тали:   несся  по  узкому  раскачивающемуся  листу,
похожему   на   длинный   мост-автостраду.   Вздутые    клетки,
разделенные  темными  прожилками,  все так же тихо лопались под
острыми когтями. Впереди колыхался под ударами  воздуха  другой
лист,  в редкие мгновения два листа чиркали зазубренными краями
друг о друга, между ними возникала бездна, то один,  то  другой
лист оказывались на немыслимой высоте.
     Кася  зажмурилась,  крепче  вцепилась  в плотный шов между
склеритами дима. Однако даже с закрытыми  глазами  ощутила  как
закованный в панцирь могучий зверь изменил бег, замедлил, потом
резко  ускорил... Сильно шелестнуло, словно рвалось полотнище с
раздутыми соком клетками. Касю тряхнуло, встревоженно вскрикнул
Семен. Дим однако бежал безостановочно, Кася  наконец  рискнула
открыть глаза.
     Они мчались на немыслимой высоте, внизу простирался жуткий
Туман, Дим несся по узкой автостраде зазубренного листа, клетки
тоже лопались и шипели, выпуская сок, Кася по звуку определила,
что дерево   уже  другого  вида.  Близкому,  но  другому.  Влад
оглянулся, она увидела внимательные глаза  варвара,  словно  он
как-то  понял, что слабая женщина даже в моменты острого страха
запоминает, сравнивает, продолжает работу исследователя.
     Внизу  за  краем  листа  колыхался  серый   туман,   плыли
сгущения,  пятна.  Кася  отвела  глаза:  высоты  не боялась, но
побаивалась. Конечно, в Мегамире падение --  самое  меньшее  из
зол,   даже   пальца   не  сломаешь,  хоть  брякнись  с  высоты
стоэтажного дома или верхушки мегадерева, но спуститься можно в
паутину, а на земле вдруг да ждет что-то гадкое, уже разинувшее
пасть?
     Так  же  внезапно  дим  понесся  вниз  по  стене   дерева:
блестящего, плотного, частиц водяного пара почти не видно, зато
от  стены  ощутимо  веет  теплом.  Острые когти пробивали кору,
однако сколько Кася не оглядывалась, из крохотных  дырочек  сок
не выступил, а ранки тут же затягивались.
     Спустившись  к  прогретой  солнцем каменистой равнине, дим
побежал намного резвее. Жгучие лучи прожгли Касю,  несмотря  на
комбинезон,  захотелось  петь,  подпрыгнуть,  ухватить  дима  с
седоками на плечо и показать как надо  бегать,  но  дим  быстро
нырнул  в  тень,  Кася  тут же ощутила, что муравей -- страшен,
Хоша  --  гадкий,  варвар  --  грубый,  а  Семен  стал   совсем
невнимательным,  забывает,  что  они  в опасной экспедиции, что
первая окончилась трагически, а исход второй сомнителен!

     Тени  становились  длиннее,  наконец  слились  в  сплошную
угольно    черную   полосу.   Нижние   части   деревьев   стали
темно-зелеными, а верхние части, пока  что  просвечивающие  под
прямыми лучами, тоже темнели -- солнце уходило в нору.
     Воздух  оставался прогретым, но Влад все чаще обеспокоенно
поглядывал  на  яркую  синь  вверху,  наконец  резко  остановил
Головастика:
     -- Заночуем.
     -- Мороз еще не скоро, -- сказал Семен предположительно.
     -- Я  могу двигаться и ночью, -- отрубил Влад надменно. --
Мы все трое можем двигаться ночью! Но  скоро  выйдут  на  охоту
бреклы.
     Семен  было  приосанился,  когда  варвар заявил, что ночью
могут двигаться все трое, не сразу понял, что в  тройку  героев
он  с  Касей  не входит. Бреклы -- видимо вечерние звери. Узкая
экологическая ниша между знойным днем и холодной  ночью,  здесь
звери  должны обитать очень быстрые, нещадные, выходящие из нор
внезапно, нападающие бесшумно, убивающие сразу.
     Ксеркс перед сном побежал поохотиться,  Хоша  тоже  принял
хищный  вид,  подергал  всеми  лапами, проверяя мускулы, хотя с
Головастика, похоже, слезать  не  собирался.  Влад  напился,  с
настороженным  любопытством  посматривал  на Касю. Она вытащила
странный пакет,  развернула,  металлическая  поверхность  пошла
рябью,    заблистали    искорки,    затем   высветилось   яркое
изображение... той пещеры, в  которой  Влада  принимал  на  пир
Верховный  Вождь  Станции  остроглазый доктор Соколов. Мелькнул
ярко-красный  комбинезон,  мутное  пятно  обрело  резкость   --
Соколов  приблизился,  глубоко  сидящие  глаза словно впились в
лицо Влада.
     Кася отодвинулась, сказала звонко:
     -- Здравствуйте, Иван Иванович!
     -- И вы тоже,  --  донесся  с  экрана  нетерпеливый  голос
Соколова. -- Нашли?
     -- Нет еще, -- ответила Кася обиженным тоном. -- Просто вы
наказали сообщать о каждом шаге...
     -- Не  в  буквальном  же смысле, -- поморщился Соколов. --
Как идет поиск?
     За  его  спиной  двигались  размытые   красноватые   тени,
слышался   стук,   поднимались   клубы  пара.  Влад  потрясенно
рассматривал лицо Соколова. Верховный  Вождь  покосился  в  его
сторону,   выслушал   сбивчивый  рассказ  Каси  о  разнообразии
животных форм, бросил коротко:
     -- Идите  по  расширяющемуся  кругу.  Наматывайте  спираль
вокруг  Станции.  Мы не знаем, в какую сторону они направились.
Вероятность, как уже мы подсчитали, что они  на  расстоянии  от
трех суток ходьбы до недели.
     -- Мы  уже прошли расстояние, равное двухдневному бегу, --
сообщила Кася. -- Может быть пройти еще два-три десятка  верст,
прежде чем начать поиск?
     -- А  вдруг  они  поселились  близко?  Вероятность  один к
двенадцати, но упускать ее нельзя. На карту поставлено  слишком
многое.  Я  уже  вызвал,  как  вы знаете, специальную десантную
группу, но пока прибудут, мы обязаны искать своими  силами.  Не
упускайте ничего, что может навести на след!
     Кася  кивала  с  несчастным  видом, а когда Соколов поднял
руку в прощании, с  видимым  облегчением  захлопнула  половинки
металлической  книги,  голос  и  шумы Станции разом оборвались.
Семен сочувствующе погладил девушку по плечу:
     -- Не огорчайся.  Его  сейчас  все  теребят.  Комиссия  за
комиссией!   А  он  не  администратор  --  крупнейший  генетик,
лауреат... Работать не дают. Как еще не бросается на всех,  ума
не приложу. Я бы не выдержал.
     Кася  увидела замершего неподалеку варвара, гордо вскинула
носик. Ее слезы, едва начавшие накапливаться  в  уголках  глаз,
мгновенно высохли, Голос стал ядовито-вежливым:
     -- Как наша связь?
     Варвар  не  двигался, но в лице его Кася читала сильнейшее
потрясение. Он поинтересовался охрипшим голосом:
     -- Это... запахами? Или как-то иначе?
     -- Как-то иначе, -- ответила Кася мстительно.
     Варвар чуть сдвинул брови, спросил очень осторожно:
     -- Если не запахи...
     -- Ты у нас все знаешь в Лесу, -- ответила Кася.
     Семен  крякнул,  отвернулся.  Кася  остановила   себя   на
полуслове,  словно  поперхнулась, горячая кровь стыда прилила к
лицу. Варвар груб, но не виноват, что Соколов ее обидел, уделив
для связи лишь две минуты. Соколов не знает, как здесь страшно,
иначе нашел бы время подбодрить, поддержать, как делал  прежде.
Варвар тем более не должен страдать от перепадов ее настроения.
Пусть  лучше  думает,  что  она -- заносчивая и злая, не желает
выдавать тайну связи. Это не ранит мужское самолюбие, как  если
бы  пришлось  разъяснять  устройство  радиосвязи  ему, человеку
каменного века.
     -- Связь хороша, -- выдавил варвар через  силу.  --  Я  не
знаю  животных,  которые передавали бы такую четкую картину. Ни
запахами, ни стуком, ни вибрацией почвы... Правда, самая четкая
система связи у самых глупых и примитивных животных,  а  я  ими
никогда особенно не интересовался.
     Семен опустил голову, пряча улыбку, отошел. Кася мгновенно
вспыхнула, жалость к варвару разом сменилась острой неприязнью.
Сравнил с животными! Глупыми! Примитивными!
     Варвар,  словно  ощутив перемену ее настроения, ушел вслед
за Семеном. Он, судя по его виду, не чувствовал себя ни глупым,
ни примитивным. Явился дим, сладкий сок едва  не  выплескивался
из  ушей, а раздувшийся от сытости Хоша не сидел, а лежал между
сяжками. Варвар с ходу принялся чистить Головастика, тот в свою
очередь нашел на нем пятнышко плесени, шершавый  язык  едва  не
свалил  хозяина  с  ног. Влад ухватился одной рукой за переднюю
лапу, с  треском  тер  миллионорублевым  модулем  по  раздутому
абдомену,  постучал рукоятью, могучий как десантный танк ксеркс
послушно присел, жесткая щетка с пронзительным скрипом пошла по
бокам, затем варвар продраил соединительные шарниры  стебелька,
швы на стыках сегментов, защитные пласты кутикулы.
     Не  пропустил ни клочка на панцире, ксеркс вовсе забалдел,
по выражению Семена -- химик иногда употреблял вовсе шокирующие
Касю определения, в такие мгновения она не  верила,  что  перед
ней  доктор  химических  наук, -- сейчас у грозного зверя можно
украсть кошелек, обобрать с головы до  ног.  Кася  подозревала,
что  если  бы  у бедного муравья было что красть, доктор наук и
лауреат из непонятной женщинам лихости обязательно попытался бы
это сделать.
     -- Как лижутся, -- сказала Кася с  отвращением.  --  Прямо
как генсеки прошлых лет.
     -- Не ревнуй, -- обронил Семен.
     -- Я? -- вспыхнула Кася. -- Просто смотреть гадко.
     -- А  вдруг у них там эрогенные зоны? Касенька, не подходи
с нашими понятиями. Это другой мир. Кстати, замкнутый. Муравьи,
если ты знаешь, не могут жить без  коллектива.  Даже  не  могут
переваривать  пищу  в  одиночку.  А  этот  ксеркс  жив! Почему?
Подумай. А тем временем просмотри комбинезон. Вон  у  тебя  под
коленом присосался мерзкий по виду грибок!
     -- Ткань выдержит.
     -- Ее  проверяли  на  прочность  в лаборатории, а здесь --
джунгли.
     -- Ткань выдерживает все мыслимое, -- повысила голос Кася.
-- Яды, кислоты, разрывы, проколы...
     Семен смолчал. Его комбинезон  блестел.  Подобно  Владу  и
ксерксу, он чистился часто -- Кася ощутила неудобство, женщина,
а   вроде   замарашки.   В   Мегамире   во   всем   откапываешь
первоначальный смысл:  мода  на  чистоту  явилась  из  жестокой
необходимости  --  грязнули  вымирали  первыми.  Даже в прежнем
Старом Свете.
     Тепло из  воздуха  уходило  сперва  медленно,  затем  Кася
ощутила,  как  судороги  пробегают по всему телу. В Старом мире
кожа пошла бы пупырышками, а в Мегамире весь не  толще  прежней
пупырышки  --  холод  пронизывает целиком, одновременно с кожей
остывает сердце, печень,  внутренности.  Чуть  передержал,  жди
острую  режущую  боль,  если  не  умеешь  заглушать.  Старожилы
научились вырабатывать прямо  в  организмах  болеутоляющее,  но
неизвестно -- к добру ли. Боль -- сигнал о неблагополучии.
     Влад указал на щель у подножья раскидистого мегадерева:
     -- Заночуем там.
     Семен робко предположил:
     -- Не лучше ли... на мегадереве?
     Влад не повернул голову:
     -- Не лучше.
     Они забрались в трещину, сверху закрыли сетью, пропитанной
алломонами.  Сеть  нашлась  у  варвара, Семен и Кася никогда не
спали вне Станции. Даже в первом  поиске  сбежавших  генетиков,
они  всякий  раз к ночи возвращались на Станцию. Правда, всякий
раз -- это дважды. На третий день была  авария,  тогда  впервые
ночь  прошла вне Станции, но Глеб и Кася были до того измучены,
что не замечали ужасов -- впали в мертвый сон. А Ковальский  из
него почти не выходил.
     Варвар  почти  сразу  заснул,  стоя, привалившись к стене.
Вообще  Кася  заметила,  что  он  присаживается  редко,  а   на
четвереньки  опускаться избегает вовсе. Ритуальное, предположил
Семен.   Запреты   жрецов,   шаманов.   Ужасы   наказания.   На
четвереньках  намного  легче  бегать.  В Мегамире прямоходящего
ждет масса трудностей, любое движение воздуха -- даже не ветер,
валит  с  ног.  Примитивные  племена  обязаны  становиться   на
четвереньки! Чересчур велик соблазн.
     Семен  и  Кася  долго не спали, переговаривались, опасливо
поглядывая  наверх.  Там  на  темном  небе  появилась  огромная
страшная  фигура,  поводила  сяжками,  сканируя ночные запахи и
беседуя с Хошей, тот  не  бросал  жвалоносца.  Семен  удивленно
покачал головой: и здесь, среди странных зверей, свои симпатии,
привязанности!  Мог  же крохотный дракончик уютно устроиться на
груди варвара в относительном тепле,  но  остался  с  ксерксом,
греет  другу  лоб  теплым пузом, скрашивает одиночество ночного
дежурства.
     Стены разогретого за ночь ущелья остыли, потянуло холодом.
Семен перехватил капсулку из руки Каси:
     -- Будешь разогреваться на ночь?
     -- Не могу же... в ночной анабиоз... как насекомые!
     -- Первые исследователи каждую ночь впадали.  Может  быть,
потому и прожили так долго?
     -- Журавлев, Немировский?.. Они прожили долго, но все-таки
погибли.  А  те их коллеги, которые жили по-человечески, умерли
своей смертью.
     Она даже во тьме ощутила как  покачал  головой  Семен.  Но
промолчал,  спорить  не стал -- женщина права всегда. А если не
права, то перед ней надо  немедленно  извиниться  и  продолжать
заниматься делом.
     Семен  так  и поступил: свернулся и заснул. Кася фыркнула,
мужчины все-таки одинаковы, присела на корточки --  в  Мегамире
спят  в  любом  положении  -- не проснешься, даже если упадешь.
Хоть с мегадерева.
     Холод постепенно взял верх,  мертвое  оцепенение  проникло
вовнутрь.   Она  ожидала  леденящего  страха,  анабиоз  подобен
смерти, он и есть временная  смерть,  однако  странное  чувство
покоя   разлилось  по  телу.  Она  попыталась  насладиться  им,
прочувствовать глубже...
     ...но  мешал  возникший  шум.  Она  недовольно   подвигала
плечиком,  сердито  открыла один глаз. В расщелине было светло,
небо блистало синью, уже не расчерченное защитной сетью, сверху
доносились голоса. Сконфуженная, она поспешно покарабкалась  по
стене. Если это был анабиоз, то все равно обычный сон лучше: ей
всегда снились яркие сны!
     Семен  с  варваром  скатывали  широкий  тент.  Гигантского
ксеркса не видно, но Хоша торчал столбиком на громадном  камне,
чистил  перышки  и  звонко  верещал,  часто  вскидывая  к  небу
уродливую  страшноватенькую  морду.   "Господи,   это   еще   и
канарейка!" подумала Кася с отвращением.
     -- Как спалось? -- спросил Семен жизнерадостно.
     -- Никак, -- огрызнулась Кася.
     Луч  солнца  опустился  на  деревья, быстро соскользнул по
стволам. Все озарилось нестерпимо ярким сказочным светом.  Кася
невольно   отшатнулась,   прикрыла   глаза   ладонью,   щурясь,
остолбенела: всюду -- на широких мясистых  листьях,  что  лежат
прямо  на земле на ветвях, развилках стволов, вскинутых листьях
наверху  --  сверкают,  переливаясь   всеми   цветами   радуги,
искристые  шары.  Самые  мелкие  с ее кулачок, самые крупные --
приплюснутые весом -- с нее ростом: прикоснешься, влипнешь  как
в жидкий клей.
     Семен посматривал искоса, не мешал зачарованно любоваться:
считанные  секунды  длится  сказочная  красота. Затем блестящая
пленка пойдет  рябью,  капля  росы  прогреется,  пойдет  бурное
испарение...  Солнечный луч прожигает насквозь, через считанные
мгновения от сверкающего шара останется мокрое место, да и  оно
тут же высохнет бесследно.
     До слуха Каси донесся голос Варвара:
     -- Малец  спрашивает у взрослого воина, летают ли червяки?
Тот в крик, дурак, ты же видел червей, как же могут  летать,  у
тебя  вместо  мозгов  одни  ганглии,  чем ты думаешь... А малец
вякает, мол, Верховный Вождь сказал, что летают! Тут воин снова
орет: дурень, не понимаешь, поганые червяки все-таки летают, но
низко, понимаешь, дурень, низко!
     Семен ржал, топал ногами. Кася ощущала вибрацию почвы, как
чувствовала и более далекие толчки, стуки, колебания.  Подумала
с удивлением, что наверное почувствовала бы задолго приближение
землетрясения:  изнутри обязательно шел бы особый треск, как от
переспелого арбуза.
     -- Кася! -- ворвался в уши резкий оклик. -- Катерина!.. Не
спи. Отправляемся.
     Ксеркс  уже  был  на  поляне,  ракетная  установка  плотно
вцепилась в спину, прижалась как перед прыжком, чтобы не мешать
охотиться  в  зарослях. С камня с визгом сиганул Хоша, в прыжке
страшно вздыбил гребень и растопырил когтистые лапы -- управлял
полетом, как запоздало  поняла  Кася,  что  от  ужаса  едва  не
пустила  под  себя  лужу: страшненький дракончик летел почти на
нее.
     Хоша брякнулся Головастику на лоб. Семен и Влад уже сидели
рядом, скалили зубы, явно нашли общую тему для разговоров. Кася
понимала, что это за тема. Когда такие разные  мужчины  находят
общую тему, ясно, о чем чешут языки.
     Она   запрыгнула,  ракетная  установка  разгораживала  их,
потому Семен тщательно проследил,  чтобы  девушка  прикрепилась
липучками и к спине дима, и к установке. Ксеркс почти прыгнул с
места,   Кася   сожалеюще  оглянулась  на  поляну,  рассеченную
расщелиной: блестящие драгоценные  шары  уже  словно  покрылись
трещинами...
     Ксеркс  с  утра  бежал осторожно, лавируя между блестящими
шарами. Попадались такие  монстры,  что  даже  он  не  рисковал
задеть:   пришлось   бы   ждать,  пока  солнце  высушит  каплю,
освободит. Воздух был чист, плавали  только  бакты  не  крупнее
ногтя,  всегда  голодные,  ненасытные,  покрупнее -- поднимутся
позже, когда раскроются цветы, выпустят  в  потеплевший  воздух
крохотные частицы сладкой пыльцы.
     Кася   постепенно  оживилась,  начала  переговариваться  с
мужчинами  поверх  ракетницы.  Варвар,  как   заметила   вскоре
ревниво,  внимал  ей краем уха, больше вслушивался в неумолчный
треск, звон, шорохи, писки, что неслись как раз  из  далей,  до
которых  ехать  еще  полдня.  Ноздри начинали жадно раздуваться
именно тогда, когда запахи вроде бы истончались  или  пропадали
вовсе.
     Головастик  иногда  круто  сворачивал  без всякой причины.
Кася поинтересовалась ядовито:
     -- Кто у нас выбирает дорогу?
     -- Впереди  богомол,  --  ответил  Влад,  не   поворачивая
головы. -- Слева -- стадо тенетников. Всего за полверсты.
     Сосредоточившись,  он  даже  на  ходу  составлял  картину,
полученную  из  запахов,  звуков,  вибрации  почвы.  По  пению,
треску,  писку  ясно кто где сидит или висит на стебле, но даже
по отсутствию свадебных трелей -- тоже ясно, ибо  запах  рисует
пейзаж  с  роскошным  конюшиной,  богатой нектаром, но ревки из
мелких джампов молчат, хотя без них  и  конюшина  не  конюшина.
Значит,  среди  зеленых  листьев и сиреневых, одуряюще пахнущих
шаров  затаился  огромный  хищный  богомол,  дорогу  пересекает
огромный  как  богомол  и тяжелый как камень неуязвимый хищник,
покрытый толстой броней.  Влад  однажды  видел  как  он  стоял,
широко  расставив  железные  когтистые колонны, по тропе бежали
ксерксы, несли добычу, а жунць хватал сверху, в  мгновение  ока
выпивал  сладкий  сок  из  раздутого абмомена, небрежным рывком
отбрасывал искалеченного муравья. Сердце Влада облилось кровью,
с того момента  люто  возненавидел  жунцей,  богомолов  и  всех
зверей, что обижают добрых и верных муравьев.
     Впереди   вырастал   исполинский   лес,   раздутый   соком
настолько, что Влад сперва не поверил  глазам.  Сплошная  стена
сочной  зелени,  земли  не  видно,  как  не  видно и просветов,
деревья разных видов, все плотно притерты друг к другу страшной
борьбой за выживание:  миллиарды  лет  тому  --  противники,  а
сейчас  --  братья,  отражающие вторжение других деревьев. Одни
деревья с раздутыми стволами и крохотными листьями,  другие  --
тонкостволые,  вьются  вокруг  толстяков,  нежно удушая, спешат
вскарабкаться к солнцу.
     Головастик временами  протискивался,  даже  подползал  под
стволами.  Сочные листья чиркали по металлу ракетной установки,
тяжелые капли падали Касе на спину, расползались, приклеивая  к
бугристой  кутикуле.  Медленно  пробрались  мимо  двух  толстых
могучих  деревьев,  по  стволам  стекал  густыми  волнами  сок,
застывал  кольцами,  там копошились клещи -- любители сладкого,
мекки, ревки, а гибкие деревья спиралями взбирались к небу, уже
усыпанные по всей длине листьями и цветами -- хозяев душили  за
отпавшей  ненадобностью в них, ибо наверх уже взобрались, можно
опереться  на  других  гигантов,  а  своего  надо   изничтожить
непременно: подходит время ронять семена!

     Кас