ельтапланом знаком...
     На  коленях  у  него  блаженно  выгибался  и   поскрипывал
мандибулами  крупный  паук-торлик.  Пальцы  Ногтева механически
перебирали длинную шерсть. Пауков Ногтев не терпел. На  коленях
у  него  нежился  не  паук, а толстый сибирский кот. По крайней
мере, паук здесь работал котом, а где кот в  доме,  там  покой,
уют и благополучие.
     -- У  нас  готово,  -- сообщил Кирилл. -- Стартовать можем
через неделю. Успеем перетащить необходимое в гондолу, проверим
и перепроверим. Сороконожки обещают ясную погоду  на  ближайшую
неделю,   а   трипсы  гарантируют  на  три  недели.  Правда,  с
двухчасовым  перерывом  на  дождь   двенадцатого   июня.   Надо
стартовать в первый же день циклона.
     -- Ну   и   приборчики   у  вас,  --  заметил  Ногтев.  --
Долгосрочные прогнозы! Трудно научиться ими пользоваться?
     -- Все умеют, -- заверил Дмитрий с удовольствием. --  Даже
Мазохин  разбирается  в  их...  шкалах, делениях, стрелках. Это
правило  техбезопасности!  Без  полной  сдачи  техминимума   по
опасным,  полуопасным и нейтральным насекомым на поверхность не
выпускаю.   У   меня   здесь   железная   дисциплина,   Аверьян
Аверьянович!   Техбезопасностью   заведую   я,   так  что  сами
понимаете...
     -- Понимаю,  --  ответил  Ногтев.   --   У   вас   хорошие
казарменные  порядки.  Каждый  носит  в себе фельдфебеля, а это
страшнее старого бюрократа Ногтева... Что осталось сделать  для
экспедиции?
     -- Только  надуть  воздушный  мешок, -- отчеканил Кирилл с
непривычной для себя лихостью. -- И  обрубить  концы.  Запасная
горелка,   рация,  тройной  запас  горючего,  оружие,  запасные
комбинезоны, яды, контейнеры  с  химикатами  и  все-все  прочее
подготовлено с прошлой осени. В гондолу перегрузим за сутки.
     Кравченко,   который   все   еще   тщательно   следил   за
выздоровлением Ногтева, заметил ядовито:
     -- Немировский уже две учебные  боевые  тревоги  провел  с
тоски! И одну пожарную.
     -- С персоналом? -- не поверил Ногтев.
     -- В  основном  Сашу  и  Димку натаскивает. В восторге все
трое.

     С края пня хорошо просматривался наполовину  зарывшийся  в
песок  красивый  блестящий  шар,  похожий на новогоднюю елочную
игрушку. Эту гондолу умельцы Большого Мира делали  две  недели,
пока  Кирилл  не сообразил, что их гондоле вовсе не обязательно
быть копией батискафа для погружения в Марианскую впадину.
     На пне, почти в самом центре, стоял железный  куб,  черный
как   сажа   и   ребристый   как  батарея  водяного  отопления,
ощетинившийся крючьями, якорями,  толстыми  стволами  гарпунных
пушек,  бластеров.  В  стенах  бугрились крышки люков, блестели
стекла иллюминаторов. Такие же два люка и огромный  иллюминатор
были в днище гондолы.
     Крючья  выдвигались  и  убирались,  ребра  лучше нагревало
солнцем, они хорошо  держали  тепло,  но  благодаря  ребрам  на
стенах   гондолу   будет   нетрудно  охлаждать  ветром.  Корпус
испытывали под ударами сорокатонного молота --  зачем?..  Ткань
мешка  выдерживала  любые  кислоты,  которые  могли схимичить в
своих железах насекомые, на растягивание превосходила  мыслимое
и  немыслимое,  а  разрезать  ее  можно  было  лишь  на  особых
механических ножницах...
     Гондола была  размером  с  трехэтажный  дом.  Нижний  этаж
пустили  под  трюм,  где  разместили  пропановый  бак, запасное
оборудование, на среднем этаже  --  кают-компанию  и  несколько
небольших  комнат,  благо  размеры  позволяли,  а  верхний этаж
разгородили тремя перегородками, смутно представляя еще,  зачем
они  пригодятся. Ну, подручное оборудование, оружие, стрелы для
гарпунных пушек, баки с клеем... Но свободного места оставалось
три четверти пространства. Это не  тесная  корзина,  в  которой
аэронавты путешествуют в Большом Мире!
     На   самом   верху   гондолы   оборудовали  две  площадки,
расположенные на противоположных концах. Одну, поменьше, тут же
окрестили  капитанским  мостиком,  а  вторая,  таким   образом,
оставалась для публики, смотровая.
     Пропановые  горелки  испытывали  десятки  раз,  теперь они
хранились в апартаментах Ногтева. Трудность  была  с  баллонами
для  снижения  газа.  Там  не  могли сделать баллоны размером с
муравья, резьба не шла, так что  теперь  в  гондоле  на  нижнем
ярусе  находился один гигантский бак. Уже заполненный, закрытый
пломбами.  Подводящую  трубу  и  редукторную  головку   сделали
Забелин  и  Чернов,  специалисты-металлурги.  Ногтев придирчиво
проверил, поерепенился, но  принял.  Высоколобые  доктора  наук
умеют  слесарить, если захотят, давно замечено, а Ногтев был бы
никудышным начальником,  если  бы  не  имел  право  на  критику
подчиненных.
     Мешок  выкрасили  в отпугивающий божекоровкин цвет. В мае,
когда  воздух  прогрелся,  шар  отпускали  на   длинном   лине,
проверяли   грузоподъемность,   обучали   экипаж,  отрабатывали
ситуации, вплоть до зависания на ветках мегадерева.
     Кирилла бесило,  что  в  состав  экспедиции  включили,  не
спросив  никого,  даже  Ногтева,  некую Цветову, специалиста по
радиокоммуникации. Она ожидалась за неделю  до  старта.  Ногтев
хмурился, но успокаивал кипящего от негодования Кирилла:
     -- Есть   начальство   и   повыше   нас.   Некий  чиновник
позаботился... Или чья-то родственница... Чудак, где  ты  видел
бочку  меда без ложки дегтя? Мы все еще живем не в самом лучшем
мире, Кирилл Владимирович! И не в самом справедливом.
     -- Сколько дурости в старом мире, -- ответил  Кирилл  зло.
-- Я надеялся что хоть в новом...
     Он  осекся.  Ногтев  может  заподозрить  его  в  упряжке с
Фетисовой! Впрочем, в самом деле поддался, начал  отметать  все
старое,  будто  все  новое  лучше  лишь потому, что новое. Увы,
прогресс -- это не новое, а  лучшее.  В  новый  мир  пришли  со
старыми болячками...
     Неожиданно  очень  полезным  оказался Хомяков, правая рука
Мазохина. Заряженный энергией, как шаровая молния,  он  успевал
быть  одновременно  в  десятке мест, составил длиннейший список
крайне необходимого снаряжения,  из  которого  Кирилл,  как  ни
придирался  к  мазохинцу,  ничего не смог вычеркнуть, с утра до
ночи  суетился  в  гондоле,  таская  материалы,  крепил  этажи,
перегородки.
     Хомяков,  как  напомнил Кириллу Дмитрий, хоть и был против
перебазирования станции в муравейник,  но  когда  решение  было
принято,   больше   других   помогал   перебраться   быстрее  и
безболезнее. В пне освоился мгновенно! Пустующие  пещеры  занял
под  склады,  наладил  защиту.  Он постепенно отходил от работы
ДНКолога, проявлял интерес к муравьям, чаще  других  поднимался
на  поверхность  пня.  Кроме него нормальным человеком выглядел
разве    что    Забелин,    прирожденный    технарь,    фанатик
кристалловедения.  То  ли  устал, то ли еще почему, но все чаще
общался  с  группой  Кирилла,  помогал  им,  интересовался   их
работой.
     За неделю до назначенного старта Ногтев вспомнил:
     -- Кирилл  Владимирович,  сегодня ожидаем последнего члена
экипажа. Дмитрий уже собрался к Переходнику. Вы пойдете?
     -- Важная персона, -- фыркнул  Кирилл  с  отвращением.  --
Заря  радио, а мы богомолы неграмотные... Да мы радиокомпьютеры
с третьего класса чиним! Нет,  я  в  таких  странных  играх  не
участвую...
     Ногтев  понимающе улыбнулся, кивнул, отбыл в сопровождении
Дмитрия.  Отправились  к  Переходнику  впятером,  считая  Диму,
растолстевшего Бусю и Кравченко с его походной аптечкой.
     Кирилл  лихорадочно  готовился  к  скорому  старту,  гонял
экипаж, десятки раз  проверял  оборудование.  О  радисте  сумел
забыть, но дня через три его разыскал Ногтев. Кирилл подпрыгнул
от неожиданности, когда над его ухом раздался зычный голос:
     -- Кирилл   Владимирович!  Пользуюсь  случаем  представить
нового члена экипажа...
     Между Ногтевым и улыбающимся во  все  сто  зубов  Дмитрием
стояла  тоненькая  невысокая женщина. Ее короткие волосы стояли
дыбом, глаза были  светло-зеленые,  как  молодая  трава,  скулы
гордо  вздернуты,  а  сочные  алые губы красиво изогнулись. Она
была  очень  картинной,  красивой,  и   Кирилл   сразу   ощутил
приближение  беды,  словно суеверный матрос при виде женщины на
корабле.
     -- Здравствуйте, -- сказал он неохотно. Вам в  самом  деле
так уж необходимо участвовать в экспедиции?
     У него был настолько враждебный тон, что Цветкова невольно
сделала  шажок  назад.  Дмитрий галантно придержал ее за талию,
чтобы радист не свалился в трещину, да так и оставил руку.
     -- Необходимо,  --  ответила   она   наконец.   Ее   глаза
внимательно  пробежали  по его напряженному лицу, крепко сжатым
челюстям. -- Вы научный руководитель экспедиции? Постараюсь  не
мешать  вам,  Кирилл Владимирович. Я только радист, так что вне
вашего внимания.
     Ногтев сказал очень серьезно, но в глазах прыгало веселье:
     -- Елена... Вы позволите вас так  называть?  Елена,  здесь
все   до   последнего   винтика   в   сфере   внимания  Кирилла
Владимировича. Командует парадом и предпарадной подготовкой он,
и  больше  никто.  Я  только  бог-наблюдатель,   а   творец   и
распределитель ролей -- Кирилл Владимирович...
     Она   оценивающе   посмотрела  на  Кирилла,  в  глазах  ее
проступило размышление, перетряхивался арсенал, сдувалась  пыль
с  копья, мечей, стрел, примерялось оружие и средства пассивной
защиты: щиты, кираса, слезы...
     -- Извините,   занят,   --   буркнул    Кирилл    коротко.
Отвернувшись, резво побежал по канату вверх к центральному люку
гондолы.   Женщина   на  корабле!  Да  еще  воздушном!  Чертовы
родственники, позвоночники... Фамилия слишком красивая, а зовут
и того хуже -- Елена! Тоже  мне,  героиня  эпоса.  Какой  город
разрушили,  последние  эллинские  герои из-за нее погибли! В ей
хоть бы хны, сюда явилась. Теперь здесь все пойдет прахом...
     Уже влезая  в  люк,  перехватил  удивленный  взгляд  Саши.
Девушка  непонимающе  смотрела на него, потом перегнулась через
борт, разглядывая нового члена экипажа.

     Глава 23

     Ногтев был бодр, подтянут, кипел энергией.  Гравитация  не
прижимала   к   земле,   организм   обновился,  избавившись  от
пожиравшей внутренности опухоли. Несмотря на  прежний  солидный
вид,  не  ходил,  а  буквально  прыгал, наслаждаясь здоровьем и
непривычной легкостью.
     Собрав членов экспедиции,  он  сказал  бодро,  с  нажимом,
блестя черными живыми глазами:
     -- С  завтрашнего  дня  начнутся  муссонные ветры. Старики
подтверждают, так что синоптикам на этот  раз  можно  поверить.
Тысячи  лет они начинаются в первой неделе мая, заканчиваются в
середине. Занесет нас на юг Узбекистана. Там пробудем лето, а в
сентябре ветры задуют  обратно.  Туда  и  обратно  рассчитываем
пропутешествовать  без  помощи  Старших Братьев, этого страстно
жаждут экстремисты в  лице  присутствующей  здесь  Фетисовой  и
частично  примкнувшего  к  ним Журавлева... Тихо-тихо, я еще не
кончил! По дороге запланировано пять-шесть посадок.
     -- Сколько продлится путешествие?
     -- Скорость  ветра  обещают  в  восемь-десять   метров   в
секунду.  В  час  сможем героически преодолевать, как напишут в
газетах, около пятидесяти километров! Метры здесь принято,  как
я   слышал,  называть  мегаметрами,  но  километры...  Это  уже
парсеки, если кто слышал это слово!
     Саша, а вслед за ней и Дмитрий,  гордо  раздвинули  плечи.
Они    когда-то    готовились   мерить   дороги   парсеками   и
мегапарсеками.
     -- Кирилл Владимирович планирует продержать нас  в  полете
недели две. У антициклона сил поменьше, на обратный путь кладем
дней  тридцать.  Если  сумеем  продержаться  в  воздухе дольше,
Кирилл Владимирович обещает показать в глубинке нечто  воистину
сказочное!  Ему  карты в руки. Он там работал, так что грибные,
ягодные и прочие браконьерские места помнит...
     Кирилл с закипающим раздражением посматривал на  Цветкову.
Все сидели спокойно, одна она постоянно дергалась, привставала,
отряхивалась,  что-то  брезгливо  давила  ногой,  а рядом сидел
заботливый Дмитрий, услужливо  отряхивал  и  обирал  ее,  тоже,
снимал  с  ее лебединой шеи крохотных микробов. Он был похож на
прутковский персонаж, который доставал  червяка,  что  "попадье
заполз  за  шею".  Если  учесть, что микробы ползали, прыгали и
парили везде, то брезгливой радистке пришлось несладко. Чего не
скажешь о Дмитрии.

     В предпоследний  день  Мазохин  доверительно  обратился  к
Ногтеву:
     -- Аверьян  Аверьянович,  я понимаю важность возглавляемой
вами  экспедиции...  Но  все  же  нельзя  оголять  станцию!  Мы
остаемся  без защиты, без... добытчиков. Прошу оставить хотя бы
одного испытателя. Например, Дмитрия Немировского...
     Он умолк на полуслове, ибо на плече Дмитрия внезапно встал
на всех  шести  когтистых  лапах  Буся,   воинственно   вздыбил
гребень,  выгнул спину. Огромный рот распахнулся, открывая ряды
острейших зубов. Мощные  задние  лапы  напряглись,  глазами  он
держал лицо Мазохина, как в перекрестке прицела.
     Мазохин побледнел:
     -- Чего это он...
     -- Эмпат,  --  небрежно обронил Дмитрий, втайне ликуя, что
среди научных слов есть короткие; выговоришь даже на морозе. --
Мысли  не  читает,  но  настроение  чует...   Вы   продолжайте,
продолжайте! Я посижу с вами рядом.
     Мазохин  почему-то  молчал. И перестал шевелиться. Похоже,
перестал дышать тоже. Ногтев ответил задумчиво:
     -- Пожалуй, вы несколько преувеличиваете. Склады заполнены
продуктами, как мне  стало  известно,  на  восемь  лет  вперед.
Несчастные   случаи   прекратились.   Тут   заслуга,   пожалуй,
ксерксов... Персонал обучен,  техминимум  сдал,  инструкции  по
пользованию   оружием,  инструментами  и  прочим  оборудованием
вывешены в коридорах... гм, туннелях. Немировский уже лезет  на
стену от безделья! А мы ему работу найдем потруднее.
     В день старта все оставили дела, поднялись на поверхность.
Ветра  не ощущалось, но где-то там, вверху, где сияет немыслимо
синее небо, а здесь темный густой  воздух,  пропитанный  свежим
запахом    ранних   цветов,   черный   ящик   гондолы,   гордые
именинники...
     С легким треском вспыхнуло  пламя  в  пропановой  горелке.
Красный   мешок   нехотя  зашевелился,  начал  разворачиваться,
наполняться горячим воздухом, на мир вдруг  взглянули  огромные
жуткие глаза, бессовестно скопированные с крыльев бабочек.
     Возле  Кирилла  внезапно  возник  как  чертик  из  коробки
Чернов. Черный как жук, быстрый, загорелый, всегда улыбающийся.
Он тащил аппаратуру, инструменты, запас химреактивов в  больших
пластиковых пакетах.
     -- Дождались!   --   воскликнул  он  довольно.  --  Вы  не
огорчайтесь, Кирилл Владимирович. Без глупостей ни в одном деле
не обходится, надо бы привыкнуть. Я с вами совершенно согласен:
женщины здесь существовать  просто  не  способны.  Они  слишком
примитивные, ограниченные. Иногда просто дуры...
     Кирилл   предостерегающе   кашлянул,   указал  глазами  на
приближающуюся с бластером наизготовку Сашу:
     -- Мне кажется, эти в целом-то верные...  и  своевременные
утверждения лучше высказывать в другой компании.
     Чернов резко повернулся, расплылся в широкой улыбке:
     -- А,  Саша!  Ну,  Кирилл  Владимирович,  вы даете! Это же
Саша! Саша, ты сама понимаешь, я не имел в виду тебя. Я вообще,
как и все на станции, никогда не считал тебя женщиной.
     -- Кирилл кашлянул громче:
     -- Веденей,  помолчи,  а?  На  сегодня  ты  уже  наговорил
достаточно.
     Чернов   с  непониманием  и  даже  обиженным  видом  пожал
плечами, бегом понесся к гондоле. Груз  держал  обеими  руками,
зубами,  прижимал подбородком, кажется, пытался что-то ухватить
ушами.
     Саша как-то замедленно кивнула Кириллу  и  прошла,  поводя
бластером,  к  месту погрузки. Там оглянулась, в ее глазах было
странное выражение, которого Кирилл раньше не видел.
     Кирилл последние два дня не принимал участия в  подготовке
к  старту.  Почти  безвылазно  проводил  время  в  темных сырых
глубинах.  Возвращался  в  слизи,  от   него   несло   молодыми
личинками,   выпотом,  другими  странными  запахами,  каких  не
услышишь от прокаленных солнцем солдат и фуражиров.
     Ногтев, завидев его выползающим на поверхность  в  который
раз, нетерпеливо крикнул:
     -- Не  налюбуетесь?  Мазохин  клянется,  через  час  можем
стартовать. У нас все в порядке?
     Он покосился на  поверхность  пня.  Ксерксы  носились  как
угорелые,  забирались  в  щели, ныряли в туннели, выскакивали с
угрожающе распахнутыми жвалами. Из гондолы было  видно,  что  и
далеко  внизу  на  земле  тоже  бегали,  сталкивались,  щелкали
жвалами, многие забирались даже на стебли.
     Мимо гондолы пробирался в тень  голый  нежный  червяк,  на
него  наткнулся  бегущий  ксеркс,  не  вцепился, а перескочил и
помчался дальше, а червяк неторопливо потащился дальше,  ничуть
не струсив, будто знал, что ксерксам не до него.
     Ногтев в растерянности повертелся по сторонам, обернулся к
мирмекологу.  Журавлев  и  червяк  знали нечто, а он, начальник
экспедиции, не знал, не понимал, хотя происходило необычное.
     -- Могут помешать? -- спросил он подозрительно.
     -- Не успеваем... -- крикнул Кирилл. -- Уже не успеваем!
     Рядом с его ногами хрустнуло, наверх  выдвинулся  огромный
ком,  размером  с  люк ракетной шахты, с шелестом развалился на
слипшиеся опилки, камешки.  Следом  выскочил  огромный  ксеркс,
разъяренно понесся по ровному, за ним выбежал второй, третий...
     Открылась   нора  чуть  дальше,  потом  еще,  еще...  Норы
появлялись там, где  никогда  их  вроде  бы  не  было.  Ксерксы
выскакивали,  метались  из  стороны  в  сторону, сталкивались с
другими, что выбегали из соседних и дальних нор.  Черно-красных
тел  стало  так  много,  что  уже слились в черно-красное море,
бурлящее,  клокочущее,  наполненное  шумом  трущихся  панцирей,
запахом муравьиной кислоты.
     Когда   огромная   площадь  была  заполнены  возбужденными
муравьями, а остальные бегали по  отвесным  стенам  и  носились
вокруг  пня,  из  нор  начали  осторожно  выдвигаться  странные
существа, мало похожие на муравьев. Чуть крупнее ксеркса, но  с
крохотными  головками  и  огромнейшими  глазами,  с упрощенными
сяжками и... блестящими крыльями!
     -- Самцы, -- пояснил Кирилл буднично. Он  вскарабкался  по
стенке  гондолы  к Ногтеву. -- Сейчас пойдут самки, это намного
зрелищнее.
     Самцы еще продолжали лезть из нор,  когда  среди  ксерксов
появилась  первая  молодая  самка.  Голова  ее  была с половину
туловища самца, а когда вылезла из норы целиком, Ногтев ахнул.
     Линкор с  громадными  блестящими  крыльями!  Мощная  литая
голова,  крупнее  чем у любого солдата, огромные глаза, длинные
лапы. Его грудь была широка, в валиках мускулов,  а  неимоверно
раздутое брюхо напоминало удлиненную цистерну молоковоза.
     Вокруг  самки  суетились  рабочие.  Ее  теребили, пытались
тащить,  ощупывали.  Она  вырвалась,  с  неожиданной  резвостью
пробежалась,    стуча   когтями.   Крылья   вдруг   вздыбились,
завибрировали. Огромное тело напряглось, она сорвалась с  места
так стремительно, словно ее выстрелили.
     Уловив  сигнал,  за  нею  взвились  самцы.  Ногтев покачал
головой: летуны неважные, поднимаются без  всяких  маневров  по
косой дуге...
     Теперь  огромное  плато  кишело самками. Громадные, блестя
панцирями, с  неистертыми  волосками  на  груди  и  лапах,  они
выбегали  изо  всех  нор,  выстреливались  в  воздух.  Среди их
громадных роскошных тел рабочие муравьи терялись, как  теряются
легковые автомобильчики среди тяжелых автокранов.
     Воздух   над   пнем   засверкал  перламутровыми  крыльями,
наполнился острым запахом.  Со  всех  сторон  его  прочерчивали
черно-красные тела.
     Вдруг  небо  прочертила  огромная быстрая тень. Докатилась
воздушная волна. Кирилл качнулся, а неподвижному Ногтеву указал
вниз, за пределы пня. Ногтев перебежал на ту сторону, высунулся
через б