ов,  Д.  М.  Погодин  и  др.). В  других  мемуарах
значительные и  достоверные  факты, сообщаемые  о  писателе,  соседствуют  с
мелкими и малоправдоподобными. Вот почему использование мемуаров  в качестве
историко-биографического  источника  требует  осторожности  и   сопряжено  с
необходимостью их тщательной, критической проверки.
     Далеко  не все периоды жизни  Гоголя  одинаково обстоятельно освещены в
мемуарах.  Если бы только по ним надо было написать биографию писателя --  в
ней оказалось бы много зияющих пробелов.
     Неполно отражены в мемуарной литературе  юношеские годы Гоголя,  период
его пребывания в Нежинской  гимназии высших наук. Имеется ряд интересных, но
очень  кратких рассказов нежинских "однокорытников" Гоголя (Г. И. Высоцкого,
Н. Я. Прокоповича, К. М. Базили, А. С. Данилевского),  записанных  с их слов
Кулишом 1  и позднее  В.  Шенроком  2. В этом же  ряду
следует назвать  помещаемые в настоящем  издании воспоминания Т. Г. Пащенко.
Некоторые детали находим в мемуарной заметке Л. Мацевича, написанной со слов
Н. Ю. Артынова 3.
     Известны мемуары  еще  одного  "нежинца"  --  В.  И.  Любич-Романовича,
дошедшие  до  нас  в  записях М.  Шевлякова  4  и С.  И.  Глебова
5.  Однако   свидетельство  этого   школьного  товарища   Гоголя,
впоследствии малоудачливого реакционного поэта, обесценивается содержащимися
в нем грубыми фактическими ошибками и явно враждебными по отношению к Гоголю
выпадами.  То  же  самое  надо  сказать и в отношении известных в свое время
воспоминаний  преподавателя   гимназии  И.  Г.  Кулжинского  6  и
надзирателя Периона 7.
     1 П. А. Кулиш,  "Записки о  жизни  Гоголя", Спб. 1856, т. I,
стр. 24--28.
     2 В. И. Ш е н р о к, "Материалы для биографии Гоголя", т. I,
стр. 90--91, 99--107, 240--241, 250--251.
     3 "Русский архив", 1877, No 3, стр. 191--192.
     4 "Исторический вестник", 1890, No 12, стр. 694--699.
     5 Там же,  1902, No  2,  стр.  548--560. См. также  "Русская
старина", 1910, No 1, стр. 65--74.
     6  "Москвитянин", 1854, ноябрь,  кн. 1, No  21,  Смесь, стр.
1--16.
     7 "Московские ведомости", 1853, No 71.

     Эти   мемуаристы    представляют    образ    Гоголя-гимназиста   крайне
поверхностно.   Он   изображается   то  беззаботным  весельчаком,   озорным,
чудаковатым, то скрытным и ушедшим в себя человеком,  живущим обособленно от
интересов  большинства   его  школьных   сверстников,  мало   интересующимся
преподаваемыми науками и т. д.  Преподаватель латинского  языка, туповатый и
ограниченный педант  И. Г. Кулжинский, недовольный  успехами  Гоголя  по его
предмету,  вспоминал  впоследствии:  "Это был талант, неузнанный  школою,  и
ежели правду сказать, не хотевший или не умевший признаться школе".
     В этом  юношеском  портрете  Гоголя,  нарисованном его  современниками,
очень мало общего с действительным образом Гоголя-гимназиста и нет ни единой
черты, которая давала бы возможность почувствовать будущего Гоголя-писателя.
А ведь  всего через несколько лет после  отъезда из Нежина его уже знала вся
Россия.
     В  Нежинской гимназии Гоголь провел семь  лет. В ее стенах формировался
его характер, его художественный талант,  здесь же впервые пробудилось и его
гражданское самосознание  во  время  следствия  по  так называемому "делу  о
вольнодумстве".  Это  весьма шумное  политическое  дело, в которое оказалась
вовлеченной  большая  группа профессоров и  учеников гимназии,  представляло
собой  своеобразный  отзвук событий 14  декабря 1825  года.  Как выяснилось,
некоторые  из преподавателей  гимназии были  связаны  с В.  Л.  Лукашевичем,
привлеченным  по делу декабристов. В "деле  о вольнодумстве" замешано  и имя
Гоголя.  Оказалось,  что  его   конспект  лекций  по   естественному  праву,
содержавших "зловредные" идеи,  ходил по рукам многих учеников. Гоголь часто
упоминается  в  материалах  следствия, с  него  снимали  допрос. Причем  его
симпатии были определенно на стороне прогрессивной части профессуры. Едва ли
не единственный среди воспитанников гимназии Гоголь горячо и последовательно
защищал  от преследований  со  стороны реакционеров главного обвиняемого  по
этому  делу   профессора  Н.  Г.  Белоусова.   Событиями  в  Нежине   вскоре
заинтересовался  сам  начальник  III  отделения Бенкендорф. Они  закончились
жестокой расправой над группой профессоров и разгромом гимназии высших наук.
"Дело о  вольнодумстве"  оставило глубокий  след  в  сознании Гоголя.  Но  в
мемуарной  литературе,  даже у хорошо  знавшего его Пащенко,  оно  не  нашло
никакого отражения.
     В воспоминаниях  Т. Г.  Пащенко  содержится ряд фактов  о  первых годах
пребывания Гоголя в Петербурге.
     Особенно  интересным   является  сообщение  Пащенко  об  организованном
Гоголем в Петербурге  кружке,  в  состав которого  входили некоторые  из его
бывших  нежинских однокашников:  Н. Я. Прокопович, А. С. Данилевский, К.  М.
Базили, Е. П. Гребенка и др. "Товарищи, -- пишет Пащенко, -- часто сходились
у  кого-нибудь из  своих, составляли  тесный,  приятельский кружок и приятно
проводили  время.  Гоголь  был  душою  кружка"   (наст.   изд.,   стр.  45).
Существование кружка подтверждает в своих воспоминаниях и  П. В. Анненков. К
сожалению,  этот  существенный эпизод биографии Гоголя  не  исследован. Наши
сведения  о  характере  гоголевского  кружка,  его  идейном  и  литературном
направлении крайне скудны.
     Большинство воспоминаний о первых годах  пребывания Гоголя в Петербурге
принадлежит   перу   людей,   лишь  эпизодически   с  ним  встречавшихся,  и
преимущественно  касается частных  моментов,  --  например,  попытки  Гоголя
поступить на  сцену  (Н. П. Мундт), его работы  в качестве домашнего учителя
(М.  Н. Лонгинов, В.  А. Соллогуб)  и  т, д. Ряд важнейших событий  в  жизни
Гоголя  этого  периода  оказался  вне  поля  зрения  мемуаристов.  Известно,
например, каким крупным  событием для Гоголя было его знакомство с Пушкиным.
Они познакомились  20 мая 1831  года на вечере у Плетнева. Между ними вскоре
установились дружественные отношения.  Пушкин с величайшим  интересом следил
за  развитием молодого писателя. Они часто встречались, посещали друг друга.
О содержании их бесед мы  знаем лишь  по самым общим и глухим  намекам в  их
переписке. Свидетелями  и  участниками  этих  бесед нередко бывали Плетнев и
Жуковский. Но оба они не оставили воспоминаний о Гоголе.
     Об  отношениях   Пушкина  и  Гоголя   сохранилось   несколько   скудных
свидетельств  Анненкова и Соллогуба.  К ним следует прибавить  рассказ слуги
Гоголя  --  Якима Нимченко (в записи В. П. Горленко). Он сообщает  о  частых
посещениях Гоголя  Пушкиным.  Дополнением к  этому  рассказу является запись
беседы  с тем же  Якимом Нимченко, сделанная Г. П.  Данилевским (наст. изд.,
стр. 459--460).
     Документами, характеризующими  восприятие Пушкиным  творчества  Гоголя,
являются письмо поэта к А. Ф. Воейкову (конец августа 1831 г.) и рецензия на
второе издание  "Вечеров на хуторе  близ Диканьки  (1836)  (наст. изд., стр.
79--80).
     Большой интерес  представляют заметки Н. И. Иваницкого о педагогической
деятельности  Гоголя  в  Петербургском  университете.  Этот период освещен в
научной   литературе   крайне   односторонне.   Большинство   исследователей
склонялось к мысли о совершенной неподготовленности Гоголя как преподавателя
истории.  С  иронической снисходительностью писал  о нем,  например,  Нестор
Котляревский:  "Наш самоуверенный  историк" или "наш  самозванный профессор"
1.  В  утверждении  такого  взгляда  немало  повинны  мемуаристы,
например -- А.  В.  Никитенко  2,  Н. М.  Колмаков  3,
отчасти А. С. Андреев 4.
     1 Н. В.  Котляревский, "Н. В. Гоголь", изд.  3-е, Спб. 1911.
стр. 196--199.
     2 А. В. Никитенко, "Записки и дневник", т. I, изд. 2-е, Спб.
1905, стр. 262--264.
     3  Н.  М.  Колмаков,   "Очерки  и   воспоминания",  "Русская
старина", 1891, No 5, стр. 461.
     4 "Записки" А. С.  Андреева были опубликованы Н. С. Ашукиным
в альманахе "Сегодня", кн. 2, М. 1927, стр. 164--166.

     С  легкой  руки   этих   и   некоторых   других   мемуаристов  повелось
пренебрежительным  тоном говорить также  и  об  ученых  исторических  трудах
Гоголя. Между  тем  дошедшие  до  нас  фрагменты его исследований по истории
позволяют судить  о  серьезности  и глубине  исторических интересов  Гоголя,
свежести и проницательности его  научной мысли. Сопоставление работ Гоголя с
лекциями и трудами современных ему историков  -- скажем, Н. А.  Полевого, Н.
С. Арцыбашева, М. П. Погодина, -- убедительно подтверждают этот вывод.
     Воспоминания Н. И.  Иваницкого  --  слушателя  Гоголя  в  Петербургском
университете,  впоследствии педагога  и  литератора  --  являются  правдивым
свидетельством современника о существенной странице биографии Гоголя.

        "3"
     Большинство  мемуаров  о  Гоголе  касается либо отдельных эпизодов  его
биографии,  либо  охватывает хронологически небольшие периоды его жизни.  От
подобного рода мемуаров выгодно отличаются воспоминания Анненкова. Мы даем в
настоящем издании полный текст его работы "Гоголь  в Риме летом 1841 года" и
отрывки  из  "Замечательного  десятилетия".  В совокупности  они  воссоздают
важнейшие события в жизни Гоголя на протяжении двух десятилетий -- тридцатых
и сороковых годов.
     Эти воспоминания были широко задуманы  автором. Они имели мало общего с
традиционными  в западноевропейской литературе интимными  мемуарами. Замысел
Анненкова  состоял в том, чтобы показать не только Гоголя-человека, но и его
среду, эпоху во всем  их сложном и многообразном взаимодействии.  Перед нами
необычный   тип   мемуаров:   личные  наблюдения   переплетаются   здесь   с
историческими экскурсами и философическими размышлениями.
     Ценность мемуаров  Анненкова  состоит  в  том,  что  они  помогают  нам
почувствовать  атмосферу  идейной  борьбы  вокруг  Гоголя,  хотя характер  и
острота  этой  борьбы не всегда верно раскрываются автором, Обладая крупными
литературными  достоинствами, работы Анненкова  воскрешают  портреты  многих
виднейших участников общественного  и литературного движения своего времени,
на широком фоне которого воссоздается образ Гоголя. Автор сообщает множество
неизвестных  ранее  фактов,  очень существенных для  биографии писателя. Эта
черта   мемуаров  Анненкова   получила  положительную   оценку  со   стороны
Чернышевского. Касаясь воспоминаний  "Гоголь  в Риме", он  писал: "...факты,
сообщаемые г.  Анненковым,  значительно объясняют нам Гоголя  как  человека,
и...  вообще  взгляд  г. Анненкова  на  его  характер  кажется  едва  ли  не
справедливейшим   из   всех,   какие  только   высказывались  до  сих   пор"
1.
     1 Н. Г. Чернышевский, Полн.  собр. соч., т. IV, Гослитиздат,
1948, стр. 719.

     Гоголь  однажды  заметил,  что  у Анненкова  "много наблюдательности  и
точности" 1.  Анненков был свидетелем важных событий в  личной  и
писательской  биографии Гоголя. Он близко наблюдал его  в Петербурге, жил  в
одном доме с ним в течение нескольких  месяцев в Риме и  переписывал под его
диктовку половину первого тома "Мертвых душ". Наконец  он  был  единственным
свидетелем работы Белинского  в Зальцбрунне  над письмом к  Гоголю. Значение
сообщаемых Анненковым фактов весьма велико  для истории русской  литературы.
"Гоголь  в  Риме летом 1841 года"  является, например,  самым содержательным
рассказом очевидца о наименее изученном периоде жизни писателя -- пребывании
его за границей.  И.  С.  Тургенев писал об  этих  воспоминаниях  Анненкова:
"...подробности о Гоголе драгоценны" 2. Очень немногое прибавляют
к ним скупые по объему и небогатые по содержанию рассказы Ф. И. Буслаева, Ф.
И. Иордана, М. П. Погодина 3.
     И все же мемуары Анненкова не свободны от серьезных недостатков.
     Воспоминания "Гоголь в Риме" писались в середине 50-х годов. Имя Гоголя
в  это  время  стояло   в  самом  центре  литературно-политической   борьбы.
Либеральная   и  реакционная  критика   яростно  продолжала   свои   попытки
ниспровергнуть Гоголя и гоголевское направление  в литературе. Но  ее усилия
были тщетны. В. П. Боткин с сожалением писал своему другу  и соратнику А. С.
Дружинину: "Мы слишком поторопились решить, что гоголевское направление пора
оставить в стороне, -- нет и 1000 раз нет" 4.
     1 Н. В. Гоголь, Письма, ред. В. И. Шенрока, т. IV, стр. 48.
     2 "Наша старина", 1914, No 12, стр. 1069.
     3  М.  Погодин,  "О  жизни в Риме  с Гоголем  и  Шевыревым",
"Русский архив", 1865, No 7.
     4  "Письма к А. В. Дружинину", "Летописи", кн. 9,  М.  1948,
Гослитмузей, стр. 37.

     Эти  строки писались в  августе  1855  года, когда вся читающая  Россия
горячо   обсуждала   печатавшиеся   на  страницах   "Современника"   "Очерки
гоголевского  периода  русской  литературы"  Чернышевского,  провозгласившие
обличительное,  гоголевское направление  величайшим  достижением современной
русской литературы и исходной позицией ее дальнейшего развития.
     Воспоминания   Анненкова   содержат    множество   интересных   фактов,
подробностей, характеризующих личность Гоголя. Но автор оказался неспособным
ни  понять, ни  оценить образ  писателя в целом, его мировоззрение,  а также
глубокий идейный смысл его гениальных произведений.
     Все это необходимо  помнить при чтении мемуаров Анненкова,  так как они
не  просто фиксируют  виденное  и  слышанное,  но  являются вместе с  тем  и
попыткой критического осмысления личности и творчества Гоголя. Однако именно
эта  сторона  работ Анненкова более всего уязвима. Там, где автор  стоит  на
почве  фактов,  --  его рассказ  интересен  и ценен. Но как  только Анненков
начинает анализировать и  обобщать  эти  факты, повествование его облекается
либеральным  туманом,   выводы  становятся  неопределенными   и   часто   --
неправильными.
     Анненков начал свою литературную деятельность в 40-е годы. Он был тогда
в дружеских отношениях с Белинским, сотрудничал в "Отечественных записках" и
"Современнике", но в 50-е годы, в  условиях обострившейся классовой борьбы и
резкой  поляризации общественных сил,  Анненков  занял враждебную  позицию в
отношении  революционно-демократического  лагеря.  Вместе  с   Дружининым  и
Боткиным  Анненков образует идейный  центр дворянского либерализма в  борьбе
против "партии Чернышевского".
     Эстетические позиции Анненкова определяются его враждебным отношением к
прогрессивным, демократическим силам  русской литературы, и в частности -- к
гоголевскому направлению.
     Он ненавидит "дидактизм" в поэзии, разумея под ним проявление передовой
общественной тенденции, и отказывает "простонародной  жизни"  в  праве  быть
предметом подлинного  искусства. Он с  горечью жалуется Фету на исчезновение
поэтической  струи  в  европейской  литературе  и  винит  в  этом "проклятую
политику".
     Анненков  считал   себя  человеком  духовно  близким   Гоголю.   Но   в
действительности   он  был  бесконечно  чужд  идейному  пафосу  его  великих
произведений  и оказался  не в  состоянии  понять историческое  значение его
творчества.
     В воспоминаниях содержатся страницы,  посвященные исключительно  важной
теме  -- истории  взаимоотношений Гоголя и Белинского. Анненков был одним из
очень  немногих современников, находившихся в  дружеских связях с  этими, по
выражению  Добролюбова,  "литературными  вождями"  своей  эпохи. Фактические
сведения, сообщаемые мемуаристом, в высшей степени интересны. Но Анненков не
понимал  исторического  смысла   деятельности  Белинского,  как   зачинателя
революционно-демократического   движения  в  России,  и  допускал  грубейшие
извращения в оценке его личности и деятельности. Он  не мог верно раскрыть и
принципиального значения борьбы Белинского за Гоголя.

        "4"
     В  личной  и писательской биографии  Гоголя большое  место занимали его
отношения с Аксаковыми,  М. П. Погодиным, С. П. Шевыревым,  А. С. Хомяковым,
Н. М. Языковым.
     Различные эпизоды из истории этих отношений освещены в воспоминаниях Н.
В. Берга, И. И. Панаева, П. В. Анненкова, М. П. Погодина и его сына -- Д. М.
Погодина, О. М. Бодянского и наиболее полно -- у С. Т. Аксакова.
     Из всех мемуаристов, представленных в  настоящей  книге, С. Т.  Аксаков
был  несомненно ближе  всех знаком  с Гоголем. Их знакомство началось в 1832
году и  продолжалось двадцать лет 1. Частые  встречи с писателем,
беседы, споры, интенсивная переписка -- все это давало обильный материал для
воспоминаний.
     "История  моего  знакомства  с  Гоголем" выделяется среди многих других
мемуаров  разнообразием фактического материала.  Многие черты облика  Гоголя
обрисованы Аксаковым  ярко и талантливо. С. Т. Аксаков имел в виду не только
воссоздать обстоятельства жизни Гоголя, но и  раскрыть внутренний его мир --
мир  писателя  и человека,  хотя в решении этой последней  задачи Аксаков  в
значительной степени потерпел неудачу.
     Анализируя   "Семейную   хронику"  и   "Детские   годы  Багрова-внука",
Добролюбов     отмечал     органически     свойственный    Аксакову,     как
художнику-мемуаристу,  недостаток: субъективизм. Он писал, что "...талант г.
Аксакова слишком субъективен для метких общественных  характеристик, слишком
полон лиризма для спокойной оценки людей и произведений,  слишком наивен для
острой и глубокой наблюдательности" 2.
     1  Об  отношениях  Гоголя  с  семейством  Аксаковых  см.  С.
Дурылин, "Гоголь и Аксаковы", "Звенья", 1934, No 3--4, стр. 325--364.
     2 Н. А. Добролюбов, Полн. собр. соч., т. 2, стр. 452.

     Эта оценка Добролюбова вполне приложима и к "Истории моего знакомства с
Гоголем", являющейся, в сущности, заключительной  частью автобиографического
цикла С. Т. Аксакова.
     Воспоминания Аксакова о Гоголе содержат, как уже отмечалось,  большой и
интересный фактический материал.  Но  общее восприятие личности и творчества
великого русского  писателя  у  Аксакова  субъективно и односторонне. И  это
обстоятельство  лишает возможности  пользоваться  его  мемуарами  как вполне
надежным, достоверным источником. Сказанное особенно важно  иметь в виду при
чтении тех страниц воспоминаний, которые посвящены отношениям писателя с его
так  называемыми  "московскими   друзьями"  --   отношениям,  представляющим
существенную и недостаточно  изученную  проблему гоголевской биографии.  Вот
почему  на "Истории  моего  знакомства  с Гоголем"  необходимо  остановиться
подробнее.
     В  этих мемуарах обращают  на  себя внимание частые  жалобы  автора  на
неискренность Гоголя,  его замкнутость,  на его упорное  нежелание  раскрыть
свою душу перед людьми, наиболее якобы ему  близкими. Через две недели после
смерти  писателя, в  открытом  "Письме  к друзьям  Гоголя",  С,  Т.  Аксаков
заметил: "Даже с  друзьями  своими  он не  был вполне,  или, лучше  сказать,
всегда откровенен" 1. Эта мысль является  лейтмотивом  и "Истории
моего знакомства".  Поведение  Гоголя представлялось величайшей загадкой для
семейства  Аксаковых.  Гоголя окружали  здесь  всяческими  знаками внимания,
выполняли всевозможные  его  поручения,  выручали в  денежных  затруднениях,
которые он часто испытывал. Аксаковы пытались создать атмосферу "искренней и
горячей"  любви  к  Гоголю.  Но  ничто  не  могло вполне расположить  к  ним
писателя. И хотя Гоголь внешне сохранял дружеские отношения с Аксаковыми, но
внутренне  он был им чужд. С большой обидой пишет в  этой  связи  Аксаков  в
своих  воспоминаниях:  "Безграничной,   безусловной   доверенности   в  свою
искренность Гоголь не имел до своей смерти" (наст. изд., стр. 96).
     1 "Московские ведомости", 1852, No 32

     В 40-е годы дом  Аксаковых  в Москве стал центром славянофилов. Сыновья
С. Т.  Аксакова -- Константин Сергеевич и несколько  позднее Иван  Сергеевич
оказались в  числе  главных деятелей этого реакционного течения. В  условиях
крайне  обострившейся  идейной  борьбы  между  славянофилами  и  передо