ил Сибиллины щиколотки

       Он выпустил ее ножки.

       Он взял в руки Сибиллины щиколотки и нажал вниз


      ...Юноша вдруг схватил мокрую ножку - - она свисала с плотика -
и поцеловал пятку".


         Тут психоаналитик должен просто   взвизгнуть    от   удовольствия.
Все  ясно.  Ведь  ноги  - это  субститут  половых  органов.   Симор не
удовлетворен   интимными отношениями   с   женой  (недаром в  начале
рассказа    упоминается статейка    в    журнальчике, назывзющаяся
"Секс:  или  радость,  или ад"), он  довольствуется латентным  сексом с
маленькой  девочкой.  Рассказ  о рыбке  бананке  тоже   становится  по-
нятен.  Банан  -  явный фаллический  символ.   Рассказ  о   бананке -
это  притча  о  сексе,  который чреват  смертью, об  эросе/танатосе (см.
также тело). Поэтому и самоубийетво вполне логично.

         Третий  непроявленный смысл  -   дзэнский.  Дело   в  том, что  рас-
сказ  "Х.  л.  р.  б." входит  не  только  в  знаменитый  цикл "Девять
рассказов",  но  и  в  контекст повестей о  семействе Гласс.  Из содер-
жания  этих  повестей   явствует, что   Симор  был   гениальным  ребен-
ком,   в   семь лет   понимавшим   философию   и рассуждавшим   как
взрослый   человек,  что он  был   поэтом,  писавшим   восточные сти-
хи,   серьезно   увлекался восточными   философиями,  и   в  частности
дзэном,  и  обсуждал  все это  с  Мюриэль,  невестой,  а  потом  женой,
и   отношения   у них  были   прекрасными  (повесть   "Выше стропила,
плотники").

         Брат  Симора  Бадди, его  "агиограф",   сравнивает  его   с восточным
мудрецом,   который  увидел вороного  жеребца   в  гнедой   кобыле. И
Симор  видит  мир  не  так, как  другие.  Например, он  восхищается си-
ним  купальником  Сибиллы,  хотя на  самом   деле  он   желтый,  просто
потому, что это его любимый цвет.

         Рассуждения   и поступки   братьев    и   сестер Гласс   проникнуты
дззнским   мышлением,   которое, в   частности,    отрицает   важность
противопоставления  жизни  и  смерти и  учит,  что  если  человека осе-
нило  просветление,  от  которого он  хочет убить  себя, то  пусть себе
убивает  на  здоровье.  То есть  в  таком  понимании  мира  и  субъекта
смерть  -   это  вообще не  трагедия.  Можно  убить  себя  от полноты
жизни,  не  оттого,  что  все плохо,  как  в  европейской  традиции, но
оттого,  что  все  хорошо "и  чтобы  было  еще лучше"  (пользуясь выра-
жением  современного   русского философа   и  знатока   восточных  тра-
диций А. М. Пятигорского).

         Вероятно,   чтобы понять   рассказ   наиболее  адекватно (ср.  прин-
 цип  дополнительности),  нужно иметь  в  виду  все  эти  три   его ин-
терпретации.   При   этом самая   примитивная    житейская   интерпре-
тация   ничем   не хуже   самой   эзотерической   (ср. деконструкция,
 постмодернизм).


      Лит.:

      Судзуки Д. Основы дзэн-буддизма. - Бишкек, 1993.

      Пятигорский А. М. Некоторые общие замечания о мифологии



      1965. - Вып. 181.

      Рудыев В. П. Тема ног в культуре // Сб. статей памяти П. А.

      Руднева. - СПб, 1997 (в печати).

      Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. - М., 1995.

     ШИЗОФРЕНИЯ

(от древнегр. schizo - раскалываю + phren -  ду-
ша,  рассудок)  -  психическое заболевание,   имеющее  многообраз-
ные  проявления,  как-то  бред, галлюцинации,  расстройство аффек-
тивных  функций,  ведущие  к слабоумию  и   утрате  индивидуальных
черт личности.

         Понятие  Ш. было  введено   в  психопатологию   швейцарским пси-
хиатром  Эугеном  Блейлером  в начале  ХХ  в., ему  же принадлежит
подробное  клиническое  описание этой болезни,  которую в  силу ее
сложности и  неоднозначности в  ХIХ в. путали с  другими психичес-
кими нарушениями, например с психозом (см.).

         Одним  из  основных симптомов  Ш.  является  расстройство  ассоци-
аций.  Нормальные  сочетания  идей теряют свою  прочность. Следую-
щие  друг  за  другом  мысли шизофреника  могут не  иметь никакого
отношения  друг  к  другу, то  есть   нарушается  фундаментальный
принцип связности текста.

        Пример  Э.  Блейлера. Вопрос  психиатра   больному:  "Испытываете
ли вы огорчениями"  Больной: "Нет". Психиатр; "Вам  тяжело?" Боль-
ной: "Да, железо тяжело".

        Мышление   при Ш.   приобретает   странный,   чудаковатый харак-
тер,  мысли  совершают  скачки. Все  это напоминает  картину снови-
 дения или картину в сюрреализме.

        "Замечательны,   - пишет   Блейлер,   -   также наклонности   к
о б о б щ е н и я м (здесь и далее в  цитатах разрядка  Блейлера. -
В. Р.), к  перескакиванию мысли  или вообще  функции на  другие об-
ласти. Бредовые идеи,  которые могут возникнуть только  по отноше-
нию  к  определенному лицу,  переносятся на  другое, с  которым они
не имеют никакой  внутренней связи. Больного разозлили,  он снача-
ла отпускает пощечину виновному, а затем и другим, кто как  раз на-
ходился  поблизости.  (Ср.  характерное поведение  Ивана Бездомного
в  романе  М.  А.  Булгакова "Мастер и  Маргарита", когда  он являет-
ся  в  Дом  литераторов в кальсонах и  раздает пощечины.  Автор рома-
на  был  врач  и,  по общему признанию  психиатров, очень  точно опи-
сал симптомы Ш. у Бездомного.- В.Р.)

       Особенно  важно,  -  продолжает Блейлер,  что  при   этой  ассоциа-
тивной слабости [...] а  ф ф  е к т ы  приобретают особую  власть над
мышлением:   вместо   логических сочетаний   руководящую   роль  по-
лучают  желания  и  описания, таким  образом  возникают  самые  неле-
пые б р е д о в ы е и д е и,  открывается дорога  чрезвычайно сильно-
му    аутистическомумышлению(см. -    В.Р.) с его уходом
от  действительности,  с  его тенденцией  к  символике,  замещениям и
сгущениям".   (Что   опять-таки напоминает  работу   сновидения  как
она  интерпретируется  в  психоанализе З. Фрейдом; ясно,  что созна-
ние шизофреника регрессирует к более низким формам.)

       В  тяжелых  случаях  Ш. обнаруживается  то,  что   психиатры  назы-
вают   "аффективным   отупением". Шизофреник   в    больнице   может
десятки   лет   не  обнаруживать никаких  желаний,   никаких  аффек-
тов. Он не  реагирует на  плохое с ним обращение,  на холод  и жажду,
ложится  в  промокшую  и  холодную постель,  ко  всему  проявляет по-
разительное  спокойствие,  хладнокровие и   равнодушие  -   к  своему
настоящему положению, к будущему, к посещению родственников.

       Явный   показатель Ш.   -   недостаток    аффективных модуляций,
аффективная   неподвижность.  При этом  аффекты   могут  подвергать-
ся  инверсиям:  там,  где нормальный  человек   смеется,  шизофреник
плачет, и наоборот - так называемая паратимия.

       "Самые   аффекты, -   пишет   далее   Блейлер, -   часто  теряют
е д и н с т в о . Одна больная убила своего ребенка, которого  она лю-
била, так как это был ее ребенок,  и ненавидела, так как  он происхо-
дил  от нелюбимого  мужа; после этого она  неделями находилась  в та-
ком  состоянии,  что  глазами она  в отчаянии  плакала, а  ртом смея-
лась".

       Одновременный  смех  и  плач суть  проявления   амбивалентности  в
Ш.  Например,  шизофреник  может в  одно  и  то  же время  думать: "Я
такой же человек, как и вы" и "Я не такой человек, как вы".  (Ср. не-
 классические логики, истина.)

       Для   Ш.   характерны различного   рода   галлюцинации:  соматиче-
ские,   зрительные,   слуховые, обонятельные,   осязательные.  Боль-
ные  часто  слышат  голоса, свист  ветра,  жужжание,  плач   и  смех;
они   видят   какие-то вещи,   реальные  и   фантастические;  обоняют
какие-то  запахи,  приятные  и неприятные;  осязают   какие-то  пред-
меты;  им  чудится,  что  на них  падают  дождевые  капли,  их  бьют,
режут,  жгут  раскаленными  иглами, у  них  вырывают   глаза,  распи-
ливают   мозги   (ср. трансперсональная    психология,   виртуальные
 реальности).


         При   этом  реальность бредовых  представлений   кажется  шизофре-
нику  совершенно  очевидной.  Он скорее  откажется верить  в окружа-
ющую реальность - что он находится в больнице и т. д.

        Для  Ш.  характерен бред  величия, который  часто сочетается  с бре-
дом преследования,  то есть  больные в  этой стадии  находятся полно-
стью  во  власти  своего бессознательного, у них  измененное состоя-
 ние сознаная.

         И  наконец:  "Вследствие потери  чувства  активности  и неспособно-
сти  управлять  мыслями,  шизофреническое Я  часто   лишается  суще-
ственных  составных  частей. Расстройства  ассоциаций   и  болезнен-
ные  соматические  ощущения  придают этому  Я   совершенно  другой,
непохожий  на  прежний вид;  у больного, таким образом,  имеется со-
знание,  что  его  состояние изменилось: он стал  другой личностью.
[...]  Граница  между  Я  и другими личностями  и даже  предметами и
отвлеченными    понятиями может    стушеваться:    больной может
отождествлять  себя  не только с любым  другим лицом,  но и  со сту-
лом,  с  палкой.  Его  воспоминания расщепляются  на  две  или более
части"  (ср.  описание  героя романа  С.  Соколова "Школа  для дура-
ков",  которому  показалось,  что он  раздвоился и  одна из  его двух
личностей превратилась в сорванную им лилию "нимфея альба").

         Ш.  в  ХХ  в. стала  болезнью  психики  Э 1,  ибо  шизофреническое
начало   присуще  многим фундаментальным  направлениям   и  течени-
ям  культуры  ХХ   в.: экспрессиоинзму,   сюрреализму,  неомифологи-
 ческой  манере  письма  в целом,  новому  роману,  потоку  сознания,
поэтике абсурда предстюителей школы ОБЭРИУ, театру абсурда.


            Лит.:

            Блейлер Э. Руководство по психиатрии. - М., 1993.

     "ШКОЛА   ДЛЯ   ДУРАКОВ"

-   роман    русского   писателя-эмигран-
та  Саши  Соколова  (1974), один из  самых сложных  текстов русского
модернизма  и  в  то же  время  одно  из самых  теплых, проникновен-
ных  произведений  ХХ  в. В  этом  смысле  "Ш. д."  напоминает фильм
Андрея  Тарковского  "Зеркало" (см.)  -  та  же  сложность художест-
венного  языка,  та  же автобиографическая подоплека, те  же россий-
ские надполитические философские обобщения.

          Сюжет  "Ш. д."  почти  невозможно  пересказать,  так  как, во-пер-
вых,  в  нем  заложена нелинейная  концепция   времени-памяти  (так
же как и в "Зеркале" Тарковского)  и, во-вторых, потому, что  он по-
строен  не  по  сквозному драматическому  принципу,  а  по "номерно-
му".  Это  музыкальный  термин; по  номерному   принципу  строились
оратории и оперы в  ХVII -  ХVIII вв.: арии, дуэты,  хоры, речитати-
вы,  интермедии,  а  сквозное действие видится  сквозь музыку  - му-
зыка  важнее.  Вот  и  в "Ш. д." -  "музыка важнее".  Между сюжетом
и стилем здесь  не проложить  и лезвия бритвы (позднее  сам Соколов
назвал подобный жанр "проэзией").

         Музыкальность,  между тем,  задана  уже  в  самом  заглавии: "шко-
лами"   назывались   сборники этюдов  для   начинающих  музыкантов
("для  дураков"). Но  в русской культуре Иванушка-дурачок,  как из-
вестно,  оказывается  умнее  всех, поэтому  название  прочитывается
еще  как  "школа  высшего мастерства  для  прозаиков", какой  она и
является.  Другой  смысл названия, вещный  - это,  конечно, метафо-
ра "задуренной большевиками" России.

         В  центре  повествования рассказ  мальчика  с  раздвоенным  созна-
нием,  если  называть  вещи своими   именами  -   шизофреника  (см.
шизофрения).  Между  тем за исключением того  факта, что  с опреде-
ленного времени герой считает, что их двое, и порой не  отличает ил-
люзию,  собственную  мечту  от реальности,  в остальном  это удиви-
тельно  симпатичный  герой  редкой духовности  и  внутренней тепло-
ты и доброты.

         Действие  "Ш. д." перескакивает с  дачи, где  герой живет  "в доме
отца  своего",  прокурора,  фигуры крайне   непривлекательной  (ср.
Эдипов  комплекс),  в  город, в школу  для слабоумных.  Герой влюб-
лен  в  учительницу  Вету Аркадьевну.  У  него  есть  также любимый
наставник  Павел  (Савл) Петрович  Норвегов,   учитель  географии,
влюбленный,  в  свою  очередь, в  ученицу  спецшколы  Розу Ветрову.
Впрочем,  реальность  этих "женских  персонажей"   достаточно  со-
мнительна, так  как Вета  Аркадьевна Акатова  в сознании  героя лег-
ко  превращается  в "ветку  акации", а  последняя -  в железнодорож-
ную ветку, по которой едут поезда  и электрички из города  на дачу.
А  Роза  Ветрова  тоже  легко "географизируется"  в "розу  ветров" -
профессиональный  символ  учителя Норвегова,  любимца   всех  уче-
ников,  разоблачителя  всякой фальши и неправды,  за что  его нена-
видят другие учителя и директор Перилло.

         В  центре  сюжета-стиля три  узла:  влюбленность героя  в учитель-
ницу  и  связанные  с  этим внутренние  переживания и  эпизоды, на-
пример  явно  виртуальное сватовство у отца  учительницы, репресси-
рованного  и   реабилитированного академика   Акатова;  превращение
героя в двоих, после того как  он сорвал речную лилию  "нимфея аль-
ба" (Нимфея становится с тех пор  его именем); alter ego Нимфеи вы-
ступает как соперник в его любви к  Вете Аркадьевне; наконец, исто-
рия  увольнения  "по  щучьему велению"  и  странная  смерть учителя
Норвегова,  о которой  он сам  рассказывает своим  ученикам, пришед-
шим навестить его на даче.

         Все остальное  в "Ш. д." -  это, скажем  так, безумная  любовь ав-
тора к русскому языку, любовь страстная и взаимная.

         "Ш.  д."  предпосланы три  эпиграфа,  каждый  из  которых  содер-
жит ключ к сюжетно-стилистическому содержанию романа.

         Первый  эпиграф  из "Деяния  Апостолов":  "Но  Савл,  он же  и Па-
вел, исполнившись Духа Святого и устремив на него взор,  сказал: о,
исполненный всякого  коварства и  всякого злодейства,  сын диавола,
враг  всякой  правды! перестанешь ли ты  совращать с  прямых путей
Господних ?".

         Сюжетно  этот  эпиграф связан  с  фигурой Павла  (Савла) Петрови-
ча, обличителя  школьной неправды  и фальши,  которого за  это уво-
лили  "по  щучьему".  Стилистически эпиграф  связан   со  стихией
"плетения  словес",  стиля,  господствующего в  русской литературе
ХVI  в.,  с  характерными нанизываниями   однородных  словосочета-
ний, что так характерно для "Ш. д.". Сравним:

         "Опиши  челюсть  крокодила, язык  колибри,   колокольню  Новоде-
вичьего   монастыря,   опиши стебель  черемухи,   излучину  Леты,
хвост  любой  поселковой  собаки, ночь  любви, миражи  над горячим
асфальтом [...] преврати дождь в град, день - в ночь, хлеб  наш на-
сущный дай нам днесь, гласный звук сделай шипящим".

         А  вот  фрагмент знаменитого  "Жития  Сергия  Радонежского"  Епи-
фания Премудрого (орфография упрощена):

         "Старец  чюдный, добродетлми   всякыми  украшень,   тихый, крот-
кый  нрав имея,  и  смиренный добронравный,  приветливый  и благо-
уветливый,  утешительный,   сладкогласный и   целомудренный,  бла-
гоговейный  и  нищелюбивый,  иже есть  отцамь  отець   и  учителем
учитель,  наказатель  вождем,  пастыремъ пастырь,  постникам  хва-
ла,  мльчальникам  удобрение, иереам красота" (ср.  также изменен-
 ные состояния сознании).

         Второй   эпиграф представляет  собой   группу  глаголов-исключе-
ний, зарифмованных для лучшего запоминания:


            гнать, держать, бежать, обидеть,

            слышать, видеть и вертеть, и дышать

            и ненавидеть, и зависеть и терпеть.


         Сюжетно  этот  эпиграф связан  с  нелегкой  жизнью  ученика спец-
школы - в нем  как бы  заанаграммирован весь  его мир.  В стилисти-
ческом  плане  этот  стишок актуализирует  мощную  стихию детского
фольклора  -  считалок, прибауток, переделанных слов,  без понима-
ния важности этой речевой стихии  не понять "Ш. д.".  Весь художе-
ственный  мир  романа  состоит из осколков речевых  актов, жанров,
игр (см. теория речевых актов, прагматика, языковая игра), он по-
хож  на  изображенный  в  романе поезд,   олицетворяющий  поруган-
ную и оболганную Россию:

         "Наконец   поезд выходит   из   тупика  и   движется по   перегонам  Рос-
сии.   Он   составлен из   проверенных   комиссиями   вагонов, из  чистых
и   бранных   слов, кусочков   чьих-то   сердечных   болей, памятных  за-
мет,    деловых записок,    бездельных    графических упражнений,    из
смеха  и  клятв,  из  воплей и слез,  из крови  и мела  [...] из  добрых по-
буждений  и   розовых  мечтаний, из  хамства,   нежности,  тупости   и хо-
луйства.  Поезд  идет  [...] и  вся  Россия,  выходя  на  проветренные пер-
роны,   смотрит   ему в   глаза   и   читает   начертанное -   мимолетную
книгу    собственной жизни,    книгу    бестолковую, бездарную,   скуч-
ную,    созданную руками    некомпетентных    комиссий и    жалких   ог-
лупленных людей".


         Третий  эпиграф: "То  же  имя,  тот  же облик"  - взят  из новеллы
Эдгара По "Вильям Вильсон",  в которой героя преследовал  его двой-
ник, и когда герою  наконец удалось убить двойника,  оказалось, что
он убил самого себя. Здесь  также важен не названный,  но присутст-
вующий  в  романе   как элемент   интертекста  рассказ   Эдгара По
"Правда  о  случившемся  с мистером  Вольдемаром",  где  человек от
первого лица свидетельствует о собственной смерти, так же  как учи-
тель Норвегов  с досадой  рассказывает ребятишкам,  что он,  по всей
вероятности, умер "к чертовой матери".

         Центральный  эпизод "Ш.  д."  -   когда  мальчик   срывает речную
лилию  и  становится  раздвоенным. Срывание  цветка   -  известный
культурный субститут  дефлорации. Смысл этой сцены  в том,  что ге-
рой  не  должен  был  нарушать "эйдетическую  экологию"  своего ми-
ра,  в котором  каждая реализация несет разрушение.  В то  же время
это  сумасшествие  героя становится  аналогом   обряда  инициации,
посвящения  в  поэты, писатели. Именно после  этого Нимфея  видит и
слышит, подобно пушкинскому  пророку, то, чего не  видят и  не слы-
шат другие люди:

         "Я  слышал, как  на газонах  росла нестриженая  трава, как  во дво-
рах  скрипели  детские   коляски, гремели   крышки  мусоропроводных
баков,  как  в  подъезде лязгали двери лифтовых  шахт и  в школьном
дворе  ученики  первой  смены бежали  укрепляющий кросс:  ветер до-
носил биение их сердец  [...]. Я  слышал поцелуи  и шепот,  и душное
дыхание незнакомых мне женщин и мужчин".

      Ср.:

Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.

("Пророк" А.С. Пушкина)


         С  точки  зрения здравого  смысла  в  романе так  ничего и  не проис-
ходит,  потому что  время в  нем движется  то вперед,  то назад,  как в
серийном  универсуме  Дж.  У. Данна   (см.  серийное   мышление,  вре-
 мя).  "Почему,  -  размышляет сам  герой,  -  например,   принято  ду-
мать,  будто  за  первым  числом следует второе,  а не  сразу двадцать
восьмое? да и могут ли  дни вообще  следовать друг  за другом,  это ка-
кая-то  поэтическая  ерунда  - череда  дней.  Никакой череды  нет, дни
проходят,  когда  какому  вздумается, а  бывает, что  несколько сразу"
(ср.  событие).  Это суждение - очень  здравое на  закате классическо-
го  модернизма:   оно окончательно   порывает  с   фабульным  хроноло-
гическим мышлением, отменяет хронологию.

         "Ш.  д."  - одно  из  последних  произведений  модернизма, и как та-
ковое  оно  глубоко  трагично. Но  оно также  одно из  первых произве-
дений  постмодернизма  и в  этой  второй  своей ипостаси  является ве-
селым,  игровым  и  даже  с некоторым  подобием   "хэппи-энда":  герой
с автором идут по улице и растворяются в толпе прохожих.

         Так  или  иначе, это  последнее  великое  произведение  русской лите-
ратуры ХХ в. в традиционном понимании слова "литература".


            Лит.:

            Руднев В. Феноменология события // Логос, 1