-----------------------------------------------------------------------
   Herbert Wells. The Crystal Egg (1897). Пер. - Н.Волжина.
   В кн.: "Герберт Уэллс. Собрание сочинений в 15 томах. Том 3".
   М., "Правда", 1964.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 6 March 2001
   -----------------------------------------------------------------------


   Год тому назад близ  Севендайлса  еще  стояла  маленькая,  вся  снаружи
закопченная лавка, на вывеске  которой  поблекшими  желтыми  буквами  было
написано: "К.Кэйв. Набивка чучел и антиквариат". Набор вещей, выставленных
в  ее  витрине,  поражал  своей  пестротой.  Там  были   слоновые   клыки,
разрозненные  шахматные  фигуры,  четки,  пистолеты,   ящик,   наполненный
стеклянными глазами, два черепа  тигра  и  один  человеческий,  изъеденные
молью  обезьяньи  чучела  (одно  -  со  светильником  в  лапе),  старинная
шкатулка,  несколько  засиженных   мухами   страусовых   яиц,   рыболовные
принадлежности и на удивление грязный  пустой  аквариум.  В  то  время,  к
которому относится наш рассказ, среди всех этих предметов  лежал  и  кусок
хрусталя, выточенный в форме яйца и прекрасно отшлифованный. На него-то  и
смотрели двое стоявших перед витриной лавки: высокий  худощавый  пастор  и
смуглый  чернобородый  молодой  человек  восточного  типа,  одетый  весьма
непритязательно. Молодой человек что-то говорил,  энергично  жестикулируя,
видимо, убеждал своего спутника купить хрустальное яйцо.
   Они все еще стояли у витрины, когда мистер Кэйв вышел в лавку из задней
комнаты, дожевывая на ходу кусок хлеба с маслом, отчего бородка у него так
и ходила ходуном. Увидев этих людей и догадавшись, что их  заинтересовало,
мистер Кэйв как-то сразу сник. Он виновато оглянулся через  плечо  и  тихо
притворил за собой дверь  в  заднюю  комнату.  Мистер  Кэйв  был  старичок
небольшого роста со странными водянисто-голубыми глазами на бледном  лице.
В волосах его мелькала желтоватая седина;  на  нем  был  поношенный  синий
сюртук, допотопный цилиндр и расшлепанные ковровые туфли. Он  выжидательно
смотрел на разговаривающих. Но вот пастор сунул руку  в  глубину  кармана,
посмотрел на вынутые оттуда монеты и блеснул  зубами  в  приятной  улыбке.
Когда они вошли в лавку, физиономия у мистера Кэйва вытянулась еще больше.
   Пастор спросил без всяких обиняков,  сколько  стоит  хрустальное  яйцо.
Мистер Кэйв бросил тревожный взгляд на дверь в заднюю комнату  и  ответил:
пять фунтов. Обращаясь одновременно к своему спутнику и к  мистеру  Кэйву,
пастор запротестовал против такой высокой  цены  (она  действительно  была
гораздо выше того, что хотел просить Кэйв, когда эта вещь попала к нему  в
руки) и начал было торговаться. Мистер Кэйв  подошел  к  входной  двери  и
распахнул ее.
   - Цена пять фунтов, - повторил он,  видимо,  не  желая  утруждать  себя
бесцельным спором.
   И тут в щелке над занавеской, которой была задернута застекленная дверь
в комнату при лавке, показалась верхняя половина женского  лица,  глаза  с
любопытством уставились на покупателей.
   - Цена пять фунтов, - дрогнувшим голосом проговорил мистер Кэйв.
   Смуглый молодой человек пока что молчал, внимательно  присматриваясь  к
Кэйву. Но теперь и он подал голос:
   - Хорошо, платите пять фунтов.
   Пастор посмотрел на своего спутника - не шутит  ли  он  -  и,  переведя
взгляд на мистера Кэйва, увидел, что тот побелел, как полотно.
   - Это слишком дорого, - сказал пастор и,  снова  порывшись  в  кармане,
стал пересчитывать наличность.
   У  него  оказалось  немногим  больше  тридцати  шиллингов,  и  он  стал
урезонивать своего спутника, с которым  был,  видимо,  на  самой  короткой
ноге. Это дало мистеру Кэйву возможность собраться с мыслями, и  он  начал
взволнованно  объяснять,  что,  собственно  говоря,  хрустальное  яйцо  не
продается. Оба покупателя, естественно, удивились: следовало  бы  подумать
об  этом  раньше!  Зачем  же  тогда  было  назначать  цену?  Мистер   Кэйв
сконфузился, но продолжал твердить, что продать яйцо он не может, так  как
договорился с другим покупателем. Истолковав эти  слова  как  попытку  еще
больше набить цену, пастор и его друг сделали вид, будто хотят уйти, но  в
эту  минуту  задняя  дверь  отворилась,  и  в  лавку   вошла   хозяйка   -
обладательница черной челки и маленьких глазок.
   Эта женщина, полная, с грубыми чертами лица, была моложе мистера  Кэйва
и гораздо крупнее его. Поступь у нее  была  тяжелая,  лицо  -  красное  от
волнения.
   - Хрустальное яйцо продается, - сказала она. - И  пять  фунтов  -  цена
вполне  достаточная.  Я  не   понимаю,   Кэйв,   почему   ты   отказываешь
джентльменам?
   Мистер Кэйв, крайне расстроенный  этим  внезапным  вторжением,  сердито
посмотрел на жену поверх очков и стал - впрочем,  не  слишком  уверенно  -
защищать свое право вести дела  по  собственному  усмотрению.  Между  ними
началась перепалка. Оба покупателя с интересом наблюдали эту сцену,  то  и
дело подсказывая миссис Кэйв новые доводы. Припертый к стене, Кэйв все  же
не хотел сдаваться и нес что-то несуразное, путаное об утреннем покупателе
хрустального яйца. Волнение дорого ему  стоило,  но  он  с  необыкновенным
упорством продолжал твердить свое.
   Конец этому странному спору положил смуглый молодой человек. Он сказал,
что они зайдут через два дня, и,  следовательно,  у  того  покупателя,  на
которого  ссылается  мистер  Кэйв,  будет  время   воспользоваться   такой
отсрочкой.
   - Но уж тогда твердо, - сказал пастор. - Пять фунтов.
   Миссис Кэйв сочла своим долгом принести извинения за мужа, пояснив, что
он у нее иной  раз  "чудит",  и  по  уходе  покупателей  супружеская  чета
приступила к открытому обсуждению этого случая во всех его подробностях.
   Миссис Кэйв изъяснялась напрямик. Дрожа от волнения, ее несчастный  муж
то твердил о каком-то другом покупателе,  то  сбивался  с  этой  версии  и
говорил, что хрустальное яйцо стоит не меньше десяти гиней.
   - Тогда почему же ты спросил с них пять фунтов? - возразила ему жена.
   - Прошу тебя, предоставь мне вести мои дела по собственному усмотрению,
- отвечал Кэйв.
   В доме мистера Кэйва жили  его  падчерица  и  пасынок,  и  вечером,  за
ужином, случай в лавке снова подвергся обсуждению. Домашние мистера  Кэйва
и без  того  невысоко  ценили  деловые  способности  главы  семейства,  но
последний его поступок показался им верхом безумия.
   - По-моему, он  и  раньше  придерживал  это  яйцо,  -  заявил  пасынок,
нескладный верзила лет восемнадцати.
   - Но _пять фунтов_! - воскликнула падчерица, юная дева  двадцати  шести
лет, большая любительница поспорить.
   Ответы мистера Кэйва были  жалки  по  своей  беспомощности:  он  только
невнятно бормотал, что ему лучше знать,  как  вести  дела.  Посреди  ужина
несчастного погнали в лавку - запереть дверь на ночь. Уши у  него  горели,
слезы досады затуманивали стекла очков. "Почему я не убрал яйцо с витрины?
Какое легкомыслие!" - вот что не давало ему покоя.  Он  не  видел  способа
отвертеться от продажи хрустального яйца.
   После  ужина  падчерица  и  пасынок  мистера  Кэйва   принарядились   и
отправились гулять, а жена поднялась наверх  и,  попивая  горячую  воду  с
сахаром, лимоном и еще кое с чем, стала обдумывать, как быть с хрустальным
яйцом. Мистер Кэйв ушел в лавку и оставался там  довольно  долго  под  тем
предлогом, что ему надо делать маленькие гроты в  аквариумах  для  золотых
рыбок. На самом же деле он был  занят  совсем  другим,  но  об  этом  речь
впереди.
   На следующий день миссис Кэйв обнаружила, что хрустальное яйцо убрано с
витрины и припрятано за стойкой подержанных книг  по  рыболовству.  Миссис
Кэйв переложила его обратно, на видное место. Говорить об этом с мужем она
не пожелала, так как у нее разыгралась мигрень. Что касается самого Кэйва,
то у него такое желание  вообще  никогда  не  появлялось.  Время  тянулось
томительно. Мистер Кэйв был  рассеян  больше  обычного  (если  только  это
возможно) и сверх того крайне раздражителен. После обеда, когда  жена,  по
своему обыкновению, легла отдохнуть, он опять убрал яйцо с витрины.
   На следующий день мистер Кэйв повез в одну из клиник  морских  собачек,
которые требовались там для анатомических занятий. В его отсутствие  мысли
миссис Кэйв снова вернулись к хрустальному яйцу и к  тому,  как  потратить
нежданно-негаданные пять фунтов. Она уже  успела  самым  приятным  образом
распределить эту сумму - между прочим, имелась  в  виду  покупка  зеленого
шелкового платья и поездка в Ричмонд, -  как  вдруг  звон  колокольчика  у
входной двери  вызвал  ее  в  лавку.  Посетитель  оказался  лаборантом  из
клиники, который  пришел  пожаловаться  на  то,  что  лягушки,  заказанные
накануне, до сих пор не доставлены. Миссис Кэйв не одобряла  этой  отрасли
торговых операций мистера Кэйва, вследствие чего джентльмену, явившемуся в
несколько запальчивом  настроении,  пришлось  удалиться  ни  с  чем  после
краткой и вежливой - в той мере, в какой это зависело от него, - беседы  с
хозяйкой. Взоры  миссис  Кэйв,  естественно,  обратились  к  витрине:  вид
хрустального яйца должен был придать  реальность  пяти  фунтам  и  мечтам,
связанным с ними. Каково же было ее удивление, когда  яйца  в  витрине  не
оказалось!
   Она кинулась к тому месту за прилавком, где нашла яйцо накануне. Но его
и там не было. Тогда миссис Кэйв немедленно приступила к обыску лавки.
   Доставив морских собачек по адресу, мистер Кэйв  вернулся  домой  около
двух часов и застал в лавке полный разгром. Жена его, злая-презлая, стояла
на коленях за прилавком и рылась в  материале  для  набивки  чучел.  Когда
колокольчик возвестил о приходе мистера Кэйва, она высунула из-за прилавка
свою свирепую красную физиономию и с места в карьер обвинила мужа, что  он
"спрятал его".
   - Кого его? - спросил мистер Кэйв.
   - Хрустальное яйцо.
   Выражая всем своим видом крайнее  удивление,  мистер  Кэйв  бросился  к
витрине.
   - Разве его здесь нет? - воскликнул он. - Боже мой! Куда же оно делось?
   В эту минуту из задней комнаты в лавку вошел с громкой  бранью  пасынок
мистера Кэйва, вернувшийся домой за минуту до него. Он работал на  той  же
улице подмастерьем у краснодеревщика, торговавшего подержанной мебелью, но
обедал дома и теперь изволил гневаться, что обед  еще  не  готов.  Однако,
услыхав о пропаже, мальчишка забыл о еде и перенес свой гнев с  матери  на
отчима. Мать и сын, разумеется, сразу же решили, что мистер  Кэйв  спрятал
хрустальное яйцо. Но он всячески отрицал это,  не  скупясь  на  клятвенные
заверения, ни для кого не убедительные, и  под  конец  сам  стал  обвинять
сперва жену, а за ней и пасынка в том, что хрустальное яйцо спрятали  они,
решив тайком продать его. Ожесточенный, полный накала страстей спор привел
к тому, что у миссис Кэйв начался нервный припадок - нечто  среднее  между
истерикой и приступом бешенства, а пасынок  на  целых  полчаса  опоздал  в
мебельную мастерскую. Мистер Кэйв укрылся от разбушевавшейся жены в лавке.
   Вечером спор возобновился, но уже с  меньшей  горячностью,  и  спорщики
вели его под началом падчерицы обстоятельно, как судебное разбирательство.
Ужин прошел невесело и закончился тяжелой сценой. Мистер  Кэйв  вскипел  и
выбежал из лавки, громко хлопнув дверью. Воспользовавшись его отсутствием,
остальные члены семьи  высказались  о  нем  с  полной  свободой,  а  затем
обшарили весь дом с чердака до подвала в надежде найти Хрустальное яйцо.
   На следующий день оба покупателя снова появились в лавке.  Миссис  Кэйв
встретила их чуть не со слезами. Как выяснилось из ее слов, никто, ни один
человек не может себе представить, сколько ей всего пришлось вытерпеть  от
Кэйва на стезе их супружеской жизни. Кроме  того,  она  поведала  им  -  в
несколько искаженном виде - историю исчезновения хрустального яйца. Пастор
и  смуглый  молодой   человек   переглянулись   между   собой,   внутренне
посмеиваясь, но согласились с миссис Кэйв, что все это действительно очень
странно. Они не стали задерживаться в лавке,  так  как  миссис  Кэйв  явно
вознамерилась изложить  им  всю  свою  биографию.  Цепляясь  за  последнюю
надежду, она все же успела спросить адрес пастора  и  пообещала  известить
его, если ей удастся добиться чего-нибудь  от  мужа.  Адрес  был  дан,  но
потом, очевидно, утерян. Миссис Кэйв так  и  не  могла  сказать,  куда  он
запропастился.
   К вечеру того дня страсти в семействе мистера Кэйва несколько улеглись,
и сам он, вернувшись из своей  отлучки,  поужинал  в  полном  одиночестве,
представлявшем приятный контраст с  недавними  бурями.  Атмосфера  в  доме
по-прежнему оставалась напряженной, но ни хрустальное яйцо, ни  покупатели
его так больше и не появились.
   Теперь, чтобы не вводить кого-либо в заблуждение, мы должны признаться,
что мистер Кэйв  просто-напросто  лгал.  Ему  было  хорошо  известно,  где
находится хрустальное  яйцо.  Его  хранил  у  себя  мистер  Джекоби  Уэйс,
помощник демонстратора больницы св.Екатерины на Уэстборн-стрит.  Прикрытое
куском черного бархата, оно лежало у него дома на буфете возле  графина  с
американским виски. От мистера Уэйса и были получены сведения,  на  основе
которых написан этот рассказ. Кэйв  принес  хрустальное  яйцо  в  сумке  с
морскими собачками и пристал к молодому ученому, чтобы тот спрятал  его  у
себя. Мистер Уэйс согласился не сразу. У него были  довольно  своеобразные
отношения с Кэйвом. Коллекционируя  разного  рода  чудаков,  он  частенько
приглашал к себе старика выкурить трубочку, выпить стакан  вина  и  слушал
его не лишенные занятности высказывания о жизни вообще и о миссис  Кэйв  в
частности. Мистеру Уэйсу случалось иметь дело с этой дамой, когда  мистера
Кэйва не бывало в лавке. Он знал, что Кэйва притесняют  дома,  и,  обдумав
все как следует, решил приютить  у  себя  хрустальное  яйцо.  Мистер  Кэйв
обещал объяснить свою странную приверженность к  этой  вещи,  а  пока  что
признался, что в хрустале ему открываются видения. В тот же вечер он опять
зашел к молодому ученому.
   Мистер Уэйс выслушал весьма путаный рассказ.  Из  него  следовало,  что
Кэйв купил хрустальное яйцо заодно с другой мелочью на аукционе  у  одного
разорившегося антиквара и, не зная стоимости этой  вещи,  назначил  наугад
десять шиллингов. Яйцо провалялось в витрине лавки несколько месяцев, и он
уже подумывал, не снизить ли цену, как вдруг ему открылось нечто странное.
   Надо иметь в виду, что здоровье у мистера Кэйва было плохое, а во время
описываемых событий оно совсем расстроилось,  чему  немало  способствовало
также пренебрежительное и прямо-таки дурное отношение к  нему  жены  и  ее
детей.  Миссис  Кэйв,  женщина  взбалмошная,  бессердечная,   питала   все
возрастающую склонность к спиртным напиткам. Падчерица  была  заносчива  и
сварлива, пасынок не выносил своего приемного отца  и  пользовался  каждым
случаем, чтобы показать это. Хлопоты по лавке тяготили  мистера  Кэйва,  и
мистер Уэйс склонен думать, что старику тоже случалось иной раз грешить по
части спиртного. В молодые годы Кэйв  не  знал  лишений,  получил  хорошее
образование, а теперь он по целым неделям страдал приступами меланхолии  и
бессонницей.  Когда  ему  становилось  невмоготу  от  тяжелых  мыслей,  он
тихонько,  стараясь  никого  не  разбудить,  вставал   ночью   со   своего
супружеского ложа и бродил по дому. И однажды, часа в три ночи - было  это
в конце августа, - случай привел его в лавку.
   Эта грязная маленькая конура была погружена во тьму, и только  в  одном
ее уголке теплился какой-то странный свет. Подойдя  поближе,  мистер  Кэйв
увидел, что свет исходит от хрустального  яйца,  которое  лежало  на  краю
прилавка, у самой витрины. Тонкий лучик, пробившийся с улицы сквозь щель в
ставне, падал прямо на яйцо и словно наполнял его сиянием.
   Мистер Кэйв сразу  же  понял,  что  это  противоречит  законам  оптики,
известным ему еще со школьной скамьи. Если бы луч преломился в хрустале  и
собрался в фокусе внутри него, это было бы понятно, но  такое  рассеивание
света шло вразрез с основными законами физики. Мистер Кэйв подошел к  яйцу
поближе, вгляделся в самую его глубь, осмотрел его со всех  сторон,  вдруг
загоревшись той любознательностью,  которая  помогла  ему  с  молодых  лет
определить свое призвание. Он поразился, увидев, что свет  растекается  по
всему яйцу, точно это  был  полый  шар,  наполненный  светящимися  парами.
Разглядывая яйцо то с правой, то с левой стороны, он случайно заслонил его
от луча света, но хрусталь и тогда нимало не потускнел.  Потрясенный  этим
открытием, мистер Кэйв взял яйцо и перенес его подальше от окна,  в  самый
темный угол лавки. Оно продолжало излучать сияние еще  минут  пять,  потом
стало медленно тускнеть и наконец погасло. Мистер Кэйв подставил  его  под
луч света, и почти тотчас же сияние снова разлилось по нему.
   Эту часть удивительного рассказа  старого  антиквара  мистер  Уэйс  мог
подтвердить. Он сам не раз держал  яйцо  под  лучом  шириной  чуть  меньше
миллиметра. И действительно, в полной  темноте,  накрытый  куском  черного
бархата, хрусталь хоть и слабо, но все же фосфоресцировал. Однако  в  этой
фосфоресценции было что-то странное, и видели ее не  все.  Так,  например,
мистер  Харбинджер  -  имя,  известное  всем,  кто  интересуется   работой
Пастеровского института, - вообще не заметил никакого свечения. У  мистера
Уэйса эта способность была несравненно ниже, чем у мистера Кэйва. И даже у
самого мистера Кэйва она сильно колебалась, обостряясь в  часы  наибольшей
усталости и плохого самочувствия.
   Свечение в хрустальном яйце с первого  дня  словно  зачаровало  мистера
Кэйва. И то, что он долгое время ни с  кем  не  делился  своим  открытием,
говорит о его глубоком одиночестве больше, чем мог бы  сказать  целый  том
трогательных описаний. Бедняга жил в атмосфере такого недоброжелательства,
что  вздумай  он  признаться,  что  вот  такая-то  вещь   доставляет   ему
удовольствие, как его мигом лишили бы ее. Он заметил, что  с  приближением
утра, при рассеянном  освещении,  хрусталь  перестает  светиться  изнутри.
Какое-то время вообще удавалось наблюдать это свечение только по  ночам  в
самых темных углах лавки.
   Тогда  мистер  Кэйв  решил  воспользоваться  куском  старого   бархата,
служившего фоном для коллекции минералов. Сложив бархат вдвое и накрыв  им
голову и руки, он улавливал игру света в хрустальном яйце  даже  днем.  Но
тут ему приходилось быть начеку, чтобы не попасться жене, и он  предавался
этому  занятию,  залезая  из  предосторожности  под  прилавок,  только   в
послеобеденное  время,  когда  она  отдыхала  наверху.  И   вот   однажды,
поворачивая яйцо в руках,  мистер  Кэйв  увидел  нечто  новое.  В  глубине
хрусталя словно вспыхнула  молния,  и  ему  показалось,  будто  перед  ним
открылись  на  миг  бескрайние  просторы  какой-то  неведомой  страны.  Он
повернул яйцо еще раз и снова поймал в тускнеющем хрустале то же видение.
   Было бы слишком долго и скучно излагать все подробности этого  открытия
мистера Кэйва. Достаточно сказать о результатах его опытов: держа хрусталь
под углом примерно в сто тридцать семь градусов к лучу света, в нем  можно
было ясно и подолгу видеть широкую и чем-то совершенно необычную  равнину.
В пейзаже этом не было ничего фантастического, он казался вполне реальным,
и чем сильнее был свет, тем живее и ярче обозначалась  в  нем  каждая  его
деталь. Всю эту картину пронизывало движение,  подчиняющееся  размеренному
ритму, и она непрестанно менялась в зависимости от направления луча  света
и той или иной точки зрения. Так бывает, когда  рассматриваешь  что-нибудь
сквозь выпуклое стекло: стоит его повернуть, и все предстает в ином виде.
   Мистер Уэйс уверял меня, что мистер Кэйв описывал  ему  все  это  очень
обстоятельно,  без  малейших   признаков   возбуждения,   которое   обычно
наблюдается у галлюцинирующих. Однако все  попытки  самог