не  христианин",  то  отношение Витгенштейна  к  религии  не  было
столь  однозначным.  По  убеждениям ему  было ближе  всего толстов-
ство. На фронте первой мировой войны  он носил в своем  ранце тол-
стовское  переложение  "Евангелий" (солдаты называли  его "человек
с Библией"), а в  1930-е гг.  читал в Кембридже лекции  о религии,
восстановленные и опубликованные его учениками.

      Для  ранней  аналитической  философии, то  есть  для  логического
 позитивизма  (см.), отношение к религии  и к  Богу было  таким же,
как  ко  всем  прочим  проблемам традиционной  философии,  то есть
оно не признавалось реальной философской проблемой.

      Однако в 1930-е  гг., когда  логический позитивизм  себя исчерпал,
а особенно в 1970-е гг.,  когда философия лингвистического анализа
подвергала  анализу  все  подряд (подобно семиотике  и структурной
 поэтике (см.), вопрос о Боге опять был поднят и  появилось самосто-
ятельное ответвление  аналитической философии - Л.  а. во  главе с
философами-аналитиками У. Хадсоном и Д. Филипсом.

      Л. а. говорит, что для того чтобы  ответить на  вопрос, существует
ли  Бог,  надо разобраться  в одном из сложнейших  языковых преди-
катов  -  слове  "существовать". Поскольку  существование одновре-
менно  является  предикатом и  квантором (см.  математическая логи-
 ка), то здесь сразу возникает парадокс. То есть если мы  хотим ска-
зать: "Бога не существует",  то мы  тем самым  утверждаем: "Сущест-
вует такая вещь, как Бог, которая не существует" (подробно  см. су-
 ществование).

      Л.  а.  обратилась  к  сочинениям позднего  Витгенштейна.  Д. Фи-
липс  подчеркивал,  что  "философия призвана  не апологетизировать
религию и защищать  веру, а  всего-навсего описать  их, проанализи-
ровать  "грамматику"  религиозного языка,  прояснить  всякого рода
путаницу, связанную  с употреблением слова "Бог",  снять необосно-
ванные  и  фальшивые  претензии предшествующей   религиозной  апо-
логетики".

      На вопрос, является ли Бог реальностью (см.), У.  Хадсон отвечал,
что  надо  каждый раз  определять, что  именно понимается  под сло-
вом "реальность",  ибо в  различных языковых играх это  слово при-
обретает различные значения.

      Наконец,  и  сама  религиозная "речевая  деятельность" рассматри-
вается Л. а. как языковая игра с  достаточно условными,  но необхо-
димыми  для  верующих  правилами (ср.   описание  Л.   Н.  Толстым
церковной службы в романе "Воскресение").

      Верующий  и  атеист играют  в разные языковые игры:  слова, кото-
рые  они  употребляют,  имеют разное значение. Можно  сказать, что
они не один и тот  же мир  видят по-разному, но видят  разные миры
(ср. семантика возможных миров).

      Определяющую  роль  в  формировании Л.  а.  сыграла  теория рече-
 вых  актов (см.)  Дж. Остина. Сила воздействия  религиозного языка
на верующего стала  рассматриваться в терминах успешности  / неус-
пешности.  Молитва  -  речевой акт: для  того чтобы  молитва дошла
до  Бога,  она  должна быть успешной, обладать  исчерпывающей "ил-
локутивной  силой".  Для  этого необходим  ряд  условий,  например
искренность  верующего,  принадлежность его  к  той или  иной кон-
фессии и т. п.

      На  старый  вопрос,  существует ли Бог,  Л. а.  отвечала вопросом
"Существует  в какой  языковой игре, в каких  модальностях (см.)?"
Для  верующего  Бог  существует прежде  всего в  модальности прось-
бы,  то  есть  в  императиве ("хлеб  наш насущный  дай нам  на сей
день"). Религия, говорит Л. а., не описывает факты, а  сама являет-
ся  частью  совокупности  форм жизни,  совокупного  экзистенциаль-
ного опыта.


           Лит.:

           Вейш  Я.Я. Аналитическая  философия  и  религиозная апологе-

           тика. - Рига, 1991.

     ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ  ТЕРАПИЯ

-      направление     аналитичес-
кой философии (см.),  связанное с  техникой психоанализа  и рассма-
тривающее  анализ  языковых  проблем, с  одной стороны,  как лече-
ние языка и, с другой - как терапию самого аналитика.

      В  Э  225  "Философских  исследований" Витгенштейн   пишет:  "Фи-
лософ лечит проблемы, как болезни".

      Логический   позитивизм" (см.)  рассматривал   традиционную  фи-
лософию  с  ее  псевдопроблемами -  свободы воли,  бытия, сознания,
истории  -  как  болезнь  языка. Метафизика,  говорили  логические
позитивисты,  возникает  от  неправильного употребления  языка или
злоупотребления  (misusing)   неоднозначными и   темными  (vague)
выражениями.  Задача  философа состоит  в  том,   чтобы  очистить,
прояснить,  наконец,  вылечить язык  от путаницы  мyогозyачных на-
слоений,  ведущих  к  непониманию, заводящих в  тупик (misleading),
и  построить  идеальный  логический язык,  в котором  таким "болез-
нетворным" выражениям не будет места.

      Поздний  Витгенштей  называл Фрейда  своим   учителем.  Действи-
тельно,  многое  в   методологии философов-аналитиков   и  аналитиков-
психотерапевтов   совпадает: прежде   всего   анализ  неправильностей
языка,  ошибок  речи,  чему посвящены,  по  меньшей  мере,  две  книги
Фрейда  -  "Психопатология обыденной  жизни"   и  "Остроумие   и его
отношение  к  бессознательному". В  1930-е  гг.  Витгенштейн  читал  в
Тринити-колледже   Кембриджского университета   лекции    о   Фрейде,
которые   были   впоследствии опубликованы    его   друзьями-ученика-
ми вместе с лекциями о религии и эстетике.

      В   1953  г.   философ-аналитик Джон   Уиздом  выпустил   книгу  "Фи-
лософия  и   психоанализ", которая   стала  началом   нового  направле-
ния  в  аналитической  философии -  Л.  т. Дж.  Уиздом полагал,  что в
процессе   анализа   языка аналитик   подвергает  терапии   не  только
язык,  но  и  самого  себя, выздоравливает  в  философском  смысле, по-
добно  тому  как  это  происходит в  психоанализе  (непременным  усло-
вием  для  начинающего  аналитика было  пройти  анализ на  себе, толь-
ко  после  этого  он  имел право  начинать  психоавалитическую практи-
ку (как сказано в Евангелии (Лк. 4:23): "Врачу, исчелися сам").

      Поздние   философы-аналитики, как   правило,   брали   одну фразу-
проблему   -   например: "Существуют  ли   ручные  тигры?"   (Дж. Э.
Мур)  или  "Как  странно, что  этот   мир  существует!"   (Л. Витген-
штейн)  -  и  "обкатывали" ее  со  всех  сторон,  обычно  не  приходят
ни к каким утешительным выводам.

      Во  всяком  случае,  как утверждает  Уиздом,  вывод   аналитика  все-
гда  один:  язык  богаче  любого вывода.  Поэтому дело,  в общем,  не в
выводе,  а  в  самом  процессе анализа,  который происходит  таким об-
разом,  что  к  концу  его в  голове  аналитика  проясняется  сама эта
сверхценная  для  него  идея сложности   языка,  несводимости   его  к
тем или ивым аналитическим операциям над ним.

      Чтобы   добиться  такого результата,  философ-аналитик   прибегал  к
тем  же  приемам,   что и   психоаналитик-практик,  то   есть  сочетал
утонченную   рассудочность на   поверхности  и   глубинную  интуитив-
ную аналогичность, как это делает дзэнское мышление (см.).

      Так,   уже   в "Логико-философском   трактате"   Витгенштейна соче-
таются  рационализм  и  мистика, когда  важно,  как  писал  В.В. Нали-
мов, не то, что выражено в словах, а то, что стоит за ними,  когда сло-
ва не  доказывают  мысль  автора, но  заставляют  задуматься,  что  же
должно  находиться   в  сознании человека,  способного   мыслить  та-
ким  образом.  Не  логика, а  симуляция,  то есть  моделирование логи-
ки,   сопровождающееся   назойливым повторением   одних   и   тех  же
квазилогических   предложений -   "мантр",    заставляющих   зачаро-
ванного  читателя  в  какой-то момент  перестать  думать об  этом ана-
лизе  и  погрузиться  в  некую иную  -  не  логической природы  - мен-
тальвую  стихию  и  в  этот момент  осознать,  что  стоит  за словами,
понять их невыразимый смысл.


      Таким  образом,  путь  философа, исповедующего  Л. т.,  таков: от
мишуры  дискретных  логических выводов  -  к  чистоте  континуаль-
ного поствербального опыта.


             Лит.:

             Витгенштейн Л. Лекция об этике // Даугава. -  Рига, 1989.

             - Э2.

             Налимов В.В. Вероятностная модель языка:  О соотношении

             естественных и искусственных языков. - М., 1979.

     ЛОГАЭДИЗАЦИЯ

- один  из   путей  динамики   развития культур-
ных  явлений  в  первой  пол. ХХ  в.,  противоположный верлибриза-
 ции (см.).

      Логаэд  -  это  тип  метрической композиции (см.  система стиха),
суть  которого заключается  в том, что внутри  стихотворной строки
ударения  и  безударные слоги  могут располагаться  произвольно, но
в  дальнейшем  эта  произвольность сохраняется на  протяжении всех
строк (ср. додекафония, серийное мышление). Пример логаэда:


             Сегодня дурной  день:   3/2+  2/2+ 1

             Кузнечиков хор  спит,   3/2+  2/2+ 1

             И сумрачных скал сень  3/2+  2/2+ 1

             Мрачней гробовых плит. 3/2+  2/2+ 1
(О. Мандельштам)


      ("Основание" "степени"  означает количество слогов в  слове; "по-
казатель" - место ударения).

      В  противоположность  верлибру в  логаэде   количество  ритмичес-
ких  типов слов  резко ограничено, что создает  эффект метрической
семантизации  -  каждое  слово, стремящееся   занять  определенное
место  в  решетке  логаэда, стремится к  тому, чтобы  быть близким
этой позиции по  смыслу, так  как сама эта позиция  уже семантизи-
руется.  Чтобы объяснить  этот принцип. приведем еще  один пример:


             По холмам - круглым и смуглым,  3/3+ 2/1+ 3/2

             Под лучом - сильным и пыльным, 3/3+ 2/1+ 3/2

             Сапожком - робким и кротким -  3/3+ 2/1+ 3

             За плащом -  рдяным и  рваным, 3/3+  2/1+ 3
(М. Цветаева)


      Все стихотворение делится  по вертикали на две  части -  первую с
ритмическим  словом  3/3,  выражающим идею  движения,  и  вторую  с
ритмическими  словами  2/1 и  3/2, выражающим  идею  затрудненности
этого движения.


      Логаэд  -   размер,  принадлежащий своими  корнями   античной  ме-
трике,  но именно  в ХХ  веке поэзия (особенно русская)  стала очень
часто  обращаться к  этой композиции (особенно много  логаэдов напи-
сали М. Цветаева и Вяч. Иванов).  Это было частью более  общего дви-
жения, которое мы называем Л. и суть которого состоит в том,  что оно
предствляет  фрагмент  системы как  всю систему.  Механизм Л.  - по-
вышенная  ограниченность  структуры, то  есть  в конечном  счете ре-
дукционизм.   Но   это особый,  мифологический   редукционизм.  По-
скольку сама  позиция, в  которой должен стоять данный  элемент, се-
мантически  маркируется,  то  фактически любой   элемент  приобрета-
ет  черты,  присущие  именно этой позиции.  В этой  позиции происхо-
дит  иррадиация  смыслов.  То же  самое  имеет  место  в  мифологичес -
 ком  сознании  (см.), где аккумулируется система  отождествлений од-
ного и того  же места:  сыра земля - это  мать Богородица;  вульва -
амбивалентный материально-телесный низ (см. карнавализация).

      Л.  захватила  очень  многие слои  культуры  ХХ  в.  Так, например,
система   взаимных   отождествлений характерна   для  неомифологиче-
ского  романа-логаэда  А. Белого  "Петербург":   Аполлон  Аполлоно-
вич  -   Николай  Аполлонович; Кант  -   Конт;  Шишнарфнэ   -  Енф-
раншиш;   все  герои отождествляются  с   мифологическими  персона-
жами  и  одновременно  -  с реальными прототипами.  И все  это напи-
сано  с  резким  ограничением на состав  слов -  метрической прозой,
как будто одним бесконечным трехсложным размером.

      Музыкальная  Л.  -  это  серийная музыка  (см.   додекафония),  там
ограничения  накладываются  на интервалы,  и  серии  вторично семан-
тизируются. В живописи непосредственный аналог Л. - кубизм.

      Наиболее  интересны  аналогии Л.  в  философии  ХХ  в.  Это логиче-
ский   позитивизм,  который действует  таким   же  редукционистским
образом:   накладывает   ограничения на   философскую  проблематику,
объявив большинство философских проблем псевдопроблемами.

      Сама   структура   главного произведения   аналитической   филосо-
фии   "Логико-философского трактата"   Л.   Витгенштейна  представ-
ляет  собой  нечто  вроде логаэда.  Каждое  предложение  заковано  в
броню  рубрики.  При  этом здесь  тоже  происходит  вторичная  мифо-
логизация.  Само  представление об  идеальном  языке  - один  из ми-
 фов  1-й  пол.  ХХ в. - это  мифологическая редукция.  Сам "Трактат"
строится как система отождествлений основных понятий.


           предмет - атомарный факт   -   ситуация
I I I

            имя элементарная пропозиция
пропозиция

*[Image]

       150 Логическая семантика


      К  середине  ХХ  в.  Л. и  верлибризация  начали  конвергировать в
соответствии  с  общей  культурной ситуацией,  приведшей  к постмо-
 дернизму.  Последнее  можно видеть  на  примере  таких произведений
как "Игра в бисер" Г. Гессе, где проявляются и логаэдические  и вер-
либристские начала.


            Лит.:

            Лосев А Ф. О пропозициональной функции древнейших лек-

            сических структур // Лосев А Ф. Знак. Символ. Миф. Тр. по

            языкознанию. - М., 1980.

            Лотман Ю. М., Успенский Б.А. Миф - имя - культура //

            Лотман Ю.М. Избр. статьи. В 3 тт. - Таллинн, 1992. - Т. 1.

            Руднев В. П. Стих и культура // Тыняновский сб.: Вторые Ты-

            няновские чтения. - Рига, 1986.

            Руднев В. "Логико-философский трактат" Витгенштейна как

            неомифологический проект // Витгенштейн Л. Tractatus

            logico-philosophicus/ Пер. с нем., паралельн. коммент. и ана-

            литич. ст. В. Руднева (в печати).

     ЛОГИЧЕСКАЯ  СЕМАНТИКА

- раздел  математической  логики,
посвященный  проблеме  отношения высказывания  или  его   частей  к
реальности.

      Основатель  современной  Л.  с. -  немецкий  ученый  Готтлоб  Фре-
ге.  Прежде  всего,  он сформулировал  различие   между  денотатом
(значением) знака (то есть  тем классом предметов или  понятий, ко-
торые он обозначает) и его смыслом, то есть тем, как  знак представ-
лен в языке. Так, денотатом слова "стул" будет класс  всех стульев,
а  смыслом  -  само  слово "стул"  в его  лингвистической неповтори-
мости.

      Однако  логика  занимается  в основном  не  отдельными  словами, а
целыми   высказываниями. Согласно   Фреге,   денотатом  высказыва-
ния является его истинное значение (ср. истина). То есть  у предло-
жения  в  изъявительном  наклонении, по  Фреге,  может  быть только
два денотата  - "истина"  и "ложь", которые он,  будучи идеалистом,
считал  реальными  объектами. Смыслом  же   высказывания  является
высказанное  в  нем   суждение. В  сложноподчиненных  предложениях
истинностным   значением обладает   только   главное  предложение.
Например,  в  предложении "Он  сказал, что  он скоро  придет" истин-
ностное  значение  имеется  только у  предложения  "Он  сказал", то
есть ответственность за истинность слов "что он скоро  придет", ло-
жится на  того, кто  это сказал. Денотатом же  придаточного предло-
жения становится его смысл.

      В   философии   вымысла, следующей   Л.  с.   Фреге,  высказывания
типа  "Все  смешалось  в  доме Облонских"  (не имеющие  значения ис-
тинности,  поскольку  речь в  них идет  о вымышленных  объектах) эк-
вивалентны  фрегевским   придаточным предложениям,   а  эквивален-
том  главного предложения  становится заглавие,  которое истинност-
ным  значением  обладает:  когда мы видим,  что на  книге написано
"Анна   Каренина",   это равнозначно  истинному   высказыванию  -
"Это роман "Анна Каренина".

      Одним  из  самых  известных последователей  Фреге   был  Бертран
Рассел. Так же  как и  Фреге, Рассел был озабочен  построением не-
противоречивой  теории  математики (впоследствии  Курт  Гедель до-
казал, что это невозможно, - см. принцип дополнительности).

      Рассел  сформулировал  так  назывемую теорию  типов   для  разре-
шения   математических   парадоксов вроде   известного  парадокса
лжеца. Рассел писал:

      "Лжец  говорит:  "Все,  что я  утверждаю, ложно".  Фактически то,
что он делает, это утверждение, но оно относится к  тотальности его
утверждений;  только  включив  его в  эту тотальность,  мы получим
парадокс.  Мы  должны  будем различать суждения,  которые относят-
ся к  некоторой тотальности  суждений, и  суждения, которые  не от-
носятся к ней. Те, которые относятся  к некоторой тотальности суж-
дения,  никак  не  могут  быть членами  этой тотальности.  Мы можем
определить  суждения первого  порядка как  такие, которые  не отно-
сятся к тотальности суждений;  суждения второго порядка -  как та-
кие,  которые отнесены  к тотальности суждений первого  порядка, и
т.  д. ad infinitum. Таким  образом, наш  лжец должен  будет теперь
сказать:  "Я  утверждаю суждение первого порядка,  которое являет-
ся  ложным". Но  само это  суждение -  второго порядка.  Поэтому он
не утверждает суждения первого порядка".

      Теорию  типов  Рассела  критиковал Витгенштейн   в  "Логико-фило-
софском трактате", но, как  кажется, она пережила эту  критику. По
нашему мнению, важно не то, что  Рассел решил парадокс, а  то, что
он его сформулировал.

      Парадоксы  теории  множеств,  по моему  убеждению, имеют  под со-
бой  некую  психическую  реальность. Существует   такой  парадокс,
который  мы  называем  "универсальным парадоксом   знания".  Допу-
стим, кто-то говорит: "Я знаю все". Если под словом "знать"  мы по-
нимаем  -  "знать  значения определенных  предложений",  то  из "я
знаю все" следует "я знаю значения всех предложений".

      Но имеется такое предложение "Я  чего-то не  знаю". Стало  быть, я
знаю значение предложения "я чего-то не  знаю", а  это противоречит
тому, что я знаю все.

      Точно  так же  дело обстоит  с высказыванием  "я ничего  не знаю".
Если я не знаю значения ни  одного предложения, то, стало  быть, я
также не знаю значения предложения  "я что-то знаю", а  это проти-
воречит тому, что я ничего не знаю.

      Эта  разновидность  расселовского парадокса  отражает  определен-
ную  психическую  реальность  - некое  ментальное  озарение, когда
человеку действительно  открывается все и законы  двузначной логи-
ки перестают для него действовать (см. учение о сатори в  ст. дзэн-
 ское  мшпление;  ср.  также многозначные  логики). Когда  же чело-
век восклицает в отчаянии: "Я ничего не знаю", он находится  в со-
стоянии  эпистемической фрустрации, и опять-таки  для него  в этот
момент важен логически нечленимый недискретный континуум.

      Следующая  проблема,  с  которой столкнулась  Л. с.,  это проблема
пустых  вымышленных   имен, таких,   например,  как   Пегас.  Суть
здесь состоит в том, что как же мы можем говорить о  значении того,
что не существует (ср. существование)?

      Эту  проблему  также  решил Рассел  при  помощи   так  называемой
теории  определенных  дескрипций (описаний).   Рассел  раскладывал
имя  "Пегас"  на  дескрипцию "конь,  имеющий  по  природе крылья",
и  тогда  можно было  сказать, что не существует  такого индивида,
как конь, имеющий по природе крылья.

      Следующей  проблемой  Л.  с. была  проблема   неполной  синонимии
слов  и  выражений,  имеющих один денотат,  но разные  смыслы. На-
пример,  Утренняя  звезда и  Вечерняя звезда  имеют один  денотат -
планету Венеру,  но разные  смыслы: Утренняя звезда -  это Венера,
которая видна утром, а Вечерняя - вечером.

      Таким  образом,  утверждение  "Утренняя звезда  -   это  Вечерняя
звезда"  не  всегда  оказывается истинным. Происходит  это оттого,
что реально мы  всегда или  почти всегда пользуемся не  прямыми. а
косвенными  контекстами,  то  есть это  кто-то говорит  об Утренней
звезде, а кто-то - о