  Сорокин выявляет   экстремальные  возможности
романов обоих типов, доводит их структуры до абсурда и  в опреде-
ленной степени закрывает тему.

      Н. в первой ее части представляет  собой простое  нанизывание но-
велл, связанных между собой общей  темой, в  начале не  совсем по-
нятной,  но  потом  раскрывающейся во всей  беспредельно шокирую-
щей сорокинской откровенности. Дело в  том, что  во всех  этих ма-
леньких  рассказиках  в  центре повествования  -  момент поедания
гражданами  СССР  особого  продукта, называемого  нормой.  Причем
этот продукт  поедается не  всеми, а лишь избранными  членами об-
щества. Постепенно выясняется,  что норма - это  детские экспери-
менты,  поставляемые  государству детскими  садами  и расфасован-
ные  на  фабриках. Смысл  поедания нормы  - это  ритуальное прича-
щение  чему-то,  что  можно условно  назвать   принадлежностью  к
КПСС.  Поедающий  норму  гражданин тем  самым  как  бы уплачивает
членские взносы в партийную кассу.

        Однако  от  рассказа к  рассказу наблюдается  определенная дина-
мика. В начале норма поедается буднично, хоть и не  без