ргалось,  кривилось  во  все  стороны,  смотреть на него было
страшно и тяжело.
     -- Кирилл... А откачать ее никак нельзя?
     -- Ты же знаешь, если не  больше  десяти  минут...  А  она
пролежала под водой несколько часов.
     Над   ее  телом  колебался  столбик  перегретого  воздуха,
поднимался тяжелым паром. Кирилл отодвинулся от яркого  солнца,
Дмитрий словно не чувствовал прожигающие насквозь лучи. Лицо он
закрыл  ладонями, качался над телом друга. Воздух над ним стоял
сухой, накаленный.
     -- Будь  проклят  этот  мир...  --  донесся   до   Кирилла
изломанный  яростью голос. -- Будь прокляты все эти прыгающие и
летающие гады... Чистая, нежная... Какого черта? Зачем?
     Последний  солнечный  луч  ушел  с  пригорка  через   час.
Кристаллы  кварца  подпрыгивали,  звонко  щелкали,  остывая. Из
воздуха начало уходить тепло. Внизу у пригорка уже  была  тень,
оттуда тянуло холодом.
     Кирилл нехотя поднялся:
     -- Дмитрий, надо идти. Надо.
     Дмитрий  не  двигался.  Кирилл  потряс  за  плечо, бережно
поднял Сашу на руки. Теперь ее тело стало меньше, суше. Дмитрий
вскочил, отобрал, понес сам.
     Через четверть часа  выбежали  на  поляну,  откуда  смутно
различали  огромный  ярко-красный  купол станции. Вдруг Дмитрий
дернулся, с испугом посмотрел на дорогую ношу в руках. Глаза  у
него стали размером с блюдца:
     -- Кирилл... Кирилл... Что-то с Сашей?
     -- Клади на землю, -- распорядился Кирилл.
     Дмитрий  опустил  Сашу,  осторожно припал ухом к ее груди.
Кирилл  перевел  дыхание.  Его  собственное  сердце,  казалось,
только  сейчас начало биться. До этого действовал как в горячем
тумане, преодолевая боль, усталость, резь в  животе,  а  сейчас
отпускает, отпускает...
     Дмитрий  вскинул голову. Вместо лица -- вытаращенные глаза
и распахнутый рот:
     -- Мне... почудилось?
     -- Не думаю, -- от усталости его голос звучал буднично. --
Утонувшие муравьи сутками лежат на дне  чашки  с  водой.  Когда
высохнут -- оживают.
     -- Что ты мне о поганых муравьях! Ну не поганых, но это же
Сашка!
     -- Мы  не  муравьи,  но  уже  не  люди.  Не  прежние люди.
Большинство законов этого мира -- наши законы.
     Дмитрий расплылся в  такой  широчайшей  улыбке,  что  стал
похож на летающее блюдце:
     -- С  ума  сойти!  Я  скотина,  дурак,  осел!..  Нет, даже
богомол,   кивсяк,   щетинохвостка...   Хламидомонада!..    Так
оскорбить  этот  прекраснейший  из  миров. Тут сказочно, тут...
Эх-ма, тру-ля-ля, не женитесь на курсистках!  Я  расцелую  всех
насекомых, которых встречу!
     -- Ну-ну,  -- суховато сказал Кирилл. Перед глазами плыло,
в животе словно ворочали ятаганом. -- Значит,  еще  не  знаешь,
что можешь встретить...
     Руки Саши задергались. Дмитрий ухватил ее в охапку, прижал
к земле:
     -- Может быть, бегом к Кравченко?
     -- Чуть подождем.
     -- Кравченко -- голова! Умница, умелец. К тому же лауреат,
автор трех монографий методов трепанации.
     -- Мне  он  понравился  тоже.  Но  сюда  не  лауреатов,  а
знатоков Малого Мира,  либо...  чокнутых.  Тут  все  на  уровне
школяров.  Всякому  ли  лауреату  самолюбие  позволит  начинать
заново?
     Судорога подкинула Сашу  так,  что  распластанный  на  ней
Дмитрий  взлетел  как  от могучего пинка. Кирилл взял гарпунное
ружье, сел, прислонившись к еще теплому камню. Ноги не  держат,
а  тут  в  непривычной  роли:  бдить и охранять... Правда, хоть
ночные хищники еще не вышли, но еще опаснее  вечерние,  которые
успевают  на  границе  дня  и  ночи.  У  них  скорость, зрение,
реакция, точные броски...
     Не выпуская ружья, другой рукой расстегнул молнию, кое-как
сорвал с себя комбинезон. Кожа от  соприкосновения  с  воздухом
пошла   пупырышками.  Со  всех  сторон  бомбардировали  запахи,
сотрясения воздуха,  тепло,  холод.  Нервы  истончившейся  кожи
считали  информацию,  посылая  сигналы в мозг, но язык сигналов
пока что  китайская  грамота,  смутно  воспринимал  лишь  самые
простые   символы.  Во-о-он  за  тем  стеблем  дремлет  большой
кузнечик, который несмотря на травоядность, жрет и  букашек,  а
почти  под ногами, отделенный перегнивающим листом, спит хищный
кивсяк...
     Сашу подбрасывало,  выворачивало  из  стороны  в  сторону.
Дмитрий  висел  над ней, прижимая ее руками, удерживал головой,
чтобы  судорога  не  вывернула  шею.  Наконец  Саша  застонала,
челюсть отвисла, выпал синий распухший язык.
     Кирилл  отворачивался, уводил глаза. Неловко было смотреть
на грудь Саши: маленькую, но,  несомненно,  женскую,  на  белые
жуткие  шрамы.  Дмитрий  бесцеремонно  растирал  ей грудь, но у
суперменов, танцоров и прочих профессионалов другое отношение к
телу, а Журавлев без галстука в присутствии женщины  чувствовал
себя голым. И ее не привык видеть... Ну не в порядке.
     Брови  Саши  задергались,  словно  она тужилась разомкнуть
слипшиеся  веки.  Дмитрий  похлопал  ее  по  щекам.   Ее   лицо
перекосилось,   с  большим  усилием  она  открыла  левый  глаз.
Несколько мгновений смотрела, затем лицо  задергалось  сильнее.
Она плотно зажмурилась, словно увидела нечто ужасное.
     Дмитрий ликующе повернулся к Кириллу:
     -- Она  меня узнала! По глазам вижу, узнала!.. А я дрожал,
что  от  сырости  в  башке  что-нибудь...  Ну,  сам  понимаешь,
заржавеет или короткое замыкание... Теперь живем!
     Саша  уже не билась в конвульсиях. Грудь ее часто и нервно
поднималась, слышно было урчание и бульканье. Наконец  ее  веки
поднялись, глаза медленно прояснились. В них был ужас.
     -- Голова... -- послышался едва слышный шепот. -- Горит...
     -- Горит? -- не понял Дмитрий. -- Ты же мокрая! И в голове
у тебя...
     Кирилл собрал силы, чтобы сказать членораздельно:
     -- На станцию... Работа для Кравченко.
     Дмитрий   подхватил   Сашу,  стремительно  бросился  через
заросли. Через минуту вернулся, подобрал лежащего без  сознания
мирмеколога.  Воздух  похолодел,  движения  замедлялись,  холод
сковывал.
     Когда он подошел к огромному куполу станции, Кирилл и Саша
не двигались, будто окоченели. Они перестали  гнуться,  Дмитрий
нес  их  как бревна. Холод сковывал мысли, ощущения. Как сквозь
туман увидел раздвоенные морковки,  его  подхватили,  внесли  в
теплый,  даже  горячий  воздух.  Донесся  требовательный  голос
Кравченко...

     Глава 14

     Утром Дмитрий  как  пушечное  ядро  с  грохотом  влетел  в
комнату к Саше:
     -- Как   тут  наш  новгородский...  То  бишь  новгородская
гостья? Не удивился морской царь, что вместо  Садко  пожаловала
его Дуня?
     -- Василиса, -- поправил Кирилл.
     Он  ходил  вдоль  стен и по стенам, изучал щипцы, гарпуны,
баллончики с ядом, клеем, аэрозолями.  Саша  сидела  в  кресле,
укутанная в теплое, зеленая от лекарств.
     -- Василиса,  --  отмахнулся  Дмитрий,  --  это  из другой
сказки. А Дуня -- орел, боевой товарищ. Пока Садко  играл,  она
саблей махала.
     Саша  бросила  ему  благодарный  взгляд.  На  Кирилла  она
старалась не смотреть, а когда подняла, наконец глаза, ее голос
был хриплым больше от неловкости, чем от болезни:
     -- Глупость какая... Второй раз в жизни  влипла,  и  опять
меня выволакивает Кирилл Владимирович.
     -- Мы без галстуков, -- напомнил Кирилл.
     -- Прости, Кирилл.
     Дмитрий   пристально   посмотрел  в  ее  бледное,  но  уже
похорошевшее  лицо,  явно  стараясь  изгнать   жуткое   видение
распухшей утопленницы:
     -- Добро  пожаловать с того света! В рай, ясно, не пустили
-- Бог правду видит -- так хоть про ад расскажи. В смоле сидела
или сковородку лизала? Для Мазохина место  уже  приготовлено?..
Хотя для утопленников должно быть нечто особенное...
     Саша со смущением повернулась к Кириллу:
     -- Сами  понимаете,  вам... тебе я обязана всем. Ты вообще
прибыл вовремя. Люди уже боятся выйти.
     -- Не зря, -- вставил Дмитрий.
     -- Да, не зря. Кто высовывается, может исчезнуть.
     Кирилл в недоумении повертел в  руках  сдвоенные  баллоны,
повесил обратно на стену.
     -- Пора представиться здешнему руководству, -- сказал он с
сомнением. -- До утра я согласно инструкции должен был отходить
от шока. Сейчас утро... Кто здесь командует? Наверное, все-таки
биолог?
     -- У  него нет специальности, -- ответил Дмитрий бодро. --
Не ахай, уже и здесь такие появились.  Администратор!  Отвечает
за  всю  программу.  Надо  сказать, план дает, хотя навалили на
нас, бедных...
     -- Администратор, -- повторил Кирилл упавшим  голосом.  Он
ладил  с  муравьями, зверями, птицами, ящерицами, компьютерами,
даже с людьми иногда удавалось, но за всю жизнь еще ни разу  не
удавалось  найти общий язык хотя бы с одним администратором. --
Я пропал... Администратор обязательно  повесит  на  меня  самую
пакостную  работу.  Как  бы  хорошо  я  ее ни сделал, все равно
погавкаемся!
     Дмитрий и Саша обменялись быстрыми взглядами. Кирилл снова
нервно прошелся по стенам,  но  смотрел  уже  не  на  диковинки
вооружения,  а  под  ноги,  будто шел за собственной похоронной
процессией.
     -- Кирилл, -- донесся до него крепнущий голосок  Саши.  --
Мазохин, естественно, насядет на вас. Это понятно. Однако у вас
есть шанс.
     -- Какой?
     -- Вас  прислали как спасателя! Спасателя с очень широкими
полномочиями.
     -- Полномочия мои не оговорены, -- огрызнулся Кирилл. -- А
отстаивать я не очень умею. Пробел в образовании.
     Дмитрий в великом удивлении поднял брови, изумился:
     -- Как? Да этому надо  учиться  в  первую  очередь!  Закон
выживания!
     -- Требуй  организации  собственной  группы, -- подсказала
Саша мягко. -- Ты во главе, мы с Димой подручные. На  подхвате.
От  нас  все  равно  толку  мало.  Мы  не специалисты. Мы, если
говорить честно, вчерашний день. Конечно, Мазохин не  разрешит,
но   вы  стойте  на  своем.  Это  единственный  шанс  отвоевать
самостоятельность. Или выходи на Ногтева...
     Без стука вошел  улыбающийся  Кравченко.  Профессиональным
жестом потрогал Саше лоб, сказал улыбчиво:
     -- Как   спалось?   Кирилл  Владимирович,  вас  приглашает
Мазохин.
     Кирилл дернулся,  словно  у  него  внезапно  заболел  зуб.
Кравченко уже выворачивал веки Саше, вглядывался в глазное дно.
Кирилл  обвел  лица  друзей  хмурым  взглядом, тяжело вздохнул,
молча вышел.

     Мазохин был высокий, широкогрудый, в  плотно  обтягивающем
тело  комбинезоне,  который  делал  его  похожим  на  циркового
арлекина. Мускулы  красиво  бугрились  под  эластичной  тканью.
Мазохин  выглядел  так,  словно  только  что  спрыгнул  с  туго
натянутой проволоки и шел жонглировать гирями, заранее  вздувая
мускулатуру.
     Он   поднялся  навстречу,  крепко  пожал  руку.  Лицо  его
излучало благорасположение.
     -- Здравствуйте, Кирилл Владимирович, -- сказал он  чистым
ясным  голосом.  --  Уж  извините, что мы всем коллективом, так
сказать, не присутствовали при вашем  втором  рождении...  Увы!
Каждая  секунда  на  вес  золота...  Нет,  намного дороже. Да и
работники здесь сумасшедшие. Звереют, если отрываешь от работы.
Не обижаетесь, что оставили с врачом наедине?
     -- Какие обиды? -- пробормотал Кирилл. -- Все правильно.
     -- Ну и слава Богу. А то ведь люди разные...  Не  угадать,
кто  на  что  обидится.  Я  хочу,  чтобы  вы  правильно  поняли
ситуацию.  Я  не  оговорился  насчет  цены   секунды.   Станция
обходится недешево, зато решает задачи, немыслимые для Большого
Мира,  Старого  Света, как его еще называют. Мы наладили плавку
особо   чистых   металлов,   растим   кристаллы   с   заданными
решетками... Переворот не только в науке, это ожидалось, даже в
экономике!  Наши  работы  дают  возможность  построить корабли,
которые пронижут насквозь Солнце, этот газовый пузырь... Мы уже
начали проковыривать  окошко  в  вакуумный  мир,  откуда  будем
черпать  неисчерпаемую  энергию. Это все здесь, в Малом Мире. И
только мы, никто больше, сидим на мешке с сокровищами! И ничего
не делаем, чтоб они стали доступны человечеству!
     Мазохин размахивал  руками,  глаза  блестели.  Кирилл  был
впечатлителен,  хотя  понимал,  что  напористая речь для того и
назначалась.
     -- Ценю вашу работу, -- ответил он с неловкостью. --  Тоже
хочу   поскорее...   Здесь   погибло   несколько  человек.  Как
энтомолог, полагаю, что основная опасность лежит в...
     Мазохин нетерпеливо прервал:
     -- Меры приняты. Со станции никто не отлучается,  питанием
обеспечивают    Немировский   и   Фетисова.   Они   десантники,
специалисты  по  выживанию...  Да,  Фетисова  наконец-то...  Но
теперь  все в порядке? Мы обязаны использовать все возможности,
которые дает уникальная станция. Мы за  эти  два  года  сделали
больше,  чем  сотня исследовательских институтов! Академия наук
выхватывает наши результаты еще горяченькими.  Мы  уже  окупили
затраты...
     Кирилл  с  трудом  борясь с рефлексом вежливости, заставил
себя прервать начальника станции:
     -- Простите,  но  станция  потеряла   специалистов   более
ценных, чем я. И может потерять еще.
     Если  именно  вы  не приложите свои умелые руки? -- быстро
добавил Мазохин. -- Вы сыщик? Майор Пронин, Квиллер, Мат  Хельм
и Тервис Макги в одном лице?
     -- Я  мирмеколог, -- ответил Кирилл. Он поднялся, чувствуя
странное облегчение. Мазохин  перешел  грань  глупой  остротой,
есть  повод  обидеться.  --  Здесь  не чикагские джунгли, а мир
насекомых. Инсектолог важнее сыщика. Ногтев определил мой  круг
обязанностей   достаточно   четко.  Я  хотел  бы  сейчас  иметь
подробную картину несчастных случаев.
     Мазохин тоже поднялся, но руками опирался на стул,  отчего
выглядел  угрожающе.  На  миг  в глазах промелькнуло колебание,
затем голос прозвучал без интонаций,  словно  был  синтезирован
компьютером:
     -- У вас будет возможность пожалеть, что работу на станции
начали  с  конфликта с руководством. А о несчастных случаях вам
лучше всего расскажет хирург Кравченко.
     Кирилл  вышел,  по   дороге   обратно   убеждал   себя   в
микропобеде.  Раньше  не  только  бы  сам подставил спину, но и
колени бы подогнул, чтобы удобнее  было  класть  седло.  А  тут
осмелел,  огрызнулся... Но куда денешься, все в руках Мазохина.
Даже  уволиться  нельзя,  уйти  в  другую   организацию.   Надо
лягаться.
     Кравченко   осторожно  возился  в  кабинете,  который  был
одновременно лабораторией, операционной и слесарной мастерской.
Кирилл остановился в дверях  пораженный.  На  столе  и  длинных
полках лежали приплюснутые разноцветные шары. Крупные -- с дыню
размером,  мелкие  с  кулак.  Внутри  шаров что-то происходило,
двигалось, поблескивало. В одном Кирилл рассмотрел снежно-белый
кристалл, вокруг которого вилась синеватая дымка.
     Кравченко поднялся с пола, улыбнулся:
     -- Экономия на посуде... Колбы  для  химических  растворов
таких размеров изготовить трудно, да и зачем?
     Кирилл  опасливо  покосился на водяные шары. Самые крупные
подрагивали,   словно   там   вот-вот   лопнет   ППН,    пленка
поверхностного натяжения.
     Кравченко угадал опасения Кирилла, заметил энергично:
     -- Не  тревожьтесь!  Межмолекулярное  сцепление -- сила. Я
тоже сперва вздрагивал, казалось, что это вода  в  целлофановом
пакете... Нечему там лопаться, вот в чем фокус! Ард слоем того,
что нам кажется пленкой, другая пленка, третья, четвертая... До
бесконечности!  До  ядра  то есть. Дмитрий увидел, тут же подал
Мазохину заявку на изобретение: беспосудную  торговлю  молоком,
кефиром, соками...
     Кирилл не понял, растерялся:
     -- Торговлю молоком? Здесь?
     Кравченко нетерпеливо махнул рукой:
     -- Я  забыл, что вы еще не знаете Мазохина. И Немировского
тоже. У одного слишком много свободного времени,  у  другого...
Словом,  один  подал,  другой  утвердил и отправил наверх... Вы
знаете, если бы не вы, то вчера мы могли бы не  досчитаться  не
только  Фетисовой!  Мы  уже  вооружились,  как  крестьяне перед
битвой, вышли, а тут вы навстречу!
     -- Не я, Дмитрий...
     -- Но ехали на нем вы?
     -- Он нес нас с Сашей.
     -- Ну ехали, нес, это тонкости терминологии.  В  отношении
Дмитрия,  мне  кажется,  больше подходит слово ехали. На нем не
только ездить, весь Малый Мир можно вспахать. С Фетисовой уже в
норме?
     -- Вашими молитвами.
     -- Намекаете, что я ничем не помог? Да, лишь
     болеутоляющее,  укрепляющее...  --  Вы  сделали  основное,
зачем скромничать? А дальше вывезет молодость, ее здоровье... У
вас что-то ко мне? Вы извините, это кажется грубым, но мы рычим
и  кусаемся,  если  отрывают  от  работы. Я ведь тоже нобелевку
строгаю,  как  и  все  здесь...  Мы   встречаемся   вечером   в
кают-компании.
     -- Да, наслышан, -- ответил Кирилл. -- И тоже встречаетесь
поневоле. Вы не то уколы, не то еще что похуже...
     -- Все  бывает, -- ухмыльнулся Кравченко. Он с нетерпением
оглянулся на удивительные растворы.
     -- Мне нужна картина всех несчастных случаев.
     Кравченко уже с мукой покосился на разноцветные шары:
     -- Э-э... садитесь, что ж делать. Это приказ Мазохина?
     -- Скорее всего подсказка.
     -- Э-э... тогда, может быть, лучше  расскажут  испытатели?
Они  сопровождали  каждый  выход.  Без них и вода не святилась,
если наружу.
     Кирилл поднялся:
     -- Вы  человек  занятой,  я  лучше   потревожу   свободных
охотников.  Мне  все  равно  из  какого  стакана  пить. Лишь бы
чистый. До свиданья!
     -- До свиданья, -- ответил Кравченко уже из другого  конца
комнаты.
     В  коридоре  Кирилл  ощутил,  что  осталось некое ощущение
недоговоренности. Занятость занятостью,  но  кое-что  Кравченко
придержал в рукаве.
     Саша  и Дмитрий повернулись к нему, в их глазах был один и
тот же вопрос. Кирилл отмахнулся:
     -- Вроде бы отгавкался... К  добру  ли!  Конфликты  далеко
заводят,  с  начальством  -- тем более. Давайте рассказывайте о
ваших бедах.
     Саша опустила голову, а  Дмитрий  после  паузы  заговорил,
тоже не поднимая глаз:
     -- Первыми  погибли  Коля  Лямин  и  Максим Сафонов. Тогда
конструировали крылья, вообразили себя Икарами.  Нет,  тот  был
дурак -- Дедалами! Каждый работал над собственной конструкцией,
собирался   дать   сто   очков   вперед  любому  по  дальности,
грузоподъемности, в высшем пилотаже. Лямин и Сафонов  поднялись
первыми.  Крылья у них были не ахти, но здесь взлететь можно на
чем угодно! Вон паук на собственной паутине летает...
     Саша кашлянула, сказала низким сдавленным голосом:
     -- Высоко  взлететь  не  удалось.   Едва   поднялись   над
верхушкой  молочая,  как  мелькнула  огромная  тень.  Мы  внизу
ощутили воздушный удар, нас разметало по земле. Никто  даже  не
понял, стриж, ласточка или еще кто...
     -- Из Центра потом сообщили, что ласточка...
     -- Но это уже потом, -- подтвердила Саша.
     Кирилл  молчал,  рисуя  картину  в деталях. Он знал, что с
того дня Полигон охраняется особенно  тщательно.  Даже  накрыли
тонкой  металлической сетью. Насекомые еще могут шнырять туда и
обратно, а вот даже воробей не пролезет. Но и без воробья можно
влипнуть. Есть люди, которые  могут  отхватить  себе  пальцы  в
ручной мясорубке...
     Дмитрий сказал с облегчением:
     -- Мы с Сашкой всегда шли первыми! Прикрывали яйцеголовых.
Но тут   у   них  сыграла  амбиция:  каждый  летит  на  крыльях
собственной конструкции! Мы с Сашкой бросились мастерить, но ты
не поверишь, как быстро могут работать руками эти доктора наук,
если им загорится! Мы с Сашкой отстали всего на сутки...
     -- Свою конструкцию? -- удивился Кирилл.  Он  с  уважением
посмотрел на Дмитрия.
     -- Да.  Взяли  готовые  --  прибили  двух  мошек,  выдрали
крылья. Как говорится, нечего ждать милостей у природы...
     -- Второй случай тоже был в полете?
     -- Никита исчез, погиб на пустом заброшенном  пне.  Искали
трое  суток,  до сих пор не вносим в списки погибших. Четвертый
погиб  а  полете,  после  чего  Мазохин  запретил  пользоваться
крыльями.
     -- Разумно. Д