арко  как в бане. В каждой башне с комфортом
разместится пять-шесть тысяч  человек,  включая  помещение  для
работы, учебы, спортивные залы и профилактории.
     Но  лучше,  добавил  Ногтев,  чтобы  заседания Малого Мира
начинались как можно позже. Здесь работа другая, учеба  другая,
многое  другое.  А если мы до сих пор по цвету кожи или разрезу
глаз относим человека к высшим или низшим, то  даже  там  такие
взгляды   встречают   не  просто  противодействие,  а  ответную
защитную реакцию: черный национализм, желтый, избранничество...
А здесь пока что ученые отделываются шуточками,  только  нельзя
доводить до того, чтобы сказали всерьез!
     А  здесь пока что Хомяков неутомимо облазил башню внутри и
снаружи, взял на учет запасы  корма,  а  Кирилл,  гордясь  так,
словно  сам  вырастил  такое  чудо,  вывел  Хомякова по внешней
стороне на самый верх. Там начиналась область широких листьев.
     На  ближайшем  черенке  торчали  круглые  шары  на  тонких
ножках.  Размером  с  футбольные  мячи, даже с такими же плотно
сжатыми чешуйками, они  тянулись  широкой  полосой,  постепенно
сужаясь в клин.
     Кирилл  сорвал,  точнее,  снял ближайший мяч. На стебельке
осталось углубление, мяч лежал на  подставке.  Голубые  чешуйки
снимались   легко,   открывая  белоснежную  рассыпчатую  массу,
похожую на мякоть особо удавшегося банана.
     -- Попробуйте!
     -- Я не подопытный кролик, -- заявил Хомяков негодующе. Он
осторожно взял шар, -- и не морская свинка... Вообще-то...  Гм,
что-то  совершенно  новое на вкус. Ну и обжоры здесь живут! Ну,
гастрономические развратники! Ну, насекомые!
     Он съел почти все, благосклонно кивнул:
     -- Сахару переложили... Но в остальном очень неплохо. А  я
возьму еще один на анализы?
     -- Возьмите  два. И запишите, что если сорвать эти хлебцы,
через день вырастут новые. Еще через  день  --  снова  созреют.
Опять сорвете -- новые нарастут...
     -- Ничего  себе  урожайность!  Эх,  там  хоть  бы  малость
похожее!
     Он вернулся в первый  зал,  где  в  первый  же  час  после
вселения   оборудовал   походную  экспресс-лабораторию.  Кирилл
нерешительно залез через дырку следом, огляделся. Все  работают
быстро, уверенно, азартно, хватаются за десятки дел и успевают.
Только  он,  инициатор  экспедиции, если без лишней скромности,
просыпается  на  краткие  периоды,  затем   снова   впадает   в
оцепенение.  Даже Ногтев везде лезет сам, наслаждаясь возросшей
в сотни раз силой, способностью бегать по стенам и потолку,  во
все  вникает,  от  избытка  сил дублирует Кравченко, Цветкову и
даже Хомякова...
     Послонявшись по залу, полез, было вниз, опять  остановился
на  полпути. Какой смысл догонять неутомимых и целеустремленных
Дмитриев?  Ломать  межэтажные  перекрытия  совсем  неинтересно,
когда знаешь заранее, что там обнаружишь.
     Когда  выбрался  наружу,  воздух  уже  прогрелся.  Со всех
сторон сюрчало,  пищало,  стрекотало,  взревывало.  По  зеленым
полям   листьев   двигались  тяжелые  эшелоны  гусениц,  воздух
колыхался от тяжелых как танки жуков-бронзовок и громадных  как
авианосцы  жуков-оленей.  Часто  и  резко вспыхивали изломанные
злые молнии на сухо  шелестящих  крыльях  стрекоз.  По  внешней
стене,   нежась   под   прямыми   лучами,   ползало   множество
разноцветных  клещиков,  даже  двух  похожих   не   найти,   на
междоузлии  грелись  бабочки  такие крохотные, будто Кирилл Все
еще был там.
     Когда на полуденный сбор не явилась  Саша,  Кирилл  сперва
пропустил  новость  мимо ушей. Десантница, профессионалка -- не
пропадет! А после того случая с пауком, она из кожи вон  лезла,
чтобы  восстановить  работоспособность.  Ее  здоровье  и особые
условия этого мира сделали чудо. Все срослось, зарубцевалось, а
затем рассосались и рубцы. Зиму еще  ходила  с  жуткими  белыми
шрамами,   но  весной  несколько  раз  повертелась  под  жгучим
солнцем, Кирилл сам заставил ее, дрожащую и  синюю  от  холода,
под  апрельским  солнцем -- торопилась пораньше! Кожа покрылась
золотистым загаром, от шрамов не осталось и следа.
     Только Дмитрий встревожился, сразу. Бесстрашная,  дерзкая,
часто   просто  невыносимая  со  своим  милитаризмом,  все-таки
иногда...
     Ногтев сказал с неудовольствием:
     -- Если полагаете, что она где-то влипла... Но  по  одному
идти на поиск позволить не могу.
     Дмитрий раздраженно сказал:
     -- Если пойдем вдвоем, вдвое сузим поиск.
     -- Отправимся  группами по двое, -- отрубил Ногтев. -- Я с
Кравченко,  Дмитрий  с  Забелиным,  а  Кирилл  Владимирович   с
Цветковой. Таким образом в каждой группе по ветерану и новичку.
     Кирилл вспылил:
     -- Аверьян  Аверьянович!  В  вас  говорит странное чувство
юмора, а не забота о спасательных группах. Я мог бы отправиться
с Хомяковым и Черновым!
     -- Они  останутся  охранять  "Таргитай".  А   вы   человек
наиболее   опытный  в  этом  мире.  Естественно,  что  вам  для
равновесия, так сказать...
     Кирилл заметил улыбочки на губах Дмитрия, Забелина. Чуяли,
что в подоплеке его неприязни к  Цветковой  лежит  обыкновенный
страх  перед  красивой  женщиной.  Она  в любом конфликте будет
права, ее пронесут на руках, ей простят, на ее  сторону  охотно
встанут...
     -- Вам  виднее, -- ответил он холодно. -- Но я с муравьями
обращаюсь лучше, чем вы со своей командой.
     По дороге Цветкова держалась рядом, даже пыталась забегать
вперед, он гаркнул и подумал зло, что где там Сашу искать,  эту
бы не потерять. Да и сам, присматривая за нею, вот-вот шагнет в
чью-либо распахнутую пасть.
     Исполинские   растения   двигались  навстречу  мрачными  и
переплетенными  гибкими  стеблями,  с  двигающимися  вверх-вниз
толстыми листьями. Приходилось смотреть не только по сторонам и
под  ноги,  но  и  вверх,  где стебли нависали над головой, где
хрустели панцири, щелкали мандибулы крупных и мелких хищников.
     Цветкова совсем притихла, жалась к Кириллу. Раньше  ей  со
всех  сторон  чудились огромные рты, челюсти, страшные пасти, а
теперь все было наяву,  а  этот  невозмутимый  мирмеколог  идет
спокойно, иной раз даже раздраженно отпихивает!
     Внезапно между двух деревьев просунулась огромная голова с
горящими    злобой    глазами,    потянулась   к   мирмекологу,
перегораживая  дорогу.  Тот  раздраженно  отпихнул  ее,  прошел
совсем  рядом  с  распахнутой пастью, похожей на ковш шагающего
экскаватора. Цветкова двигалась следом, не  чувствуя  ног.  Над
головой  пробегали, цепляясь когтями за стебли, огромные звери,
набрасывались на других, часто еще более крупных и  свирепых  с
виду,   жутко   лязгали   челюсти,  панцири,  хрустели  жесткие
надкрылья, лапы...
     -- Может  быть,  она  уже   вернулась?   --   предположила
Цветкова.
     -- Возможно.
     -- Тогда... вернемся и мы?
     -- Только с заходом солнца, -- ответил Кирилл.
     Они часто взбирались на стебли, просматривали окрестности,
снова  двигались,  заглядывая  под  нависшие над землей листья,
разгребая валежины. Кирилл высматривал следы,  Цветкова  начала
кричать  красивым  звонким  голосом.  В  ответ  оглушительно  и
взахлеб застрекотали кузнечики  и  даже  богомолы,  чуткое  ухо
мирмеколога различило брачные песни самцов.
     -- Мы  еще  не  заблудились? -- спросила Цветкова робко. У
нее  были  очень  красивые  глаза,  смотрела  она   беспомощно,
умоляюще.
     -- Еще  нет,  -- ответил Кирилл ей в тон. Он почувствовал,
что начинает расправляться, даже плечи стали пошире, а  плоская
грудь кабинетного ученого понемногу выпячивается, как у петуха.
Рядом  с  этой беспомощной тлей не так уж и слаб, если за твоей
спиной ищут защиты...
     Огромные стволы папоротников  раздвинулись,  дальше  пошли
мангровые заросли низкорослой лапчатки, во все стороны брызнули
мелкие   жучки,  клещики.  Сквозь  просвет  между  мегалистьями
брызнуло солнце, прогрело, кровь насытилась солнцем.
     На середине поляны Кирилл внезапно крепко взял спутницу за
плечо. На той стороне возвышалась гора, даже не гора -- зеленый
бугристый холм, странно пирамидальный.  В  чем  эта  странность
Цветкова  определить  не успела, рука мирмеколога сжала крепче,
голос над ухом произнес жестко: "Не двигаться!"
     Зеленый холм чуть качнулся. Цветкова взвизгнула, разглядев
в этой  египетской  пирамиде  огромную   лягушку   размером   с
трехэтажный  дом,  а она панически боялась этих зеленых прыгух,
даже когда те были размером с ноготь.
     Кирилл сдавил  ей  плечо  так,  что  Цветкова  уже  и  его
страшилась как лягушки. Зеленая гора присела, расплющиваясь под
собственной  тяжестью,  и...  огромное  тело взвилось в воздух,
заслонив грязно-белым  брюхом  полнеба.  Лягушка  вытянулась  в
полете,  передние  лапы  держала  впереди, как перед нырянием в
воду,  задние  тянулись  в  струнку.  Сперва   поднималась   по
невидимой  дуге, потом также грациозно шла к земле. Перед самой
поверхностью раздвинула  сложенные  впереди  ладошки,  готовясь
принять массу тела.
     Кирилл  молниеносно  развернул Цветкову, с силой прижал ее
лицо к груди:
     -- И пальцем чтоб не шелохнула!
     Ее трясло. Он обхватил ее обеими руками, крепко  прижал  к
себе. Цветкова сама прижималась так, словно пыталась пробраться
к нему в грудную клетку.
     Лягушка  смахивала  на  остромордую,  даже  не  квакшу, но
теперь,  когда  Кирилл  рассмотрел  вблизи  голубоватое  горло,
перебросил  животное  в  подвид травяной лягушки. Самец, молод,
силен, готов к  брачному  периоду.  Хорошо  бы  взять  частичку
слизи!   Кравченко   потеснился  бы  в  лаборатории,  ему  тоже
перепадет, экстрагены лизоцима у самца сейчас особенно  активны
в брачный период...
     Тупая   морда   распахнулась   как   кошелек,   выметнулся
длиннейший язык,  со  звучным  хлопком  ударил  в  пролетающего
комара.  Благодаря лупе времени Кирилл видел как длинный гибкий
ремень, прикрепленный передним концом, достал комара, обвил его
в тугое кольцо, унес обратно в мокрую пещеру. Чудовищная  пасть
с чмокающим звуком захлопнулась.
     -- Оно...  оно  уже  прошло?  -- прошептала Цветкова ему в
грудь.
     -- Не шевелись, -- напомнил Кирилл, не двигая  губами.  --
Мы прямо перед ее пастью...
     Ноги  Цветковой  подкосились.  Кирилл  держал  ее,  плотно
прижав,  стараясь  не  шевельнуть  и  пальцем.  У  лягушек  так
устроены   мозги,   что  замечают  только  прыгающее,  летящее,
бегущее, а сидящего перед носом  жирнющего  комара  не  тронут.
Просто  не  видят.  Так  что  эта  страшная  гора  не  страшнее
надвигающегося скоростного поезда.  Только  догадайся  сойти  с
рельс и можешь не дергаться, читай газетку. Мчаться в панике от
лягушки, все равно что удирать от электрички по шпалам.
     Лягушка  еще  с  минуту  сидела  неподвижно. Светлый живот
тяжело шлепался о землю, поднимал  налипшие  на  слизь  бревна,
булыжники,  мусор.  Затем присела, расплюснулась, огромные шары
глаз оказались почти на уровне глаз Кирилла. Наконец,  огромная
туша беззвучно взвилась ввысь, закружив в воздухе спиралью.
     Кирилл  невольно  пригнулся,  исполинская масса пронеслась
над головой.  В  дальних  зарослях  дрогнула  земля,  затрещали
сочные стебли.
     -- Все, -- сказал Кирилл с облегчением. -- Можно идти!
     Цветкова  не  открывала  глаз. Кирилл отстранил ее. Ноги у
женщины подгибались, она  бессильно  опускалась  на  землю.  Он
потряс   ее,  подул  в  сомкнутые  веки,  в  уши.  Цветкова  не
двигалась,  расслабленно  висела  в  его   руках.   Губы   чуть
раздвинулись,  словно  приготовились  что-то сказать, только не
успели...
     Темно-красный луч заходящего солнца соскользнул с ее лица,
которое сразу стало белым, как  мел,  пополз  вверх  по  стволу
дерева, оставляя холодную тень, стынувший воздух.
     Кирилл  подхватил  ее  на  руки, большими прыжками понесся
обратно.

     Несколько   крохотных   фигурок   суетились   на   большой
неопрятной   кочке.   Кирилл   быстро   сосчитал,   вздохнул  с
облегчением. Двоих нет, но могут быть внутри -- кочка не кочка,
а  замаскированная  гондола.  Здесь  военные   умы   наконец-то
получили  свободу  рук. Не только пацаны или случайные туристы,
никакая разведка не догадается, что за странные  божьи  коровки
ползают по гондоле...
     Когда  он  подбежал,  держа  Цветкову  на руках, с гондолы
спрыгнул Ногтев. Лицо его было встревоженным:
     -- Что с нею?
     -- Не понравилось в лесу, --  ответил  Кирилл.  --  А  где
Фетисова?
     Ногтев мотнул головой, и Кирилл, подняв голову, встретился
с глазами  Саши.  Она  стояла  на  борту  гондолы, ее лицо было
бледное, напряженное, девушка не отрывала взгляда от  Цветковой
на его руках.
     Он поднял Цветкову на вытянутых руках:
     -- Саша... Ее надо привести в чувство.
     Фетисова не шевельнулась, ее глаза стали холодными.
     -- Мне кажется, ей так нравится больше. И еще мне кажется,
что вам это нравится тоже!
     Она  исчезла внутри гондолы. Кирилл постоял с Цветковой на
руках, чувствуя себя довольно глупо, потому что даже  Кравченко
не  бросился  выхватывать  пациентку,  а  Дмитрий  вообще  лишь
улыбался. Цветкова слабо застонала, ее  руки  обвили  его  шею,
тонкие  нежные  пальцы коснулись щеки, и Кирилл ощутил как туда
бросилась жаркая кровь.
     -- Елена, --  сказал  он  настойчиво,  --  с  вами  все  в
порядке?
     Он осторожно и нежно поставил ее на землю. Цветкова нехотя
разомкнула   руки,   ее   громадные   зеленые   глаза  медленно
распахнулись, в них блеснул странный свет.
     -- Ох... -- ее голос был  тихим  и  нежным  как  дуновение
ветерка.  --  Вы  чародей!..  За  один  миг пронесли через лес,
полный чудовищ!
     -- Ну, -- пробормотал Кирилл, осторожно опуская ее, --  не
такой уж и миг... Нес я довольно долго.
     -- А мне показалось единым мигом...
     Наверху  будто  фыркнула  лошадь. Кирилл удивленно вскинул
голову, на краю гондолы снова стояла Саша, ее  губы  кривились.
Она  словно  фыркнула,  ее  пальцы  зло  срывали  маскировочную
пленку. Вниз летели клочья, один  неопрятный  лапоть  опустился
Цветковой на голову.
     Кирилл   быстро  взбежал  на  мостик,  где  Ногтев  чистил
пропановую горелку.  Внизу  на  земле  с  той  стороны  гондолы
мелькнула  черно-красная  спина  ксеркса, муравей нес в гондолу
связку  металлических  баллонов.  Там  же  Хомяков  и   Забелин
раскатывали   воздушный  мешок,  готовя  к  старту,  возле  них
суетился еще кто-то, лица Кирилл не разглядел.
     -- Все в порядке? Вернулись все?
     -- Все, --  ответил  Ногтев.  --  Ложная  тревога,  как  я
говорил.
     -- А что случилось? Почему она задержалась?
     Ногтев повернулся, словно не слыша, крикнул во весь голос:
     -- Забелин,   разворачивай   побольше!   А  то  захлестнет
стропами.
     Когда он повернулся, Кирилл снова спросил:
     -- Что задержало Сашу?
     Ногтев пожевал губами, подумал, внезапно спросил:
     -- Там в зеленой башне ничего не забыли? А  то  когда  еще
вернемся...  С Сашей? Да ничего особенного, ложная тревога. Все
в порядке. Я посылал ксеркса проверить, не забыли ли  чего,  но
он  что-то  не  так понял. Принес чью-то сумку с яйцами! Живьем
выдрал, бессердечный. Или это я что-то не так произнес?
     Кирилл спрыгнул  вниз,  решив  помочь  раскатывать  мешок.
Ногтев  недоговаривает,  а  выудить  не удается. Ногтев опытный
жук, ветеран бюрократического аппарата, эксперт по умалчиванию,
увиливанию от ответов.
     Забелин разогнулся, завидев Кирилла. Лицо его осветилось:
     -- Кирилл Владимирович! Вы наша последняя надежда!
     -- Чем могу помочь? -- спросил Кирилл настороженно.
     -- Как бы задержаться на пару суток?  --  спросил  Забелин
умоляюще. -- Я здесь обнаружил любопытнейшие возможности...
     Кирилл  взялся за край ткани, потащил. Тончайшее полотно с
легким треском стало разворачиваться.  Забелин  не  оригинален,
все  обнаруживает  возможности.  Любопытнейшие, обещающие, даже
грандиозные и сногсшибательные.
     -- Решает Ногтев, -- буркнул он.
     -- Да ладно вам! Все знают, что  отдаете  приказы  вы,  но
только  голосом Ногтев. Я здесь обнаружил удивительную систему,
настоящий вечный двигатель...
     Кирилл не среагировал, и Забелин сказал отчаянным голосом,
борясь со страхом  что  украдут  идею,  за  которую,  возможно,
светит нобелевка:
     -- Здесь  вода  сама  подается  из  земли  на сотни метров
ввысь! По-особому устроены клетки...
     Кирилл  от   удивления   даже   ткань   выпустил.   Чудеса
специализации!  Как  сказал  классик:  спец  по карпу не сможет
жарить форель? Специализация зашла  так  далеко,  что  иные  из
технарей,  даже  лучшие,  не  знают про осмотику? Все растения,
начиная ото мхов и кончая баобабами, выкачивают миллиарды  тонн
воды безо всяких моторов! Удивительно, конечно, можно построить
насосы по этому принципу. Только неловко будет давать авторское
свидетельство кому-либо! Разве что Господу Богу или Природе...
     -- Мы должны держать по ветру нос и парус, -- ответил он с
дружеской  жалостью.  -- Как у моряков Колумба. Потеряем ветер,
наш ценный радист, без которого мы не начинали  поход,  тут  же
радирует  о  крахе,  и  огромная длань Большого Брата опустится
из-за облаков за нашим "Таргитаем".
     Забелин  сверкнул  очами.  Он  был  несогласен   с   тупым
казарменным   графиком,   который   поддерживает  даже  ренегат
Журавлев, больше других изгалявшийся  над  военной  отрыжкой  в
экспедиции. Такие они все, пророки!
     -- В какую переделку попала Фетисова? -- спросил он.
     Забелин пожал плечами:
     -- Наверное,  просто  залюбовалась  цветочками.  Забыла  о
времени, опоздала.
     -- Фетисова?  --  переспросил  Кирилл  с  недоверием.   --
Залюбовалась? Забыла?
     -- Ее   привел   Немировский.   Лучше  чем  он,  никто  не
расскажет;
     Кирилл отправился  искать  Дмитрия.  Кирилл  отыскал  его,
когда тот нес к гондоле их Сухаревской башни ящик с реактивами.
Хомяков шел сзади, прижимая к груди ящик поменьше.
     -- Дмитрий,  --  сказал  Кирилл.  -- Все такие загадочные,
словно с Сашей ничего не случилось? Я имею в  виду  серьезного?
Она могла не вполне оправиться от прошлых травм...
     -- Она  оправилась,  --  заверил  Дмитрий. Он повернулся к
Хомякову. -- Я  доставлю  вашу  экспресску  в  сохранности,  не
беспокойтесь!
     Хомяков  посмотрел  недоверчиво,  но пошел вперед. Дмитрий
придержал   Кирилла,   глаза   десантника   сверкали,   как   у
Мефистофеля, голос дрожал от возбуждения:
     -- Язык держать умеешь? Дело тонкое, деликатное.
     -- Да что случилось?
     -- Вот  и  я говорю, что ничего особенного не случилось, а
она... Хоть и десантница, но душа у нее еще  там  была  тонкая,
деликатная,   а  здесь  совсем  истончилась,  сделикатничалась.
Теперь душа у нее как  у  моего  Буси  --  махонькая,  хрупкая,
легкоранимая. Надо таких беречь?
     -- Бусю или Сашу?
     -- Они  мне  оба  дороги.  Ладно, я расскажу, только держи
язык за зубами. Саша не перенесет позора.
     -- Какого позора?
     -- Вот и я говорю, что никакого позора нет. Но Саша  такая
тонкая, деликатная! Исхудала еще больше.
     -- Дмитрий,  -- предупредил Кирилл угрюмо, -- мое терпение
лопается.
     -- Еще бы!
     -- Дмитрий!
     -- Все-все, рассказываю. Только как насчет  неразглашения?
Молчу-молчу...  Словом, пошли мы с Забелиным на поиски. Он хоть
и физик, а быстро насобачился как и что  здесь,  освоился,  так
что  мы  сразу разделились. Он вправо, а я, как всегда, налево.
Вдвоем больше шансов! В одиночку я наддал, а сам  на  бегу  все
рассуждаю.  Саша  не  дурочка,  хищная  зверюга  ее на прием не
возьмет, она уже в таких играх по два козырных  туза  в  рукаве
прячет.  Словом, бегу я, бегу, мелкое зверье шугаю, от большого
сам шугаюсь... Вдруг чую -- амбре! Мощное такое, его не  с  чем
не   спутаешь.  Священный  жук  Древнего  Египта  прокатил  для
прожорливого потомства запас продовольствия. Даже не на  случай
кризиса,  а  просто для пропитания. Чадолю